— Не могу понять, что такое воззрительность эйдоса. То же, что и выразительность?

— Давай рассуждать по-простому. Возьмем треугольник. Он может быть сделан из дерева, может быть изображен, и т.д. Но во всех этих предметах мы видим их "треугольность", идею треугольника. Если мы видим это, значит мы понимаем идею треугольника.

Но как мы поняли эту идею?

Если я скажу кому-то: "треугольник — это трехзвенная замкнутая ломаная". Сможет ли этот человек сразу же понять идею треугольника?

— Нет не сможет. Сперва нужно представить эту трехзвенную замкнутую ломаную как единый образ.

— Верно. Нужно представить образ, либо увидеть его. Структура этого образа является понятием вещи. "Трехзвенная замкнутая ломаная" — это логическое понятие треугольника. Понятие как бы перечисляет составные элементы образа и их связанность между собой, но делает это совершенно невоззрительно. Поэтому понять что-либо (составить понятие) невозможно без схватывания цельного образа той структуры, которая заключена в понятии.

— Получается, что воззрительно — целое, а его структура — нет.

— Получается, что так. Теперь насчет именования.

Первое отличие имени от образа, которое сразу бросается в глаза, — то, что имя призывает, а образ — нет. Образ — явление призванного. С другой стороны, видя образ можно дать имя как другому, так и себе, ведь чтобы дать себе имя, я должен увидеть себя.

Отсюда, мы видим, что существует две первичных ситуации, которые должны быть рассмотрены для уяснения сущности имени и его отношения к образу — это 1) самоименование личности (частный случай — именование другой личности и вещей по облику) и 2) призывание и общение через имя.

Так вот, ты смотришь на человека и говоришь: "Я нареку тебя Защитник Людей (Александр)", потому что образ человека соответствует этому имени. Образ здесь не только чистая внешность, облик. Образ — воззрительное проявление личности. Образ человека выявляет его характер и его историю.

— Но ведь это будет уже именованием с точки зрения инобытия, а не самоименованием.

— А как же! Любое именование предполагает инобытие.

— Но при самоименовании это инобытие дано как смысл, а в данном случае как факт.

— Это неважно. Человек еще не успел стать защитником людей, а его уже назвали таковым. Потому что имя — выражение сущности. Сущность проявляется в образе, а по образу нарекается имя.

— Но если я не знаю твоего имени, разве я могу, исходя из структуры твоей внешности, узнать твоё имя?

— Можешь, поскольку это возможно в принципе. Дело не во внешности, а в том, как проявляется моя личность. Есть устойчивое выражение "образ действий".

— В соответствии с образом твоих действий я могу тебя именовать?

— Да. Но не обязательно в соответствии с уже совершенными мной действиями, поскольку в моем образе я проявлен весь, вся моя прошлая и будущая история.

— Да. Просто нужно уметь видеть.

— Теперь разберемся, каким образом тут присутствует понятие.

Вот смотрим мы на треугольник, схватываем его как целостный образ и различаем структуру. После этого мы говорим: "Назовем эту фигуру треугольником". То есть в имя мы заключаем понятие треугольности. Получается, что в имени присутствует как понятие, так и образ, при том, что имя не образно и не понятийно. Конечно, имя может быть более или менее образным или более или менее понятийным, но может быть и совсем неразложимо на эти составляющие, содержа их в себе.

Таким образом, в цельной вещи мы можем выделить следующие моменты: 1) эйдос (смысл), в котором мы различаем воззрительную и структурную стороны; 2) субстанциальная, вещественная реализация эйдоса; 3) сфера выражения реализованного смысла, в которой, соответственно, различаются образ и понятие (образ — выражение воззрительной стороны эйдоса, понятие — выражение его структуры); 4) имя — синтез образа и понятия, данный средствами инобытия. Можно сказать, что имя есть понятое выражение, или выраженное выражение.

— Как будто бы так. Только это всё мы вывели из ситуации именования по образу. Остается еще рассмотреть ситуацию призывания и общения.