Ваша бритва Юрий примитивно тупа - не имеет объективного понимания психо (душа)

ФШтурмовые параллели

Юрий, здравствуйте. Оригинальный пост. Он вызвал у меня следующие мысли.

высшие функции – не от мира сего…

Вы пропустили интересную дискуссию о мире сём и не сём (в теме - Система категорий (ч.36, полигория, трансценденталия). А мир не сей он – мир или не мир? У Вас ответа не нашел, а от него многое зависит.

ни один из субстратов сознания - физическое, органическое, телесное, социальное и даже искусственный интеллект - не супервентны уму.

Субстраты сознания, да, не супервентный уму, а вот ум им супервентен. Это здорово отражает понятие «трансценденталия».

Таким образом, ума нет…

А тут Вы вообще как-то проигнорировали центральный вывод  всей моей 8-ми-летней темы «Система категорий» (Система категорий (за восемь лет на ФШ, ч.35)) в модели трех регионов мироздания. Вот он.
Онтослово «нет» («есть»  – «не есть») используется чуть по-разному в разных регионах. Быть-существовать в регионе сущего – это одно (там действительно ума нет); быть-бытийствовать в регионе бытия – это совсем другое (там тоже ума нет, но есть его супервентное подобие). Быть-сутиться в регионе сущностей – означает как раз быть порождаемым, кроме прочего, умом, разумом, мыслью. Ум (мышление) не супервентно, а прямо имманентно региону сущностей.

я ввёл в философию БРИТВУ КУЗИНА – когда заявил, что... сознание есть поли–субстратный–поли–субъект или поли–субъектный–поли–субстрат. Это моё теоретическое открытие.

Принципы полионтологизма и полигносеологизма – не Ваши открытия, они достаточно известны в философии. Хотя ту комбинацию, которую Вы из них состряпали, пожалуй, если хотите, вполне можете именовать бритвой Кузина.

И, чтобы закрепить его в новой парадигме, я предпослал этой концепции два фундаментальных требования: [принцип субстратной недостаточности]…

Здесь также жаль, что Вы пропустили полгода назад интересную дискуссию в теме «Система категорий (ч.25-2, закон достаточного основания)», где рассматривалось и понятие недостаточного основания (ссылка).

[принцип субъектной недостаточности], в силу которого, ни один субъект… не являются последними членами «Ареопага».

Тут я, как сторонник полигносеологизма, выступаю за полифонию субъектов в едином полисубъекте (сим-фонии) – Абсолют. Да и Вы к этому кажется пришли:

…истинное положение дел, в силу которого континуум доминант, трансцендируя, расширяет число субстратов/cубъектов вплоть до Абсолютного субъекта/субстрата, чьи предикаты неисчислимы, а форма его бытия – есть creatio ex nihilo.

Ваше указание на то, что доминанты трансцендируют, выводит прямо на такое понятие как трансценденталия, об удивительном свойстве (отождествляемости бытия и ума) которой я написал несколько часов назад в указанной выше теме в сообщении под заголовком «Трансценденталия как категория-бытие» (ссылка).

В связи с этим уточнил и дополнил бы Ваш вывод моими словами в квадратных скобках курсивом:

Таким образом, и бытие, и ничто, и обоюдное могут мыслиться как таковые только [как категории] в со-полагающем их Уме/Нусе [в системе категорий], а бытие, как универсалия [точнее, трансценденталия], обретает доподлинность только в ТРИАДЕ-ТРИНОКУЛЯРЕ «Бытие-Ум/Нус-Небытие» или (Что-Ни-Что).

Вашу триаду-тринокуляр тоже дерзну интерпретировать как триаду трансценденталий Фомы Аквинского «Сущее (ens) – Вещь (res) – Нечто (aliquid). Хотя ее наверное как-то можно увязать и с классической триадой трансценденталий: unum–verum–bonum (единое/бытие–истинное/ум–благое/ничто). Но это требует отдельного исследования. Присоединяйтесь со своей бритвой. А то бритву Оккама я уже стал вовсю эксплуатировать. 

