Батай всё видит через зависимость, в марксистской традиции, тогда как важен не придуманный раб, а вещь, потому что вещь не может быть придуманной, а только использованной, поэтому сначала рождается вещь.  И если вещь рождается в совместном (толпа) использовании, то в этой логике и возникает жертвоприношение. Взрыв абсолютного Тела и породил хаос (репрессии) 20-30 годов в России, и консолидацию толпы насилием. Вещь в себе Канта и несёт идею абсолютного Тела, и как равного вещи, и как существующего вне познания.

Истребление богатств занимало не меньшее место в их мыслях, чем производство богатств в наших. Они заботились о жертвоприношениях не меньше, чем мы о труде. Само солнце было в их глазах олицетворением жертвы. То был бог, похожий на человека. Он превратился в солнце, бросившись в пламя костра. Испанский францисканец Бернардино де Саагун, писавший в середине XVI века, так излагает то, что ему рассказывали старые ацтеки:
Говорят, что, когда света еще не было, боги собрались в месте, называвшемся Теотиуакан <...>, и стали спрашивать друг у друга: "Кто будет освещать мир?", на что один из богов по имени Текусицтекатль ответил: "Я стану освещать его". Боги заговорили вновь и стали спрашивать: "Кто еще?" Затем они переглянулись между собой, ища, кто смог бы это сделать, но никто из них не осмелился предложить себя для выполнения этой роли; все боялись и отнекивались. Один из них, на которого никто не обращал внимания и у которого были бубас, молчал и слушал, что говорят другие. И вот к нему обратились с такими словами: "Да будешь им ты, маленький бубосо". Он охотно подчинился тому, что ему приказали, и ответил: "Принимаю ваш приказ как милость; да будет так". Оба избранника тут же приступили к четырехдневному очищению. Затем они развели огонь в очаге, устроенном в скале <...>. Бог по имени Текусицтекатль приносил в жертву только дорогие вещи; так, вместо букетов он делал приношения из дорогих перьев, называвшихся кетцали; вместо клубков из сена он приносил в жертву золотые шары; шипы из драгоценных камней вместо шипов агавы магуэя, и шипы из красного коралла вместо шипов, обагренных кровью. Сверх того, служивший ему для приношений коралл был из наилучших. Бубосо, которого звали Нанауацин, принес в жертву девять зеленых тростинок, связанных по три, вместо обыкновенных веток. Он приносил в жертву клубки из сена и шипы магуэя, обагренные его собственной кровью, а вместо копаля - корки своих бубас. Для каждого из этих двух богов соорудили башню в виде холмика. Там они совершали очищение четыре дня и четыре ночи. Когда закончились четыре ночи очищения, вокруг этого места разбросали ветки, букеты и все прочие предметы, которыми они пользовались. На следующую ночь, немного за полночь, когда должен был начаться обряд, принесли украшения Текусицтекатля из перьев, называвшихся ацтаколлитлъ, и куртку из легкой ткани. Что касается Нанауацина, бубосо, ему покрыли голову бумажной шапочкой анацонтли и надели епитрахиль и поясок тоже из бумаги. Когда наступила полночь, все боги выстроились вокруг очага, называвшегося Теотекскали, в котором четыре дня горел огонь. Они разделились на два ряда, выстроившись напротив по обе стороны костра. Оба избранника встали возле очага, лицом к огню между двух рядов богов, и те, обращаясь к Текусицтекатлю, сказали ему: "Ну-ка, Текусицтекатль, бросайся в огонь!" Тот попытался броситься в него, но так как очаг был велик, а огонь очень жарок, то, лишь только он почувствовал этот страшный жар, его обуял страх, и он отпрянул назад. Во второй раз он взял себя в руки и, набравшись храбрости, хотел броситься в огонь, но, приблизившись к нему, остановился и не решился идти дальше. И так он четырежды предпринимал безуспешные попытки. А между тем было установлено, что никто не может делать более четырех попыток. Когда же четыре попытки были сделаны, боги обратились к Нанауацину, сказав ему: "Ну-ка, Нанауацин, теперь твоя очередь попробовать!" Только эти слова были произнесены, как он, собрав силы, закрыл глаза, устремился вперед и бросился в огонь. Тотчас он стал потрескивать, как бывает, когда что-нибудь жарят. Текусицтекатль, увидев, что тот бросился в огонь и горит в нем, собрался с духом и бросился в костер. Говорят, что одновременно туда влетел орел, обжегся, и поэтому сейчас перья этой птицы имеют черноватый оттенок; за ним последовал тигр, но не обжегся, а лишь опалил шерсть: поэтому и по сей день на его шкуре остались белые и черные пятна.
