приплетать Спасителя к религии христианской я бы не стал, богу богово, а кесарю кесарево. Когда в истории появляется индивид, на него всегда накидывают образ, притом пошлый. Апостол Павел во многом был идиотом и той высоты ему не поднять было. Франциск прав, дьявол везде и нигде, а значит он оправдан. Толпа во власти дьявола, где нет индивида, а единое Тела толпы как подобие индивида есть, а значит дьявол в участнике толпы, и он везде и нигде. Спаситель мыслящий в бесполом Тела, как действующем единого Тела, и только как пример, был также причастен дьяволу через бесполое Тела толпы в котором находился. "Спаситель мыслящий в бесполом Тела" - означает вне диалога, то есть в себе и через себя другого, а "другого" нет, к чему уже сейчас пришла философия постмодернизма, что пример только пустота. Христианская религия развивалась сначала в общине, а сейчас в толпе, где община невозможна, достанут, пробовали сохранять общины верующих, но безрезультатно, соблазны не дадут общине быть. Спаситель сказал: я приду, но вы не узнаете меня. Дьявол придёт в его облике тоже, и как причастный толпе только. Христианская религия кончилась в средние века, когда толпа овладела механизмом, а Спаситель не причём. Хорошая религия отличается от плохой только одним качеством, своей действенностью на её носителей, а если носитель исчезает, что произошло с общиной, то религию нельзя уже считать хорошей для носителей. Хорошая в значении роста сторонников и адептов только, а не сама по себе, связь не может быть хорошей, если религия - это связь верующих, а не догматы и обычаи которые могут и меняться со временем, что было. Почему церковные деятели и боятся миссионеров других толков, потому-что знают уже цену миссионерству.

Из диалога:
- Так дьявол и будет вопить, что он и есть Спаситель и будет очередным лже-пророком. Все яростно ждущие спасителя жаждут Финис Мунди.
- не беспокойтесь, дьявол безличен, и примут что захотят принять, и дадут благое название предмету

Казалось бы, общественность уже привыкла к эпатирующим высказываниям нынешнего римского епископа, и ее трудно чем-то удивить. Однако 4 апреля в своей утренней проповеди в отеле святой Марфы Франциск сумел сказать новое слово в богословии, которое, несомненно, заслуживает пристального внимания тех, кто интересуется, что же он из себя представляет на самом деле. Центральной темой этой проповеди стало отношение христиан ко кресту, который, по справедливому замечанию Франциска, не следует рассматривать как простой опознавательный знак или украшение, и к крестному знамению, которое нельзя совершать легкомысленно и не задумываясь о его значении. Рассуждая о евангельском чтении этого дня (Ин 8, 21-30), Франциск обращает внимание на слова Иисуса, обращенные к иудеям: «умрете во грехах ваших», повторенные трижды. Далее он строит свою проповедь на соотнесении слов Христа — «Когда вознесете Сына Человеческого, тогда узнаете, что это Я» — с первым чтением Мессы (Числ 21, 4-9), в котором рассказывается история о медном змие, сделанном Моисеем в пустыне, чтобы ужаленные змеями, которых Господь послал на израильский народ в наказание за их ропот и неверие, взглянув на него, могли получить исцеление. Объясняя эту параллель, Франциск обращается к трудному месту из Второго послания апостола Павла к Коринфянам (2 Кор 5, 21), в котором о Христе говорится, что Бог «не знавшего греха сделал грехом» (τὸν μὴ γνόντα ἁμαρτίαν ὑπὲρ ἡμῶν ἁμαρτίαν ἐποίησεν), и которое нередко переводится и толкуется не буквально, но описательно – например, в Синодальном переводе: «Ибо не знавшего греха Он сделал для нас жертвою за грех». Тем не менее, большинство комментаторов считают более правильным именно дословный перевод, подчеркивая то, что Христос действительно принял на себя грехи всего мира, «сделавшись грехом», и ради спасения человечества претерпел смерть как грешник. Очевидно, что такой вариант прочтения особенно близок Франциску, и он в своей короткой проповеди использует выражение «стал грехом» 7 раз. Однако он идет гораздо дальше, и, многократно обыгрывая новозаветную аналогию «вознесения» Христа на кресте с вознесением Моисеем медного змия в пустыне, заявляет, что, поскольку медный змий может быть символом змия-искусителя и диавола, то и Христос, следовательно, «принял вид отца греха» и «стал диаволом». «Змий, – продолжает папа, — это символ зла, символ диавола; он был самым коварным из животных в земном раю». Поскольку «змий был тем, кто способен совратить с помощью обмана», он – «отец лжи: и это тайна». Но что же, значит, мы «должны смотреть на диавола, чтобы спастись? Змий – это отец греха, тот, кто побудил человечество согрешить». На самом деле «Иисус говорит: “Когда Я буду вознесен, все придут ко Мне”. Очевидно, что это тайна креста». «Бронзовый змий исцелял, — говорит Франциск, — но бронзовый змий был двояким знаком: знаком греха, совершенного змием, знаком совращения змия, коварства змия; но он был также и знаком креста Христова, он был пророчеством». И «потому Господь говорит им: “Когда вознесете Сына Человеческого, тогда узнаете, кто Я». Таким образом, утверждает папа, мы можем сказать, что «Иисус “стал змием”, Иисус “стал грехом” и взял на себя все мерзости человечества, все мерзости греха. И Он “стал грехом”, он дал вознести Себя, чтобы все люди смотрели на Него, люди, раненные грехом, мы сами. Это тайна греха, и об этом говорит Павел: “Он стал грехом” и принял вид отца греха, коварного змия». «Кто не смотрел на бронзового змия, будучи ужален змеей в пустыне, — объяснил Понтифик, — умирал во грехе, во грехе роптания против Бог и против Моисея». Подобным образом, «тот, кто не признает в этом человеке, вознесенном, подобно змию, силу Бога, ставшего грехом, чтобы исцелить нас, умрет в собственном грехе». Ибо «спасение приходит только с креста, но с того креста, который есть Бог, ставший плотью: нет спасения в идеях, нет спасения в благих намерениях, в желании стать хорошими». На самом деле, настаивает папа, «единственное спасение – во Христе распятом, поскольку лишь Он, как это предзнаменовал бронзовый змий, смог взять весь яд греха, и он исцелил нас». «Но чем является для нас крест?», спрашивает Франциск. «Да, это знак христиан, это символ христиан, и мы совершаем крестное знамение, но не всегда мы делаем его хорошо, порой мы делаем его так… потому что у нас нет этой веры в крест», утверждает папа. Крест – говорит он далее – «для некоторых является отличительным знаком принадлежности: “Да, я ношу крест, чтобы было видно, что я христианин”. «Это неплохо», однако «это не только отличительный знак, типа эмблемы команды», но «это память о том, кто стал грехом, кто стал диаволом, змием, ради нас; унизился до полного самоуничижения». L’Osservatore Romano, ed. quotidiana, Anno CLVII, n.79, 05/04/2017 Франциск не уточнил, позаимствовал ли он такие фигуры речи у кого-то из прочитанных им авторов, или додумался до них сам. Интересно, что «Радио Ватикана», сообщая об этой экстравагантной проповеди Франциска, не решилось воспроизвести его наиболее шокирующие высказывания, где он уподобляет Христа «отцу греха» и диаволу, по-видимому, сочтя их неудобовразумительными для своих читателей – во всяком случае, их нет в соответствующих заметках итальянской, английской и русской редакций; однако они присутствуют в изложении ежедневной версии газеты «L’Osservatore Romano», опубликованном и на ватиканском сайте. Читайте также: В Риме протестуют против авторитаризма Франциска: "Фрэнси, где твое милосердие?" Стоит отметить, что Франциск уже не в первый раз дает весьма вольные трактовки библейским текстам. Пожалуй, более всего известна его слабость к личности Иуды Искариота, о котором он много раз отзывался с сочувствием и жалостью, намекая на вероятность его спасения. «Он был епископом, одним из первых епископов, да? Заблудшая овечка. Бедняжка! Бедняжка этот брат Иуда, как назвал его дон Мадзолари в своей прекрасной проповеди: “Брат Иуда, что происходит в твоем сердце?”» — восклицал Франциск в другой своей утренней проповеди 6 декабря прошлого года. У упомянутого дона Мадзолари Франциск позаимствовал и полностью безграмотное толкование сцены, изображенной на капители собора св. Марии Магдалины во французском селении Везле. 16 июня 2016 года, во время открытия пастырского симпозиума Римской епархии, он сказал: «Мне в руки попалось изображение – вы наверняка его знаете – капители базилики святой Марии Магдалины в Везле, на юге Франции, где начинается путь в Сантьяго. С одной стороны там изображен удавившийся Иуда, с вывалившимся языком, а с другой стороны этой капители – Иисус Добрый Пастырь, Который несет его на плечах, несет его с Собой. Это тайна. Но эти люди в Средние Века, которые преподавали катехизис изображениями, они понимали тайну Иуды. И у дона Примо Мадзолари была хорошая речь, в Великий Четверг, прекрасная речь. Это священник не из этой епархии, но тоже из Италии. Итальянский священник, который хорошо понял сложность логики Евангелия. Тот, кто больше всего испачкал руки – это Иисус. Иисус испачкался больше всего. Он не был «чистеньким», но он вышел из людей, был среди людей и принимал людей такими, какими они были, а не какими они должны были быть».
