упростить - это к теории, а философия если содержит теорию, то понятную, иначе это уже наука со своими хитросплетениями. Примеры теоретизирования Канта, Фихте, Гегеля, Дерриды неудачны, а Фуко не так уже, первые были кабинетного типа мыслители, хотя и преподавали, а Фуко преодолевал уже свой герметизм. Яркие примеры подлинного философствования, это Витгенштейн, Толстой, Эпиктет, Конфуций, Штирнер, они были ясны, понятны и открыты, а если Витгенштейна не понимали, это проблема понимания объекта, а не его. Особо отмечу Гегеля, совершенно тупого в философии и показавшего как можно стать великим философом не имея к этому ни малейшего призвания и таланта, а только упорство и дотошность гениального компилятора. Кант прочитав Юма понял идею причинности по своему, только запутав проблему, как ударившийся в науку. Может ли теория включать в себя идею времени, пространства, причинности, вряд ли, иначе это уже наука, с чем Юм и столкнулся поняв что идеи и впечатления никак не соотносятся в логическом порядке философии*. Специфика объекта сопротивления от бесполого Тела и конвертирует впечатления в идеи вне всякой логики. "Юм не находит источника знания внутри узко понятой человеческой природы именно потому, что его там нет" - бесполое Тела и не является источником знания, не в нём проходит взаимодействие, а в едином Тела. Почему идеалистические системы пропустили и достижение Юма мимо ушей, идеи были важнее впечатлений, что указывало на напряжение бесполого Тела обладателей систем, где возгонялись впечатления до идей. Комуняки возгоняли впечатления неравенства до абсурдных идей, что приобрело государственный размах. Система либерал-фашизма также легко объясняет научными идеями преступность, нищету и беспорядок, посмотрите на феномен Путина, достаточно легко на общедоступном языке может объяснить всё что угодно. Впечатления от принимающей стихии бесполого Тела, подбирают их из отношения к объекту сопротивления, и если ОС в пределах бесполого Тела, то шизоидное Тела от бесполого Тела формирует ответ в качестве идей противостоящих ОС, и тут нет логики, но если ОС переходит в сферу полового Тела, то впечатления подбираются шизоидным Тела из взаимодействия стихий полового Тела, если оно имеется, и мышление детерминировано далеко не идеями, а взаимодействием стихий единого Тела, принимающей и входящей. Признак мышления - строгость и последовательность, а не движение мысли с повторами, где нет мышления, это хорошо можно видеть у Витгенштейна в его сочинениях, ЛФТ и ФИ, и только в первом имеется мышление. Принимающая стихия Тела реализуется в половом Тела во взаимодействии, и имеет принимающую стихию любящая женщина только, чего у Витгенштейна по ориентации половой не было, как у гея, а значит возгонка объекта сопротивления в бесполом Тела достаточно скоро по времени и остановила взаимодействие стихий, а значит деградация философа по части философского мышления была неминуемой рано или поздно, а именно Витгенштейн открыл для философии познание объекта и мира, чего до него никому не удавалось. Философия старше теорий и идей, это видно по диалогам Платона, и философия далеко не теории и идеи, а взаимодействие принимающей и входящей стихий единого, полового, Тела, диалог, остальное следствие. "в его пересмотре идей «Трактата». В его «Исследовании о человеческом познании» происходит фактически отказ от рассмотрения причинности в онтологическом плане и переход к анализу причинных высказываний" - здесь откат Юма от идеи значимости причины, действительно причина не находится в сознание и искать её там бессмысленно, причина имеет строго индивидуальное значение, и проводиться может только через мышление конкретного индивида, а общего значения она не имеет, что подтверждала не раз и сама наука. Например Путин видит одну причину продления срока президентства, а некоторые граждане её не видят. Важно и знать что сознание не мышление, первое не относится к индивиду, второе сугубо индивидуально, сознание не мыслит, полно впечатлениями, а значит оно ориентировано на толпу, а не только на индивида. "переход