«Второй пол» не существует, а если бы существовал, то вопрос о поле был бы закрыт как нерешаемый. Биология не существует касательно полового, если биопол не человеческое, а природное образование. Если представим что пол природное образование, то сексуальные связи должны быть свободными, а брак и семья теряют для мужчины всякий смысл, потому что рожает женщина. Тогда как объяснить все эти приобретения? Вспомнят, а как же потомство, но и это не человеческое образование, а следование природе либидо. Остаётся пол, который единый для двоих, только пол может нести человеческое, и разумеется тайное Тела. Если женщина представляет пол явным, то мужчине необходимо ухаживать, и уговаривать побыть с ней наедине, если мужчина представляет пол явным, тогда он предлагает женщине сексуальные отношения. Разные способы освоения половых отношений связаны с бесполым Тела и его составляющей либидо. Особое отношение мужчины к женщине связано с отсутствием у женского биопола либидо и боязнью полового Тела. Когда женщиной овладевает страсть [чувство], это возгонка объекта сопротивления, что говорит за напряжённое состояние бесполого Тела, у мужчины к этому же добавляется либидо, отсюда его девиации. "психоанализ трактует женщину как «кастрированного мужчину», приписывая ей непреодолимое ощущение жертвы" - важный посыл психоанализа, но не умозаключение, не женщина "кастрированный мужчина", а мужчина при ней, что связано с объектом сопротивления бесполого Тела при эффекте потери Тела Матери. Поэтому мужчина и не может быть однолюбом, как могут представлять женщины, но брак ситуацию меняет. Женщина также не может быть однолюбом, она любит только свою любовь, что вне либидо, в бесполом Тела своего единого Тела, и принимает мужчину (мужа) не всякого и не всегда, а только когда её это устраивает. Почему женщина и отвергает секс без любви, ведь под любовью она подразумевается чувство [страсть], что всего лишь напряжённое состояние бесполого Тела, а не половая любовь которая в браке если и бывает.
С точки зрения С. де Бовуар, если мужчины в процессе социального опыта формируются в субъектов, то женщины предназначены выполнять роль «второго пола», репрезентируют прежде всего свой «genre», гендер. Ключ социального подавления женщины она видит во внушении обществу идеи о том, что биологическая половая принадлежность – это судьба, что женщина обречена на инертность, на неизбежное репродуцирование, а не изменение, как мужчина. В силу этого порыв женщин к свободе обусловливает восстание плоти, отказ быть только плотью. И одновременно этот порыв, полагает Бовуар, требует откровенного обсуждения, проблематизации вопросов плоти и женской сексуальности. По верному утверждению Карен Оффен, «красноречивая формула Симоны де Бовуар – “Женщиной не рождаются, ею становятся” – вдохновила многих читательниц по обе стороны Атлантики». Как заметила К. Сент-Илэр, «в 1970-е гг. содержание дихотомии секс/гендер было ясным: речь шла о том, чтобы разорвать связь между биологическим полом и характером мужчины и женщины, выявить социокультурные параметры половой идентичности, противопоставить социальные отношения или конструкции полов идее натуральности различий между мужским и женским, короче показать, что гендер не обязательно порождается биологическим полом». Современные сторонники эссенциализма находят в книге «воспроизведение известных стереотипов», созданных давлением на писательницу груза «мужской культуры»: «Она воспроизводит обычные клише суждений о литературной продукции женщин: это обращение к так называемым доэстетическим формам – письмам, дневникам, т.е. к жанрам, ограниченным субъективностью, больше рисующим атмосферу, а не создающим историю… в женском языке конкретно чувственного больше, чем абстрактной элегантности, его царство – природа». Стремясь заставить мужчин признать равенство с ними женщин, Бовуар отнюдь не предполагала тождества полов, при том, что весьма решительно утверждала необходимость для женщин «стать такими же умными», как и мужчины. Тем самым она вступала в полемику с теми, кто, начиная, по крайней мере, со св. Августина полагал, что женский разум более слаб, чем мужской, и, стало быть, считал закономерным подчиненное положение женщин в общественной жизни. В эту линию, в частности, вполне вписывается и психоанализ, поскольку он трактует женщину как «кастрированного мужчину», приписывая ей непреодолимое ощущение жертвы и, как следствие, «естественную», природную, врожденную слабость рационального начала: «Мужчина это интеллект, женщина – чистый инстинкт». Указывая на сексизм подобных представлений, канадская исследовательница одновременно говорит об их популярности в период развития постмодернистского феминизма: «Сегодня утверждения обусловленного полом феминитюда как процесса, формирующего натуру, подхватывают эту идею (превосходства женской чувственности, инстинктивности над мужской рациональностью – Н.