Следующее проблемное место из Предисловия к «Философии имени» А. Ф. Лосева.

Возьмем пример: вот перед нами стоит шкаф. Есть ли он нечто единое и одно? Не есть ли он также и нечто многое? Разумеется. В нем есть доски, крючки, краска, ящики, зеркало и т. д. и т. д. Ну, так что же он — единое или многое? Абстрактный метафизик сейчас же станет в тупик, ибо если А=А, то уже ни в коем случае А не может равняться не-А. А тут как раз оказывается, что один и тот же, именно один и тот же шкаф есть и одно и многое.

Затруднение. Почему Лосев интерпретирует противоречие «шкаф есть единое | шкаф есть многое» в виде формул «А есть А | А есть не-А»? Ведь если шкаф обозначить как А, то его свойство (единство) нужно обозначить через В. Тогда противоречие будет выглядеть так: «А есть В | А есть не-В».

Разъяснение.

Мое разъяснение будет иметь своеобразный герменевтический характер. Можете считать его упражнением в искусстве толкования.

Итак, есть две позиции:

1. Шкаф есть единое и многое в одном отношении.
2. Шкаф есть единое и многое в разном отношении.

Первую позицию отстаиваю я, вторую Булат (actuspurus).

По мнению Булата, «настоящее диалектика есть противоречие определений, данных в разном отношении». Однако такое противоречие есть лишь мнимое противоречие, а значит вовсе не есть противоречие. Что же это за противоречие, если противоположные свойства приписываются предмету в разном отношении? Такая «настоящая диалектика», перестает быть логикой противоречия, а значит не имеет права называться диалектикой.

Я вслед за А. Лосевым утверждаю, что подлинная диалектика должна иметь дело с подлинными противоречиями, то есть с противоречивыми определениями, данными в одном и том же отношениями. Так что диалектика как логика противоречий либо возможна, либо нет, без всяких там компромиссов.

Воспользуюсь случаем написать нечто вроде «введения в диалектическую логику» в виде разбора особо трудных для понимания мест из текстов А. Лосева. Итак, первый фрагмент «диалектики шкафа», которую описывает Лосев в своем Предисловии к «Философии имени».

Интуитивно понятно, что отрицать существование, напр., кентавра, химеры, золотой горы и отрицать существование, напр., субъекта, истины, смысла суть две разных ситуации: в одном случае отрицается некая вещь, соответствующая отдельному представлению (предмет представления), в другом отрицается предмет мышления.

И в том, и в другом случае встает вопрос об источнике представления либо понятия, о причине их возникновения, ведь отрицая существование кентавра, мы не отрицаем наличие представления о кентавре, и отрицая существование субъекта, мы не отрицаем наличия понятия субъекта. Стало быть, мы отрицаем не представление и не понятие, но то, что за ними стоит, ими обозначается и в них проявляется — некторое сущее, выражающее себя в представлении или понятии. Вот мы и говорим: «нет такого сущего как кентавр» или «нет такой сущности как субъект», «этому представлению или этому понятию ничего в действительности не соответствует».

Таким образом, отрицая нечто, отбирая у него право на бытие, мы покушаемся на саму действительность и, чтобы доказать свою правоту, мы должны обосновать небытие некоторой сущности. Обосновать небытие! Возможно ли это?

Периодически задаюсь вопросом о применимости в философствовании креативных методик, построенных на свободном ассоциировании.

Из заметки Армена Петросяна «Отлавливаю негативные эмоции»:

— Не могу понять, что такое воззрительность эйдоса. То же, что и выразительность?

— Давай рассуждать по-простому. Возьмем треугольник. Он может быть сделан из дерева, может быть изображен, и т.д. Но во всех этих предметах мы видим их "треугольность", идею треугольника. Если мы видим это, значит мы понимаем идею треугольника.

На днях, после того как забавы ради дал истолкование сновидческому образу, пригрезившемуся одной моей знакомой, подумал вот о чем.

Забавно читать у Гуссерля о «воздержании от полагания бытия» (Картезианские размышления, § 8). Зачем было использовать такую двусмысленную, вводящую в соблазн терминологию? Очевидно, здесь были свои скрытые причины, неотслеженные предрассудки. Ну невозможно воздержаться от полагания бытия!

Можно ли сомневаться в бытии чего-либо? Конечно, — скажут нам практикующие методическое сомнение и "воздержание от суждений", — ведь воспринимаемое нами может на самом деле не существовать. Но не является ли это утверждение чересчур поспешным, не скрывает ли под собой эта беспечная уверенность в сомнительности бытия мира каких-то сознательных или неосознанных мотивов?