проблема недомыслия Фуко и Делёза в том, что не мыслили единое Тела, которое и воспроизводит власть толпы при либерал-фашизме, где идёт отвлечение от единого Тела индивида в пользу субъекта [действия]. Хотя подсказка есть, "массы сами прекрасно и отчетливо всё знают, знают даже намного лучше, чем интеллектуалы", толпа знает прежде потому, что единое Тела скорее реализуется в толпе как бесполом Тела. Субъект права тайное единого Тела индивида, либерализм представил его действующим явно, отсюда и было начато движение к разборке субъекта права на составляющие, в его прото-человеческом. Фуко пришёл к идеи что нет мыслящего субъекта, но не довёл идею до логического конца в Едином Тела. Субъект права не может деградировать, как от единого исходящий, и только в ментальном это происходит, если шизоидное Тела исходящее от бесполого творческое человеческого, как не знающее пределов своих. Власть из-вне анти-человеческая всегда, она компенсация объекта сопротивления в едином Тела злодеев, а правовая власть гражданина тайная, а не явная, рождается во внутреннем индивида, в едином Тела его. Человек толпы не гражданское состояние, и чиновник как политик либерал-фашизма, а только функция. Человек толпы функция своего объекта сопротивления в едином Тела, чиновник-политик универсального, где Путин одновременно менеджер и модератор толпы, в этом гений его бесполого Тела в работе на толпу.

М. Фуко: Однако после недавних событий интеллектуалы поняли, что массы ради знания в них уже не нуждаются. Дело в том, что массы сами прекрасно и отчетливо всё знают, знают даже намного лучше, чем интеллектуалы, и гораздо лучше могут это выразить. Однако существует система власти, которая этот дискурс и знание запрещает, перечеркивает и объявляет недействительными. Это власть, которая существует не только в органах высшей цензуры, но и очень глубоко и незаметно проникает во всю сеть общественных отношений. Так что сами интеллектуалы являются частью этой системы власти, да и сама идея, что они служат носителями "совести" или "сознания" и дискурса, также является частью этой системы. И теперь роль интеллектуала состоит не в том, чтобы, пройдя "немного вперед" или слегка отодвинувшись "в сторону", высказывать за всех безмолвную истину, а скорее, наоборот, в том, чтобы бороться  против всех видов власти там, где он сам представляет собой сразу и объект, и орудие: в самом строе "знания", "истины", "сознания", "дискурса".
Как раз там, где теория не будет выражать практику, толковать её, прилагаться к практике, она станет практикой. Но практикой локальной, практикой региональной, точечной, практикой, пользуясь Вашим выражением, не тотализующей. Это будет борьбой против власти, борьбой за то, чтобы выявлять и подрывать ее там, где она более всего невидима и коварна. Борьбой не за какое-то "овладение сознанием" (ибо уже давно сознание как знание обретено массами, а сознание как субъект захвачено, занято буржуазией), но за подрыв и захват власти, бок о бок со всеми, кто борется за неё, а не в отдалении, якобы нужном для того, чтобы их просвещать. "Теория" - это система такой борьбы на местах.
... когда начинают говорить сами заключенные, оказывается, что у них есть и своя теория тюрьмы, и теория уголовного наказания, и теория правосудия. Именно этот вид речи против власти, этот контрдискурс, поддерживаемый заключёнными или теми, кого мы называем правонарушителями, имеет значение, а не теория насчёт преступности.
