Начать прежде всего хочу с определения понятия мышление: Мышление---это   Экзистенциальная деятельность по адаптации в сознание перцептивного материала в сопоставлении с интуитивными представлениями об этой деятельности, а раз, по закону импликации, Иоанн Дунс Скот---"Истина следует из всего", то объективизм представления  Истины сознанием---очевиден, и зависит от обобщающих качеств интенций сознания, как философичность такового.

 Это моё определение базируется на том факте, что все экзистенциальные утверждения   (т.е. все интуитивно мыслимые представления) бессмысленны всегда при отсутствии инициирующей эти утверждения модели, и имеют значение только в сопряжении с моделью, именно в котором они обретают истинное или ложное значение. А общие   (выводные) утверждения содержательны сами в себе и вне модели ничего не говорят о действительности, но при подставлении предметных значений, они организуют мыслительное взаимоотношение с действительностью, в осмысленное суждение о реальности, которое может быть истинно или ложно. Допустим, определение Александра Болдачёва---«Мышление – это деятельность по оперированию понятиями», вообще не рассматривает общность и различие экзистенциальных и общих утверждений и не отражает проблему опредмечивания мышления---моделями, как нечто объективно существенное. Дефиниция вполне может подразумевать в мышлении и психический процесс, но индифферентно к описанию направленности этого процесса, и ставит проблему разграничения понятий объект, субъект, феномен, ноумен. А моё определение свободно от этих неучтённостей, ставя во главу прежде всего сторону Экзистенциальную (как имеющего отношение к высшим, смысловым, рационально невыразимым ценностям и проявлениям человеческой субъективности), схватывая этим даже априорные скрипт-основания, разворачиваемого на основе мышления---психически опосредованного осознания (если таковые имеются). 

    Я в этом своём определении впрямую показал связь перцепции с объективностью, и то, "куда это ум так спешит", так сильно переживая за результаты своей мыслительной деятельности, и именно отражённая мною направленность в будущее, как раз позволяет наметить определение аттракции мышления и сознания, для обобщающих качеств интенций сознания, как философичность такового. И именно в этом понимании можно говорить о положительной или отрицательной характеристике направленности мышления. Скажу даже больше, по Триадологии Пирса, вещественный мир Двоичен (как завершённость), и потому своей рефлексией напрямую имеет Первичность (Возможность), а опосредование этой Двоичности мышлением и сознанием---Троичность (как жизнь и эволюция). Потому, познание сути вещественного мира подаёт видеть саму природу СУЩЕГО в Первичности. И рефлексией, Троичность сознания, имеет свою собственную сущность Вторичности (завершённости) в разумении своего в вечность удела (реализуясь в Законе, Логике и Волении). И только достигнутое мышлением единство Вторичности человеческого, в обобщении вещественного, в полагаемом предсказании Возможности (Первичности) вещественного---подают человеку увидеть Первичность и своего духовного (общего, метафизического) и материального естества, как своё метафизическое единство с «Истиной Всех Миров», т.е. с Божеством. Это же подтверждает и математика (как теория предельных обобщений вещественного, имеющая рефлексией---метафизическую общность природы духа).-

 [[По Интуиции, Логика (в выражении математика Г.Вейля) - это своего рода гигиена, позволяющая сохранить идеи здоровыми и сильными. Интуиция отбрасывает всякую осторожность, логика же учит сдержанности. Только проведенное шаг за шагом логическое доказательство делает завоевания Интуиции, объективно установленным результатом. Уточняя и закрепляя результаты И., логика сама обращается к ней в поисках поддержки и помощи (как к источнику объективного представления Истины, имманентной единству духа, души, тела---Именем от Бога). Логические принципы не являются чем-то заданным раз и навсегда. Они формируются в многовековой практике познания и преобразования мира и представляют собой очищение и систематизацию стихийно складывающихся "мыслительных привычек". Вырастая из аморфной и изменчивой пралогической Интуиции, из непосредственного, хотя и неясного "видения логического"---эти принципы всегда остаются связанными с изначальным интуитивным "чувством логического". Не случайно всякое строгое доказательство ничего не значит даже для математика, если результат остаётся непонятным ему интуитивно. Логика и Интуиция не должны противопоставляться друг другу, каждая из них необходима на своём месте. Внезапное интуитивное озарение способно открыть истины, вряд ли доступные последовательному и строгому логическому рассуждению. Однако ссылка на И. не может служить твердым и тем более последним основанием для принятия каких-то утверждений. Интуиция приводит к интересным новым идеям, но она нередко порождает также ошибки, вводит в заблуждение. Интуитивные догадки субъективны и неустойчивы, они нуждаются в логическом обосновании (для достижения меры общих утверждений). И чтобы убедить в интуитивно схваченной истине как других, так и самого себя, требуется развернутое рассуждение, доказательство (почему именно так, а не иначе).]]

Силаев-ССЫЛКА-Платон «Если, как думают некоторые, здравый смысл ничем не отличается от разума, то мы, — говорит Платон, — были бы вынуждены признать, что все, что мы замечаем посредством тела, есть первопричинная и достовернейшая истина. Но мы должны считать их за два рода, потому что они произошли отдельно и имеют неодинаковое свойство. В самом деле, один из них возникает через ученье, другой — через непосредственную уверенность; один всегда опирается на отчетливые основания, другой — безотчетен, по очевидности; один не изменяется от непосредственной уверенности, другой — послушен ей; одному надобно почитать причастными всех людей, а разуму причастны боги, человеческий же род что-то мало» («Тимей», 51е) [5]. Принадлежащие здравому смыслу «истинные мнения, пока они остаются на месте, суть прекрасное дело, и они производят все доброе; но они не хотят оставаться долгое время на месте, они убегают из человеческой души, и вот почему они имеют немного цены, пока кто-нибудь не свяжет их знанием основания… Когда они так бывают связаны, то сперва они обращаются в познания, а потом делаются неизменяемы» («Менон», 97 е). "Таким образом, хотя здравый смысл и соответствующий ему опыт---возможны, вследствие истины идей,   которую  душа знает сама по себе, однако истина, приобретаемая здравым смыслом (как и всякое экзистенциальное утверждение), непрочна и изменчива, как и чувственные явления, с которыми тот находится в непосредственной связи (ибо требует всегда предметной связи, вне которой она бессмысленна): она (эта истина), вне прочной обоснованности в доказательно-общее утвеждение, не свободна от возможности неверности в самой себе и не защищена доказательной общностью от софистики, мнения которой не любят оставаться долго на месте." П.Д. Юркевич "Разум по учению Платона и опыт по учению Канта". 

 По-другому это возможно выразить как то, что физические модели изучают предельно возможную истинностную рефлексию в Первичности, универсума   Двоичности   (завершёности)  физического мира, но эта же Первичность, есть и Первичностью  человечески-опосредованного сознания, по опосредованию---Третичного, имеющего рефлексией---общности идеализированных логико-математических Двоичностей, имеющих рефлексией свою (как и в случае материи) Первичную Возможность. И именно в случае опосредованного человеческого знания, глобально обобщительные конструкты, включающие в себя изучение Первичности физического и сознательного---приводят к усмотрению мета физических и мета сознательных структур, имеющие   Первичность   в   Истине Всех Миров, ибо Истина следует из всего (Дунс Скот), ею образованного. И именно в этом познании познаётся общность предельно высокого человеческого сознания и Истины Всех Миров. И именно такое знание может рассматриваться как общность бессмертия и удела сознания человека, как того, чего не было, но проявляющегося индукцией жизни, после смерти. Как то, что Бог наш, Иисус Христос обрёлся Абсолютной Истиной, Воплотившись, и обрёлся тем же Богом, Воскреснув и Одесную Отца---подаёт это всем, на вечно.

 Интуиционизм---Язык служит лишь для сообщения математических идей, математика не сво­дится к языку и тем более не может быть истолкована как особый язык. Но предметом исследования математической логики являет­ся именно   математический   язык,   более  или  менее адекватно передающий математические построения. И именно мета структуры языка позволяют раскрываться интуитивным значениям общностей языка математических знаков, в философии наиболее общих абстракций, в утверждениях математики о предельно абстрактных свойствах непосредственности, ибо идея абстракции от непосредственности---есть идея и самой непосредственности. А т.к. такой предельный анализ, как философская деятельность определяется по ЛФТ Витгенштейна---«Вся философия есть “критика языка”», – говорит он [4.0031]. 4.112: «Цель философии – логическое прояснение мыслей. --- Философия не теория, а деятельность. --- Философская работа состоит по существу из разъяснений. --- Результат философии – не “философские предложения”, но прояснение предложений…», то предельность общностей математики и философии, делает их язык во многом схожим, но математика описывает лишь предельные абстракции философской рефлексии, от материального, проясняющихся в тезисе---“Это есть то”.

  Принципы феноменологии - Пирс---Сам Пирс признавал главным своим результатом в метафизике, сведение категорий к 3-м основным Скриптам: Первичности (чисто возможные качества, вся общность Духа Истины), Вторичности (объективный внешний мир (материя), Законы завершённости природ и логика) и Троичности (Всеединство, мир общих понятий, эволюция и жизнь). В переосмыслении метафизики, и в первую очередь в устранении догматизма и путаницы постулатов, но в концепте принципа научности, как единственно-подлинного метода получения знания, Пирс определил «реальность» как могущее быть открытым только бесконечным процессом научного исследования (что совпадает с современными выводами Куаина и др. прагматистов). Эта дефиниция привела к формулировке «принципа фаллибилизма» (погрешимости), согласно которого в любой исследуемый момент времени, наше знание о реальности имеет предположительно-частичный характер, как точка в континууме недостоверности и недоопределенности. Для познавательной способности в области метафизики, Пирсу нужен был критерий различимости разрешимых и неразрешимых научным методом вопросов, и этот критерий он сформулировал в 1878 г. в знаменитом принципе Прагматизма: «Обдумаем, какие   последствия, способные обладать практической значимостью, будет иметь, по нашему представлению, рассматриваемый нами объект. Наше представление об этих последствиях и есть наше полное представление о данном объекте». В другой формулировке: «Чтобы установить значение представления, мы должны обдумать, какие практические последствия по необходимости произойдут, если это представление окажется истинным; сумма этих последствий составит полное значение данного представления». Что на современном языке выражает этот принцип следующим образом: смысл суждения заключается в его логических и(или) физических последствиях. [[[И в отношениях сознания и реальности действует тезис "Никакая имитация не есть ни объективность, ни реальность", что строго логически даёт понять, что объективное сознание не могло возникнуть индуктивно-эволюционным путём, а раз так, то только биология не может быть причиной сознания, что подтверждает ещё и Теорема Райса---Каково бы не было нетривиальное свойство одноместных интуитивно вычислимых функций, задача распознавания этого свойства алгоритмически неразрешима. Отсюда следует, в частности, что задача (ПСС) восстановления алгоритма по тексту   программы   алгоритмически неразрешима. Кстати, эти выводы Теоремы Райса, доказывают, что конвергентный и атрибутивный подход в философских реалиях даже Платоновского типа---это профанация, ибо обобщённо-философский подход---это всегда интуитивно общий конструктивизм (учитывающий всё невыразимое, в т.ч. и истину), но не аналог ПСС в конвергентной последовательности и атрибутивной обстоятельности. {Моя вставка}]]] 2. Три категории:   Первичность, Двоичность и Троичность. Есть  три   модуса сущего, и они доступны прямому наблюдению, в элементах чего угодно (так или иначе) представая сознанию. Сущее как (Первичность, Эйдосы) положительная качественная Возможность;   сущее как (Вторичность, природа, диктум) факт действительности   (завершённость воли);  и сущее как Закон (Троичность, Актант жизни и смысл познания), способный управлять фактами в будущем.

