"конфликт между индивидом и обществом неразрешим" - это представление бесполого Тела Руссо, где присутствует объект сопротивления, и где внешнее и внутреннее Тела как единого слиты вне различия, отсюда и следует идея: "Руссо до конца верил, что даже правильный тип общества есть форма рабства", но гениальный политический мыслитель тем отличается от рядового, что умеет задавать правильные вопросы. Руссо в этой стихии философствования оказался пока никем ещё не превзойдённым, его суждения о науке, философии, религии, как и отношении к этому граждан заслуживают самого пристального внимания. Критика разума велась с позиции бесполого Тела, как самой продуктивной в отстаивании естественного права. Идея суверена Руссо: "гражданское общество является существенно особым, или, точнее, закрытым обществом". "Добродетель есть прежде всего политическая добродетель" - верный посыл, только право решает добро, а не шизоидное Тела к которому скорее прибегают современные политики отстаивая добро и справедливость. "знание, которое требуется для добродетели, предоставляется не разумом, но тем, что он называет «совестью»" - здесь идея относящаяся к единому Тела гражданина как единственному источнику совести, разум и знания не относятся к источникам добродетели, как инструментальные для единого Тела в целом. Кстати политиками в системе либерал-фашизма считают себя чиновники, зависимые граждане, находящиеся в коррупционных связях, как и их совесть, а гражданам отведена роль законопослушных холуёв системы. Депутат Железняк называет граждан и законы правовым полем, на котором политики и играют в свои игры. Поэтому не случайно политики называют правовую систему правовым полем, так по их понятиям правильнее. "Руссо видел связь между своей склонностью к демократии и предпочтением чувства разуму" - действительно это так, только ощущения и чувства могут сообщать о бесправии, а вовсе не разум и знания, что понимает и Путин реагируя на жалобы граждан одним ответом: обращайтесь в суд. Вопрос только какой, каков же суд, мало того что подкуплен привилегиями, но и встроен в вертикаль путинскую, холуйскую, поэтому многие граждане и понимают что путинское "послание в суд" издевательство над здравым смыслом. "наилучшее решение политической проблемы открывается философией и только философией" - здесь Руссо как и Платон понимает что философия значительнее для общества, как ближе к индивиду относящаяся, но принадлежность эта размывается чиновниками и их привилегированными холуями от идеологии и науки. "причина, которая заставляет его апеллировать от гражданского общества к природе, заставляет его апеллировать от философии или науки к природе" - действительно, только так и должно быть, логически правовое от бесполого Тела значительнее шизоидного Тела, как творческой составляющей бесполого Тела.

Руссо до конца верил, что даже правильный тип общества есть форма рабства. Следовательно, он не мог считать свое решение проблемы конфликта между индивидом и обществом более чем терпимым приближением к решению – приближением, которое остается открытым для легитимных сомнений. Прощание с обществом, авторитетом, ограничением и ответственностью, или возврат к естественному состоянию, остается для него поэтому легитимной возможностью. Вопрос тогда не в том, как он решил конфликт между индивидом и обществом, но скорее в том, как он представлял себе этот неразрешимый конфликт. 
Первый дискурс Руссо дает ключ к более точной формулировке этого вопроса. В этом самом раннем из его значительных произведений он критиковал науки и искусства во имя добродетели: науки и искусства несовместимы с добродетелью, и добродетель – это единственное, что имеет значение. Добродетель, очевидно, нуждается в поддержке веры или теизма, хотя и не обязательно монотеизма7. Однако внимание сохраняется на самой добродетели. Руссо достаточно ясно для своего намерения указывает смысл добродетели, ссылаясь на примеры гражданина-философа Сократа, Фабриция и, в первую очередь, Катона: Катон был «величайшим из всех людей». Добродетель есть прежде всего политическая добродетель, добродетель патриота или добродетель всего народа. Добродетель предполагает свободное общество, и свободное общество предполагает добродетель: добродетель и свободное общество принадлежат друг другу. Руссо отклоняется от своих классических образцов по двум пунктам. Следуя за Монтескье, он считает добродетель принципом демократии: добродетель неотделима от равенства или от признания равенства. Во-вторых, он верит, что то знание, которое требуется для добродетели, предоставляется не разумом, но тем, что он называет «совестью» (или «возвышенной наукой простых душ»), или чувством, или инстинктом. Чувством, которое он имеет в виду, окажется изначально чувство жалости, естественный корень всего подлинного благодеяния. Руссо видел связь между своей склонностью к демократии и предпочтением чувства разуму. 