к анализу причинных высказываний" - и это бессмысленное занятие, чем занимался и Витгенштейн в ФИ, слово не текст, оно ориентировано на толпу, а текст не имеет высказываний, а только утверждения, неумение отличать текст от слова характерен для многих философов, что говорит за слабости их философии. Библия пример, слово от нас ушло, толпа не та, а текст остался, откуда и споры, для кого-то это ещё слово. Философия представляет из себя тольком инструментом для него текст, а теория - слово, поэтому они не совместимы, теоретик не философ, и поэтому все философы имеют то и другое вместе, и надо уметь отделять одно от другого, и например мыслитель Фуко гораздо больше философ чем все до него жившие, за пару тройку веков если взять, написал тексты совершенно свободные от теорий, и где утверждения выводились на сомнениях, таковыми же были Плотин, Эпиктет, Марк Аврелий, Толстой, Конфуций, Штирнер, Витгенштейн периода ЛФТ. Юму не пришла в голову простая идея, как и большинству философов нашего времени, что наука [теория, идеология] является всегда средством борьбы с философией, потому что сомнение стоящее в основании философии противно бесполому Тела, хотящему преодолеть сомнение в стремлении  к определённости положения, и толпа, что в индивиде, служит для этого и удобным инструментом убеждения. Платон, Декарт, Гегель, и прочие теоретики скорее себя убеждали в чём-то, но этим они никого не убедили, и творчество Платона можно делить на две части, Государство с Законами показывают нам уже и теоретика, единственно что более сильного чем все после него рассуждающие о государстве, более последовательного. Разве не наука об обществе и прочих химерах привела к тому жалкому состоянию индивида в наше время. Казалась бы простая идея, индивид свободен, а значит причинность отношения к нему не имеет, притом причинностью занялись просветители первыми, до них никто ею не задавался, но почему её не откинули по необходимости философии, а связано это было с возможностью управления мозгами в Эпоху Разума, и отсюда сентенции новых мудрецов, если ты такой умный, то почему тогда такой бедный?, и прочие глупости. Наука задействовавшая индивида приобрела влияние только из-за садо-мазо присущего бесполому Тела. 

Слова, под которыми я должна подписаться: «Нам следует противиться искушению упростить то, что не является простым» (Доддс).
Натэлла Сперанская 

*) Что обнаруживает в индивидуальном сознании рефлексирующий эпистемолог Юма? В наличии только два типа феноменов - впечатления и идеи. Первые отличаются силой и живостью, они первичны, это подлинная реальность сознания, но знанием их не назовешь, потому что у них как бы нет объекта [есть объект, это объект сопротивления], или источника, переход от которого к впечатлениям мог бы трактоваться как процесс познания. В сознании, конечно же, нет внешнего мира как независимой от сознания реальности, и его роль выполняют впечатления. Идеи же представляют собой ослабленные копии впечатлений или их комбинации. Копирование и комбинирование впечатлений может быть представлено как познавательный процесс, но только чисто аналитического свойства, поскольку самая сложная идея должна быть в принципе разложима на совокупность впечатлений, иначе она объявляется ложной, иллюзорной, фантастической.
Отсюда следует, что знание (идеи) никогда не содержит ничего нового по сравнению с впечатлениями, а следовательно, говорить о процессе познания как о переходе от незнания к знанию, о приращении знания невозможно. Если человек приобретает новые впечатления, то они возникают в сознании необъяснимо, как бы ниоткуда, а их копирование и комбинирование ничего принципиально нового не дает. Не считать же ослабление впечатления признаком познания! Таким образом, впечатления не являются знанием по своему источнику, а идеи не соответствуют критерию знания по содержанию и развитию. И другого вывода не приходится ожидать, ведь если дано только содержание сознания, то познавательный процесс оказывается либо непостижимым (факты сознания спонтанны), либо невозможным (отсутствует новое знание).