 И, исследуя понятия действительного, в выяснении, что оно в себе заключает, то разрешение вопроса, о составе действительности события, первым же ответом поставляет следующее: из того, что оно случается там и тогда. И спецификации   там и тогда  вовлекают в себя все отношения события с другими существованиями, исчерпывая его отношениями к универсуму существующего. Не торопясь решать, о порядке априорности  осознаваемых нами ощущений (качеству ощущений, или качеств ощущений), условием осознания ощущений, приспосабляющихся к ним, то определяется достаточность и того, что там, где есть феномен---есть и Качество. И даже может показаться, что феномены и не содержат ничего более, чем Качества, сливаясь и переходя одно в другое, не обладающее самотождественностью, но определяющееся лишь через подобия или частичную отождествлённость одно---другому, как, например, цвета и музыкальные звуки, складываются в хорошо распознаваемые системы. Но так или иначе, всякие Качества есть то, что они есть, сами по себе, вне дополнения чем другим, как суть единичные, но вместе с тем разные тематические определенности (топы в топике).  Качества вовлекаются в факт, но не как его причина, ибо Факт привлекает субъекты--- материальные субстанции, и мы понимаем Факты не так, как мы понимаем Качества, которые складываются ни, собственно, в самой возможности, ни в сущности чувства. Мы естественным образом атрибутируем Первичность внешним объектам, и предполагаем их, имеющими   Качества  сами по себе таковыми, что те могут быть (а могут и не быть)  актуализированы, уже или вообще когда-либо. При этом мы ничего не можем знать о таковых возможностях, если только они не актуализированы Фактами. Мы переживаем   Факты как сопротивление нашей воле — и потому диктум этого факта подтверждает, что факты вещь грубая. Действительность есть нечто грубое, не имеющее никакого смысла, (к примеру) в попытке открыть дверь, толкая её плечом и ощущая сопротивление невидимой, безмолвной и неизвестной силы. Мы обладаем как бы двусторонним сознанием---воздействия и сопротивления, которое даёт достаточно точное представление о чистом чувстве действительности. В целом, я думаю, мы имеем здесь модус сущего нечто, состоящий (как некий другой диктум объекта) в том, что называется Двоичностью. Отсюда, утверждение о логической выводимости существования материи из её качеств, означает утверждение, что действительность определяется только через возможность---Первичность. С несколько меньшей иронией воспринимается то, что мы знаем   Возможность только через действительность, логически выводя существование качеств через обобщение нашего перцептивного опыта материи. Следующая категория, состава феноменов, представляется   (будучи рассмотренным только с внешней стороны) известным, как «Законы». Общим же представлением мы определяем это, как мысли, которые не есть ни Качествами (т.к. могут быть произведены и претерпевать развитие, в то время как качества вечны и независимы ни от времени, ни от какой бы то ни было реализации), ни Факты. Строго говоря, если в вопросе есть хоть малая капля здравомыслия, то это только потому, что он задается не по поводу качества, но хотя бы по поводу отношений между двумя качествами (как и познание другого), хотя даже последнее есть совершеннейший абсурд. Итак, мысль не есть качество в той же мере, в какой не есть и   фактом, ибо мысль есть нечто общее, и в указанном смысле ссылается не только на существующее, но и на то, что (возможно) будет существовать. Никакое собрание фактов не может конституировать Закон, ибо содержание   Закона помимо совершившихся фактов и определяет и те факты, которые   могли бы быть (но все из которых никогда не будут иметь место), характеризуя Закон, как общее утверждение факта, имеющее в себе оттенок потенциальности. Поэтому никакая совокупность действий, произведенных здесь и сейчас, не может произвести факт общего характера. Как нечто общее, Закон (или обладающий   всеобщностью факт) вовлекает в себя и потенциальный мир качеств; но как факт, он соответствует миру действительного и (как диктум действия) нуждается в особом субъекте — материи, чуждой простому качеству. Так же Закон требует реализации через особый субъект — мысль, или ум, как такой субъект, который чужд простому   модусу  действия.   Закон, следовательно, есть нечто, в сравнении настолько же далекое, как от Качества, так и от действия Факта---насколько последние далеки друг от друга.  Закон и правило, с которым будущие события имеют тенденцию сообразовываться, крайне важная вещь, составляющая осуществление этих событий. И тогда этот модус сущего, состоит в приобретении будущими фактами   Двоичности, установленного общего свойства, называя этот модус сущего---Троичностью.

  3. В Манифестации Категорий---Первичность преобладает в идеях новизны, жизни, свободы (Эйдосах). Свободное же не предполагает определяющего себя действия, как чего-то другого, но, когда есть идея отрицания другого, есть и идея другого, и должно определять эту негативность, в качестве предпосылки, иначе невозможно утверждать приоритета Первичности (Эйдосов). Отсюда, возможность Первично-свободному манифестировать себя, имеется только в неограниченном и неконтролируемом разнообразии и множественности, и, из этих модусов, мы и определяем преобладание в них свободного. Эти же качества имеет и главный смысл   кантовской  идеи   «многообразия чувственного» (из кантианского синтетического единства, манифестирующего идею Троичности). И это единство удачнее назвать Всеобщностью, ибо именно в идее Всеобщности, данная категория себя изначально находит. Первичность же всегда преобладает в идее Бытия, и не в силу абстрактности своего Эйдоса, но скорее именно по причине самодостаточности, преобладая (не вне каких-либо качеств в бытии) в бытии особенного и своеобразного, как в таком Переживании, которое отличается от объективной перцепции, воли и мысли.

  Двоичность же (как причина и следствие образуя пару) преобладает в идеях причинности и статической силы, а статическая сила возникает только внутри парного, и Двоичность есть принуждение. В потоке времени сознания, прошлое оказывает прямое воздействие на будущее, следствием чего является память. Будущее же Аттрактируется прошлым только посредством третьих, в чувственности и воле которых, проявляет себя противодействие между ego и внешним Миром (осознаваемым напрямую). Ведущие к действию события воли, суть нечто внутреннее, как воление в Эйдосе Первичности. Мы более Актант в превосходящей мере, нежели диктум Двоичности чувствуемого, связанного так же и предшествующим волением через память (как Когнитивный Диссонанс диссипативного характера встречи ego и событий внешнего Мира, как колебание между реальным и идеальным). События чувственности, заставляют нас претерпевать, а не действовать, и Двоичность преобладает именно в идее материальности, ибо таковое есть то, что навязывает себя как нечто другое по отношению к тому, что создано умом. Эта реалия действует, что ясно уловимо, когда становится действительным (по Аристотелю, существующим, противоположным интенции чистой потенции). Эти пропозиции философии дуализма построены так, как если бы существовали только две альтернативы, не переходящие постепенно одна в другую, отмеченные Гуссерлем, как физикалистский объективизм и трансцендентальный субъективизм. Потому, например, пытаясь отыскать в феноменах закономерность, я должен прежде всего связать себя пропозицией об абсолютной власти Закона над Природой, что явным образом отмечено Двоичностью, и (по невыразимости Двоичностью, Троичности восприятия) сама идея законченности описания законов природы---неосуществима, но смысла своей рефлексии  (посредством   Третьих), в законченности и определённости Двоичности, никогда не теряет, ибо Истина определяет всякую Первичность и Возможность, а с ними и Двоичную завершённость.

   Под Третьим имеется в виду посредник, или связующее звено между абсолютно Первым и Последним. Первое есть начало, Второе — завершение, Третье — середина. Отсюда, Второе — это цель, Третье — средство, и, как нить жизни, и завершающая её судьба — Второе. Как многообразность, Третье предполагает и прямой путь, просто соединяющий два места, как суть Второе, но, если это путь встречает ещё другие места, — это Третье. Постоянство совершаемого — почти совершенная репрезентация Троичности, и всякое действие или процесс стремятся к таковой. Сдержанность — также разновидность   Троичности. Всякая положительная степень Актанта есть Первое, превосходная — Второе,   сравнительная — Третье. Всякое языковое преувеличение: «высочайший», «крайний», «несравненный», «наиважнейший» — привлекает ум, который думает о   (Судьбе) Втором и начинает забывать многообразное Третье. Исполненяемое есть Второе, поведение (способ) — Третье. Закон, как действующая сила — Второе, порядок — Третье, отсюда интерсубъективность и эмпатия, помогающие мне переживать и чувствовать тоже, что и ближний,---и это Третье. Эйдосы-Идеи, в которых преобладает Троичность, как можно предположить, сложнее других и, в большинстве своём требуют для своего понимания, особого рассмотрения. От обыденного стиля мысли, элемент содержащейся в этих идеях Троичности ускользает, ибо слишком для неё труден, и в обстоятельном прояснении, необходимость не отпала до сих пор.

   Простейшая из идей, представляющих философский интерес — это идея знака, или репрезентации (Сигнифика) [[[что по ЛФТ Витгенштейна

«Вся философия есть “критика языка”», – говорит он [4.0031]. Как следует понимать это утверждение, разъясняет афоризм 4.112:«Цель философии – логическое прояснение мыслей. --- Философия не теория, а деятельность. --- Философская работа состоит по существу из разъяснений. --- Результат философии – не ‘философские предложения’, но прояснение предложений. --- Философия должна прояснять и строго разграничивать мысли, которые без этого являются как бы тёмными и расплывчатыми»]]]. Знак замещает собой нечто, поставленное некоторой идеей, которую знак воспроизводит или изменяет, представляя собой средство, передающее сознанию некое фундаментально независимое содержание (по ТОФА), требующее особого внимания (Пирс---теория знаков). Благодаря своей значимости для философии, и наиболее известные идеи Троичности: всеобщность, бесконечность, постоянство, рассеивание, приращение, информация, а инструмент их приобщения через Двоичность---Переживание и воображение, опосредующие опыт.

  И тот факт, что я способен нечто вообразить, показывает отсутствие у такого качества характера Всеобщности в том смысле, в каком им обладает, скажем, закон тяготения. Ибо никто не смог бы вообразить, что данный закон обладает каким-либо бытием, если существование его реализации, было бы невозможно, и истинно общее не обладает никаким бытием, если не существует некоторой перспективы его актуализации в некотором факте, который сам по себе не является законом или чем-то подобным закону.   Качество же Переживания, вполне можно вообразить и без привлечения некоторого события. Его бытие-в-возможности вполне свободно обходится без какой-либо реализации.

     Под Переживанием я имею в виду состояние сознания, не предполагающее никакого анализа, сравнения или развития и не подразумевающее целого или части какого-либо акта, с помощью которого одно усилие сознания отличается от другого.   Переживание  обладает собственным положительным качеством, которое само по себе таково, что не зависит от чего бы то ни было ещё и не заключает в себе ничего иного, кроме себя самого. Так что, если переживание длится в течение некоторого времени, оно во всей своей полноте равным образом дано и в каждый момент этого времени, как пример такого рода элемента сознания, который есть то, что он есть положительно в самом себе, независимо от чего бы то ни было ещё, а значит и не являющееся никаким событием, случаем, как нечто происходящее, если не существует такого времени, когда оно ещё не происходило, так что оно есть не в себе, но относительно прошлого. Переживание (df) есть  состояние,   собранное во всей своей полноте в каждый момент времени,   пока   оно   длится (при этом, не единичное состояние, ибо не есть точной репродукцией себя самого, ни в другое время, ни в другом сознании, как независимость от чего-то ещё) и инвариантно непосредственности сознания. Поэтому, Переживание, как и общая (Эйдосы)   возможность,   Первично, и есть качество (простая длящаяся возможность, эквивалент универсума, существующий, даже не будучи воспринимаемым, или понятым (ТОФА)), и эта непосредственная готовность осуществлять переживание, имея истоком интуитивную экзистенцию духа души---суть Эйдос, ибо это Имя душе даёт Бог, и этот исток, по своей природе, именно своим субстанциальным Именем позволяет иметь всю безграничную интуицию (интерсубъективность эмпатии и Божества---совестью)  всякой  Первичности   и возможности, но (как истинная содержательность любого экзистенциального утверждения) для реальности не бессмысленного качественного представления. Что имеет модель длящейся перцепции, как реальное подтверждение и опять же возможность, составить общее утверждение, имеющее имплицитную силу   закона, как сокровенное приобретение в духе, подсознательного Актанта, ибо закон---суть единообразие Истины.

   Как нельзя ставить телегу впереди лошади, так и нельзя развернутую действительность ставить впереди Возможности, как если бы последняя вовлекалась в то, что на деле только разворачивает. Невозможно быть последовательным, утверждая, что качество существует, только когда принадлежит телу. Если бы так обстояло дело, ничто кроме единичных фактов нельзя было бы признать истинным и законы следовало бы счесть фикциями. Ибо, если не существует иных законов кроме осуществляющих действительные факты, то будущее совершенно неопределенно и есть нечто в высшей и недоступной степени общее. В таком случае не существовало бы ничего, кроме мгновенного состояния, тогда как очень просто показать (при объявлении тех или иных элементов фикциями), что мгновенное будет первым, что мы вынуждены будем объявить одной из них. В определении общего понятия качество через элементы феноменов, подразумевается три категории:   Качество, Факт и Мысль, и необходимо прояснить, как Качества схватываются в сознании и с какой позиции они находят своё выражение в мысли. И, следуя за каждой частью целого, как они являются в себе, в своей таковости, нельзя обделить вниманием связывание этих частей друг с другом, и, если проследить не за каждой отдельной частью воображаемого, но за результирующим целым впечатлением, то это даст идею общего Качества (к примеру, общего качества боли при сильнейшей зубной или головную боли, ранении, ожоге и колике). Вполне очевидно, что идея Качества, есть идея неполного   феномена, рассматриваемого как монада, при отсутствии какой-либо ссылки на её части, компоненты или что-либо ещё, причём вне различия, существует она или только воображается, как зависимость от своего субъекта, имеющего место в общей системе универсума. Полученный элемент феномена, отделенный от всего остального и не находящий себя нигде, но только как в себе самом (если мы подвергнем рефлексии его изоляцию) может быть, определен как чисто потенциальное нечто. И не должно при этом обращать внимание на любое определенное отсутствие чего-то другого, так как имеем в качестве предмета рассмотрения лишь общность как таковую. Терминологически определяется такая особенность элемента феномена---как его монадический аспект, так и качество есть то, что дает себя в монадическом аспекте (как единичный, Первичный, как и Эйдос, которому вполне можно приписать качество---соответствовать истине).