Немного времени спустя боги, упав на колени, увидели Нанауацина, "превратившегося в солнце", которое вставало на востоке. "Он появился очень красный, переваливаясь с боку на бок, и никто не мог остановить на нем свой взгляд, потому что он слепил их, настолько сильно сияли лучи, исходившие от него и распространявшиеся повсюду". Потом на горизонте появилась луна. Текусицтекатль получил меньше блеска за то, что он колебался. После этого богам пришлось умереть, ветер-Кецалькоатль убил их всех; ветер вырвал у них сердца и с их помощью дал жизнь новорожденным светилам.
С этим мифом следует сопоставить верование, согласно которому люди, и не только люди, но и войны были созданы, "чтобы было у кого взять кровь и сердце, дабы накормить солнце". Это верование столь же очевидно, как и миф, выражает собой высшую ценность истребления. Ежегодно мексиканцы соблюдали в честь солнца четыре дня поста, выдержанного богами. Затем они приносили в жертву прокаженных по примеру бубосо - страдавшего кожным заболеванием. Ибо их мысль была лишь изложением их поступков.
3. Человеческие жертвоприношения в Мексике
Человеческие жертвоприношения в Мексике, ужасы которых, пожалуй, высятся вершиной в жестокой цепи религиозных ритуалов, известны нам в более целостной и живой форме по сравнению с более древними временами.
Жрецы убивали своих жертв на вершине пирамид. Они укладывали их на каменном алтаре и вонзали им в грудь нож из обсидиана. Они вырывали еще бьющееся сердце и поднимали его к солнцу. Большинство жертв были пленниками, чем оправдывалась необходимость войн для поддержания жизни солнца; смыслом войн было истребление, а не завоевание, и мексиканцы думали, что если бы они прекратились, то солнце перестало бы светить.
"Приблизительно в пору Пасхи" осуществлялось жертвоприношение юноши безупречной красоты. Его выбирали среди пленников за год до того; с этого момента он жил как вельможа. "Он обходил город с цветами в руке, окруженный свитой. Он милостиво приветствовал всех, кто встречался на пути, а те, со своей стороны, принимая его за образ Тескатлипока (одного из величайших богов), вставали перед ним на колени и поклонялись ему". Время от времени его видели в храме на вершине пирамиды Куаутиксикалько: "Он играл там на флейте либо днем, либо ночью, когда ему угодно было прийти, а наигравшись, воскурял ладан, осенял им другие части света и затем возвращался в свое пристанище". Его окружали всевозможными заботами, чтобы сделать его жизнь по-царски изящной и изысканной. "Ему давали пить подсоленную воду, если он поправлялся, дабы он сохранял свои стройные очертания. За двадцать дней до праздника жертвоприношения к юноше приводили четырех хорошо сложенных девушек, с которыми в течение этих двадцати дней он поддерживал плотские отношения. Эти четыре предназначенные ему девушки были также тщательно воспитаны с этой целью. Им давали имена четырех богинь <...>. За пять дней до праздника, на котором жертву должны были заклать, ей оказывали божественные почести. Царь оставался в своем дворце, в то время как его двор сопровождал юношу. Ему устраивали празднества в живописных и приятных местах <...>. Когда приходил день его смерти, его отводили в молельню, носившую имя Тлакочкалько; но еще прежде, чем он туда дойдет, в месте, называвшемся Тлапицанаян, его жены отходили прочь и оставляли его. Когда он прибывал к месту, где его ожидала смерть, он сам поднимался по ступеням храма и на каждой из них ломал одну из флейт, на которых играл весь год. На вершине сатрапы (жрецы), заранее изготовившиеся умертвить его, хватали его, бросали на каменную плаху и, в то время как одни удерживали его распростертым навзничь, крепко держа за ноги, руки и голову, другой жрец, державший нож из обсидиана, вонзал его одним ударом в грудь, затем, вытащив его, просовывал руку в проделанное ножом отверстие и вырывал сердце, которое тут же преподносил в дар солнцу". Мертвому телу юноши выказывали уважение: его медленно спускали во двор храма. Обычные жертвы сбрасывались вниз по ступеням. Самое жестокое насилие было привычным. С убитого снимали кожу; один из жрецов тотчас надевал эту кровавую кожу на себя. Людей бросали в большую печь; оттуда их извлекали крючьями, чтобы еще живыми положить на плаху. Чаще всего тела принесенных в жертву съедали. Празднества продолжались непрестанно, и каждый год служение богам требовало неисчислимых жертв: называют цифру двадцать тысяч. Один из обреченных на казнь, воплощающий бога, поднимался к месту жертвоприношения, окруженный, словно бог, свитой, которая сопровождала его на смерть.