Поскольку Руссо полагал, что добродетель и свободное общество принадлежат друг другу, он мог доказать, что наука и добродетель несовместимы, доказывая, что наука и свободное общество несовместимы. Аргументацию, лежащую в основе Первого дискурса, можно свести к пяти основным соображениям, которые, правда, недостаточно развиты в этой работе, но становятся достаточно ясными, если при чтении Первого дискурса принять во внимание более поздние произведения Руссо. 
По Руссо, гражданское общество является существенно особым, или, точнее, закрытым обществом. Гражданское общество, считает он, может быть здоровым только если у него есть собственный характер, и для этого требуется, чтобы его индивидуальность вырабатывалась или воспитывалась национальными и привилегированными учреждениями. Эти учреждения должны вдохновляться национальной «философией», образом мышления, не передаваемым другим обществам: «философия каждого народа мало пригодна другому народу». С другой стороны, наука или философия по существу универсальна. Наука или философия неизбежно ослабляет мощь национальных «философий» и, вместе с тем, преданность граждан особенному образу жизни, или нравам, их сообщества. Иными словами, поскольку наука по существу космополитична, общество должно быть вдохновляться духом патриотизма, духом, который ни в коей мере не противоречит национальной ненависти. Политическое общество, будучи обществом, которое должно защищаться от других государств, должно воспитывать военные добродетели и обычно развивает воинственный дух. Философия или наука, напротив, деструктивна для воинственного духа. Более того, общество требует, чтобы его члены были полностью преданы общему благу, или чтобы они были деятельны или активны в интересах своих собратьев: «Каждый праздный гражданин – негодяй». С другой стороны, элементом науки является, по общему признанию, досуг, который ложно отличают от праздности. Иными словами, истинный гражданин предан обязанности, тогда как философ или ученый эгоистично добивается своего удовольствия. Кроме того, общество требует, чтобы его члены без сомнений придерживались определенных религиозных верований. Эти полезные убеждения, «наши догмы» или «святые догмы, санкционированные законами», наука подвергает опасности. Наука интересуется истиной как таковой, безотносительно к её полезности; и, таким образом, по причине своего стремления, она подвержена опасности привести к бесполезным или даже вредным истинам. На самом деле, однако, истина недоступна, и поэтому поиск истины приводит к опасным ошибкам или к опасному скептицизму. Элементом общества является вера или мнение. Потому наука, или попытка заменить мнение знанием, неизбежно подвергает общество опасности. Сверх того, свободное общество предполагает, что его члены отказались от изначальной или естественной свободы в пользу конвенциональной свободы, т. е. в пользу подчинения законам сообщества или единообразным правилам поведения, введению которых может способствовать каждый. Гражданское общество требует согласованности или преобразования человека как естественного существа в гражданина. Но философ или ученый должен следовать за «своим гением» с абсолютной искренностью, или совсем не взирая на общую волю или коммунальный образ мышления. В конце концов, свободное общество возникает благодаря замене естественного неравенства конвенциональным равенством. Стремление науки, однако, требует совершенствования талантов, т. е. естественного неравенства; воспитание неравенства до такой степени типично для нее, что можно справедливо сказать, что забота о превосходстве, или гордыня, есть корень науки или философии. 
Именно посредством науки или философии Руссо установил положение, что наука или философия несовместима со свободным обществом и, следовательно, с добродетелью. Таким образом, он молчаливо признал, что наука или философия может быть благотворной, т. е. совместимой с добродетелью. Он не оставил дело на этом молчаливом признании. В том же Первом дискурсе он удостоил высокой награды научные общества, чьи члены должны соединять науку и нравственность; он назвал Бэкона, Декарта и Ньютона учителями человеческого рода; он требовал, чтобы первоклассные ученые получали почетное прибежище при дворах государей, чтобы оттуда просвещать народы относительно их обязанностей и способствовать таким образом счастью народов. 