Кстати - вот пример того как работает БРИТВА

Мысль о Ничто́ беспредметна. Но когда предметом мысли становится беспредметность, у не-сущего появляется шанс. Такой шанс небытию дал Горгий Леонтийский - софист, чей трактат «О не-сущем, или О природе» дошёл до нас в парафразах Секста Эмпирика (Adv. Math. 7.65–87, DK 82 B3) и Псевдо-Аристотеля, или т.н. Анонима (De Melisso Xenophane Gorgia, V–VI). Ничего нет: ни сущего, ни не-сущего, ни обоюдного, утверждает Горгий (979а24).

Своё «не-сущее» (τὸ μὴ ὂν εἶναι) софист противопоставляет «сущему» (τὸ ἐóν) Парменида, хотя текстологи убеждены, что целью пародии был Мелисс с его работой «О природе, или О сущем» (Περὶ φύσεως ἢ Περὶ τοῦ ὄντος), чьё название Леонтиец якобы отзеркалил в собственном трактате «О не-сущем, или О природе» (περὶ τοῦ μὴ ὄντος ἢ περὶ φύσεως) [Вольф Новосибирск, 78]. Наткнувшись на "горгиев узел" в антиковедении, я понял, что "нарост" проще разрубить, чем распутать. Речь о работе М.Н.Вольф, в которой профессор, желая выкурить проблематику Ничто́ из горгиеведения, перевела οὐδὲν ἔστιν как «Ничто́ существует», благодаря чему, как посчитал учёный, «трактат Горгия больше не выглядит пародией на элеатов и может быть поставлен на одну линию с решавшими элейский вопрос» [Вольф 2014, 112]. Подобная аргументация более чем сомнительна. Во-первых, подобное «прочтение» подвергает ревизии основополагающий тезис Горгия (ничего нет: ни сущего, ни не-сущего, ни обоюдного), ставя с ног на голову всю концептосферу софиста; во-вторых, хотя текстолог и называет свою гипотезу «рабочей», в MXG, по признанию той же М.Н.Вольф, Аноним использует конструкцию «οὐκ εἶναί οὐδέν» (979a13), что не оставляет сомнений в твёрдости Горгия отстаивать негативную онтологию и гносеологию. Чтобы удостовериться, что основополагающий принцип Горгия «Ничто́ не существует» не заблуждение, не паранойя и не пародия на элеатов, я изучил вопрос и обнаружил схожую критику "методологии" М.Н.Вольф у философа и текстолога Р.Б.Галанина. Я взял Горгия под защиту в статье https://clck.ru/Ni3Qa , чем и разрубил "горгиев узел" Бритвой Кузина.

_________________________________________

Вольф М.Н., (2014) Софистика. Горгий Леонтийский: трактат «О не-сущем, или О природе» в современных интерпретациях: учеб. пособие / М. Н. Вольф; Новосиб. гос. ун-т. – Новосибирск: РИЦ НГУ, С.112.

Вопросо/Ответы на ПЛАТОНЕ (ФБ).

Сергей Подзюбан. Юрий, как вы трактуете слова МХ : "Бытие - некий предмет, вероятно, предмет мышления... Бытие - некий предмет, но никакое не сущее».

Юрий Кузин. Всё правда и ложь, - хотя Аристотель и запрещает двойное отрицание))) Судите сами: "Некий", т.е. не тождественный себе, не определённый, не опредмеченный, не объективированный, не ставший сомо-полагающим себя сущим, т.е. уже взятый как не собственно свой... "предмет", т.е явленная уму феноменальная реальность, становящаяся действительно-сущим, т.е. тем, что уяснено (до-уяснено), предложением, пропозицией, выражаясь на сленге "Трактата"...."вероятно", т.е. не доподлинно... "предмет мышления", - здесь МХ совершает логическую и методологическую ошибку: бытие не "есть" мышление как таковое, и уж тем более не есть "мысль", которая, не будучи сведена ни к одному из субстратов, субъектов, предикатов (требование Бритвы Кузина), со-относится с полнотой Кантора в точке Гилберта))) Другими словами, бытие не есть интеллигибельное, не есть Ум/Нус, но бытие полагает себя пределом, кромкой, средостением, на противоположном краю которого ничтожит себя негация (ничто), но не как антоним бытия (Горгий), не как его "иное" (Платон), и ни как инобытие, а как [в-себе-для-себя-и-из-себя-отрицающее-небытие]...Таким образом, бытие, не участвуя с ничто в свальном грехе, всё таки порождает мысль как потенцию, как модальный глагол, созревший к тому, чтобы вытолкнуть ментальность на кончик языка/пера... "Но" как квантор "не-есть" и "не сущее" образуют двойное отрицание, запрещаемое Аристотелем  ... Не-есть - не-есть, - говорит МХ, что сближает его с софистом Горгием Леонтийским.... То, что бытие не сущее, тавтология. Сущее "есть" когда мыслится, т.е., когда соприкасается тактильно/кинестезивно и с мышлением и с бытием, и с ничто.... Следовательно, бытие конститутивно детерминирует сущее, фундирует его, позволяет сущему бытийствовать и при этом не быть бытием по определению)))

