Ясно, что пред-и-пост-сущее, potentia Аристотеля, становящееся Гегеля, взятое в начале и в конце становления, когда Рубикон не перейден, а холодные его воды только лижут пятки, или, напротив, шлют пловцу, счастливо выбравшемуся на берег Стикса, свой прощальный поцелуй, - пред-и-пост-сущее находится на кромке бытия/небытия. Но, будучи небытием, т.е. бытийствуя в-себе, оно не существует, не явлено в бытии, и по этой причине не становится предметом. Оно притворно-сущее, оно смерть на сносях.

Бытие по Хайдеггеру проблема, которую нельзя решить в силу аберрации зрения у философов. Поэтому то, что является в историческом обличье, есть притворно сущее. Так, досократики видели в бытии «фюзис» (др.-греч. φύσις), праоснову, природу, физику; Платон - «сущность», т.е. идею вещей; Аристотель - «энергию», которая обеспечивает метаморфоз потенциального в действительно сущее. Хайдеггер пишет о философском регрессе, объясняя «забвение бытия» субъективизмом.

Допустим, что корпускулы и волны, - те из немногих, что в силу коллапса волновой функции стали «мыслящими», производят в мозгу «разумные телодвижения». Это означает, что они должны двигаться в логике ментальной каузации. Прощай второе начало термодинамики.

Онтологический анамнез не-сущего. Изнанкование. Сущему предпослано основание. Но что такое это «сущее», чему что-то предпослано, как предпослано, чем/кем и на кокой срок? Есть ли у основания субстрат? И на самом ли деле оно предельное? На языке эмпирики основание - любовь, но безумная, безотчётная, стремящаяся повелевать объектом любви - собой т.е. И в то же время основание послушница, берегущая свою целость, девство, гимен.

10. Не-сущее как фантазм: случай гиперреализма. Прежде, чем разъяснить – почему, говоря о не-сущем, сциентисты не плачут, не смеются и не раздувают щёк, заметим, что Ничто́ не может быть гиперболой, приуменьшением сущего… Как предмет логики, Ничто́ есть чистое отрицание, инверсия, унарная операция над суждениями.

Discours/stress: как истина о не-сущем отсиживается в речевом чулане. 

Семь смертных грехов/Семь слов с креста.

7. Игры в прятки с не-сущим. Случай Ролана Барта. Столкнувшись с непреодолимыми препятствиями на пути исследования нулевой степени письма, Р.Барт посчитал, что стиль, - сухой, лаконичный, - которым Камю очерчивает Мерсо в «Постороннем», не достигает поставленной цели: литературность не исчезает вовсе, а, притворно скинув пёструю одёжку содержанки, щеголяет в изысканном, полупрозрачном газе. И тогда словеса, сверкнув пятками, кажут нос изо всех щелей текста.

6. Верноподданничество: случай Гуссерля/Сартра. Феоменология использовала редукционизм для конституирования сознанием своей подлинной повестки, и не только в плане инструментальной подоплёки, позволившей мысли вывести за скобки аберрации опыта, но и в плане идеации, для чего не-сущее прибрало к рукам всё, что сознание позаимствовало у чувственности. Ясно, что, взяв перочинный нож цепкими пальцами, феноменологи источили карандаш до самого основания.