Руссо предложил три разных решения этого противоречия. Согласно первому, наука плоха для хорошего общества и хороша для плохого общества. В развращенном обществе, в обществе при деспотическом правлении, критика всех святых мнений или предрассудков легитимна, потому что общественная мораль не может стать хуже, чем она уже есть. В таком обществе только наука может предоставить человеку некоторую меру облегчения: обсуждение основ общества может привести к открытию паллиативов от преобладающих злоупотреблений. Это решение было бы адекватным, если бы Руссо адресовал свои работы только своим современникам, т. е. членам развращенного общества. Но он как писатель хотел пережить свое время, и он предвидел революцию. Он писал поэтому также с учетом потребностей хорошего общества и на самом деле более совершенного общества, чем когда-либо существовавшие до этого, которое может быть установлено после революции. Это наилучшее решение политической проблемы открывается философией и только философией. Следовательно, философия не может быть хорошей только для плохого общества; она необходима для возникновения наилучшего общества. 
Согласно второму предложению Руссо, наука хороша для «индивидов», т. е. для «нескольких великих гениев», или «нескольких привилегированных душ», или для «маленького числа подлинных философов», к коим он причислял себя, но плоха для «народов», или «публики», или «простых людей» (les hommes vulgaires). Следовательно, он критиковал в Первом дискурсе не науку как таковую, но популяризированную науку или распространение научного знания. Распространение научного знания гибельно не только для общества, но для самой науки или философии; через популяризацию наука вырождается во мнение, или борьба с предрассудком сама становится предрассудком. Наука должна остаться прерогативой небольшого меньшинства; oна должна держаться в секрете от простого человека. Поскольку каждая книга доступна не только небольшому меньшинству, но всем, кто умеет читать, Руссо вынужден был в соответствии со своим принципом представить свое философское или научное учение с изрядной долей осторожности. Конечно, он полагал, что в развращенном обществе, подобном тому, в котором он жил, распространение философского знания уже не может быть вредным; но, как было сказано выше, он писал не только для своих современников. Первый дискурс следует понимать в свете этих фактов. Назначение этой работы – предостеречь от науки не всех, но только простых людей. Когда Руссо отвергает науку как просто плохую, он выступает в качестве простого человека, обращающегося к простым людям. Но он подразумевает, что, будучи далеким от того, чтобы быть простым человеком, он является философом, который только выступает под видом простого человека, и что, будучи далеким от того, чтобы в конечном счете обращаться к «народу», он обращается только к тем, кто не порабощен мнениями своего века, своей страны или своего общества.
Может показаться тогда, что вера Руссо в фундаментальную диспропорцию науки и общества (или «народа»), которая была исходным поводом к его вере в то, что конфликт между индивидом и обществом неразрешим, или к его завершающей оговорке в пользу «индивида», т. е. немногих «привилегированных душ», – против претензий даже самого наилучшего общества. Это впечатление подтверждается тем фактом, что Руссо находит основу общества в потребностях тела и что он говорит о себе, что нет ничего, связанного с интересами его тела, что могло бы действительно занять его душу; он сам находит в радостях и восторгах чистого и бескорыстного созерцания – например, исследования растений в духе Теофраста – совершенное счастье и божественную самодостаточность. Таким образом, возникает впечатление, что Руссо пытался восстановить классическую идею философии в противоположность Просвещению. Определенно вопреки Просвещению он вновь утверждает критическую значимость естественного неравенства людей в отношении умственных способностей. Но надо сразу же добавить, что, как только Руссо схватывает классическую точку зрения, он вновь поддается тем силам, от которых стремился освободиться. Та самая причина, которая заставляет его апеллировать от гражданского общества к природе, заставляет его апеллировать от философии или науки к природе.
http://www.lstrauss.ru/Crisis.html Кризис естественного права Нового Времени