Глубокомысленный вывод о неких проницательных средневековых ваятелях, проникших в «тайну Иуды», сделанный на основании произвольного толкования малоизвестной капители одной из французских церквей, разумеется, не выдерживает никакой критики. Во-первых, коммуна Везле, о которой говорит Франциск, находится не на юге, но в центре Франции, чуть ближе к северу. Само по себе это не имеет значения в контексте данного пассажа, однако хорошо показывает, что Франциск даже не дает себе труда проверить факты, о которых он говорит. Во-вторых, утверждение о том, что человек, несущий на плечах мертвого Иуду – это Христос, не имеет под собой никаких оснований и противоречит как восприятию фигуры Иуды в средневековой христианской традиции, так и западноевропейским церковным художественным канонам той эпохи (речь идет о XII веке), для которых не был характерен образ босого и безбородого Христа – Доброго Пастыря в короткой тунике. Попытка представить Иуду как тонкую и мятущуюся натуру, совершившую роковую ошибку, плохо согласуется как с самим евангельским текстом (который однозначно заявляет об Иуде, что «он был вор» (Ин 12, 6), а сам Иисус говорит: «тех, которых Ты дал Мне, Я сохранил, и никто из них не погиб, кроме сына погибели» (Ин 17, 12)), так и с мнением многих отцов Церкви и церковных писателей. Интересно, что Франциска совершенно не смущает факт самоубийства Иуды, который в традиции Церкви рассматривался как полностью обесценивающий его раскаяние, о котором упоминает евангелие от Матфея (Мф 27, 3). «Дьявол отвлек его от покаяния, чтобы оно осталось для него совершенно бесполезным; он же и умертвил смертью позорною и для всех открытою, внушив ему погубить самого себя».Св. Иоанн Златоуст, Беседы на Евангелие от Матфея«Нисколько не было полезным приносить покаяние, которым не может быть исправлено преступление. Если таким образом когда-нибудь один брат согрешит против другого, что будет в силах вознаградить то, в чем согрешил, то он может быть и прощенным. Но если у него не остается дела, то тщетно его словесное раскаяние. Это именно и говорится о несчастнейшем Иуде в псалме: И молитва его да будет в грех (Пс 108, 7), так что он не только не мог изгладить преступления предательства, но к прежнему преступлению еще присоединил преступление собственного человекоубийства. Подобное нечто говорит и апостол во Втором послании к Коринфянам: Чтобы брат не был поглощен чрезмерною скорбью (2 Кор 2, 7)».Св. Иероним, Четыре книги толкований на Евангелие от Матфея к Евсевию Можно было бы привести десятки и сотни суждений святых и авторитетных церковных писателей, литургических и житийных текстов, и свидетельств постоянной веры Церкви, выраженной, в том числе, в литературных произведениях и церковном изобразительном искусстве, подтверждающих подобное мнение. Но вот, в начале XXI века появляется римский епископ, которому «попадается в руки картинка» с изображением элемента храмовой скульптуры в городе, местонахождение которого он знает весьма приблизительно, и на основании увиденного он делает вывод о существовании «тайны Иуды», которую якобы постиг средневековый мастер. «Бедняжка Иуда!» — жалобно вздыхает он, с немым упреком в адрес жестокосердых отцов Церкви, не сумевших проникнуть в загадочную «тайну». Читайте также: FRANCI$CU$ Комментируя такую «милосердную» трактовку образа Иуды Франциском, один католический блогер еще в прошлом году писал: «Не стоит удивляться, если рано или поздно Бергольо выскажет сомнения и относительно самого диавола: он расскажет нам, что в конечном итоге, диавол был хорошим и Бог простит его, в соответствии с чаяниями Оригена и бреднями каинитов». + Судя по последним высказываниям Франциска, он медленно, но верно движется именно в этом направлении. Франциск, христология
http://skgnews.com/…/xristos-stal-diavolom-uchitelstvo-fra…/ «Христос стал диаволом»: учительство Франциска берет новые высоты