В ней речь идёт о ментальной этике, которая складывается из двух новелл: 1) норм общежития в уме «моего» и «чужого»; 2) правил мыслить, чувствовать, желать, поступать в-себе и в-другом.

Субъект в грамматике — подлежащее; в логике — предмет, о котором что-либо утверждается или отрицается; в когнитивистике — психическая активность, способная делать объектом своего любопытства, как мир, так и саму себя. В главе речь идёт о субъекте, который, собственно, только и может таковым быть - тринокулярном субъекте. Анализируются понятия «доминанты» (от лат. dominans, dominantis - господствующий), потока сознания, полисубстратного полисубъекта.

В ней речь идёт о трансцендентальных способностях бытия и ничто. Об органах познания каждого. О субъектности. Если она наличествует, то - в какой форме? Если своеобразна, то – в какой степени? И чем тактильно-кинестезивный ум отличается от рассудка? И какие вопросы бытие-ум-небытие задают, а на какие дают ответы в ходе тринокулярного соглядатайства?

В главе речь идёт о критериях истины/истинности, которые не могут задаваться опытом (эмпирика) или интеллигибельным (теория), т.е. быть результатом узрения/усмотрения сущностей самих по себе. Но, что есть истина? Истина – изгваздывание бытия-ума-небытия о кромку друг друга, их взаимная притирка, их обоюдное знание, гарантирующее исчерпывающую полноту предметной сферы. Истинствование, т.е. бытие в истине, не сводится к её созерцанию. Знать - действовать вскладчину с познаваемым, - со-мыслить, со-чувствовать, со-полагать обоюдно.

В главе речь идёт о тринокуляре – универсалии, которая должна потеснить с философского олимпа бытие, ничто и ум, взятые порознь, и заново открыть эти начала в их совокупном единстве. Так возникает «бытие-ум-небытие» или Что-Ни-Что. Чтобы эта химера работала, Ничто наделяется суверенными правами на за-ничтойность: свою субстанцию, энтелехию, субстрат и субъект, которые, однако не супервентны бытию, не есть его иное или инобытие. За-ничтойность не столько механика и прагматика ничтожения, сколько само-сознание, отрицательный субъект, задающийся вопросом о смысле негации.

В ней речь речь идёт о методе работы с виртуальными объектами, работы с тем, что непредставимо и невыразимо, чьи предикаты неисчислимы, работы с предметом, чьё явление отсутствует. Метод делает предметом беспредметность. И состоит в двойном порождение: а) предмета в акте узрения; б) акта узрения/усмотрения в процессе схватывания не-сущего, небытия, ничто. Таким образом, метод конституирует и сам предмет и механизм его схватывания.

В главе речь идёт о своеволии мысли, дерзающей мыслить то, чего нет, не было и никогда не будет – мыслить не-сущее, небытие, ничто. Будет исследован феномен свободомыслия на примере софиста Горгия Леонтийского, индийской философии вайшешики, живописного метода художника Эндрю Ньюэлла Уайета. Казусы полезны. Они шунтируют мысль, чтобы удалить тромбы из её кровотока.

В главе речь идёт о спекулятивном подходе к не-сущему, когда наукой и философией отрицается суверенность негации как таковой. Отказывая Ничто в праве на субстанцию, субстрат, субъект, рациональность всё же «мыслит» небытие несмотря на «запрет» Парменида/Аристотеля/Декарта. Но мыслит спекулятивно, мыслит не-сущее как «подручное» у бытия, как его инструмент, а не как его иное, инобытие или антиномию.

В главе речь идёт о запрете мыслить не-сущее как сущее в философии Парменида, Аристотеля, Декарта, Гуссерля и Витгенштейна. 

В главе речь идёт о перцепциях не-сущего в архаическом сознании, мифе и политеизме. Мысль ещё не знает себя как Ничто, и стремится объективировать непредставимое/невыразимое, чтобы урезонить его аппетиты чередой жертвоприношений. Мысль и Ничто ещё не «одно». Здесь роль первой скрипки играет воображение, а воображаемое, как его чистый продукт, продуцирует и репродуцирует отношение между интеллигибельным и чувственным, сущим и не-сущим.