Итак, согласно "Бритве Кузина", истина - многообразие ракурсов наблюдения, включая и влияние наблюдателя на наблюдаемое, т.е. - парадигма как всеохватывающее субъект-объектное тождество познаваемого и познающего... Но это тривиально. Не тривиально же то, что [истинствует], т.е. пребывает в ипостаси губ, - вопрошающих/ответствующих о "себе" - само НИЧТО. Ведь непредставимое/невыразимое, собственно, и заказывает музыку))) По этой причине истина - не результат, а [изгваздывание] соглядатайствующих субъектов, т.е. данность и путь к её овладению, экзистенциальное приключение в пути и бытия, и ума, и не-сущего, что и образует тринокулярную онтологию....Так, в «Никомаховой этике» (VI, 3–4) Аристотель упоминает пять «способов, какими душа достигает истины» – techne, episteme, phronesis, sophia, и nous (1139 b 15–19)41. Однако, следует различать, говорит Аристотель, не впадая в прекраснодушие, т.е. чётко разграничивать episteme, nous, sophia, которые соотносятся с epistemonikon, «теоретико-познавательной» способностью души, - тем, что в ней вечно, неизменно и недвижимо, - и logistikon, бухгалтерской, счетоводческой функцией души, включающей в свой ореал и techne, и phronesis как привходящее, бытовое, повседневное, но и минуты отдохновения и творческого экстаза. Само же techne – творческий задор, в то время как phronesis – область практики... В работе «Учение Платона об истине» Хайдеггер излагает свою концепцию греческой истины-aletheia как «непотаенности», отличая последнюю от латинской истины-veritas, которую он эксплицирует в духе дефляционизма, т.е. признавая как корреспонденцию (от англ. correspondence — соответствие), или отношение sui generis, нередуцируемое ни к каким другим понятиям.

Все живые организмы способны болеть и выздоравливать.Вы,к сожалению,отстаёте  от жизни. Хорошо развитая Мысль-это способности понимать…

Так шептаться или горлопанить?

В статье «молчать о чём» (Вопросы философии. – 1996. - №5. – С.114) В.Краус, указал на то, что «Проницательный Отто Нейрат, энергичный критик Витгенштейна, обсуждая последнее предложение Трактата, между прочим, выразил своё справедливое подозрение: ‘О чём невозможно говорить, о том следует молчать’: что стоит за словом ‘о том’? Почему не просто молчать? Вот буквально Отто Нейрат: «‘О чём невозможно говорить, о том следует молчать’- это, по меньшей мере, языковая неправильность; это звучит так, как если бы имелось нечто, о чём мы не могли бы говорить. Мы скажем: если кто-то действительно желает придерживаться сугубо метафизического настроения, то он молчит, но не ‘молчит о чём-то’. Позже, в письме к Людвигу фон Фиккеру, Витгенштейн указал на скрытый message Трактата, - этическое не выговариваемо, а проживаемо в череде жизнеформ, т.е. всегда остаётся несознаваемым порывом, намерением (прессупозиция), а не предложением (пропозиция), сорвавшимся с губ/пера. Этическое по мысли Витгенштейна законосообразно для мышления и не нуждается в эманациях.