    Вообще, феномен может иметь сколь угодно сложную и гетерогенную структуру, но это обстоятельство не вносит в качество никакого особенного различия, наоборот, это именно наибольшая общность, при которой одно качество в себе, в своём монадическом аспекте, не есть более общим, чем другое, потому и результирующее его действие не имеет частей, такое качество в себе неразложимо. Когда мы говорим, что качество имеет общий характер   (что оно есть неполная определенность, чистая потенциальность и т. д.), мы выражаем истинный характер качества, не имеющий никакого отношения к качественной составляющей опыта. Опыт есть течение жизни, мир же есть то, что насаждается опытом, в которых качество представляет собой монадический элемент мира. Какая угодно любая степень сложности, имеет своё качество, что и предполагает возможность его восприятия, если только чувства наши способны к таковому усмотрению, в т.ч. и научно интерпретируемыми устройствами, как универсальность сознания.

  5. Двоичность---происходит из нашего существования в двух мирах: мире фактов и мире фантазий, и, привычно полагая себя творцом собственного воображаемого мира, и мы называем мир фантазии---своим внутренним миром, а мир факта для нас — нечто внешнее, в котором каждый из нас хозяин своих произвольных мышц и не более. Но человек изобретателен в стремлении извлечь из обладаемого, больше, нежели может показаться необходимым, и упрямство фактов не препятствует сотворению привычного и полного удобств мира. И вне приобретения привычки, всякий раз обнаруживалась бы потревоженность внутреннего мира и обращение желаний в ничто, грубыми вторжениями извне. Объясняются же всякие вынужденные изменения способов мышления, влиянием мира фактов, или опыта. Привычки подобны одежде, которая латается в попытках выяснения природы и причин этих внешних вторжений и изгнания из своего внутреннего мира, приносящих беспокойство идей (см. теорию КД). Вместо ожидания, когда опыт застигнет врасплох, человек без вреда себе, деятельно провоцирует изменения сам и, в соответствии результатов опыта, изменяет установки своего внутреннего мира. Настаивая, что опыт целиком состоит только из чувственного восприятия, возможно считать всякую составляющую опыта и правда, в первый момент, обращенной к внешнему объекту (но готовность к восприятию, всегда репрезентативно предваряет его). Опыт плохого расположения духа, вставшего «не с той ноги», утверждает восприятие порочности, которое несправедливо приписывается внешним объектам, однако, это неверно, в виду предваряющей установки привычки. Восприятие внешних нам объектов мы действительно получаем опытно — но гораздо точнее понятия «опыт», приемлемо понятие событие, которое нельзя считать в точности объектом нашего восприятия. Мимо стремительно проносится свистящий локомотив, и как только он минует место, где стою я, то звук изменяет тон на более низкий. Я воcпринимаю свисток, и имею ощущение звука свистка, но нельзя сказать, что ощущаю изменение тона — просто есть ощущение низкого тона свистка, и знание об изменении, есть знание в большей степени интеллектуальное, и его я скорее именно познаю на опыте, нежели воспринимаю, и с событиями изменения восприятия нас сближает именно опыт. Внезапные изменения восприятия мы можем предельно точно охарактеризовать как аффект, представляющий собой феномен воли и определённое сопротивление инерции восприятия. Так складывается факт (и отсутствие сопротивления внезапному изменению тона не произвели бы аффект), как нечто безошибочное, и понятие «опыт» мы используем, именно когда речь идет об изменениях и контрастах восприятия, выделяя особенное (species). Опытно узнаются превратности перемен, и нет такого опыта без опытно претерпевающего изменения---восприятия, однако понятие опыта шире понятия восприятия и содержит многое, не являющееся в точном смысле этого слова, объектом восприятия. Опыт конституирует навязываемое нам принуждение, что и заставляет изменять ход наших мыслей, а принуждение не существует без сопротивления, сопротивление же, есть попытка противостоять изменениям   (соответствующей  техникой когнитивного стиля, КД). Поэтому опыт обязан включать в себя элемент феноменологического усилия, которое всегда придаёт ему особенный   (species) характер, но как только этот характер определён, всякий раз имеется расположенность уступить влиянию, так что чрезвычайно трудно убедить себя в том, что хоть какое-то сопротивление имеет место. Можно сказать, едва имеется знаем о нём, разве что благодаря аксиоме, по которой никакая сила не может действовать там, где отсутствует сопротивление или инерция, отсюда и истинное познание свободы не в опыте свободы, но в высоком интеллектуальном обобщении, и основным усмотрением любого исследования в этом направлении, неизбежно будет факт присутствия в опыте, элемента сопротивления, не столь уж легко логически отделимого от воли. 

 Следующей рассматриваемой категорией---есть присущий даже рудиментарной составляющей опыта (типа простого переживания, всегда имеющего ту или иную степень ясности и живости)---элемент борьбы. Живость представляет собой взаимообразное движение, как результат столкновения действия и противодействия, между воспринимающей душой и стимулом. Невозможна любая попытка отыскать, не содержащую в себе элемент борьбы---идею, и даже представив универсум, из единственного всегда неизменного качества, то воображение всё равно должно обладать той или иной степенью устойчивости, для возможности вообразить вопрос о существовании другого объекта, имеющего некую предполагаемую таковость. Устойчивость точного обдумывания гипотезы манипуляциями в нашем сознании, действительно составляет некоторый мысленный эксперимент с ней, — заключающийся в сопротивлении гипотезы изменениям, в наших настойчивых умственных коллизиях, и отсутствие силового воздействия или сопротивления, не позволяет говорить о борьбе, как о взаимодействии между двумя вещами, вне зависимости от способного управлять действием закона, посредника или чего-то постороннего. Совершенно неверно предполагать существенную роль идеи закона, в сути вещественного взаимодействия. Приняв внешнее довление привычки, надо учесть простую вещь, что ни один из привыкших видеть мир с позиций детерминизма, ещё никогда не оказывался в силах отучить себя от идеи того, что он при любых обстоятельствах, способен выполнить абсолютно любой волевой акт, в т.ч. и как удержание некой установки. Это ярчайший пример того, как предвзятая теория может сделать человека слепым по отношению к фактам — ведь, как полагают многие детерминисты, никто в действительности не верит в свободу воли, — и тем не менее, высказывающий подобную точку зрения начинает в неё верить, как только прекращает теоретизировать. И всё же, дабы не расширять закон далее обобщения и фикции, необходимо принять, что ни один из законов природы не может заставить камень упасть, лейденскую банку — опустошиться, а паровую машину — начать работать, и тем не менее все эти процессы соответствуют законам, хотя бы как верному способу усмотрения сколь угодно адекватной картины мира, а с ней---и сути своей природы, как постижение удела в Истине, а с ним---и постижение Возможности осуществления.

  Что есть факт?---Заинтересованность и задача в определении понятия Факта, не только в доказательстве истинности установки на разделение элементарного состава феноменов на: Качество, Факт и Закон, но и для демонстрации реального значения такого разделения, в соответствии всему тому, что присуще феноменальному миру в целом. И в эти категории прежде всего не входит общее, постоянное, вечное (ибо постоянство есть род genus Всеобщности) и условное (законно подразумевающее  Всеобщность).   Всеобщности   же присуща либо негативность (как чистая потенциальность) в особенностях категории Качества, либо позитивность, по условной необходимости, и в этом смысле и имеет место категория Закона, что ограничивает категорию факта, во-1-х, тем, что логики называют случайным, как   непредумышленно  действительным, и, во-2-х, безусловно необходимым, как силой грубой, не управляемой разумом и Законом.

   Не приемлется и возражение о не существовании в универсуме таких крайних феноменов, как грубая сила и свобода воли (по не всеобщности случайности), ибо при рассмотрении сингулярного действия в себе (вне зависимости от чего-то, а значит, и от возможной общности единообразия) заметна и сама по себе его грубость, не позволяющая приписывать его логике, единообразия общности выражения Истины, лишь показывая, в каком смысле действию, сопутствует проявление силы. И именно это (своего рода указание на склонность обнаруживать в собственных волевых усилиях проявление силы)   обнаруживает и то, что и феномен в каком-то смысле указывает на проявление силы, не обнаруживая при этом связь с каким-либо из элементов Закона. Подобно и изолированно рассмотренная любая индивидная вещь, представляет феномен, который действителен, но в себе не необходим, и данный в этом случае факт---не исчерпывает феномен, представляя лишь его элемент (частно представленный определенным местом и временем),   и нечто большее в расчёте, в каждом случае под-падает и в сферу закона, как некое утверждение о сути факта и Двоичности.

  Отсюда любое подлинно Триадическое отношение подразумевает значение, которое само и есть Триадическое отношение, и таковое непередаваемо посредством только   диадических отношений. Истинность посылки, утверждающей вовлечение   значения  всяким Триадическим отношением, может быть исследована двояко. Во-первых, физическая сила всегда присутствует там, где есть пары частиц, и это факт   Дистинкции  (определения), только через одновременную референцию к каждой из составляющих некоторой триады, — в физике. И любой пример не имеет недостатка в приписывании таких отношений только триаде, и никогда не складывается силами, основанными только на диадических отношениях. Даже правая рука определяется с восточной стороны, если вы стоите лицом на север и головой к зениту. Восток, запад и зенит организуют факт различения между правым и левым. Да и в химии, хиральные субстанции, могут быть произведены только подобными им активными субстанциями, и их общая организация настолько сложна, что невозможна при ранее высокой температуре Земли, и возникновение первой из них — загадка, но ясна невозможность их образования грубыми силами. Во-вторых, анализ отношений, чей Триадический характер очевиден и переход к остальным случаям, убеждает в подлинности Триадических отношений, затрагивающих мысль или значение (само же сознание представляет собой чистую фикцию).  Например,  отношение дарения, в котором А дарит предмет В некоему С. Эти отношения не сводятся к тому, что А выбрасывает В, который случайно попадает к С, и если бы дело обстояло так, то отношение не имело бы подлинно Триадический характер, но представляло бы собой простую последовательность двух диадических отношений, в которых отсутствовал бы сам акт дарения. Дарение есть передача прав собственности. Право руководится законом, а закон управляется мыслью и обладает значением, и даже вырожденные Триадические отношения уподобляются мысли. И подлинные Триадические отношения никогда не могут быть составлены из диадических отношений и качеств, что становится ясным на примере   экзистенциальных графов.

   Пятно с одной дугой — X---репрезентирует Качество (в т.ч. импликацию), пятно с двумя дугами---R---репрезентирует диадическое отношение (в т.ч. и df равенства), что так же характерно и при соединении концов двух дуг. Но никакие соединения двух дуг не дадут получить граф с тремя дугами. Можно считать, что узел, Денотирующий три линии тождества Y, не есть Триадической идеей, однако анализ показывает, что это действительно так. В понедельник я вижу какого-то человека. Во вторник я также сталкиваюсь с неким человеком и замечаю: “Это тот самый человек, которого я видел в понедельник”, и точно, что это опыт идентификации. В среду мне встречается какой-то человек, и я говорю: «Это тот человек, с которым я встретился во вторник, а значит, его же я видел и в понедельник», и это уже Триадически выстроенная идентификация, как результат вывода из двух посылок, который сам по себе есть Триадическое отношение. Если я вижу двух человек одновременно, я не могу иметь прямой опыт идентификации их обоих с человеком, которого я видел до этого, но можно рассматривать их не в качестве тех же самых, но как две различные манифестации одного и того же человека. Но идея манифестации — это идея знака. Знак же есть некоторое А, осуществляющее   Денотацию некоторого факта или объекта В для некоторой интерпретирующей мысли С.

   Интересно отметить, что если граф с тремя дугами не может быть получен из графов, имеющих одну или две дуги, то из сочетаний графов, каждый из которых имеет три дуги, может быть построен граф с любым количеством дуг, в т.ч. превышающим три. Подробный разбор показывает, что всякое четверичное, пятеричное или имеющее ещё сколь угодно большую связность коррелятов---отношение сводится к совокупности Триадических отношений. Поэтому организующие такие отношения   Первичность,   Двоичность и   Троичность — суть Скрипты элементарного состава феномена. Ещё хочется обратить внимание на полную аналогию Триадических отношений в этом смысле (Ч. Пирса), с выводами: Теоремы Пуанкаре-Перельмана о гомеоморфизме три-сфере (мой пост   МИФИ); Три-ипостасности Святой Троицы; Ипостасного соединение двух природ в Богочеловеке Иисусе Христе; о   Триадном составе человека — дух, душа, тело; о содержательной законности математики, как исчисления 2-го порядка (как Двоичность); логикой, и несводимости к ней математики (как к не интерпретируемому исчислению 1-го порядка, как качество   Первичности и Первоначала, рефлексивно данное уму человека по догме Образа и Подобия Божества в нём, как объективная присущность Истине); о невозможности по   СТЭ образования на Земле жизни и разума, вне метафизических   Триадических отношений, не вмещающихся только в материи, отрицая вне духовное  (эволюционное)  происхождение разума, жизни и, в идеале, даже самой материи, как то, что “Никакая имитация не есть ни действительность, ни объективность”, как то, что всему предшествовали Эйдосы, как Мысли Бога, которые абсолютно логически непротиворечивы, как «Истина Всех Миров», что ещё показывает, что наш имплицитный ум духа---математик искони.