Впрочем, эти обескураживающие выводы самого Юма не особенно смущают. Они и следующий из них скептицизм являются, в сущности, уроком скромности для познающего субъекта, которому не следует преувеличивать возможности своего разума, воодушевляться мифами и идеологемами, переоценивать наличное состояние науки и вообще сохранять критическую установку - первое оружие настоящего философа. Все это заставляет несколько пересмотреть представление о Юме как психологе, или аналитике сознания, а также традиционную интерпретацию идеологии Просвещения как века торжества разума. Интроспекция, которую предпринял Юм, привела его к (в той или иной мере явному) выводу о принципиальном несовершенстве этого метода изучения психики и сознания. Сознание, понятое само по себе, являет себя бессодержательным, а радикальный анализ оборачивается скептицизмом, демонстрируя пределы разума. Поэтому и Просвещение (сквозь призму Юма) оказывается в большей степени эпохой, когда человек поставил перед собой задачу обуздания разума, овладения самим разумом через полагание ему определенных и разумных же границ. И здесь Юм был последовательнее Канта: вместо того чтобы ограничить разум, чтобы отвести место религиозной вере, Юм ограничил разум, чтобы оставить место только для эмпирической веры как продукта привычки.
Каузальность VS феноменализм
Понятие причинности ведет свое происхождение от повседневного наблюдения над человеческой (орудийной прежде всего) деятельностью, в ходе которой воздействие на один предмет приводит к изменению в другом. В дальнейшем это представление распространяется на область неживой природы. Причинность как фрагмент более общей проблемы детерминизма становится центральной философской проблемой как в метафизике и философии языка, так в философии науки и теории деятельности. Однако многочисленные дискуссии не приводят к формированию единого подхода к пониманию терминов «причина» и «следствие», но лишь порождают множество интерпретаций.
Нововременной этап проблематизации причинности связан с концепцией Юма. Она и сегодня, по убеждению представителей аналитической философии, является основой для обсуждения этой проблемы. До этого причинность долгое время считалась предметом исключительно метафизики. Даже Кант называл ее метафизической. По утверждению Г.Г. Шпета, «началом новой разработки проблемы надо считать вопрос о ценности понятия причины как связующего отношения и закона или аксиомы причинности» [Шпет 1907, 13]).
Юм пытался показать, что каузальность как необходимое отношение объективного порождения причиной следствия не обнаруживается в опыте, в котором не наблюдаются такие феномены, как «сила», «принуждение» или «необходимость». Человеческому представлению о причинности соответствует в природе лишь регулярная последовательность сходных событий. Восходящая к Юму аналитическая «теория регулярности»[2] утверждает, что одно событие П является причиной события С тогда и только тогда, если а) события П и С имеют место; б) событие П имеет место раньше события С; в) всегда, когда имеет место П-подобное событие, за ним следует С-подобное событие. Впрочем, эта теория не решает проблемы, с которыми столкнулся сам Юм, поскольку основывает понятие причинности на понятиях времени и тождества, не менее сомнительных с точки зрения последовательного эмпиризма. Согласно же Юму, наше представление о причинности основано на опыте, но выходит за его пределы. Так происходит потому, что всякое суждение об отдельной ситуации причинности имеет общий характер (относится ко всем аналогичным ситуациям), но при этом основано лишь на индукции, не являющейся формой необходимо-истинного вывода. Хотя понятие причинности не может быть окончательно обосновано онтологически и логически, оно допускает психологическое оправдание того, почему определенные каузальные суждения рассматриваются как истинные: ожидание привычных последовательностей событий есть свойство человеческого ума, переносимое на природу. По Юму, общие принципы описания причинных событий не могут быть обоснованы именно в силу несовершенства индукции. Таковы принципы универсальности (всякое явление имеет свою причину) и единообразия (одинаковые причины постоянно продуцируют одинаковые следствия). До сих пор нет единого мнения о приемлемости этих принципов (в марксистской философии они рассматривались как основополагающие).