4. Сокровенная близость палачей и жертв
По отношению к тем, кто должен был умереть, ацтеки вели себя необычно. Они гуманно относились к этим пленникам, давали им пищу и напитки, каких пожелают. О воине, приведшем с войны пленного, а затем отдавшего его для жертвоприношения, говорили, что он "относился к нему как к сыну, а тот почитал его как отца". Жертвы плясали и пели вместе с теми, кто вел их на смерть. Нередко старались успокаивать их тревогу. Женщину, воплощавшую "мать богов", утешали знахарки и повитухи, говоря: "Не печальтесь, милая; вы проведете эту ночь с царем; возрадуйтесь же". От нее скрывали, что ее должны убить, потому что смерть должна была наступить для нее внезапно и неожиданно. Обычно же обреченные ничуть не заблуждались насчет своей судьбы, и их принуждали не спать последнюю ночь, распевая песни и танцуя. Случалось, что их опьяняли или, чтобы прогнать мысли о скорой смерти, давали им "женщин легкого поведения". Это тяжкое ожидание смерти по-разному переносилось жертвами. Говорят, что рабы, которые должны были умереть во время одного из ноябрьских праздников, "приходили к своим хозяевам, чтобы попрощаться с ними; впереди них шествовал человек с миской, полной чернил. Они распевали во все горло с такой силой, что можно было сорвать голос, а придя в дома своих хозяев, окунали ладони в миску и прикладывали их к порогу и столбам дома, где оставались их отпечатки. Ту же операцию они проделывали в домах своих родителей. Некоторые из них, отличавшиеся большим мужеством, могли даже есть; другие же, думая о грядущей смерти, были не в силах что-либо проглотить". Одна рабыня, представлявшая богиню Иламатекультли, была одета во все белое, убрана белыми и черными перьями, ее лицо раскрашено наполовину черным, наполовину желтым цветом. "Перед тем как убить эту женщину, ее заставляли танцевать под звуки музыки, исполняемой старцами и смешивавшейся с пением певцов. Она танцевала, роняя слезы и вздыхая, подавленная страхом при мысли о близкой смерти". Осенью женщин приносили в жертву в храме под названием Коатлан. "Когда эти несчастные поднимались по ступенькам, то одни пели, другие испускали вопли, третьи проливали слезы".
5. Религиозный характер войн
Эти жертвоприношения пленных неотделимы от условий, делавших их возможными: от войн и от осознанного риска смерти. Мексиканцы проливали кровь лишь при условии, что сами рисковали погибнуть.
Они сознавали эту связь между войной и жертвоприношением. Повитуха, обрезая пуповину новорожденного, тут же говорила ему:
Я обрезаю пупок посреди твоего тела. Запомни как следует и пойми, что дом, где ты родился, - не твое жилище <...>. Это твоя колыбель, место, куда ты преклоняешь голову. Твоя настоящая родина в другом месте; ты предназначен для иных мест. Ты принадлежишь чистому полю, где завязываются битвы; именно для них ты был послан к нам; твое ремесло и твоя наука - война; твой долг - поить солнце кровью своих врагов и предавать земле тела своих противников, чтобы она пожирала их. А родину, наследство и блаженство свое ты найдешь на небе, во дворце солнца <...>. Для тебя будет счастливой судьбой, если ты окажешься достойным окончить твою жизнь на полях сражений и встретить там цветущую смерть. То, что я сейчас отрезаю от твоего тела посреди твоего живота, принадлежит Тлальтекультли, которая есть и земля и солнце. Когда закипит война и соберутся воины, мы вручим этот пупок храбрым воинам, чтобы они подарили его твоему отцу и матери - солнцу и земле. Они зароют его посреди лагеря, там, где происходят боевые действия: это будет доказательством того, что ты предназначен в дар земле и солнцу; это будет знак твоего обещания посвятить себя военному ремеслу. Твое имя будет начертано на полях сражений, чтобы оно никогда не было забыто, как и ты сам. Это драгоценное приношение, взятое ныне с твоего тела, - словно приношение шипов магуэя, курительного тростника и веток акскойатля. Им подтверждается твой обет и твоя жертва.