  Как категории и сознание, идеи Первичности, Двоичности и Троичности---суть неизменные составляющие нашего сознания, по естеству либо непрерывно опытом чувственно данные, либо же особо умом вплетаемые в наши мысли, и было бы ошибкой считать их материалом, поставляемым чувствами, ибо, ни 1-е, ни 2-е, ни 3-е не есть ощущения, но доступные чувственному восприятию только через сознание посредством вещей---определяемых знаками 1-го, 2-го и 3-го, т.е. через имена, которые обычно не даются вещам [ибо опредмечивание мысли---это оператор имплицитной репрезентации образов ума духовной души, Переживанием материальной перцепции   ретенций  репрезентируемого в протенции вещественного, в корреляте независимого личного единения Именем, для предельной эквиваленции личности, в протенции постигаемого, интуитивным конструктивизом в этом направлении, как предельным ноэтико-ноэматическим выворачиванием в сознание--- всякого   Переживания]. Обнаруживаемое психологическое их представление, позволяет выявлять непосредственности существования этих три-частных способностей души, как Скрипт-модусов сознания, реально подтверждая идеи 1-го, 2-го и 3-го.

   В наследии Канта есть 3 области проявления жизни души, это:   Переживание  [удовольствия,   боли, желания], Знание и Воление. Удивительно единодушие принятия данного разделения, берущего своё начало в идеях Канта, заимствованием из догматической философии, вне возражений даже психологии. Между тем, основам   последней такое разделение совершенно противоречит, как необходимость поставить под сомнение и перепроверить этот, принятый постулатом---устой.

  Во-1-х, Переживание желания, такой же элемент удовольствия, что и элемент воли, и желание---не то же самое, что Воление, представляя его умозрительную разновидность, смешанную с созерцанием пред-ожидания удовольствия. Поэтому, определяя качества Воления, и учитывая волевой акт, должно отказаться от влияния желания, и от зависимости быть собственно желаемым “осознанно волевым”, оставляя в таком случае его быть---чистой активностью. И, всякая активность, желаема она или нет, должна быть отнесена к категории Воления, которое, подобно вниманию, есть род активности, иногда желаемый, а иногда и нет. Во-2-х, удовольствие и желание не есть истинные   Переживания,     что именно так и распознаётся в суждении — как приписываемые   переживаниям общие предикаты. Освобождённое от активности чистое пассивное чувство, которое не действует, не судит и, обладая всеми качествами, эти качества никак не обнаруживает (ибо ничего не анализирует и ничто ни с чем не сравнивает), — как раз и есть таким элементом всякого сознания, что именно нуждается в различительном от других названии---Переживание. В-3-х, любой феномен нашей сознательной жизни так или иначе, есть познание, что, как и любые эмоция, игры страстей, проявления воли и все сходные модификации сознания---должно иметь свою общую составляющую, исключая в себе фундаментальные различия, в возможности основополагающей априорности. Но вопрошание о существовании в сознании элемента, который есть ни переживание, ни чувство, ни активность, то всё же обнаруживает нечто, в виде готовности к направленности к: приращению знаний, восприятию, памяти, логическому выводу и синтезу. В-4-х, тщательное обращение к рассмотрению активности, убеждает, что осознание таковой определяется только ощущением сопротивления. И только столкновение с препятствием, как воздействие на нечто, даёт осознание, что и нечто воздействует на нас. Но внутренняя, или внешняя инициация такой активности, узнаётся не по изначальной способности к распознанию фактов (как Знание в себе), а только по вторичным признакам [как сокрытость истинной свободы именно в познании].

  Итак, обоснованный скепсис заставляет признать, что истинными Скрипт-категориями сознания являются: Переживание — сознания (или 1-м), качественно могущее полностью заключаться в том или ином моменте времени, как пассивно-длящееся качественное состояние, не разделяемое осознанием и анализом, как исходный Скрипт   Дистинктивных   Дескрипций; 2-м —интенциональное   [относительное, ноэтико-ноэматическое] распознание сознанием вмешательства в его собственную сферу, как ощущение сопротивления и встреча с внешним фактом, как с чем-то иным, как   Дистинктивная Дескрипция Дефиниций познания; 3-е — синтетическое сознание, апперцептивно-презентирующе связывающее временной поток протенций и ретенций, в приращение знаний и мысль; выражающее, в т.ч. и воление, как апперцептивно ассоциированный Денотат состоявшегося относительно объекта, познания.

  Принятие этих категорий, в рассмотрении их основополагающей роли в простейших модусах сознания, допускает и психологическое обоснование ими 3-х логических концепций: качества, отношения и синтеза (или опосредования). Скрипт-понятие Первичности, абсолютно простого в себе, но проявляющегося через свои отношения качества---необходимо, когда объектом рассмотрения становится переживание, как   сингулярное сознание. Понятие отношения---необходимо в идее Двойственности сознания, как ощущения действия и противодействия, а понятие опосредования---в рассмотрении множественного сознания, как Троичности и ощущения приращения знания, выражающееся в т.ч. и возможностью воления, что в имплицитном выражении подсознания, в адекватно-единяющей интуиции, вполне может признаваться, как   Габитус научного когнитивного стиля (НКС).

   Память воспроизведения и рефлексивного восприятия некого ощущения и знания о нём, имеет коренное различие в содержании памяти и самого ощущения, не могущее никогда обрести непосредственное сходство. Ибо сходство подразумевает расчленение и перестановку, совершенно невозможные с непосредственным, а память представляет собой различаемую в своих частях совокупность и результат перестановок, бесконечно и неизмеримо отличающуюся от переживания. Но даже если память некоторых по природе своей склонна производить галлюцинации, то остаётся ещё немало доводов в пользу того, что непосредственное сознание, как переживание, есть нечто абсолютно ни с чем не сравнимое, доказывая этим, что Первичное, Эйдетическое восприятие производит духовная душа, непосредственно Переживанием вкладывая в имплицированную апперцепцию, всю без остатка перцепцию, сознательно обнаруживая лишь интуицию состоятельности или нет, этого акта и возможностей воления, дополняясь рассудочностью.

   Весомым возражением в ограничении 3-ей области синтеза и опосредования жизни сознания, единственно волей, стоит несостоятельность заявления психологов, что воля есть ни что иное, как сильнейшее желание, ибо упускается столь неотъемлимый и превосходящий другие факт---в наличии существенного различия между мечтой и реальным положением дел, не упирающийся в определение опытного знания, но заключённый в том способе, которым мы отмечаем то, что опытно познаём. Если же некто смешивает желание и реальное действие---он очевидно грезит наяву. С той или иной достаточной очевидностью распознаётся, что сознание воления не отличается от ощущения (или отличие весьма незначительно). Ощущение испытания воздействия на нечто и ощущение испытания воздействия нечто на нас---очень схожи, следовательно, оба они представляют один класс---ощущений реального действия и противодействия, имея действительность происходящего, общим в них элементом. Потому, опыт ощущений характеризуется сильным чувством реальности и жёстким размежеванием субъекта и объекта. Допустим, я спокойно сижу в темноте, и вдруг включается яркий свет. В этот момент я сознаю не процесс происходящего изменения, но нечто превосходящее содержание самого момента перехода от темноты к свету, испытывая ощущение переворота, как то, что данный момент имеет две стороны, сносно описывая происходящее---понятием полярности. Потому, воля, как один из наиболее значительных типов сознания, вполне определима ощущением полярности.

  Наиболее запутанно и неопределённо, из 3-х областей кантианского разделения в его обычной формулировке---есть Познание, ибо в познании участвует абсолютно всякий тип сознания. Переживания — в той степени, в которой они принимаются в качестве одной из основы феномена — формируют остов и саму сигнатуру познания. И даже в вызывающем возражения смысле, представления Переживания удовольствия и боли, они непременно составляют познание. Воля, в форме внимания и его полярности, также непрерывно участвует в познании, наравне с чувством реальности и объективности. Но есть ещё один элемент познания, который не есть ни Переживанием, ни ощущением полярности---это сознание развития и приращения знания, восприятия, умственного совершенствования, представляя собой важнейший тип характеристик сознания, не могущий быть непосредственным. Это требует времени, и не только лишь в силу того, что длится, переходя от одного момента времени к другому, но и потому ещё, что не может целиком содержаться в ни в одном из этих моментов, отличаясь от непосредственного сознания [сингулярного, Переживания] подобно тому, как мелодия отличается от длящейся ноты. Это сознание синтеза, связующего звенья нашей жизни в нечто цельное и личное.

  Итак, мы имеем три радикально отличающиеся друг от друга скрипта сознания, только эти, и никакие более. Непосредственное Переживание есть сознание Первого   [Возможности,   Эйдосов, сингулярно духовного, как подстановка в апперцептивно духовно предвосхищённое, перцептивно получаемого, именно как реальная непосредственность возможности приложения воления]; ощущение полярности есть сознание Второго [диктум соотношения факта действительности и завершённости воли];   синтетическое сознание есть сознание Третьего,   сущего как закон   (Троичность,   Актант   жизни и смысл), способный управлять фактами в будущем. Трио---Эйдос,   Диктум,   Актант---феноменологический изоморфизм, впервые в постплатоновской философии непротиворечиво, однозначно и полно описанный Пирсом, объективно интерпретируемый в матемизированном разумении ТриИпостасного Бога, и Образа и Подобия Его в человеке, как удел в бессмертие. Сама спасительная суть сознания в том, что чем более глубже и тотальней мыслит человек, тем более отчётливую интуицию он имеет относительно своего Имени от Бога, и эта свобода подаёт возможность осмыслять и удерживать мыслительный материал любой мощности, и это имеет смысл в подготовке к откровениям Небесного, а т.к. такое осмысление Небесного происходит всем естеством (в т.ч. и телом) и то, что Бог выражен во всём (истина следует из всего---Иоанн Дунс Скот), то с верным продвижением в осмыслении своего Имени и Бога, человек всё шире о более точно мыслит, подобно тому, что Бог ведает всё сущее, и открывается любое предвидение.   Религиозность сознания Истины вытекает из чувства разрыва между внутренним и внешним в её восприятии и, в то же время, напряженного к ней религиозного влечения: мыслитель в своём этом религиозно осознаваемом порыве непрестанно ищет Истину как Бога, и Небесная Твердь ответным лобзанием приникает к земле, подавая себя ощутить, порой освещая даже место на котором стоит этот мыслитель.

  Взаимосвязанность этих категорий такова, что возможно неверно рассматривать их в качестве понятий (насколько они неуловимы), они скорее тона или оттенки понятий. И выделяется три типа различия идей друг от друга. 1-ый тип идей, называемый диссоциацией, имеет друг с другом настолько мало общего, что каждая вполне представима сознанию в образе, вовсе не содержащим другую, в том смысле, что вообразимо нечто красное, без представления чего-то голубого, и наоборот. Мы можем вообразить звук без мелодии, но при этом, воображение мелодии, не обходится без звука. 2-ой тип, есть отвлечением, имеет место, когда два понятия не могут чётко разделяться воображением, при этом возможно полагать одно из них, не полагая другого, как возможность вообразить факты, убеждающие в возможности положения вещей, при котором понятия разделены. Можно мыслить пространство без цвета (или возможность без реальности и конечности), хотя пространство и цвет, не диссоциируются (как и истинная возможность---неразрывна с реализацией). 3-й тип, называемый Дистинкцией (distinctio — различение, обозначающее познавательный акт, в процессе которого фиксируется различие между предметами и явлениями действительности или между элементами сознания. Современная формальная логика под Дистинкцией подразумевает один из логич. приёмов, заменяющих определение), описывает абсолютную невозможность полагания одного элемента без другого, но всё же они разделимы. Воображение не допускает мыслить более высокое, без более низкого, но они четко различаются. Итак, эти категории не мыслятся диссоциированно от остальных идей, и друг от друга.   Возможность, 1-е, может разделяться по Диктуму Завершённости, 2-го, и Актанта способа и смысла, 3-го, а также 2-е от 3-го через отвлечение. При этом 2-е не может быть отделено от 1-го, а 3-е — от 2-го тем же путём, показывая мета иерархию, с Первичностью во главе и жизненной реализацией Третичности, в конце. Всякая категория может быть отделена через отвлечение от любого другого понятия, но не от нескольких понятий или элементов. Невозможно полагать 1-е, пока 1-е не будет определённым, как так или иначе определённо полагаемое, как универсум Бытия, единённый   “Истиной Всех Миров”. Наконец, хотя и не составляет труда отличить в трёх категориях одно от другого, чрезвычайно трудно чётко и безошибочно выделить каждое из этих понятий в их чистоте, так, чтобы она при этом не утрачивалась вся полнота значения такового, как присущность скрипт-априорного метафизического естества во всех этих категориях, и, следовательно, возможность устанавливать в них любую верную мыслительную неограниченность, по Принципу соответствия и Тезисам Дюгема-Куайна, как тезисных обоснований философии, в исследовательском удержании проясняемого философией материала. 

