Я не уверен, что данная статья будет интересна всем. Я рассчитываю, что её прочитают прежде всего те, кто интересуется творчеством Канта и по крайней мере пару раз читал “Критику чистого разума”. Насколько я знаю, высказываемые здесь идеи не встречаются в работах других авторов. Впервые они были изложены мной в комментарии к моему посту на сайте ФШ.

Здесь я не пытаюсь оценивать, насколько Кант прав или не прав в том или ином своем положении, или в чем я согласен или не согласен с ним. Могу только сказать, что согласен не во всем. Цель статьи в другом – попытаться разрешить одну из загадок “Критики”, которых там предостаточно.

Все ссылки на работы Канта даются по изданию 1994 года. Для “Критики чистого разума” указано соответствие оригинальным немецким изданиям – первому (A) и второму (B), как это принято в современной литературе.

Для публикации на сайте ФШ я исключил из текста примечания. Полный текст статьи, включающий примечания, можно скачать здесь

Трудность дедукции

Общепризнано, что “Трансцендентальная дедукция категорий” является труднейшей частью “Критики чистого разума” Иммануила Канта. И хотя, для того чтобы понять замысел книги в целом, общий ход рассуждений автора и главные выводы, нет необходимости досконально разбираться в хитросплетениях “Дедукции”, эти полсотни страниц неизменно бросали вызов исследователям, изощрявших свой ум в толковании сложнейшего текста, которому Кант придавал такое большое значение.

Трудности интерпретаторов усугублял тот факт, что существует по крайнем мере две совершенно разные версии “Дедукции”, соотношение между которыми не вполне очевидно: Дедукция-А из первого издания “Критики” (1781 г.) и Дедукция-B – полностью переработанный вариант дедукции для второго издания (1787 г.).

Большинство современных исследователей сконцентрировали усилия на анализе второй версии “Дедукции”. Почему? Во-первых, по их мнению, она имеет более четкую структуру, а во-вторых, в “Пролегоменах” Кант сам выразил неудовлетворенность более ранней версией, как недостаточно ясной, хотя он и не сомневается в ней по существу.

Понятно, что такое сужение задачи может быть только временным. Если и когда загадка Дедукции-B будет разрешена, все равно придется вернуться к Дедукции-A и либо показать её как альтернативный, но содержательно равнозначный ход рассуждений, либо доказать, что это не так.

Проблема двух частей Дедукции-B

Однако и сосредоточение исследований на второй версии дедукции не избавляет нас от трудностей интерпретации. Одна из них – объяснение соотношения двух частей Дедукции-B. Результат первой части дедукции Кант формулирует несколько раз примерно в одних и тех же словах. В конце § 20, который завершает первую часть Дедукции-B, он пишет:

“многообразное во всяком данном созерцании необходимо подчинено категориям”.

В начале § 21 дается более подробная формулировка:

 “Представляется, что многообразное, содержащееся в созерцании, которое я называю моим, посредством синтеза рассудка принадлежит необходимому единству самосознания, и это происходит благодаря категории”.

Когда мы читаем “Критику” последовательно, в этом месте может показаться, что дедукция завершена. В самом деле, разве все наши опытные познания не основаны прямо или косвенно на созерцаниях? Созерцания же, согласно доказанному, подчиняются категориям. Не вытекает ли из этого, что наш опыт основан в конечном итоге на категориях? Однако ниже в том же параграфе § 21 Кант неожиданно заявляет, что в приведенном положении дано лишь “начало дедукции чистых рассудочных понятий”, т.е. для полной дедукции требуется еще что-то.

Вот как задача второй части дедукции ставится в § 21:

“в дальнейшем (§ 26) … будет объяснена априорная значимость категорий в отношении всех предметов наших чувств и, следовательно, только тогда будет полностью достигнута цель дедукции”.

А вот так она описывается в самом начале § 26:

“Теперь мы должны объяснить возможность а priori познавать при помощи категорий все предметы, какие только могут являться нашим чувствам, и притом не по форме их созерцания, а по законам их связи, следовательно, возможность как бы a priori предписывать природе законы и даже делать ее возможной”.