Здесь, однако, и Витгенштейн, и, критикующие его, В.Краус и О.Нейрат, не отвечают на главные вопросы: 1) что "есть" то, о чём не следует говорить («worüber man schweigen sollte»)? 2) что значит молчать, т.е. каким образом воздерживаться от пропозиций («auf Propositionen verzichten»): а) знать «нечто», но набрать в рот воды, т.е. утаивать искомое; б) дать себе обет безбрачия, т.е. мысленно воздерживаться от актов, по сути следуя запрету Парменида - мыслить о том, чего нет («нельзя ни высказать, ни мыслить “не есть”» (В 8. 8–9 DK).

В обоих случаях, пусть и задним умом, но мысль [знает] предмет утаивания/сокрытия. Ум удерживает перед мысленным взором и подозреваемого и пенитенциарную систему, в которой подследственному, ставшему подсудимым, а затем осуждённым, предстоит быть стёртым в лагерную пыль. Но даже силясь забыть имя этапированного, мысль не в силах элиминировать его поступки. Таким образом, умалчиваемое вопиет. Молчание - череда фигур умолчания, которые дефилируют на подиуме мысли, казалось бы сорвавшей с наглячек покровы стыдливости. Молчание - срамота, которую умалчиваемое выставляет на обозрение, чтобы потаённое выговорилось. Молчание - хула и похвала, набирающие воздух в лёгкие перед спичем. Таким образом, в последнем афоризме Трактата Витгенштейн велит уму спуститься в Ад вслед за Вергилием/Данте, - туда, где кишит жизнь, где внутреннее обусловливает внешнее. И разве, указывая на роль интроспекции, Витгенштейн не бросает камушек в огород Рассела, сводившего свойства к отношениям, и тем самым выталкивавшего отношения и свойства во внешнее, за пределы – не-верифицируемого и не-фальсифицируемого внутреннего опыта.

Так что же имел в виду Витгенштейн, когда советовал залепить рот кляпом? Замечу – уста, но не ум! Я уже писал в статье о Гуссерле (https://clck.ru/VrYvQ), что редукционизм потерпел фиаско именно в тот момент – когда попытался указать на шесток «естественной установке (in der natürlichen Einstellung)». Гуссерль предположил, что редукция поставит сознание на трансцендентально-феноменологическую позицию. Гуссерль «добился своего». Но, бросая ретроспективный взгляд на авансы, данные феноменологии, как «единственно правильному» пониманию сознания, - так, во всяком случае, Гуссерль заявлял, - следует трезво взглянуть на неутешительный итог. Во-первых, Epochе́ (от греч. ἐποχή – остановка, прекращение, воздержание от суждения) так и осталось теоретическим постулатом, а феноменология не предложила механизма «воздерживания от суждений» (Urteilsenthaltung) с последующим «выведением из игры» (außer Aktion setzen), частичной или полной приостановкой, «заключением в скобки» (Einklammerung), «подвешиванием» (suspendieren) докс обыденного сознания, догматов науки и философии о мире, человеке и его сознании. Во-вторых, феноменолог работает с мыслью, которая, - там, где от неё требуется стушеваться, разоблачиться, аннигилировать, - растёт как грибы после дождя. Как это возможно? Для начала признаем, что истина у Гуссерля самоочевидна и озабочена самораскрытием. А, пожелав заключить в эйдетическую Бастилию профанный словарь (булочника/аптекаря), истине требуется «опознание» её субъектом - именно как истины. Только, когда субъект проникнется «уверенностью», что сущности «усмотрены», а сознание очищено от естественной установки, дело истины в шляпе. Но Fronde кажет нос там, где её меньше всего ждут - в Epochе́. Ведь запрет на доксы/догмы приводит к обратному, когда редуцируемое не редуцируется, а удваивает своё наличествование. И речь идёт не о регрессе, навязчивом присутствии в сознании вытесненных травм, табуированных желаний или бессознательных импульсов. Речь об удвоении тезиса за счёт антитезиса, когда логическое отрицание в виде пропозиции с частицей «не» со-присутствует в мышлении с тем, что оно отрицает. И это соседство вытесняющего и вытесненного, этот contre force обеспечивает сознанию динамическое равновесие, не позволяя Epochе́ обрушить конструкцию. Ясно, что чистое созерцание/узрение утопия. Мысль амбивалентна и прибывает на демаркационной линии между бытием и ничто. А каботажное плавание между Сциллой (чистый субъект) и Харибдой (эмпирическое сознание) составляет своеобразие живого ума. Этот ум не удаётся выпестовать без того, чтобы, взяв его, как перочинный нож, не источить карандаш до самого основания, заглушив неиссякаемый источник – живую природную интуицию. В-третьих, сам факт обращения позднего Гуссерля к Бергсону, говорит о поиске феноменологией выхода из тупика редукционизма. Жизненный мир (нем. Lebenswelt) позднего Гуссерля во многом созвучен жизненному порыву (фр. Élan vital) французского философа с его потоком течения жизни, восходящем к идеям эманации у Плотина.