... карательная система - это форма, где власть в наиболее явном обличье показывает себя в качестве власти? Помещать кого-либо в тюрьму, охранять его в тюрьме, лишать его пищи, тепла, мешать ему выходить, заниматься любовью и т.д. - именно в этом заключается самое бредовое проявление власти, которое только можно вообразить. На днях я разговаривал с одной женщиной, которая побывала в тюрьме, и она сказала: "Подумать только, что меня в мои сорок лет однажды в тюрьме наказали, посадив на хлеб и воду". Что меня поражает в этом рассказе, так это не только почти детская несерьезность применения власти, но также и тот цинизм, с которым она осуществляется как власть, в своем самом архаичном, наивном и инфантильном виде. Ведь, в конце-то концов, сажать кого-нибудь на хлеб и воду - это способ проучить нас, когда мы ещё только дети. Тюрьма - это единственное место, где власть может проявляться во всей своей наготе и непомерности и подыскивать себе моральное оправдание. "Ведь, осуществляя наказание, я совершенно права, потому что вы же знаете, что воровать или убивать нехорошо..." Именно это в тюрьме и восхищает: на сей раз власть перестает скрываться и маскироваться, а предстает как тирания, которая, будучи сама цинично доведена до самых мельчайших деталей, в то же самое время оказывается чистой и полностью "обоснованной", потому что может всецело формулироваться внутри некой морали, которая и обеспечивает рамки ее осуществления, и тогда ее грубое тиранство проявляется как беспристрастное господство Добра над Злом, порядка над беспорядком.
Я думаю, что за ненавистью, которую народ питает к правосудию, судьям, судам, тюрьмам, не следует видеть только представление о каком-то другом правосудии, лучшем и более справедливом, но прежде всего ощущение некоей исключительной точки, в которой власть осуществляется в ущерб народу. Борьба против судебной системы есть борьба против власти, но я не думаю, что это борьба против несправедливостей, против нарушений правосудия, за какое-то наилучшее функционирование судебных учреждений. И все-таки поразительно, что всякий раз, когда происходили возмущения, бунты, восстания, мишенью нападения наряду с аппаратом налогообложения, армией и другими формами власти оказывался судебный аппарат. Мое предположение, хотя это всего лишь гипотеза, состоит в том, что, например, во время Революции народные суды были для связанной с массами мелкой буржуазии средством, позволявшим ей возвратиться к борьбе против судебной системы. Для этого и была предложена система суда, полагающаяся на какое-то правосудие, которое якобы может быть справедливым, на судью, который якобы может вынести справедливый приговор. Сама же форма суда относится к той идеологии правосудия, которая является буржуазной.
Однако у нас нет трудностей в поиске соответствующих форм борьбы оттого, что мы ещё не знаем, что такое власть. Ведь, в конце-то концов, нужно было дождаться XIX века, чтобы узнать, что же такое эксплуатация; быть может, мы ещё не знаем, что такое власть. Не хватит ни Маркса, ни Фрейда чтобы помочь нам познать эту столь загадочную вещь, одновременно и видимую, и невидимую, присутствующую и скрытую, инвестированную повсюду, которую мы называем властью. Ни теория государства, ни традиционный анализ государственных аппаратов не исчерпывают поля действия и осуществления власти. Перед нами великое неизвестное: кто осуществляет власть? И где она осуществляется? В настоящее время мы приблизительно знаем, кто эксплуатирует, куда уходят доходы, через чьи руки они проходят и куда они инвестируются вновь, тогда как власть... Хотя мы хорошо знаем, что власть удерживают отнюдь не правительства. Но понятие "правящего класса" не является ни достаточно ясным, ни достаточно проработанным. "Господствовать", "править", "управлять", "правящая группа", "государственный аппарат" и так далее - здесь существует целое взаимопереплетение и взаимодействие понятий, которое требует анализа. Аналогичным образом надо было бы узнать, до каких пределов, через какие передаточные механизмы и в каких, часто самых ничтожных, инстанциях иерархии, контроля, надзора, запрета и принуждения осуществляется власть. Ибо повсюду, где есть власть, она осуществляется. И собственно говоря, никто не является её обладателем, но тем не менее она осуществляется всегда в определённом направлении, когда одни находятся по одну сторону, а другие - по другую, и мы не знаем, у кого она есть, но мы знаем, у кого ее нет.