И, наконец, вот объявление результата дедукции:

“категории суть условия возможности опыта и потому a priori применимы ко всем предметам опыта”.

Так в чем же заключается существенное отличие результатов двух частей Дедукции-B? Не может же оно состоять в том, что в первой части говорится обо всех “созерцаниях”, а во второй обо всех “предметах опыта”? Или может?

Обнаруженная трудность в интерпретации текста дедукции могла бы показаться малосущественной на фоне главных задач и выводов “Критики”. Но это не так. Обнаруженная трудность – это не внутренне дело дедукции. Она поднимает гораздо более важный вопрос о том, что же на самом деле Кант доказал (или думал, что доказал). Если мы не можем обнаружить значимое различие между результатами двух частей Дедукции‑B, то как мы можем быть уверены, что ясно понимаем задачу дедукции как таковой?

Осознание проблемы

Первым, кажется, данную проблему четко сформулировал Дитер Генрих в 1969 году. Он назвал её проблемой двух шагов в одном доказательстве. Он пишет, что “в предыдущих комментариях эта проблема либо объявлялась неразрешимой, либо обходилась молчанием”. И он сформулировал “критерий успешной интерпретации всего текста дедукции”. Генрих настаивает:

“интерпретация должна показать, что, вопреки первоначальному впечатлению о том, что два вывода просто определяют одно и то же утверждение, напротив, разделы § 20 и § 26 предлагают два аргумента со значительно отличающимися результатами, и что все это вместе дает единое доказательство трансцендентальной дедукции”.

Но критерия Генриха недостаточно. Исследователи обращают внимание на то, что в первой части Дедукции-B речь идет о предметах созерцания вообще “безразлично, сходно ли оно нашему созерцанию или нет, лишь бы оно было чувственным, а не интеллектуальным”. Во второй же части дедукции Кант обращается к тому способу “каким эмпирическое созерцание дается в чувственности”, т.е. к нашему созерцанию в пространстве-времени. Если иметь в виду только это различие, то может показаться, что результат второй части дедукции непосредственно вытекает из результата первой как частное положение из общего, и в пространном доказательстве второй части нет нужды. Поэтому, как полагает Генри Эллисон,

“Необходимо не только объяснить, как эти два шага составляют единое доказательство, но и сделать это таким образом, чтобы избежать восприятия второго как тривиального следствия первого”.

Попытки решения

За полсотни лет, прошедшие с выхода статьи Генриха, было опубликовано множество работ, авторы которых пытались решить загадку двухчастной структуры Дедукции-B, но даже относительного согласия между комментаторами нет. В задачу данной статьи не входит детальный анализ всех подобных исследований, да это и невозможно. Я лишь хочу привести примеры наиболее известных подходов, учитывая, что большинство других так или иначе вращаются вокруг этих основных. Это позволит подчеркнуть отличие моего решения, которое будет предложено в следующем параграфе.

Все комментаторы обращают внимание на то, что для завершения Дедукции-B Канту пришлось во второй части апеллировать к пространству и времени как априорным формам нашей чувственности, чего не наблюдается в первой части. Зачем он это делает, все отвечают по-разному.

Дитер Генрих предположил, что первая часть дедукции относится не ко всем чувственным созерцаниям, а лишь к тем, которые уже обладают единством. Таковыми, по его мнению, как раз и являются чистые созерцания пространства-времени. При их посредничестве действие категорий распространяется уже на все предметы наших чувств. Представляется, что данная трактовка противоречит тексту. Кант нигде явно не говорит об ограничениях в первой части дедукции. Напротив, он распространяет действие категорий “на предметы созерцания вообще, безразлично, сходно ли оно нашему созерцанию или нет, лишь бы оно было чувственным, а не интеллектуальным”. Кажется нелепым со стороны Канта расширять сферу применения категорий даже за пределы человеческой чувственности, одновременно сужая её до одного лишь вида наших чувственных созерцаний, а именно чистого созерцания пространства-времени. На этот момент обратил внимание Эллисон.