  Хотя я и выделяю в разумении этих реалий сознания философскую проблему антиэкстенсиональной нестандартности подхода ЛФТ Витгенштейна, в корреляте ОМ   Рамсея  (Рамсей и программа логицизма) необходимости и экстенсионального подхода, но только в непосредственности перехода от реально объективных аргументов Первичности представленных Переживаний, к пропозициям от них, в противопоставлении нестандартного и общего понятия функции в смысле П. Дирихле, ставя логику непосредственной рефлексией познания при переходе от познаваемого мира, к познанию, устанавливая именно философию математики (но не логики) приспособлением такого перехода, как то, что истинно подобное содержание (не логичное и не не логичное)   материального естества в акте познания, вовлекающее к трансляции в Переживании  прежде всего подобное по естеству (как необходимо природная часть духа)---общность духа, которая по своей природе исключительно математично (как абстагированное от материальности естество), а уж потом интуитивно устанавливается некое интерпретирующее  предметное понимание, да и понимание вообще. Именно так в этом понимании устанавливается неэлиминируемая объективность и безграничность познания человека (как стремление к диадической завершённости, которая не лишена смысла по непременности Истины, но и невозможна, по невыразимости истины ни в каком языке, по Тарскому), причём именно как трансцендентальная истинность в смысле   ЛФТ   Витгенштейна “Логика не теория, а отражение мира. Логика трансцендентальна.”. И именно так скрипт-априорно транслируется в изначальном разумении вся безграничная познавательная Возможность (Первичность) и объективная необходимость в истинной обоснованности (Вторичности), которые в мыслительном акте и распознаются сознанием, как имеющие то или иное значение, ассоциированных представлений перцептивного коррелята (как неограниченные возможности Третичности), что в этом разумении даёт понять, что объективность не порождается сознанием, но транслируется им. В АПФ я показал, как это может быть, но только философия математики выделила исключительную имплицитную математичность человеческой общности духа, что именно и устраивает всю имплицитную память подсознания, никогда не нарушая свободной эксплицитной воли человека посредством словесной души. И этот первичный язык по моей теореме ТОФА, должен быть именно языком духа в направленности и единении Именем души, для объективной содержательности экзистенциально конструируемых перформативов, и возможность из них конституирования общих утверждений типа математики и логики, как сродность всего познаваемого человеком, самой духовной природе человека, как умная икона Абсолюта, и не только теоретически раскрывая, но и практически актуализируя имманентность Абсолюта---словесной душе человеческого духа. Сознание же начинается и разворачивается, именно как незаконченная активность, как Топика и ассоциируемая с ней Третичность. И хотя умозаключения топики не обладают такой достоверностью, как   аподиктические,   Топика   (как Третичность) имеет ряд преимуществ перед аналитикой   (как Двоичностью).   Её  положения касаются свойств не одного какого-то рода, а разных родов, а потому обладают большей общностью, и уже могут быть как экзистенциальными, так и общими утверждениями. Если аналитика исследует только существенные свойства, то диалектика — и привходящие. Если предметом аналитики является неизменное и вечное, которое уже имеет рефлексией первоначало, «Абсолют», и идеал в истинном знании, как «Истина Всех Миров», и не более тавтологии - в остальном, то диалектика исследует вещь в её становлении и противоречивых свойствах, именно как получение нового знания объективным исследованием. Если строго аналитическое доказательство имеет дело уже с готовым знанием и потому зиждется на Аксиомах, то   диалектический способ исследования направлен также и на поиск нового знания (как идеализированный поиск Истины, не исключающий исключительно сильную помощь верных Догматов). Диалектика исходит из более известного для нас, а потому универсальней в понимании.

   Согласно Аристотелю, положения, из которых составляются диалектические доводы, и проблемы, относительно которых они строятся, по числу и качеству совпадают, а именно,   всякое положение и всякая проблема указывает или на Собственный признак   - species -«то, что хотя и не выражает сути вещи, но что присуще только ей и взаимозаменяемо с ней», как необходимо принадлежащее (предметное) следствие s; или на Род- genus-«то, что сказывается в сути о многих и различных по виду вещах», как то содержание (имя S), которое будучи присуще одной вещи, принадлежит по сути, и всем вещам этого рода, или на Привходящее- proprium - «то, что одному и тому же может быть присущим и неприсущим»; как собственно то спутанное содержание, которое и есть предметом предсказания исследовательским умом методом   диайрезиса (деления); Определение- differentia -характеризующее «речь, обозначающую суть бытия [вещи]», как то высказывание, которое совмещает в =Df.  единство, идеализацию осознания определяемых имён существительных, как содержательное предвосхищение Истины, как то, что «нужно заметить (по Тарскому), что истина TstST---это не этот предмет s (следствие), но высказывание о нём, и даже не имя   S этого предмета, хотя обязательно это имя   S   содержит, но как tstS предложение о том, что имя этого предмета в качестве подлежащего---есть дефиниендум, как предложение выражающее факт, что дефиниенс есть истинное предложение TstS—в смысле Остин Д. Истина (или TstST=Df.TstS)» {как непротиворечивый инвариант совмещения дефиницией---реального (вещественного),   с трансцендентным, но трансцендентальным   умом (духовно-субстанциально)---и это триада, которая сохраняется так же и в понятии истина (как указано выше, по Тарскому, но как мета заключения - высказыванием)}; видовое-(выделенное Теофрастом, вопреки указанию Аристотеля, Порфирием и средневековыми мыслителями) accidens, такое отличие, как относящееся к роду, которое нужно ставить вместе с родом - genus», как ему со-присущее, но спутанное в невозможность определённого со-отнесения; итого пять «способов сказывания»   предикабелий:   genus, species, differentia, proprium, accidens. Топика С.Г. Секундант. 

   Искать Истину в себе---это философия самости и солипсизма, враждующая на философию стремления к трансцендентной Истине, что доказывается уже тем, что   "Истина Всех Миров", для всех есть едина, и искать таковую Истину только в себе, не поняв, что такая Истина верна и в отношении всех, то это заведомо ложный путь, лишённый регулятива проверочного коррелята, заведомо ограничивая своё познание самим собой. “Всяк человек ложь!”---утвердил Христос, да и сама религиозность Истины вытекает из чувства разрыва между внутренним и внешним человеческим, в её восприятии и, в то же время, напряженного к ней, по сути---религиозного влечения: мыслитель в своём этом религиозно осознаваемом порыве непрестанно ищет Истину, как Бога, и Небесная Твердь ответным лобзанием приникает к земле, подавая себя ощутить, порой освещая даже место, на котором стоит мыслитель-подвижник. Только что высказанное трактуется, как метафизический интерсубъективизм, что возможно в связи с созданием человека по Образу и Подобию Божества, а раз Бог Вежда, и нет ничего сокрытого от Него, то и человеку доступно всякое познание, но злая склонность в человеке должна эксплицироваться   в удел, который, по свободе, зависит от нас.

   Философия, как и математика, сводится к исследованию языка, и в этом подобии обнаруживается их редуцируемое единство, хотя и не тождественность. Сводимость именно к языку и порождает логику мышления, но более как Парадоксы логические, как направленность сознания на предмет---феноменологически конструируемым усилием и  осознанием этого факта, направленного на переживание смысла этого предмета, что интерферуется, по систематике верификационистской семантики М. Даммита, и выделяет познавательные эквиваленты феномена познания, как феноменологические   метафоры лингвистического значения, ввиде познавательной интерференции:   смысла, силы и окраски (цвета), как  смысла относительно Первичности (истинной Возможности), завершительной силы Вторичности и содержательной окраски (цвета) в представлении   Третичности. Утверждаемое мною имеет смысл некой нестандартности (в смысле логического парадокса Брауэра для нестандартного представления)  сообразно интерсубъективности совести, как неложного единства  по Истине; представляя силу синергетики интерсубъективности единения, как завершённость Воления; что результативно и определяется   цветом  интенции   интенциональности, как соответствие обнаруживаемой природы и действительности,   в т.ч. и как светлый удел сохранения сущности души, как верного цвета интенции готовности воссоединения с Божеством, в удел Вечности, в полном уважении к свободному достоинству человека. Это подаёт осмысление   силы  потребляемого значения (смысла), и нестандартно организуется интуицией   цвета  интенции интенциональности, как осмысление сущности всех своих природ в движение относительно Абсолюта. Высказанное мною вроде не совсем уместная сложность, была необходимостью показать, что мета богатство языков   феноменологической   сигнификативной редукции и интенциональности, воссоединяется в единство высказывания, именно как в нестандартной модели Топики высказывания экзистенциальных метаязыков феноменологической души и духа ---топом предметного языка, что топологически разрешимо (df топики---А.Ю. Бабайцев).

  Смысл нестандартности вполне математичен и таков, что нельзя например построить   в  теории множеств ни одной нестандартной модели  действительных чисел, хотя можно доказать существование таких моделей. Этот парадокс логический  показывает, что понятия существования, как Вторичности и  возможности построения (Первичности)---необратимо расходятся в классической математике, не исключая рефлексивной взаимосвязи. Далее, нестандартные модели, которые потребовали явного различения языка и метаязыка, привели к следующему парадоксу логическому:   «Множество всех стандартных действительных чисел является частью   нестандартного   конечного множества. Таким образом, бесконечное может быть выражено конечным». Это и есть философское обнаружение неограниченной выразительности языка.

  Этот парадокс логический резко противоречит обыденному пониманию соотношения конечного и бесконечного. Он основан на том, что свойство «быть стандартным»   (имплицитно непротиворечиво приемлемым) принадлежит метаязыку, как духовное подобие Абсолюту, но может быть точно интерпретировано в предметной   нестандартной модели, как предметное высказывание о природе предметного. Поэтому в нестандартной модели можно говорить об истинности и ложности любых математических утверждений, включающих понятие «быть нестандартным», но для них не обязаны сохраняться свойства стандартной модели, за исключением логических тавтологий, что и обнаруживает логику познаваемых систем [что и есть доказательством утверждения, что единственным испытанием доверия Куайна---утверждается непротиворечивое соответствие в системе, которая определяется действующей парадигма, в общей и единственной аргументированной схеме, в которой онтология недоопределенности любого получаемого знания гарантирует,  что только достоверные доказательства независимо выполняют свою работу,   выбирая единый ответ на такие противоречивые данные, что ещё допускают вмешательство, ибо в сути логика---это тавтология аксиом и ничего кроме тавтологии].

  В ДВФ примере разворачивания мышления, как в общей форме применения предельно корректного доказательства, есть целая куча но..., в которых сознание адекватной картины мира раскрывается очень даже естественно и именно как ключ к замку, и как-то вдруг разум вносит ясность в наблюдаемую переживанием спутанную картину мира, именно так работает комплексно и сознание и подсознание одновременно (как перцептивно ассоциированный пример-экспликат, экзистенциально-интуитивно распознаваемых имплицитностей ума духа и души), что весьма удачно описано в радикальном конструктивизме Эрнста фон Глазерсфельда, но это хоть и включает даже самые высокие прозрения (инсайты), но для философии (как предельности рефлексий познания) этого мало, нужно ещё большее, и тут на выручку приходит доказательство, ибо любое доказательство (как утверждает логик Сидоренко Е.А. Релевантная логика)---это всегда мета уровень, и я излагаю самый общий вид такого доказательного подхода.  

  По изложенной мною топологической теории феноменологическо-эйдетической   (трансцендентальной) редукции, всякие позиции любого алгоритма доказательства уже представлены неразделимыми взаимопроникающими интенциями постижения уже имеющейся апперцепции (как псевдо предложения, но в логике обще-духовной природы человека, ничего не говорящие о действительности, но помогающие приводить в систематическую связь подлинные предложения, апперцептивно предсказывая реальность, как редукция к предметному, что по философскому метауровню разумеется как всякая логика, и значит совместимое только на непротиворечивой основе), и заранее задавать здесь границы и последовательности---практически невозможно. Но оказывается можно в самом общем виде охарактеризовать происходящие события, как разворачивание топологической методологии (df топики---А.Ю. Бабайцев). И всякий хвалёный эмпиризм (как физикалистский объективизм) оказывается на проверку всего-то пронизывающим всю без остатка личность, топом опредмечивания мыслительных представлений, как идеализации завершённости природ Вторичности, в осознании материальной Двоичности, средствами умной природы своей Третичности, что и выделяет логику сущности своего сознания и объективность содержания Истины Первичности, что и имеется по крайней мере в одной неэлиминируемой предметной модели всех (в т.ч. эйдетических и интенциональных) представлений сознания и подсознания, уже схваченных Переживанием сознания, и обнаруживаемых в ноэтико-ноэматических  представлениях, и здесь радикальный конструктивизм наиболее практичен и реален. 