Ж. Делёз: Что касается поставленного Вами вопроса, - нам хорошо видно, кто эксплуатирует, кто извлекает прибыль, кто управляет, однако власть пока является для нас чем-то более расплывчатым, - то я выдвину следующее предположение: марксизм, и главным образом именно он, поставил этот вопрос в терминах интереса (якобы власть удерживается правящим классом, руководствующимся своими корыстными интересами). Но тут внезапно мы сталкиваемся с вопросом: почему же происходит так, что люди, у которых вроде бы нет своего интереса, тесно смыкаются с властью, выклянчивают себе долю участия в ней? Быть может, это происходит потому, что в терминах инвестиций - столь же экономических, сколь и относящихся к языку бессознательного, корыстный интерес отнюдь не окажется определяющим словом, потому что есть инвестиции желания, объясняющие, почему мы при необходимости можем желать не против своего корыстного интереса, - поскольку интерес всегда следует туда и находится там, куда его помещает желание, - но желать каким-то более глубинным и рассеянным образом, чем то диктует интерес. Нужно согласиться с восклицанием Райха: "Нет, массы не были обмануты, в тот момент они жаждали фашизма!" Существуют инвестиции желания, создающие образ власти и повсюду его распространяющие, благодаря которым власть располагается как на уровне шпика, так и на уровне премьер-министра. Не существует естественной и безусловной разницы между властью, которую осуществляет мелкий шпик, и властью, которую осуществляет министр. Именно природа инвестиций желания в общественном теле объясняет, отчего партии и профсоюзы, которые обладали или должны были обладать революционными инвестициями во имя классовых интересов, на уровне желания могут иметь пристрастия реформистские или даже совершенно реакционные.
М. Фуко: Как Вы говорите, отношения между желанием, властью и корыстным интересом сложнее, нежели мы себе обычно представляем, и вовсе не обязательно те, кто осуществляет власть, имеют корыстный интерес в ее осуществлении; а те, кто имеет интерес в ее осуществлении, вовсе ее не осуществляют, и желание власти разыгрывает между властью и интересом некую ставку, вдобавок единственную в своём роде. Бывает, что во времена фашизма массы желают, чтобы власть осуществляли определённые люди, некие люди, которые тем не менее не смешиваются с массами, поскольку власть будет осуществляться на них и им же в ущерб вплоть до собственной их смерти, их жертвоприношения, их истребления, и тем не менее они жаждут этой власти, они хотят, чтобы эта власть осуществлялась. Это взаимодействие желания, власти и интереса пока ещё мало понятно. Понадобилось продолжительное время, чтобы узнать, что такое эксплуатация. Что же касается желания, то нам только еще предстоит узнать, что же оно собою представляет. Но возможно, что те виды борьбы, которые ведутся сегодня, да к тому же все эти локальные, региональные, разрозненные теории, которые теперь в этих видах борьбы вырабатываются и, безусловно, составляют с ними единое целое, это начало открытия того, как осуществляется власть.
Итак, всеобщность борьбы осуществляется, безусловно, не в виде той тотализации, о которой Вы только что говорили, не в качестве теоретической тотализации под видом "истины". Форму всеобщности борьбе придает сама система власти, все виды осуществления и применения власти.

http://www.gumer.info/…/Culture/Fuko_intel_power/Fuko_03.php Фуко М. Интеллектуалы и власть

Из диалогов:
- Не надо оскорблять ФАШИСТОВ. Первыми фашистами были БОЙЦЫ Гарибальди. Освобождали Италию от ОКУПАНТОВ.
- у фашизма нет единого определения, значит и оскорбления никакого нет, всё высосано из пальца. Я чаще употребляю понятие либерал-фашизма.

- Если кто-то Фуко считает философом, то он философ только потому, что пишет всякую дурь. Что он тут наплёл? Жиль Делёз ему в пару.
- после Витгенштейна Фуко считается величайшим философом в 20 веке, и с этим можно согласиться
- Посмотрел ваши любимые цитаты. Не за что зацепиться.
Кто считает Витгейнштейна и Фуко величайшими философами 20 века? Кто разбирается в философии? Их можно считать таковыми только на пустом месте. Это философы третьего порядка. 