По мнению Эллисона отличие двух частей Дедукции-B заключается в характере их выводов. Именно потому, что в первой части речь идет о чувственных созерцаниях вообще, она не доказывает объективную значимость категорий. Ведь “распространение понятий за пределы нашего чувственного созерцания не приносит нам никакой пользы, так как в таком случае они … лишь формы мысли без объективной реальности”. Следовательно, рассуждает Эллисон, для завершения дедукции “требуется продемонстрировать, что категории находятся в необходимой связи с эмпирическим созерцанием”, т.е. с нашим восприятием предметов.

Но это странное рассуждение. Ведь если действие категорий распространяется “на предметы созерцания вообще, безразлично, сходно ли оно нашему созерцанию или нет”, то ясно, что оно распространяется и на наши эмпирические созерцания. И даже если “это распространение понятий за пределы нашего чувственного созерцания не приносит нам никакой пользы, так как в таком случае они пустые понятия об объектах, не дающие нам основания судить даже о том, возможны ли эти объекты или нет”, то из этого вовсе не следует, что и в пределах наших эмпирических созерцаний “они суть лишь формы мысли без объективной реальности”. Таким образом, чтобы доказать объективную значимость категорий в отношении наших восприятий, нам нет нужды изобретать окольный путь. Она непосредственно вытекает из результатов первой части дедукции, а апелляция Канта к пространству-времени во второй части нужна для чего-то другого.

Работа Анил Гомеса является главным образом ответом на сомнение Ван Клива в успешности кантовской дедукции категорий, и лишь косвенно – анализом проблемы двухчастной структуры Дедукции-B. Ван Клив считает, что дедукция возможно обосновывает лишь субъективную необходимость применения категорий в опыте. Мы просто вынуждены применять категории к явлениям чтобы обеспечить единство сознания. А это, по мнению Ван Клива, не доказывает их объективную значимость, т.е. цель дедукции не достигается. Он формулирует это следующим образом: дедукция показывает лишь то, что мы должны применять категории, но не то, что они должны применяться.

Насколько понимание Ван Кливом задач трансцендентальной дедукции категорий соответствует намерениям Канта, отдельный вопрос. На мой взгляд, не соответствует. Так или иначе, наш интерес в другом. Мы должны понять, каким образом Гомес использует возражения Ван Клива для решения нашей проблемы – обоснования двухчастной структуры Дедукции-B.

Гомес заявляет, что первая часть дедукции вполне обосновывает применимость категорий ко всем созерцаниям исходя из предпосылки единства апперцепции. Это обоснование полностью подпадает под возражение Ван Клива. Задача второй части дедукции – снять это возражение. Ключевую роль опять играют наши априорные формы чувственности. Пространство и время, по мнению Гомеса, предрасположены к категориям. Единство апперцепции не является в данном случае предпосылкой. Эта предрасположенность автоматически переносится на явления, поскольку пространство и время – их форма. Поэтому не только мы должны применять категории к явлениям, чтобы имело место единство апперцепции, но и сами явления должны подчиняться категориям уже без всяких условий.

Это в чем-то логичный ход рассуждения. В самом деле, поскольку в рамках концепции трансцендентального идеализма наши априорные формы чувственности и рассудка являются двумя субъективными источниками априорного познания, то почему бы им не быть изначально согласованными друг с другом, – своего рода трансцендентальный принцип предустановленной гармонии. Загвоздка в том, что это полностью расходится с намерениями Канта, который как раз строго разделяет функции чувственности и рассудка, подготавливая для второго, по крайней мере потенциально, более широкое поприще, чем для первой, в частности, в учении о свободной причинности. Следовательно, этот подход не может объяснить двухчастную структуру Дедукции-B.

Моя трактовка

Одно из различий между первой и второй частью Дедукции-B и вправду заключается в том, что в первой части говорится обо “всех созерцаниях”, а во второй – о “предметах наших чувств”, т.е. “явлениях”. Непосредственное сравнение изложения аргументов и выводов двух частей, в том числе приведенные выше цитаты, убедительно демонстрируют это различие. Следовательно, их нужно как-то объяснить.

Прежде всего, мы должны вспомнить, что такое “явление”, что такое “созерцание”, и чем они отличаются друг от друга. Это тема “Трансцендентальной эстетики”. Там говорится, в частности, что все внешние явления находятся в пространстве, а все явления вообще – во времени, поскольку последние представляют собой их априорную форму. И наоборот – все, что находиться в пространстве и времени суть явления. Другими словами, для каждого явления определено его место в пространстве и положение на шкале времени, хотя они могут быть и не известны нам.