 И давайте начинать думать о сознании с того, что целью мыслительной деятельности вообще (как трансцендентального субъективизма), а философской в особенности---есть адекватная картина мира, и никакая другая цель не может стоять в философии выше стремления к наиболее общей адекватности в любви к мудрости, ибо только Истина справедлива во всех мирах (ибо Истина следует из всего). Иная цель пусть даже навязываемая самыми высокими идеалами, как культурными, так и религиозными---неприемлема, ибо адекватность---это необходимая модальность адекватного целевого решения и приложения по нему верно организующего Воления (как опредмеченное единство физикалистского объективизма и экзистенциальности трансцендентального субъективизма). И поэтому, всякий детерминизм в представленной цепочке может оказаться лже-целью, или совсем не тем, что изначально предполагалось, со всеми последствиями отвержения в пользу адекватности. 

1)---Я описываю непротиворечивую систему общего осмысления картины наблюдаемого физикалистского и скрытого трансцендентального мира, и т.к. это новое знание, то вполне может оказаться, что применяемые понятия, этого знания не предусматривали, и потому сами по себе понятия не есть незыблемые смыслы, и это очевидно и сомнению не подлежит. Сама безкрайность познания уже доказывает неполноту эквивалентно вкладываемого ныне в понятия любого смысла, и приписывает даже самым верным понятиям, как недоопределённость, так и неполноту. Топ-методологический подход к рассмотрению возможностей и применимости понятийно-терминологического аппарата выражения адекватной картины мира---свободен от недостатков экстенсионального подхода в условиях надлюдаемых недоопределённости, так и неполноты интенциональности понятийно-терминологического аппарата. И топологический подход позволяет всегда так или иначе удерживать философскую общность антропогенной аксиологичности языка и составляемого на этой основе философски правильного знания. И истинно ЭЙДЕТИЧЕСКИМ здесь будет не ложь самомнения и красивого подлога, но модальность необходимости философски адекватной картины мира, выражаемой экзистенционально-содержательно в типаже---«Это есть то…».

2)---Тарский доказал, что парадокс Ришара интерпретируется, как невозможность дать точное определения конечным количеством слов даже если это разделение всех чисел на чётные и нечётные, и это непротиворечиво, ибо и в интуиционистской логике  Брауэра-Гейтинга, никакие истинные высказывания не тождественно-эквивалентны друг другу. Потому весь понятийно-терминологический аппарат задаётся в самом обобщённо необходимом виде и просто научает пользованию им, но контекстуальное применению---практическое использование, задаст подсознательно регулируемый Габитус адекватности применения этого аппарата (как целевой радикальный конструктивизм мышления). И вообще Возможность выразить сложную философскую мысль весьма просто---уже говорит, что язык---это универсальная мультиполярная система предметного выражения более высоких, чем предметность категорий, что опять же топологически разрешено, как возможность топ-предметного выражения всей топики сознательного и подсознательного---в топе опредмечивания. Именно это я и описываю в постах Доказательство в философии и Понятие в философии, и именно это обычно отвергается по привычке пользоваться чем-то другим, менее доказанным. Т.е. моя непротиворечивая адекватность всем вершинным достижениям науки и эмпирическому материалу---для многих скорее всего просто неприемлема, но анализ показывает, что такое убеждение дальше банальной привычки не идёт, что может интерпретироваться привычным отказом от "любви к мудрости", и тем что Философия---это не для сапожников.

  Идея единства тождества личности самой себе и универсальности общей природы духа, выделяет одушевлённость личности в нечто исключительно единичное, потому Идея феномена личности в общих категориях сродни Истине, но человек не истина, что меня побудило выдвинуть особую идею Первичности личности Именем души от Бога, что ещё доказывает бессмертие души, как этим Именем имеющей причастие к «Истине Всех Миров», что совпадает с Православной парадигмой. И в разработанном широком спектре фундаментальных идей во многих областях математики (теории инвариантов, в топологической парадигме мышления), в абсолютно новом типе тематизации, возможно представлять даже язык, как предметную языковую импликацию бесконечного количества инвариантов сущностного сопоставления познанием всех сторон даже одного субстанциального образа (имени), имея таким образом некий  топ-инвариант в уме и сознании, но в обязательной интенции к непротиворечию, что абсолютно совместимо с инвариантом  «Истины всех миров»  и Абсолюта,   усматриваемых (как истинных природ) даже посредством вещественного, и это есть именно высшая философия, и иначе не может интерпретироваться. Да и математика, и философия, и наука всегда сводятся к исследованию языка в своём направлении, что само по себе утверждает инвариант словесности познания, личности и даже Самой Истины, и моя парадигма---это всё единяет в единство. [[И выполняется Закон тождества  (A⊃¬(A⊃А)) ⊃¬А), что если при допущении суждения для него отрицается закон тождества, то тем самым отрицается и само это суждение, как то, что субстанциальное образ-имя остаётся тождественным самому себе, истинно, подобно Абсолюту, существуя и образуя всякую возможность познания метафизического, посредством своего субстанциального (метафизического) естества, полагая возможность обожествления человека, как меры всех вещей.]] Получается, что всё и всякое познание есть инвариант рассмотрения только одного своего имени в различных топах различной тематизации. И имеем заповеданную догму, что в Раю Бог даст каждому новое Имя, написанное на белом камне, которое будет знать только Бог и тот человек, и именно это имя будет тем вечным отождествлением всего вечного разумного удела человека и основой всякой его мысли, что будет доступно и интерсубъективному восприятию, но не в полноте, сохраняя Подобное Божеству таинство. Получается, что эта простота словесности познания уже предрешает непротиворечивый исход тотального предельного сознания, и это уже вершинная философия личности, сознания и верной религии. И как всё оказывается просто, но и не отменяет и любой безмерной сложности. Получается, что уже одним своим субстанциальным именем душа имеет представление о Боге и о всём Небесном величии, как всё просто. 

  Вообще это топологическое устройство сознания позволяет понять, что именно происходит в сознании при Переживании сознания. Согласно (по дефиниции топики в лице А.Ю. Бабайцева (см. последнее определение, как) СМД методологии сознательной мысле-деятельности) эквиваленции топа всей топике, возможно утверждать, что и ум тела имеет в своём составе переживание всех топов и топик феноменологически-трансцендентального ума души, и топов и топик трасцендентного ума духа, а они в свою очередь---имеют весь отражённый в них состав ума тела и друг друга, ибо всякий акт познания сводится к выворачиванию топов друг в друга, и именно это даёт возможность сколь угодно высокоосознанной и лично управляемой речи. Отсюда сама философия имеет высочайший статус неких предельно связывающих философских рефлексий познания в типологии---«Это есть то…», согласно которым (по единству познания) всякий мыслительный акт всегда будет успешно завершён вне утраты адекватности картины мира, как вполне возможное совершенство парадигмы научного когнитивного стиля (НКС). Из этого видно, что светлое будущее возможно только в философичности всей общности людей, и таковая философичность должна будет только умножаться, и потому нужны совершенные философские теории, что я и представляю вашему сознанию. Любая красивая философская говорильня---это ничто, пока не будет заявлено со всякой убедительностью и силой---«Это есть то!», и заявлено в вершинной универсальности и глубоко разумеющим это мыслителем, ибо Первичность осознания ума духа, осуществляющее  эмпатию, уже предваряет всякое осознанное познание, и только всецело совершенная мысль будет обладать философской магией воздействия.

  Самореферентность языка в фундаментальной онтологии М. Хайдеггера ---Язык в своей сути не есть выражение организма, не есть он и выражение живого существа. Поэтому его никогда и не удастся сущностно осмыслить ни из его знаковости, ни, пожалуй, из даже из его семантики. Язык есть просветляюще-утаивающее явление самого Бытия. Актуальность постановки вопроса о существе языка задана также следующим обстоятельством. Вопрос о существе языке оказывается в то же время и прежде всего вопросом о существе человека. Дар умной речи выделяет человека, только и делая его человеком. Этой характерной чертой очерчено всё его существо. Человек не был бы человеком, если бы ему было отказано в том, чтобы говорить - непрестанно, всеохватно, обо всем, в многообразных разновидностях и большей частью в невысказанном «Это есть то». А поскольку обеспечивает все подобное язык, то сущность человека покоится в языке.--- единственной поправкой к Хайдеггеру может служить только усиление философичности в том, что эта сущность человека находится в субстанциальном образе-Имени человека (от Бога), только и благодаря которому и образуется единый и все-превосходящий направленный три-ум человека, естественно ведающий и Небесное.

  Обнаружен ещё философский акт, что люди-рацио крайне убедняются на изобретательность идей и широкую творческую активность, это связано с тем, что на идее рациональности они имеют Воление откинуть не рационализирующийся мыслительный материал, а в правилах философии, по ТОФА, любая модернизация идеи не отбрасывает старую парадигму, но исследует её до полной отдачи языка в этом направлении, вплоть до осуществления новой парадигмы в той же терминологии, дабы рассмотрение старой парадигмы никогда не прекращалось. Этот философский факт доказывает, что   Воление   установить рацио---исполняется, но будучи реализованной становится уже внешним условием, и внутренне уже не обнаруживается, как воля, но обнаруживается, как проблема  познания. Теперь с позиции рассмотрения этого философского факта, посмотрите на убеднение вашего сознания на возможность широкого мыслительного охвата, типа: Ничего из этого излагаемого не понял. Потому, только верный мыслительный путь избегает утраты таланта, ибо как только вы установили пределы своей воли на нечто отчётливо обозначенное, то вы сразу впали в неверность отбросив, по ТОФА,  монотеизм и связанную с ним возможность верности едино-верной “Истине всех миров”, как философское стремление к Премудрости (Софии). И когда вы неверно модифицированным сознанием читаете умные вещи, то покрывало мрачного неведения падает на ваш ум, и вы ничего понять не можете, т.к. ваша воля вас поработила внешним условием. А верно ведающие знают, что Бог всё человеческое мыслит, дабы в совершенстве и полноте ума Будущего Вечного Мира дать всем спасённым по Истине совершенный безгрешный ум, и удержание подобия этого усилия и даёт талант ума.

  Потому философия и исследует истину, чтобы именно доказательно управлять знанием, и другого сознательно единяющего пути (как я выше показывал) просто не существует, и в этом суть Проблема доказательства в философии---С момента своего рождения на свет философия принялась доказывать всё и вся. Заслуга Фалеса, которого греческие доксографы единодушно называли первым философом, состояла не в том, что он открыл в воде «первое начало» вещей. Фалес же первым взялся доказать, логически аргументировать это мнение, которое прежде лишь постулировалось (как Премудрость доказательства). А постулат, как остроумно заметил Рассел, имеет слишком много преимуществ перед доказательством, аналогичных тем, что свойственны воровству в сравнении с честным трудом. Словом, доказательство – это душа философии. Вместе с тем это кровеносная артерия, питающая всякое теоретическое мышление. Без доказательства нет и не может быть настоящей теории. И проблема доказательства в той или иной форме становится предметом обсуждения в любой достаточно обширной области знания.
  Когда вы рассуждаете, то важна самая непосредственная интерпретация---что и есть модель рассуждения о реальности. Иначе ваше рассуждение ничего не означает, ибо отсутствует конкретное разъяснение антецендента, причём по правилу имплицитного рассуждения---Дана импликация A⊃B, имеем A значит B. Сама импликация ничего не говорит о реальных объектах, но её структура такова, что при моделировании в реальности того, что вполне отождествляется с антецендентом, то ПСС (причин. следс. связь)  наступления консеквента---обязательна. Эта содержательность имеется в отношении формально общих утверждений, а любое интуитивно-экзистенциальное  утверждение вообще не имеет смысла вне предметной модели, потому и возникновение всех интуитивно-экзистенциальных высказываний, всегда неразрывно с привходящей перцептивной активностью, детерминизм восприятия которой диктуется строго апперцептивно. Это очень удачно выразил Великий Гуссерль в феноменологической теории сознания.