Таким образом, усмотрение сущности (Wesensschau) чистого сознания, его потока (Strom), наталкивается на со-присутствие редуцируемого и редукции, когда содержание акта и сам акт удерживаются представлением, где сознание, очищенное от естественной установки, предстаёт избавленным от пут, но сами путы (доксы/догмы) никуда не исчезают. Их воспроизводит репродуктивная фантазия, чтобы ум, желая знать себя таковым, всегда держал перед внутренним взором дело своих рук, - редуцируемое, редуцированное и сами акты эйдетической и трансцендентальной редукции. Ясно, что жертва и палач кукуют под одной крышей. А редукция, оголив акт, сорвав с него фиговый листок естественной установки, выделяет ему койко-место в памяти. Редуцированное, редуцируемое и акты редукции со-положены, и если и различаются - то только в-себе и для-себя. Таким образом, сознание нельзя редуцировать без аберрации, приращения к сознанию работы и продукта редукции.

Итак, о чём же невозможно сказать? Очевидно, о том, что не вертится на кончике языка, точнее – не взбирается ни на кончик языка, ни на кончик пера: о мышлении. И в самом деле, мысль – то, что нельзя объективировать, что всегда - прессупозиция, а не пропозиция. Невысказываемое/невыразимое, - говорит Витгенштейн между строк, - не следует облекать в дискурс, но о нём следует мыслить, ибо понимание [небытийствующего] лежит не в узрении/уяснении только лишь, но и в стигматах на теле идеации, в опыте [изгваздывания] мысли, в "занозах", которые саднят, в "ранах", которые бередят... Ведь мысль, так и не обзаведясь субстратами, cубъектами, предикатами, локализована в человеке как органе мысли, позволяющем интеллигибельному не только знать предмет, но и со-страдать, со-переживать, со-мыслить миру явлений. И прежде, чем окинуть взглядом то, что лишено собственной артикуляции (речь о НИЧТО, разумеется), мысль берётся разговорить косноязычие (инкогерентность) самой речи, бухнувшейся в обморок перед глубиной пропасти, которую вырыл ум, разведя по обе стороны длительность и мышление. Высказывание о существе мысли «есть» мысль, которая, однако, не обнаруживает ни себя, ни свой предмет. Мысль о мысли не может быть помыслена в виду своего отсутствия в мире и в дискурсе. Надеясь, что, как слепой, выстукивающий улицу, он извлечёт из нечто, спелёнатое ничто, Витгенштейн признал неудачу. Его трактат – попытка хирурга, которому в его летний отпуск пришлось оперировать на ресторанном столике, превратив в ланцеты и зажимы столовое серебро. Но инструменты оказались не подходящими. И Витгенштейн отложил операцию, - а, вернее, препоручил её эскулапу, который уже идёт по просёлку, позванивая ланцетами в саквояже…

По словам Рассела философ: «многоречиво распинается о том, что не выразить в словах, тем самым намекая скептикам, что, вероятно, в доме, где обитают языки, существует какая-то потайная дверца, запасный выход» (What causes hesitation is the fact that, after all, Mr Wittgenstein manages to say a good deal about what cannot be said, thus suggesting to the sceptical reader that possibly there may be some loophole through a hierarchy of languages, or by some other exit) [13, p. 18]. 13. Wittgenstein L. Tractatus Logico-Philosophicus / Introduction by Bertrand Russell. — London, 1922.

Санкт-Петербург, 04.07.2021 г.