Эти соображения кажутся очевидными, но почему-то многие читатели “Критики” согласны признавать явлениями лишь то, что здесь и сейчас находятся перед нами, “является нам”. Этот стереотип видимо настолько силен, что оказывает влияние даже на искушенных комментаторов. Но если так понимать явления, то теряет всякий смысл утверждение, что время является априорной формой явлений. Время оказывается лишним, как, впрочем, и пространство. Ведь время предполагает прошлое, настоящее и будущее, а пространство – и то, что находится и рядом с нами, и удаленные уголки Вселенной. Возвращаясь к “Эстетике”, считает ли Кант, грубо говоря, что положения геометрии справедливы в отношении всех явлений только здесь и сейчас, или всегда и везде?

Задача трансцендентальной дедукции категорий (§§ 15-26) вполне параллельна задаче трансцендентального истолкования пространства-времени (§§ 3, 5) – они должны обосновать соответствующие понятия (пространство-время и категории) в качестве условий возможности априорного познания, только дедукция категорий, как представляется, трудней.

В “Аналитике” вместо и наряду с термином “явление” в аналогичных контекстах Кант часто использует выражение “предмет возможного опыта”. Например, он пишет:

“категории применяются для познания вещей, лишь поскольку эти вещи рассматриваются как предметы возможного опыта”.

или

“Категории суть понятия, a priori предписывающие законы явлениям”.

И хотя это не полные синонимы, но, поскольку все предметы возможного опыта суть явления, не является большой ошибкой вместо одного термина использовать другой. И все же оборот “предметы возможного опыта” (или “возможные явления”) мог бы натолкнуть нас на мысль, что речь идет не только о том, что когда-то было, есть или будет, но также и о том, чего никогда не было и не будет, но что гипотетически могло бы быть, поскольку “могут быть жители на Луне, хотя ни один человек никогда не видел их”, и что “в эмпирическом продвижении в пространстве я могу обнаружить звезды в сто раз более отдаленные, чем самые крайние видимые мной звезды… хотя ни один человек никогда не воспринимал и не будет воспринимать их”. Все это возможно (категория модальности), если только не противоречит законам природы.

Итак, к явлениям, предметам возможного опыта, или тому, что “только может являться нашим чувствам”, относится все, что когда-либо было, есть, будет, а также то, чего никогда не было и не будет, но что гипотетически может быть, и все это подчинено категориям согласно выводам второй части Дедукции-B.

В первой же части, напротив, речь идет о созерцаниях. “Созерцание имеет место, только если нам дается предмет”, здесь и сейчас. Наши созерцания принадлежат нам, т.е. единству апперцепции, а потому подчиняются категориям. Но мы не можем созерцать прошлое, можем только вспоминать его. Мы не можем созерцать будущее, можем только умозаключать о нем. Мы не можем созерцать то, что было когда нас не было, тем более то, чего никогда не было и, возможно, никогда не будет.

Каким же образом полномочия категорий распространяются за пределы “всех данных созерцаний” на “все, что только может дойти до эмпирического сознания, т. е. все явления природы”? Это происходит за счет двойственной природы пространства-времени. Ведь “пространство и время представляются не только как формы чувственного созерцания, но и как сами созерцания (содержащие в себе многообразное)”. Как таковые, они даны нам сразу и целиком, здесь и сейчас и, следовательно, подчиняются категориям, согласно первой части дедукции. Но, с другой стороны, они – априорные формы всех явлений. Всех – значит прошлых, настоящих и будущих. Стало быть, при посредничестве пространства-времени уже все явления, т.е. все предметы возможного опыта подчинены категориям. Мы не только a priori знаем, что все они должны иметь место где-то и когда-то, но и то, что они имеют какую-то величину, причину, следствия и т.д., согласно второй части дедукции. Грубо говоря, категория “причины” имеет смысл не только здесь и сейчас, а всегда и везде. Тогда, наконец, становится понятным кажущееся недостаточно обоснованным многократно повторяемое в обеих редакциях утверждение Канта:

“Категории суть понятия, a priori предписывающие законы явлениям, стало быть, природе как совокупности всех явлений”.