  Основной метод всего феноменологического направления (который и развил Гуссерль, и посредством которого он работал всю свою жизнь)--редукция, ибо естество мира должно быть помещено между скобками, не потому что, этот существующий мир не суть феноменологии, а потому, что тема феноменологии Гуссерля скорее содержание, в котором знание о мире появляется, как отражение всего опыта человека, как реализация  Тезисов Дюэма-Куайна (∃ единственности real акта модели   и всеобщности   ∀ истинной идеи, представляемого этим Абсолюта). Первый шаг редукции состоит в рефлексивной фиксации Переживанием, феноменологической сигнификативной редукции, через которую всё, что дано в феномене (в смысле того, что известно как аппрезентативно в интуиции, так и презентативно в сознании, для такого вида знания) берётся в очень широком смысле, по ТОФА, Переживанием схватывая любые формы сознания, доступные интуиции, воспоминаниям, воображению и суждениям – они все здесь важны. Имеется несколько причин почему Гуссерль отводит затем   привилегированное положение интуиции: среди них факт, что интуиция – тот акт, в котором лицо схватывает Переживание и всё, непосредственно в его физическом присутствии и также то, что интуиция---первично данный разуму акт, на котором и могут основываться и все остальные, как единство вчувствования в свою умную природу, в которой Именем души представлена вездесущая Истина. Кроме того, приоритет интуиции    у Гуссерля, должен быть понят, как отвержение, по несодержательности, любого, просто спекулятивного подхода к философии, определяя обоснованную строгость научной феноменологии.

  Вообще редукция обращает – переводит внимание человека от прямой ориентации на объекты, к ориентации на сознание, как ноэтическое переживание сознания. Второй шаг должен обнаруживаться в эйдетической редукции, ибо овладеть сознанием недостаточно, напротив, разные акты сознания должны быть сделаны доступными таким способом, чтобы их сущности – их универсальные и неизменные структуры – могли быть схвачены. Эйдетическая редукция должна предшествовать всему, что выявляется фактическим и происходит просто фактическим образом. Метод схватывания сущности есть «усмотрение сущности», как интуиция сущностей и сущностных структур. Это не есть мистической интуицией, скорее каждый формирует разнообразие, посредством изменений того, что даётся и, поддерживая разнообразие, каждый фокусирует внимание на то, что остается неизменным в получающемся разнообразии, то есть, усматриваемая сущность – это то, что идентично чему-то, что непрерывно поддерживает себя в процессе изменения, то что истинно тождественно природе разумной личности человека, и Гуссерль называет это инвариантным, т.е. тем, что именно схоже с познанием Абсолюта, как   “Истины Всех Миров”, ибо истина справедлива относительно всего,   метаязык ”Эго”---имплицитен, т.к. «истина следует из всего» (Дунс Скот), но Возможность греха не устранена, и ум созидает Подобие Богу.

  С этой позиции редукция имеет основания в пределах области психологии, хотя и новой, а именно---феноменологической психологии. Второй шаг должен быть сейчас дополнен третьим---трансцендентальной редукцией. Она состоит в возвращении к тем результатам сознания, которые Гуссерль вслед за Кантом, назвал трансцендентальным сознанием, хотя он дошел до этого своим способом. Самое фундаментальное событие, встречающееся в сознании – создание понимания времени через действие   ретенции  и   протенции (как схватывание Переживанием прошлого и будущего), которое является неким Скрипт-конституентом. Создать   феноменологию было для Гуссерля эквивалентно возвращению к трансцендентальному эго, как к стратегии для обоснования и конституирования всего значения. Только когда человек достиг этого, оно является основанием для его понимания, которое делает его поведение полностью прозрачным и заставляет его философски понять---как значение и смысл появляются, так и как они основываются. События интенциональны. Это «быть направленным к…»---не присоединяется к опыту посредством простого дополнения; и не является случайной реакцией, как если бы real опыт мог состоять в том, чем он есть без интенционального  отношения, как кальки бифуркации Переживания Сущности, объективированной функцией сознания. С интенциональностью сознания, здесь объявляет себя, скорее сущностная структура чисто психического, потому феноменолог и должен изучать различные формы интенциональности в рефлективном отношении, потому и обнаруживается (чрез соответствие интенциональности) и то, что каждая область объектов, так или иначе, доступна сознанию. Гуссерль взял исходным пунктом – математические объекты (как интуицию имплицитности интенционального ноумена), и позже исследовал логические структуры, чтобы, наконец, достичь понимания того, что каждая сущность должна быть схвачена в своей корреляции к сознанию, потому что каждая данная величина становится доступной для человека только, поскольку это имеет значение для него, т.е. антропологично, и это апперцептивно-ноэтически представляет всё разнообразие предметного языка, в аппрезентации приложения философски мотивированных коррегирующих номиналов---«Это есть то…».

   Для Гуссерля, интенциональное конституирование не означает создание вещи или объекта---субъектом; оно подразумевает фундаментальное конституирование его значения, ибо значение имеется только для сознания, и все фундирующие конституирования значения (=смысла) делаются возможными только благодаря   трансцендентальному сознанию. Говоря об этом трансцендентальном мотиве, Гуссерль пишет: «Мотив вопрошания (аппрезентативно) возвращает к последнему источнику---все достижения знания и рефлексии, в которых познающий осмысливает и себя, и свою познаваемую жизнь, в которых все научные конструкции имеют валидность   (адекватное соответствие) по отношению именно к нему, и рефлексирование происходит целенаправленно, и (так как постоянное привнесение материала сохранено интенцией в будущее) оно становится свободно доступным для духовной мотивации, в единстве ума».

   Понимаемая таким образом сама феноменология, не занимает место в ряду наук, но скорее, пытается сделать понятным именно то, что имеет место в различных науках, и, таким образом, тематизирует неподвергаемые сомнению предпосылки (=предельные основания) наук. И Гуссерль пришел к заключению о жизненном мире, что мир, сформированный в пределах непосредственного опыта каждого человека, - подвержен сомнению обращением к тем скрипт-основаниям наук, которые такой опыт предполагают. В «Кризисе» он анализирует основания, нашедшие свое непосредственное выражение в контрасте между большими успехами наук о природе и неудачами наук о человеке, ввиду того, что в современной эпохе, научное знание стало фрагментарным и в объективистко-физикалистском, и в субъективно-трансцендентальном--познании, и до феноменологии, этот разрыв не мог быть преодолен, что ясно разумеется и в онтологии по Принципам феноменологии  Пирса.

   Истинная характеристика жизненного мира не подразумевает подчинения научной истине, но, скорее истина уже вложена скрипт-основанием во всём научном исследовании. Именно поэтому Гуссерль утверждал, что онтология жизненного мира    должна быть развита, как системный анализ скрипт-конституирующих оснований, результат которых и есть, тот жизненный мир, который в свою очередь является   основанием всех научных конституций значения. Здесь стимул влияния состоит в факте, чтоб решающим являлась не точность определения истины, но, скорее перформативная и обобщающая роль, играемая актом обоснования. Именно в этой связи, историчность, также, стала уместна и для Гуссерля, и он начал размышлять о природе появления философии среди греков и над ее значением, как нового способа научного знания, ориентируемого на бесконечность; и это интерпретировало философию Рене Декарта как пункт, в котором появляется дух двух несовместимых исследовательских направлений – физического объективизма и трансцендентального субъективизма.   Феноменология  должна преодолевать этот раскол, и таким образом помочь человечеству жить согласно требованиям разума, и (как реализация того факта, что разум является типичной особенностью человека) человечество должно найти себя философски снова, но уже через феноменологию, именно как через самую совершенную теорию о природе всего извлекаемого сознанием (физического объективизма), и природе сознания, вообще (трансцендентального Субъективизма). И предложенная мною парадигма   скрипта   Итины в Имени души, этому не противоречит.

   Кстати, предложения математики говорят о качественных и связанных с ними количественных объектных представлениях, и неполнота математики всегда обуславливают её метаорганизацию в некую полноту стандарта, и иерархия   арифметика   → теория типов → теория множеств → топология, как раз создают некую стандартизацию, и только тщательная разработка топологии позволила подобраться к описанию языка. Я из этого могу сделать только один вывод, что раз язык может описываться только супер метаструктурами, описывающими зверинцы факторпространств, то несомненно в языке отражён и Эйдос всего единства человека, но опредмечивание мыслимого духом происходит интуитивно-феноменологической редукцией в топ-сигнатуру качества, телесных опосредований взаимодействия с реальностью. И мой этот   вывод  вполне уместен. Ибо если дух человека существует, то он не может сам определиться каким инструментом мыслить свою общность и как это интерпретировать, пока Бог не назовёт ему ИМЯ, которое и есть вся направленно-мыслимая часть и духа, и души, и тела, ввиду того что всякий акт мышления, всегда топология простого представления этого ИМЕНИ во всём своём составе, от тела до духа. Т.е. В этом ИМЕНИ вся Божественность человека и всё его безкрайнее развитие. Это идеально логично, ибо всегда выполняет   Закон тождества (A⊃¬(A⊃А)) ⊃¬А), и суть объективность мышления и суть словесность. А раз подобное разумеется подобным, то безграничность познания, как скрипт-актуальность Аксиомы Бесконечности (AxInf), должна изначально присутствовать и в мышлении. Но PM, ЛФТ и ОМ доказывают, что предложения логики не могут выражать бесконечность (ибо, как общие утверждения, логически выразимая завершённость, по ограничению интуиционизмом Закона исключённого третьего, совсем не выражает бесконечности, как невозможность относительно общих утверждений заявлять их истинность или ложность), да и экстенсиональная трактовка перечислимости логике не доступна. И потому я ещё раз повторяю, что в отображении речи, логика   не  может не опираться на математику, как связи с реальными объектами, идеализацией абстракции от них, ибо идея отрицания, подразумевает и идею отрицаемого. Но и в самой математике в т.ч. и по моей теореме ТОФА, только самое первичное восприятие должно представлять бесконечность (именно как скрипт-объективность разума, вне зависимости от конструктивных возможностей мыслителя, посредством   Переживания сознания), из этого следует, что самым первым в каждом акте мыслит дух, а опредмечивание мышления вторично, и потому апперцептивно. Это интроспективно подтверждает и Найссер (‘’Познание и реальность”), что всякое восприятие уже направленно ожидается. И значит всю жизнь человек учится верно эксплицировать свою душу, но раз дух мыслит Именем от Бога, то верное мышление---суть верное познание данного Богом удела, и, следовательно, высокое сознание всегда религиозно (потому крайняя глубина и широта мысли неверным не даётся и потому и высшая философия---удел верных). Ч.Т.Д.!!! Именно об этом и все мои посты, начиная с первого. Я сам это только сейчас понимаю отчётливо, верность помогает. Вот так!

  И по верной теории человеческого сознания и мышления---объективность не может рождаться, она должна уже присутствовать, ибо "Никакая имитация не есть ни объективность, ни реальность". Это доказывает и теория  Когнитивного Диссонанса, что логика с исключением является необходимой частью высокого сознания, ибо сам   КД  доказывает различные пути адаптации к безграничности мышления. Приведу цитату из этой теории---

 Динамический характер нейронной сети, обусловливает колебательный тип динамики как частный случай Когнитивного Диссонанса, возникающего при восприятии противоречивой информации. Редуцирование КД определяется диссипативным характером системы и данный диссипативный фактор, и соответственно механизм редуцирования КД---имманентны модели. Этот механизм может быть соотнесен с характерным, для обыденного когнитивного стиля (ОКС), конфликтом  между   стремлением к устойчивости внутренней модели мира и необходимостью учета нового знания---в отказе от сложившихся стереотипов. Если система релаксирует, то она приходит в устойчивое состояние безразличия или толерантности. Этот сценарий, столь характерный для ОКС, неприемлем в рамках научного когнитивного стиля познания  (НКС)---по различию механизмов, останавливающих   итерационную  процедуру. Тогда, скорее всего, он должен быть внешним по отношению к модели и может быть соотнесен, с присущим интеллекту высокого уровня,---механизмом саморефлексии (как глубоко интуитивного познания сути своего субстанциального Имени, явно выходящего за любые познавательно-имманентные пределы, что и обосновывает её Величество---Совесть, и непосредственную эмпатию интерсубъективной связи, Венчающуюся усмотрением Божественного). Отметим, что остановка итерационного процесса---лишь первый шаг формирования новой внутренней картины мира. Эта картина должна быть не только адекватна реальности, но и внутренне непротиворечива. Иными словами, если это предположение верно, то логика с исключением---закономерный и необходимый, но лишь промежуточный этап процесса познания, как процесса формирования и постоянной корректировки внутренней картины мира, адекватной реальности и направлению волеизъявления в непротиворечивое единство сформированных представлений. 

