Принято разделять эти дисциплины. Но разделяя их, мы утрачиваем понимание тесной связи между ними. К жизни их вызвала общая политика. И то и другое, политические орудия и естественные образования. Их цель – справедливое распределение природных ресурсов и обмен нашими культурными продуктами. Но и поэтому, они не являются чем-то научным, в принципе. Не в том смысле, что этому не надо обучать или что они не имеют право иметь собственных институтов, а в том смысле, что эти дисциплины не имеют специальных, своих исследовательских методов. За всю историю своего существования, их результатами явились по две-три сомнительных технологий. Все остальное – голый здравый смысл, вымученные прецеденты истории нашего взаимодействия. Они не могут быть, по определению, закрытыми сектами и у них не может быть специального внутреннего языка.

Множится число традиций, борющихся за человека. Так или иначе, все они, либо пытаются объяснить его и смоделировать, либо помочь хлебом и зрелищами. Медицина, Кулинария, Мода, Архитектура, Спорт, все стремятся к одной цели. Многие достигают успехов. Возникают институты, они захватываю реальную территорию, время, добиваются своих прав на счастье. Люди им благодарны. Жизнь становится разнообразнее и богаче, длиннее и веселее. Но надо отметить, что некоторые традиции, еще и рвутся к власти. Тот же психоанализ начинался довольно безобидно, вывел на рынок религиозный продукт индульгенцию и как только окреп, стал авторитарнее самой религии. Психология стала мощным орудием манипулирования. Она позволяет, как на фронте насильственных действий, нейтрализовать человека из театра политических событий. Теперь уже можно не нарушать заповеди - не убей. Можно просто объявить человека недееспособным или сумасшедшим. Без суда и следствия спрятать в психушку, лишить имущества. Это в отношении ненормальных. А больных, можно бросить на произвол судьбы, чтобы они погибли сами.

Существует работа российского социолога Ослона, которая называется «мир теорий в эпоху охвата». Трудно найти другие слова, которые так коротко и ясно объясняют смысл существования традиций. Институты – продукты теорий. Природа конфликтов – теории, а не институты или люди. Люди являются непосредственными участниками конфликтов, носителями, но проблема в конкуренции идей. Теории могут быть сильными или слабыми. Все зависит от количества людей, которые поддерживают или разделяют теорию или идею. Это касается как старых традиций, так и новых проектов, даже если они результат интерпретации старых. Участники конкретной традиции вовлекают и агитируют сторонников из вне.

Настоящая история цивилизации только начинается. Цивилизация рождается вместе со своей историей. Журналисты это увидели первыми. Они называют уже нашу цивилизацию цивилизацией очевидцев. Скоро мы начнем делить эпохи на «до интернет-журналов» и на «после». Не технологи, а традиции вновь доказывают, что разделы исторического времени находятся всегда в сфере глобальных человеческих перемещений. И пожалуй, такого перемещения еще не было, и следующее будет только, когда огромная часть человечество устремится в Океан или Космос. Суть этого нового перемещения в том, что человек теперь может объять планету без собственных физических движений. Наступила эра глобального сотрудничества по совместному охвату пространства-времени.

Если бы, как в «Маленьком принце», человеку можно было бы выбирать любое понравившееся место в космосе, выбирать планеты, то наша история была бы совсем иной. Возможно, так и станет когда-нибудь, а пока мы вынуждены научиться жить вместе на Земле. Точнее, так даже уже было в истории, когда человек только начал осваивать землю, но теперь все поменялось. Нам стало тесно.

Наука – это концентрация внимания на определенном предмете и применении для его исследования определенных методов - технологий. Метод сам может быть предметом внимания. Мы все занимаемся всем. Наука, в целом – такая же древняя традиция, как и все остальные, а науки, в частности – собственно и есть профессиональные традиции в своих организованных системах и институтах. Эта в большей степени авторитарные системы, чем открытые для всего мира. Каждая наука изобретает свой язык общения для взаимодействия внутри сообществ. Успехи наук – это все, что нас окружает в мире рыночных артефактов. Основные метафоры науки – травник и рецепт. Любая наука начинается с классификации, с выделения основного предмета, анализа его атрибутов и связей с другими предметами. Рецепт – это алгоритм. Повар, который варит суп, ничем не отличается от химика, который создает новое вещество. Нам открыты результаты наук, но сами науки пытаются скрывать свои методы или их важные детали.

Религия предопределила рождение философии и не могло быть по-другому. Что делать сыну, получившему образование вне семьи, отличающееся от родительского мировоззрения. Что делать, когда рядом твориться несправедливость? Когда друг в сосед понимает лучше брата, а учитель авторитетнее отца или матери? Гете утверждал, что каждая творческая личность – потенциальный преступник. Он преступает старые стереотипы и формулирует свою систему ценностей, отличную от существующих официальных, устоявшихся традиций. Ницше считал, что человек более «юное создание», чем род. Он только учится создавать самостоятельно. Делез, прав, акцентируя внимание на том, что философия начинается там, где человек начинает творить свои концепты. Пусть эти фантомы являются даже результатом опосредованных знаний. Но ведь и знания, которые человек получает от авторитета, тоже не его личный опыт.

Есть тексты, авторы которых считают, что религиозная душа возникла из тайны. То, что нельзя было понять или объяснить, немедленно присваивали святые отцы. Но тогда как объяснить, что людям, исповедующим веру, также присуще любопытство? Или я ошибаюсь? Как раз к сакральным «откровениям» больше тянутся сектанты, а концепт единобожия предполагает открытые двери в общий храм. И откуда взялась сама идея веры? Зачем верить, когда можно найти «утешение в философии»?

Однажды я прочитал статью одного психолога из МГУ (кажется его фамилия Павлов), который излагал следующую теорию. Мы боимся неопределенности, но есть люди, которые настолько любопытны, что при любых обстоятельствах будут рисковать. Он проводил эксперименты такого рода. В комнате на стул усаживался человек, которому объясняли, что он должен будет просидеть на нем определенное время и ни в коем случае, не оглядываться назад, где он может увидеть нечто такое, что ему может сильно навредить. Человека оставляли одного и подглядывали за его реакцией. То ли двадцать, то ли тридцать процентов, не выдерживали (это время!) и оглядывались. Что заставляет людей залезать в пещеры и лезть в горы?

"Свобода снова зовет нас. Мы должны последовать за ней; мы должны довериться ей вполне. Или мы должны повсюду допустить ее, или она покинет нас. Еще недостаточно, чтобы люди имели право голоса; еще недостаточно, чтобы они были теоретически равными перед законом. Надо еще, чтобы они имели свободу пользоваться благами и средствами жизни; чтобы они стояли на правах равенства в отношении щедрот природы. Или это, или Свобода унесет свой свет. Или это, или наступит тьма, и те самые силы, которые развивал прогресс обратятся в силы, направленные на разрушение. Таков мировой закон. Это урок столетий. Общественный строй не может держаться, если его основы не опираются на справедливость.

Наше основное общественное учреждение есть отрицание справедливости. Допустить одного человека владеть землей, на которой и от которой должны кормиться прочие люди, мы сделаем их рабами в степени, которая увеличивается вместе с развитием материального прогресса. Именно это учреждение во всех цивилизованных странах выжимает из народной массы, непонятными для нее путями, плоды ее тяжелого труда; на место уничтоженного рабства ставит рабство более жестокое и более безнадежное, вырабатывает из политической свободы политический деспотизм и вскоре заменит демократические учреждения анархией."