Вот как Юм ставит проблему, породившую трехсотлетние дискуссии: «... из трех отношений, не зависящих от самих идей, единственное отношение, которое может выводить нас за пределы наших чувств и которое знакомит нас с предметами (existences) и объектами, нами не видимыми и не осязаемыми, есть причинность» [Юм 2009, 142]. Уже в этой формулировке видна удивительная непоследовательность Юма, который, как известно, отказывался от возможности чисто эмпирического познания отношений. Что это за отношения, которые не зависят от идей? Это смежность и сходство (пространство), а иногда и порядок (время), и причинность. Юм полагает, что пространство и время - не идеи, т.е. комбинации впечатлений, но свойство, присущее впечатлениям самим по себе (отсюда прямой ход к объявлению их априорными формами созерцания, что и сделал Кант). Причинность же, которую Кант поместил в разряд категорий, дает и Юму возможность выхода за пределы чувственного сознания. Есть основание полагать, что причинность так сильно занимает Юма потому, что под ней на деле скрывается чуть ли не вся совокупность близких категорий (сущность, субстанция, основание).
Юм считает, что необходимо внимательно рассмотреть объекты и их качества, чтобы понять, что именно производит в нас впечатление, соответствующее идее причинности. Однако нигде не обнаруживается особое качество или перцепция причинности, т.е. нет ни одного качества, которое принадлежало бы всем существам вообще и давало бы нам право на подобное наименование, полагает Юм. Быть может, эта перцепция находится в отношениях между объектами? Но ведь сами отношения объектов не воспринимаются непосредственно, являясь лишь идеями. Осознание этого обстоятельства находит выражение в его пересмотре идей «Трактата». В его «Исследовании о человеческом познании» происходит фактически отказ от рассмотрения причинности в онтологическом плане и переход к анализу причинных высказываний. Вероятно, вообще «Исследования» могут быть охарактеризованы как некий поворот: от реальности к языку, от происхождения к структуре идеи, от онтологии и психологии к эпистемологии.
Вот как Шпет поясняет и развивает точку зрения Юма: «По существу все классификации причин можно свести к представлению причин как созидающих сил и простой последовательности во времени. То или иное понимание причинности есть дело той науки, которая устанавливает причинную связь. Словом, в объяснение причинности мы не входим. Наша задача исключительно гносеологическая. Для нас важен закон причинности как то необходимое средство, без которого немыслима никакая наука. Нам важно выяснить, общеобязателен закон причинности или нет, необходимо ли, чтобы всякое явление было подчинено закону причинности... вопрос о содержании есть иной вопрос, чем вопрос о ценности того суждения, предикатом которого является понятие причины» (курсив мой. - И.К.) [Шпет 1907, 12-13].
Сам же Шпет стремится сделать Юма более последовательным, чем он был в действительности, и ликвидировать то, что мы назвали «амбивалентностью». Поэтому он (вполне в русле известной критики психологизма) упрекает Юма в том, что тот не ограничивается гносеологическими вопросами и даже кладет психологию в основание теории познания. Это, кстати, дает основание В. Васильеву включить Юма в историю философской психологии и даже психологии вообще (см.: [Васильев 2000]). Как мне представляется, именно проблема причинности позволяет Юму показать тщету интроспективной психологии и вообще всякого подхода, который строится чисто натуралистически и игнорирует связь сознания с деятельностью и коммуникацией. Антиметафизика, антионтологизм Юма есть форма поиска иной онтологии сознания. Перефразируя классика, можно сказать, что понятие причинности позволило Юму вплотную приблизиться к пониманию социальной природы сознания и остановиться перед ним.
Поэтому и проблема причинности обладает интегральным значением для философии и науки. Ведь у Юма основание новой эмпирической науки - теория познания, сама основанная на опыте. При этом главным источником знания оказывается некоторая причинная связь; вопрос об источнике знания и есть вопрос о причине наших представлений. Поэтому и теория познания настолько состоятельна, насколько она способна решать эту проблему. Юм не находит источника знания внутри узко понятой человеческой природы именно потому, что его там нет. И в этом он значительно умнее некоторых современных когнитивистов, ищущих сознание в мозгу. Источник и знания, и сознания находится за пределами человеческого тела, он в деятельностном взаимодействии с миром и другими людьми.
http://vphil.ru/index.php… Дэвид Юм. Парадоксы познания