шизоидное Тела - ментальное бесполого Тела, и как относящееся к нему, воспроизводит не мышление, а рефлексию в пределах бесполого Тела и объекта сопротивления. Надёжный в устойчивости объект сопротивления зависит от  эффекта потери Тела Матери - его специфика и организует сознание в едином Тела. Шизоидность - это и уход в асоциальное бесполого Тела с помощью спонтанного объекта сопротивления - [я не знаю, как он в душе себя чувствует, но он живет в своем мире, ему неинтересно,..]. [психиатр: "А он раньше не был слишком оптимистичным, высматривал только хорошие сценарии?" Да, я могу сказать, так и было. Он всегда полагал, что все будет хорошо] - позитивность и указывает на спонтанный объект сопротивления подбираемый случаем, и где бесполое Тела уходит из под единого Тела: [был очень вспыльчивый, с полуоборота становился сердитым, и потом очень быстро проходило]. Такой оптимизм излучают и политики, когда долго работают с толпой, сейчас видно и по Путину. Позитивизм и прагматизм в философии и в обыденном "мышлении", связанные с устремлением в будущее, являются только проекциями шизоидного Тела: политэкономия, банковская сфера бизнеса, стабилизационные фонды, материнский капитал, пенсионные накопления, закон Димы Яковлева, Крым, Донбасс, "несостоявшееся государство", сильная америка и опасный китай, укрепление суверенности, и прочее. Абстракции соединённые в технологические цепочки и устремлённые в будущее с мышлением никак не связанные, а только с неустойчивым объектом сопротивления в эффекте потери Тела Матери индивида.

В 1995 году бесследно исчез миллионер Борис Осипов. В прошлом кабинетный ученый, университетский преподаватель, в период перестройки он стал одним из самых успешных предпринимателей Латвии, открывал одно предприятие за другим, занимался разными типами бизнеса, торговал продовольствием, ювелирными изделиями, пока не нашел себя в банковском деле.
Основанный им Топ-банк в период дикого капитализма был построен по типу финансовой пирамиды и привлек тысячи вкладчиков льготными условиями и обещаниями фантастических прибылей. Борис Осипов быстро стал миллионером и не жалел денег – как на собственные развлечения, так и на благотворительные проекты.
Облагодетельствованные им рижане до сих пор вспоминают небывалую щедрость Бориса Осипова. Банкир оставил старую семью и женился на молодой привлекательной блондинке Дайге. У него появились дома, роскошные автомобили, охрана.
Как обычно бывает с пирамидами, Топ-банк рухнул, и у его закрытых дверей выстроились обманутые вкладчики. Но Борис и Дайга исчезли, а денег в сейфах не оказалось. Говорили, что владелец банка похитил и где-то закопал 6 миллионов латвийских латов. Ходили слухи, что его убили в Лондоне. Дочери от первого брака ничего не знали о судьбе отца, пока наконец, 18 лет спустя, из Интерпола не поступило сообщение, что в психиатрической клинике в Малайзии находится человек, очень на него похожий.
Выяснилось, что Борис Осипов действительно страдает душевной болезнью, но она не приносит ему никаких страданий: напротив, он счастлив, позитивен и уверен, что у него есть великая миссия – облагодетельствовать Малайзию. Самое странное в этой истории то, что и его жена, блондинка Дайга, вернувшаяся в Латвию, тоже заболела шизофренией.

– Ваш отец был преподавателем университета. Тогда, в конце 80-х – начале 90-х, как вы воспринимали превращение вашей семьи, семьи советского интеллигента, в семью кооператора, капиталиста, буржуя? Вам нравилось это превращение или вы чувствовали смущение?
– Это самое трагическое в этой истории. Потому что я помню его как человека, который одной рукой красит стенку, другой книгу читает. Он меня в школу возил и все время что-то читал в автобусе. Когда это все превращалось в жуткое псевдобогатство, какое-то пластмассовое золото, мне так страшно все это было видеть. Я видела, как он теряет все, что у него было. Просто в Советском Союзе, когда менялись ценности, старые погибли, а других не было еще. Люди были растерянные. А он сразу бросился на ту сторону: капитализм, Запад, все такое блестящее. Но это, конечно, не то, что есть Запад – это псевдо. Это было самое трудное: видеть, как он меняется, и я его ненавидела, мне было стыдно за него.
– А в политическом движении за независимость Латвии ваша семья участвовала или вы были аполитичными?
– Я помню, мать включала телевизор, когда происходили все эти мероприятия, сидела и боялась просто. Отец сидел и злился. Ему казалось, что не момент петь песни, идти с транспарантами, но сейчас надо начинать действовать. Ему казалось, что латыши поют, все такое, а надо действие. Не знаю, кто был прав, но он не чувствовал, что должен идти вместе с латышами с транспарантами. Он был аполитичен абсолютно.
– А вы в юности не ходили на митинги?
– Я на всех мероприятиях была всегда, мне это было очень важно. Но это была какая-то оппозиция с отцом, мы не были вместе в этом.
– Когда он исчез в 1995 году, вы были уверены, что он погиб, или все-таки подозревали, что он жив и где-то скрывается за границей?
– Я никогда себя не чувствовала, ни тогда, ни потом, через годы, как человек, у которого отец мог умереть. Мне казалось, невозможно. Голова у него так работала, что он видел на несколько шагов вперед. Конечно, я за него переживала и абсолютно не переживала за вкладчиков. А за него переживала, но не как за отца, а как за старшего брата.
– Вы замечали у него какие-то признаки душевной болезни?
– Моя мать говорит, что ей кажется, что он всегда был таким. Но мне кажется, что это просто другой менталитет, он же с Кавказа. Он, конечно, был очень вспыльчивый, с полуоборота становился сердитым, и потом очень быстро проходило. Когда я приехала из Малайзии с материалом, я не могла понять, мне казалось, что он такой гуру, который сидел там 15 лет, медитировал, такой особенный, а все мне говорили, что он просто больной. Я приехала с материалом, встречалась с психиатром, показывала, она говорит: "Нет, мне кажется, это болезнь. А он раньше не был слишком оптимистичным, высматривал только хорошие сценарии?" Да, я могу сказать, так и было. Он всегда полагал, что все будет хорошо, но в тот раз с банком не мог ничего уже сделать, и тогда надо было бежать. Шизофрения – диагноз, но эта болезнь такая хитрая. Может быть, она где-то скрывалась в нем.
Но это было странно, я поняла, что ему безразлично, я не знаю, как он в душе себя чувствует, но он живет в своем мире, ему неинтересно, как мы там, что мы там. Это просто его идеи, в которых он живет. Когда ему лекарства дают, он не хочет сразу реагировать на свои идеи, он может подождать до завтра, потому что завтра будут другие идеи.

http://www.svoboda.org/content/article/27591244.html Счастливое безумие капитализма