П.), укрепляя презрение к постулату, унаследованному от Симоны де Бовуар, почти век тому назад провозгласившей, что женщиной не рождаются, а становятся». Действительно, несмотря на часто повторяющиеся инвективы, книга Симоны де Бовуар отнюдь не однозначно трактует те категории, которые относят к сфере женского. С ее точки зрения, подлинная женственность связана с понятием «трансцендентности»: «только в активной, производительной деятельности женщина обретает свою трансцендентность. Только реализуя свои собственные проекты, она самоутверждается как реальный субъект, соотнеся свою деятельность с достижением поставленных целей; добиваясь денег и прав, она обретает себя и испытывает чувство ответственности». В интервью, данном в середине 1960-х годов, писательница выражается еще яснее: «Что важно, так это не впадать в абстрактный феминизм, отрицая, например, существование женственности под предлогом того, что она – не данность природы, а факт культуры: я решительно против этого! Утверждать, что больше не существует различия между мужчинами и женщинами, поскольку у них сегодня равные шансы и равная свобода, это абсолютно глупо». Пожалуй, среди «эссенциалистских» феминисток только Ю. Кристева практически без оговорок приняла бовуаровскую идею женской «трансцендентности», увидев в ней проявление свободы как несогласия и выход за собственные пределы и сформулировав свои намерения как добавление собственных идей к идеям автора «Второго пола», а не опровержение их или противостояние им. Вместе с тем, по мнению Ю. Кристевой, С. де Бовуар дебиологизирует женщину своим утверждением, что «женщиной не рождаются», тогда как развитие биологических наук позволяет утверждать, что женщиной именно рождаются, что не означает автоматически рождения личности, женское «я» лишь после рождения переживает постепенное становление. Более того, Ю. Кристева выступает против того, что она называет бовуаровским «отвращением к органическому телу». Концепция женского тела во «Втором поле» является объектом критики у всех феминисток, вошедших в литературу с 1970-х годов. Наиболее известные из них – Элен Сиксу, Юлия Кристева и Люс Иригарэ. По мнению японского исследователя Яцуэ Икасаки, «эгалитарный феминизм» Бовуар, откровенный разговор «фаллической женщины» о женской сексуальности, о контрацепции и абортах, универсалистские устремления «Второго пола», т.е. стремление доказать социальное и интеллектуальное равенство с мужчинами выразительно противостоит теориям дифференцирующего феминизма, представленного названными фигурами. Основательница (1976) и руководительница Центра изучения женщин, влиятельный теоретик феминизма Элен Сиксу жаждет в своем творчестве продемонстрировать «то, что ни один мужчина испытать не может» уже по причине специфики женской телесности: «Жизнь становится текстом посредством моего тела. Я сама уже являюсь текстом. История, любовь, насилие, время, работа, желание вписаны в мое тело, я предоставляю себя для того, чтобы слышать “фундаментальный язык”, язык-тело, в которое переводятся все языки предметов, действий и людей в моей собственной груди, совокупность реального, вошедшего в мою плоть, воспринятого моими нервами, чувствами, активностью клеток и спроецированного, проанализированного, перестроенного в книгу». Если анализ женского тела в книге Бовуар, строился на парадоксе: «тело обретает смысл, выработанный духом, свободой, проектом, и эти элементы располагаются со стороны трансценденции, тогда как само тело располагается неизбежно со стороны имманенции, превращая женщин – и только их одних (хотя не только женщины обладают телом) – в вид, а мужчин в индивидуумов», то Э. Сиксу трактует женское тело иначе. По точному суждению М. Стиструп Йенсен, Сиксу не рассматривает его как орудие угнетения, напротив, тело у нее становится преимуществом, способствует рождению «женского письма». Это понятие, впервые появившееся в текстах Э. Сиксу в 1975 г., быстро приобрело популярность, но требует некоторого пояснения. «Женское письмо» — не любой текст, написанный особой женского пола, а гендерный феномен, предполагающий, во-первых, усиление устности, «орализацию языка», во-вторых, тесную связь «языка» и «тела», в-третьих, «деперсонализацию» как специфически женскую способность открыться навстречу другому. С точки зрения Э. Сиксу, как только женщины возьмут слово, творя «письмо» «телом», «женское воображаемое» активно вторгнется в язык. Кристина Детре и Анна Симон, исследующие идеологию семейности у современных романисток, отмечают в их сочинениях парадоксальное смешение самых затертых «женских» клише и самой смелой «феминистической» порнографии: «хотя множество писательниц подчеркивают сексуальные способности и желания героинь, они все равно основываются на традиционной концепции любви, любовной пары и семьи». По мнению ученых, уже издательская практика подобных романов построена таким образом, что авторов стремятся показать в их «естественной» женской роли матери и хранительницы домашнего очага. При том, что ни один мужчина-писатель не представлен читателям как «отец семейства, муж», независимо от тематики его сочинений, даже знакомя читателей со «специалисткой по нравоописательным эротическим романам» Ф. Реу, издатели сообщают, что она «замужем, имеет троих детей и преподает в деревенском коллеже». Кроме того, в текстах самих романов, в их сюжетах смелая демонстрация женского эротизма сочетается с показом устойчивых женских функций – ведения домашнего хозяйства, воспитания детей (пример – последняя книга И. Фрэн «Счастье заниматься любовью на своей кухне и наоборот», 2004). В книге Камиллы Лоран «Любовь, роман» жесткие описания сексуальных сцен встреч с любовником чередуются с рассказом о супружеской жизни, героиня новелл Франсуазы Семпер смотрит порнографические фильмы, пока ее дети находятся в школе, и хранит кассеты с этими фильмами на кухонной полке, и т.д. В результате оказывается, что даже беспорядочный секс и множество любовников становятся либо средством создать семью, либо гарантией ее сохранения. Сопоставляя сюжеты романов и новелл о женской судьбе со статьями в женских журналах, ученые обнаруживают, что пропаганда сексуальной свободы, содержащаяся в этих изданиях, по существу, мало эффективна: большинство женщин не принимают подобной свободы. «Моральные ценности не исчезли с утратой влияния церкви, они стали светскими». http://цгнии.инионран.рф/…/%D0%B2%D1%82…/«Второй пол» Симоны де Бовуар и судьбы феминизма в современной французской литературе