Итак, все явления подчиняются пространству-времени, пространство-время подчинено категориям, следовательно, все явления подчинены категориям, что и требовалось доказать.

Если мы теперь вернемся к интерпретации Генриха, то может показаться, что она не слишком отличается от нашей. Его аргументы с в самом деле близки к цели, но не попадают в цель. Его окончательный вывод гласит:

“Следовательно, мы можем быть уверены, что каждое данное многообразие без исключения подчинено категориям”.

Генрих ввел ограничение для созерцаний, согласно которому они уже должны содержать единство, в первой части дедукции, чтобы объяснить необходимость второй части. Если бы он отказался от этого ограничения, как безусловно лишнего, и одновременно расширил понимание результата второй части, как относящегося ко всем возможным, а не только актуально наличным явлениям, т.е. на прошлое и будущее, тогда наши объяснения совпадали бы.

Эллисон также ограничивает вывод первой части дедукции, вместо того чтобы шире трактовать результат второй, задачу которой он видит в том, чтобы “связать категории (хотя и косвенно) с восприятием, а не просто с мышлением об объектах”. Поэтому он не готов целиком принять требование “объяснить возможность а priori познавать при помощи категорий все предметы, какие только могут являться нашим чувствам, и притом не по форме их созерцания, а по законам их связи, следовательно, возможность как бы a priori предписывать природе законы и даже делать ее возможной”.

Гомес не пытается ограничивать вывод первой части дедукции, а усиливает результат второй, но не путем распространения применимости категорий на все возможные предметы опыта, а за счет снятия предпосылки необходимости самосознания, что вряд ли соответствует позиции Канта.

В моей трактовке, первая часть Дедукции-B обосновывает применимость категорий ко всем созерцаниям вообще, не обязательно нашим, лишь бы они были чувственными, а не интеллектуальными. Это требуется Канту для того, чтобы показать, что сфера применения категорий шире области явлений, хотя и не для познания, а только для мышления. Это позволит ему в дальнейшем без противоречия говорит о боге, как неэмпирической причине мира, т.е. не в пространстве и не во времени, и о свободной воле как неэмпирической причине наших поступков.

Вторая часть дедукции ссылается на первую, что касается применимости категорий к пространству и времени, и использует последние в качестве посредника, чтобы при помощи трансцендентальной способности продуктивного воображения распространить полномочия категорий уже на “все предметы, какие только могут являться нашим чувствам”, и тем самым обосновать самые первые, априорные законы природы. Все это, видимо, в чем-то роднит наш разум с божественным. Только если последний одной лишь силой мысли порождает весь этом мир, то наш разум порождает явления, что касается их формы, и предписывает законы природе, как совокупности всех явлений. Но:

“Частные законы … не могут быть целиком выведены из категорий, хотя все они им подчиняются. Для познания частных законов вообще необходим опыт, хотя в свою очередь знание об опыте вообще и о том, что может быть познано как предмет опыта, дается нам только упомянутыми априорными законами".

Литература

Иммануил Кант. Собрание сочинений в восьми томах. М., 1984.

Allison, H., 2004. Kant’s Transcendental Idealism, New Haven: Yale University Press; second edition.

Gomes, A., 2010. “Is Kant’s Transcendental Deduction of the Categories Fit for Purpose?” Kantian Review, 15(2): 118–137.

Guyer, P., 1992, “The transcendental deduction of the categories,” in Guyer (ed.) The Cambridge Companion to Kant, Cambridge: Cambridge University Press, c. 123–160.

Henrich, D., 1969. “The Proof-structure of Kant’s Transcendental Deduction,” Review of Metaphysics, 22: 640–59.

Smith, N.K., 1918. A commentary to Kant’s ‘Critique of pure reason’, London.

Van Cleve, J., 1999. Problems From Kant, Oxford: Oxford University Press.

Vinci, T., 2014. Space, Geometry, and Kant’s Transcendental Deduction of the Categories, Oxford: Oxford University Press.