"Вряд ли найдётся и полдюжины таких, которые знали бы, что такое собственно философия..." - Фихте
"Истинная философия, появляясь на свет, имеет действительное значение лишь для немногих, для перворазрядных умов. Наряду с истинной философией всегда будут появляться также другие философии - для умов второго, третьего, четвёртого порядка." - Шопенгауэр
- ссылка на философов не имеет смысла по части философии, потому что кабинетные философы - научного направления, они философию разбирали в смешанном виде, как смесь науки, религии и философии, им и не надо было знать что такое философия на деле, но был Сократ который знал и реализовывал такую философию, - которая простой диалог, и ничего более..
- Вот ЦИТАТА!!!
"Вмешиваться в философские споры моего времени мне так же не приходит в голову, как не приходит в голову спуститься на улицу к дерущейся черни и принять участие в общей свалке." - Шопенгауэр
"Для того, чтобы выносить мои произведения, надо иметь великую душу. Я очень счастлив, что восстановил против себя всё слабое и добродетельное." - Ницше
"Учёный никогда не может стать философом; даже Кант не мог стать им, а, несмотря на врождённое влечение своего гения, до конца оставался как бы в состоянии не развернувшейся куколки. Кто думает, что в этих словах я несправедлив к Канту, тот не знает, что такое философ: ибо философ - не только великий мыслитель, но и настоящий человек; а когда же учёный мог стать настоящим человеком?" - Ницше
и т.д.
- а Ницше и не был философом в чистом виде как теоретик, в отличие от Витгенштейна теоретика, поэтому и склонен к критике, хотя критика не философия, Ницше был скорее религиозным мыслителем и философом онтологического направления, как и Хайдеггер с Шопенгауэром, склонным обобщать пустое.
- Если не ошибаюсь, вы противоречите себе - Сократ философ диалога и настоящий философ (но совсем не теоретик), а Ницше не философ потому, что не теоретик. 
Ницше со своим "Антихристианином" религиозный философ?
"Сократ - олицетворение философии" - Маркс. Если это принимается, то суть философии совсем не в теоретизировании.
Опять же Хайдеггера нельзя ставить в один ряд с Ницше и Шопенгауэром.
- вы категоричны и склонны к критике, мои замечания имеют конечно публицистический оттенок, а значит не являются твёрдыми и научно выверенными утверждениями, что же касается философии стою на своём, только диалог является философией, остальное происходит от него. Философы вами цитируемые занимались онтологией, частью философии всего лишь, и были склонны обобщать пустое.
- Я склонен к критике. Сократ только и делал, что занимался критикой в форме диалога, Ницше занимался критикой в форме монолога.
"мои замечания имеют конечно публицистический оттенок, а значит не являются твёрдыми и научно выверенными утверждениями" ---- очень интересно было бы посмотреть на твёрдые, научно выверенные утверждения в философии - никогда такого не встречал, даже у Гегеля.
- почему, вера в абсолют у Гегеля, моя вера в единое Тела, это достаточно твёрдое убеждение в философии, а скажите своё твёрдое убеждение в философии, и тогда может это будет новое слово. Гегель мистик во многом, но и неплохой философ.
- "мои замечания имеют конечно публицистический оттенок, а значит не являются твёрдыми и научно выверенными утверждениями" ----------- тут вы говорите о твёрдых, выверенных научно (?) утверждениях. "моя вера в единое Тела, это достаточно твёрдое убеждение" ----------- тут вы уже говорите о вере(!), убеждении. Как-то мне трудно веру объединить с научно выверенными утверждениями.
Я много чего сказал в философии без претензии на какую-то странную твёрдость. Мне ближе очевидность. 
- вера и есть альфа и омега твёрдого убеждения, и разве наука не на вере строится, она тоже имеет религиозные основания, но только основания, как и философия, здесь нет противоречия, как-бы вы не искали их. Очевидность - бог позитивистов и прагматиков, и достаточно слабых философов.