проблема и не в политической мысли вовсе, которая происходит от шизоидного Тела по преимуществу своему, а в мысли о праве, здесь слабое место интеллектуалов привыкших мыслить в шизоидном Тела. Политика вторична праву, поэтому надо идти к истокам, чиновник везде одинаков, в России, Европе, США. Народы не начинают войны, их начинают чиновники находящиеся в состоянии функции бесполого Тела, функция всегда ищет угрозы, а иначе ей никак не понравиться бесправной толпе, где забота, угроза всё. Функция всегда ставит причину перед мнимым следствием, как в истории американских чиновников с Ливией и Ираком, так и чиновника Путина в истории с Крымом, народ которых должен быть непременно спасён, тогда только и началась компания бесправной толпы за патриотизм и величие, недёшево обошедшаяся, но кто выиграл от этой очередной вспышки шизоидного Тела, чиновник, а толпа осталась даже не при своих. Дуракам как говорится везёт, и только потому, что они примыкают к толпе, но выигрывают то избранные. В праве шизоидное Тело уже причастно единому Тела как целому, но интеллектуалы имеются и в бесправии, где шизоидное Тела уже ограничено единым Тела, и за пределами индивида информации о праве не имеет. Поэтому политики и предпочитают держать граждан в чёрном теле, и выступать в роли оракулов времени X, а во времени много ума не требуется, а только приспособленность к шизоидному Тела бесправной толпы. Нынешние политики России, США, абсолютно неспособные к диалогу, а диалог существует вне времени. Поэтому политика сейчас и курам на смех, если во власть должностную идут бездельники и аферисты только. Достаточно посмотреть откуда наши государственные люди, в основном из охранительных структур, где привыкли стоять на стрёме и стучать, какое право они могли предложить гражданам, разумно никакого. "кризис политической мысли проистекает и из другого источника. Он проистекает и из того, что признанных претендентов на субъектность не обнаруживается и в самом обществе" - здесь также перепутана причина со следствием, политическая мысль находится в пределах единого Тела индивида, а субъект права уже нет, как реализуемый и в пределах единого Тела толпы: круговая порука братков, товарищей, друзей, судей, и субъектность для политической мысли в общем ничего не даёт, если она не в пределах правовой системы. Макиавелли разве мог дать политическую мысль сейчас, нет, которая пригодна только для аферистов, а для того времени она была конечно умна и оригинальна в силу её логической стройности для тех условий. Гений Макиавелли в другой области мышления, где не было ещё правовой системы, а индивид уже явился.

О КРИЗИСЕ ПОЛИТИЧЕСКОЙ МЫСЛИ
Постепенно осознается, что осмысление системного кризиса, переживаемого страной, выявляет и такую его особенность, как кризис самой мысли. Не только охранительной, но и оппозиционной. Первая не знает иных ответов на внешние и внутренние вызовы, кроме мобилизационных, но пасует перед вопросами о том, на что, как и кто в современную эпоху может и должен мобилизовывать. Вторая не знает иных ответов на эти вызовы, кроме либерализации и демократизации, но не находит на себя спроса.
Такого в истории России еще не было. Она столкнулась с тем, что власть в ее традиционной роли политического монополиста на вызовы отвечать не в состоянии и вынуждена прикрывать свою несостоятельность внешнеполитическими импровизациями с не просчитываемыми последствиями, что втянуло ее в воронку военных авантюр и обрекло на изоляцию от мирового сообщества. Власть эта может пока обеспечивать самосохранение посредством устрашения общества репрессиями и запугивания его внешними угрозами вкупе с разжиганием геополитических эмоций, но не может ни вдохновить его на развитие, ни, как в былые времена, принудить к нему. История требует от нее демонтажа самой монополии, трансформации моносубъектности в полисубъектность, требует, если воспользоваться терминологией Д.Норта и его соавторов, перехода к государству открытого (для общества) доступа. Но она же напоминает о том, что уже дважды – в начале и конце прошлого века – ничего путного из этого не получилось. Это позволяет легитимировать эгоистическую мотивацию самосохранения монополии, отождествляя его с сохранением государственности.
Однако кризис политической мысли проистекает и из другого источника. Он проистекает и из того, что признанных претендентов на субъектность не обнаруживается и в самом обществе. Нет в нем социальных сил, дозревших до кондиции социального лидерства. Таких сил, которые воспринимали бы себя не альтернативными монополистами, а альтернативой монополии. А у большинства населения нет запроса ни на смену монополиста, ни на демонтаж монополии, ибо нет представления о том, чем иным и лучшим можно ее заменить.
История требует альтернативы многовековой политической парадигме. История дает понять, что парадигма эта себя исчерпала, что удерживать ее можно только авантюрами, которые не остаются безнаказанными и чреваты последствиями, которых посредством авантюр намереваются избежать. И она же, история, как бы признается в том, что такую альтернативу не наработала.
Что же остается в такой ситуации для политической мысли, кроме рефлексии относительно собственной беспомощности?
Игорь Клямкин