    Вывод из этой цитаты в том, что предложения философии, в рефлексии представления пределов сознания и Бытия, философски выражаемые "Это есть то...", однозначно подают возможность убедительного влияния на несовершенное мышление, в возможностях на этой основе остановки итерационной процедуры мыслительного поиска, ибо уже есть усвоенные законченные варианты самого широкого масштаба, пусть даже следуя смыслу высказывания Витгенштейна в ЛФТ, что "То, что можно показать, о том нельзя сказать", интерпретируя его как (Рамсей) то, что скрытые возможности знаковой системы уже неким невыразимым образом указывают на такие возможности, о которых нельзя заявить, что соответствует ТОФА. Но приводя интерпретирующий пример, вы выказываете уже ∞-познаваемую смоделированную необходимость и этим утверждаете возможность ассимиляции вашей знаковой системы, как философский факт релевантности, по т. Дюэма-Куайна.  Этот вывод вполне возможно умозаключить и из … апологии прагматизма Ч.С. Пирса с.222, как репрезентация интенциональности в представлении   экзистенциальных графов «2. Верно не только то, что посредством экспериментирования на некоторой схеме можно получить экспериментально доказательства всякого необходимого заключения, сделанного из любой данной Совокупности Посылок---более того, ни для одного “необходимого” заключения нельзя добиться большей аподиктичности, чем та, которую приобретает   индуктивное  рассуждение с момента, когда экспериментирование становится возможным умножать ad libitum, всего лишь вызвав его в воображении», в данном случая не вызвав, а уже представляя всю апперцептивную массу, приведённую предвосхищением к духовной репрезентации момента вещественной перцепции и его осмысляемого продолжения, и ноэтико-ноэматическим Переживанием презентации этого акта познания. И именно на этом первичном этапе потребления объективности познания, вполне закономерной будет, необычайно сильная зависимость мыслительных способностей индивида, в зависимости от реализуемой техники и качества индивидного мышления, подтверждая выводы теории Когнитивного Диссонанса.
  Завершая философское осмысление взаимосвязи сознания и антропологичной ему Истины, то возвращаясь к тезису схватывания этой философской проблемы через осмысление сознания и вещественного мира---"Никакая имитация не есть ни объективность, ни реальность", то сразу и проясняется и основной вопрос философии об адекватности отражения мира познанием, предполагающий предшествующую отражению мира, объективность, ибо может быть следствием только чего-то более мета иерархаичного, представленного в моей парадигме сознания, Именем души от Бога, как врожденность Истины сознанию личности человека. [[«He следует ожидать, чтобы из низшего прямо родилось высшее, или чтобы оно наверняка возникло при условии этого низшего. Ибо у высшего свой собственный исток» (Ясперс Карл «Разум и экзистенция»). Хайдеггер явно различает осознание экзистенции от осмысления экзистенции, и можно понять почему он это делает: например, из того же заявления Сартра: «... Но Dasein, лишенное вначале измерения сознания, никогда не сможет вновь обрести его» («Бытие и Ничто»)]]. И это условие основного вопроса философии рассматривается по ТОФА, дабы присутствовало скрипт-основание всякого непосредственного конструкта, что и пыталась преодолеть Феноменология Гуссерля, но философам (в большинстве) на самом деле Истина не нужна. Согласно Феноменологии Гуссерля, что хоть суждения о реальности порождены строго со стороны человека   (т.е.   антропогенны, антропоморфны и аксиологичны), но собственно суждения человеческие не являются феноменом строго человеческим, потому суждения человеческие не (антропогенны, антропоморфны и  аксиологичны)---в строгом смысле этого слова, ибо аксиологичность не возникает антропогенно  и   антропоморфно,   но есть феноменом именно объективности, как колебание между реализмом и идеализмом, и real сторона этого вопроса никогда не преодолеет точку зрения "дескриптивной психологии", и всегда обращена ко внутреннему смыслу жизни, направленной на феномены логического и идеального, и описываются, как   "трансцендентальный идеализм". Потому и человек не может в полноте высказываться о метафизическом, но может иметь прогрессирующую к тому индукцию верою, а дорогу осилит идущий (истина Христова и онтология бессмертия души). Вообще, экзистенциальные суждения не имеют никакого смысла вне ссылки на конкретную реальную модель, что дискредитирует всю спекулятивную философию, потому именно Гуссерль и Пирс предложили самую верную философскую парадигму, ибо феноменология и Гуссерля и Пирса, объективно рассматривала прежде всего модель человека и его сознание, и скрипт-основания реализации трансцендентального феномена сознания. Конечно сама эта продуктивная идея сильно всколыхнула многие философские умы, но взыгравшее талантом сознание почти всех их---по-породило множество ярких идей, и они предпочли свои корпоративные интересы, вместо любви к мудрости. Это настолько сильное фиаско, что Бог подаёт таланты ума только феноменологическому направлению в смысле Гуссерля (Левинас) и Триадологии Пирса, а все остальные направления остаются без талантов, и могут только в той или иной степени удачно цитировать слова философов до Гуссерля, что и видно на ФШ. Кто разрабатывает идеи феноменологии, тот и мыслит глубоко, а нет, то и мышление убогое. Хотите талант, так ныряйте ещё на пост Философия феноменологии сознания, он краток, и будет хороший задел на всю остальную пирсо-гуссерлианскую феноменологическую историю философии личности, но бездари вас перестанут понимать. Да и вообще философия говорит, что познание всякой глубины, есть исследование языка в этом направлении (ибо единение языком всего Троичного в единство, задаёт модель единой природы, как универсальность сводимых к триадным, отношений и наличие этой модели в человеке, подаёт всякую возможность самых глубоких философских выводов, как некая модель истины, несомненно представляя и метафизическое), ибо логика истину родить не может (что доказано Пирсом в невыразимости Троичности---Двоичностью), но может установить верность таковой (как рефлексия Троичности в Двоичности), да и то, только гипотетически, ибо Истина невыразима ни в каком языке (Тарский), что отводит логике роль организующего начала, априорно присущего Диадическим отношениям (в смысле Пирса), но согласно принципов экзистенциальных графов, графы с двумя линиями никогда не могут выразить граф с тремя линиями (т.е. Диадические отношения логически не совместимы с Триадическими, но смысл их---осмысление вечного, т.е. сути своей природы), но графы с тремя линиями могут выражать графы с любым количеством линий. Отсюда очевидна объективная Троичность (по Пирсу) естества человека, как дух, душа, тело, и жизнь после смерти представляется уже неким приобретением того, чего не было, т.е. удела. Потому, согласно парадигме сознания, как единство и направленность духа, души и тела субстанциальным Именем человеку от Бога,---после смерти   Диадическая  завершённость души и духа, получает непротиворечивый Истине удел, но не по власти человеческой, но согласно тому, кто как познан ТриИпостасным Богом. Потому явно не бессмысленна необходимость наши экзистенциальные   перформативы  обязательно обобщить в общие утверждения, ибо законы природы могут быть в сознании человека только общими утверждениями, дабы быть истинными интерсубъективными связующими, и только тогда они перестают быть экзистенциальными утверждениями, но такая процедура требует обязательного доказательства, ибо добротно доказанное предельное обобщение---суть аксиома этой теории, потому логика никак не элиминируема из верной мыслительной атрибутики.

  Ведь даже AxInf (аксиома бесконечности) доказывается уже тем, что если признать, что анализ вообще имеет смысл, то обязано для полноты последнего, обязано существовать утверждение о том, что бесконечность существует. Это как раз совпадает с ТОФА, и последующее из ТОФА утверждение об объективном аналитическом сознании говорит о том, что идея Бога (как религиозно ассоциированная эквивалентность Истины Всех Миров и Бога) не может не участвовать в объективно-аналитическом уме всегда, что и философия подтверждает, что метафизика из предмета философского рассмотрения никогда не исчезает (С.Г. Секундант «Трансцендентная философия» И. Н. Тетенса как фундаментальная наука и критическая пропедевтика к метафизике"), как неэлиминируемая связь философии и религии.

 Высказанные мною Идеи, суть возрождение неоплатонизма Эйдосов, как мыслей Бога (как Триадология феноменологии неоплатонизма), как свободы человека усмотреть эти подаваемые Богом Возможности (Первичности) и этим стать неотъемлемой частью Промыслительно-Спасительной Возможности единения в Истине, что и есть проявление Любви Божества к человеку.Евгений Силаев-ссылка-Платон «Если, как думают некоторые, здравый смысл ничем не отличается от разума, то мы, — говорит Платон, — были бы вынуждены признать, что все, что мы замечаем посредством тела, есть первопричинная и достовернейшая истина. Но мы должны считать их за два рода, потому что они произошли отдельно и имеют неодинаковое свойство. В самом деле, один из них возникает через ученье, другой — через непосредственную уверенность; один всегда опирается на отчетливые основания, другой — безотчетен, по очевидности; один не изменяется от непосредственной уверенности, другой — послушен ей; одному надобно почитать причастными всех людей, а разуму причастны боги, человеческий же род что-то мало» («Тимей», 51е) [5]. Принадлежащие здравому смыслу «истинные мнения, пока они остаются на месте, суть прекрасное дело, и они производят все доброе; но они не хотят оставаться долгое время на месте, они убегают из человеческой души, и вот почему они имеют немного цены, пока кто-нибудь не свяжет их знанием основания… Когда они так бывают связаны, то сперва они обращаются в познания, а потом делаются неизменяемы» («Менон», 97 е). "Таким образом, хотя здравый смысл и соответствующий ему опыт---возможны, вследствие истины идей, которую душа знает сама по себе, однако истина, приобретаемая здравым смыслом (как и всякое экзистенциальное утверждение), непрочна и изменчива, как и чувственные явления, с которыми тот находится в непосредственной связи (ибо требует всегда предметной связи, вне которой она бессмысленна): она (эта истина), вне прочной обоснованности в доказательно-общее утвеждение, не свободна от возможности неверности в самой себе и не защищена доказательной общностью от софистики, мнения которой не любят оставаться долго на месте." П.Д. Юркевич "Разум по учению Платона и опыт по учению Канта". Эти же Идеи философии объективного идеализма приведены и в философии А.С. Хомякова, И.В. Киреевского и Л.М. Лопатина, как мифологема Истины.

  Трансцендентальная проблема религии---Следует признать, что и мифу присуща вся та объективность или кафоличность, какая свой[c.728]ственна вообще откровению: он и выражает собственно, содержание откровения, т.е. откровение трансцендентного высшего мира совершается непосредственно в мифе, он есть письмена, которыми этот мир начертывается в имманентном сознании, как его представление. Можно сказать, что миф есть синтетическое религиозное выражение a priori, из которого уже аналитически, на предметной основе и априорных возможностях, возникают и выводятся   апостериорные   утверждения. Миф содержит в себе нечто новое, дотоле неизвестное, причем утверждает свое содержание, как самоочевидную истину. Эта самоочевидность порождается опытно-интуитивным характером ея происхождения. Мифу присуща своя особая достоверность, которая опирается не на доказательствах, но на силе и убедительности непосредственного переживания. В мифе констатируется встреча мира имманентного — человеческого сознания (как бы мы его ни расширяли и ни углубляли) и мира трансцендентного, божественного, при чём трансцендентное, сохраняя свою собственную природу, в то же время, благодаря мифу, сопрягается с имманентным, а само имманентное модифицируется, давая в себе место трансцендентному. И сама активность мифа, модус известной инициативы со стороны трансцендентного (как отрицание эманации), которое желает этой встречи, и именно в реальности этой встречи и заключается сила диктума убедительности мифа. Он есть поэтому событие, которое совершается на грани двух миров, в нём соприкоснувшихся. Он есть нечто   „благодатное"  (беря понятие благодать в общем и формальном смысле). Содержание мифа всегда конкретно, ибо речь в нём идет не о боге вообще и человеке вообще, но о диктуме воспринимаемой формы определенного богоявления и богооткровения.   Актант мифа, его субъект, может быть обозначен только „собственным“, а не „нарицательным“, родовым именем. Миф есть, или должен быть поэтому, отрицанием всякого субъективизма[с.729] или психологизма. Напротив, лишь сознание, что в человека входит нечеловеческая сила и в нём совершаются превышающие его собственную меру события, и создает жизненную убедительность мифа. Не человек действует или „полагает", как это имеет место в субъективно-идеалистических построениях, но в человеке происходит, в нём полагается и в нём говорят высшие сущности и силы. Таинственный характер, согласно сказанному, принадлежит, строго говоря, всему богослужению, однако эта таинственность сгущается и, так сказать,[с.739] кристаллизуется в отдельных   Актантах, составляющих собою таинства в собственном смысле. Таинство отнюдь не означает собою сообщения каких-либо тайн или секретов и не имеет никакого отношения к „сокровенному знанию“, оккультизму и магии. Таинство представляет собой столь же необходимый и даже, т.ск. гносеологически неизбежный атрибут религии, как молитва; поэтому, помимо их религиозного постижения, следует понять и этот гносеологический их смысл. Религия вытекает из чувства разрыва между имманентным и трансцендентным и, в то же время, напряженного к нему влечения: человек в религии неустанно ищет Бога (в осмысленной молитве,   тропосом своего Имени от Бога), и небо ответным лобзанием приникает к земле, давая себя ощутить (как экзистенциальная объективность). Чтобы вообще была возможна религия не только как жажда и вопрос, но и как утоление и ответ, необходимо, чтобы эта полярность, эта напряженность иногда уступала место насыщенности, чтобы трансцендентное делалось ощутимым, а не только искомым, и приобщало собой имманентную действительность.   Таинственный элемент в самом таинстве, собственно и заключается в жизненном общении с тем миром, который всё же остается для нас закрытым, причем здешний мир ощущается как вместилище того, другого мира; говоря короче,   таинство есть переживание трансцендентного в имманентном, сообщение „благодати“ творению в определенных таинственных актах веры.