Тот, кто приводил пленника, играл не меньшую роль в священнодействии, чем жрец. Первая чаша с кровью, вытекшей из раны жертвы, преподносилась жрецами солнцу. Вторая чаша наполнялась жертвователем. Он приближался к изображению богов и смачивал их губы теплой кровью. Тело принесенного в жертву доставалось ему; он уносил его к себе, и все, кроме головы, съедалось во время пира, приготовленное без соли и пряностей; но съедалось гостями, а не самим жертвователем, который считал жертву своим сыном, своим вторым "я". Во время пляски, заканчивающей праздник, воин держал его голову в руке.
Если воин сам погибал, вместо того чтобы вернуться победителем, его смерть на поле брани имела тот же смысл, что и ритуальное жертвоприношение его пленника: она также должна была удовлетворить ненасытных богов.
В молитве за воинов, обращенной к Тескатлипока, говорилось:
Воистину ты прав, желая, чтобы они гибли в битвах, ибо ты послал их в этот мир с единственной целью: служить пищей для солнца и земли, своей кровью и своей плотью.
Насытившись кровью и плотью воина, солнце осеняло славой его душу в своем дворце: там погибшие на войне смешивались с принесенными в жертву пленными. Смысл смерти в сражении подтверждался той же молитвой:
Сделай так, чтобы они были смелыми и мужественными, прогони из их сердец всякую слабость, чтобы они не только радостно принимали смерть, но желали ее и находили в ней очарование и сладость; чтобы не боялись ни стрел, ни мечей, а, наоборот, воспринимали их как что-то приятное, словно это цветы и изысканные блюда.
7. Жертвоприношение, или Истребление
Это смягчение окончательно делает ощутимым процесс, которому соответствовали ритуалы заклания. Этот процесс представляется лишь как чисто логическая необходимость, и мы не можем знать, согласуется ли с ним в деталях последовательность фактов; во всяком случае, его внутренняя согласованность является очевидной.
Жертвоприношение возвращает в мир сакрального то, что принижено, профанировано рабским использованием. Рабское использование превратило в вещь (объект) то, что в глубине имеет одинаковую природу с субъектом, что находится с субъектом в отношении сокровенной сопричастности. Нет необходимости, чтобы жертвоприношение разрушало собственно животное или растение, которые человеку пришлось превратить в вещи для своего пользования. Их надо разрушить хотя бы как вещи, в той степени, в какой они стали вещами. Разрушение - лучший способ отрицания утилитарного отношения между человеком и животным или растением. Но оно редко доходит до всесожжения. Достаточно, чтобы приносимые в жертву предметы потреблялись в форме причастия, смысл которого несводим к обычному поглощению пищи. Объект жертвоприношения не может быть потреблен таким же образом, как двигатель потребляет топливо. Особое свойство ритуала заключается в том, что он возвращает жертвователю живую сопричастность с жертвой, которая была вытеснена рабским использованием. Раб, угнетенный трудом и ставший чужой собственностью, является вещью наряду с рабочим скотом. Тот, кто использует труд своего пленника, обрывает связь, объединяющую его с себе подобным. Он уже недалек от того, чтобы продать его. Но владелец не просто сделал из этой своей собственности вещь, товар: человек не может сделать вещь из своего второго "я", то есть раба, не удалившись одновременно и от своей собственной сокровенной сути, не задав самому себе пределы, свойственные вещи.
http://www.fedy-diary.ru/html/052012/15052012-05a.html Жорж Батай "Проклятая часть"