цель вторична интересу, а значит важнее интерес индивида, и важно как возникает интерес, из "потребности"? или волевого устремления не связанного с потребностями. Например бизнесмен добившийся миллиарда продолжает работать, и какой тогда у него интерес, который уже никак не связан с потребностями, а значит имеет место волевое устремление. Получается интерес и волевое устремление свалено идеологами либерализма в одну категорию, если об "интересе" бизнеса говорят и гражданам извещая их о важности интересов "бизнеса". Интерес имеет умственную составляющую от индивида, но воля идущая от бесполого Тела уже нет, следовательно не вся информация имеет государственное значение, и чаще идёт простая обработка мозгов, имеющая интерес уже у третьих лиц, и чаще всего чиновников. Если потребности совмещать с устремлениями, то такие "потребности" правового значения уже не имеют, так как "устремления" уникальны как и бесполое Тела, а право универсально. Если в обратном порядке от цели обратиться к интересу, тогда и "право" не имеет цели, но правоведы идиоты, и поэтому право понимают как находящееся под законами и депутатами выдумывающими их, а значит источником права является "разум" гражданина, а не бесполое Тела, которое и является действующим.

Я не упрекаю буржуазию за то, что она не дала Робеспьеру отдалить себя от своих целей, что она справилась у своего эгоизма, сколько места ей следует уделить революционной идее. Но можно было бы упрекнуть (если здесь может идти речь об упреке) тех, которые допустили, чтобы интересы буржуазии уничтожили их собственные интересы. Но ведь и они скоро научатся понимать эти интересы. Август Беккер говорит: "Для того, чтобы склонить на свою сторону производителей (пролетариев), безусловно, недостаточно отрицания вошедших в обычай правовых понятий. Люди, к сожалению, крайне мало заботятся о теоретической победе идей. Им нужно продемонстрировать ad oculos [Наглядно (лат.). - Ред.], как эта победа может быть практически использована для жизни". И далее: "Нужно задеть действительный интерес людей, если хотят на них влиять" [Беккер А. Народная философия наших дней. Берлин, 1843, с. 22]. Вслед за тем он показывает, как среди наших крестьян уже распространяется изрядная безнравственность, так как они охотнее преследуют свои действительные интересы, чем повинуются велениям нравственности. Именно потому, что революционные попы и наставники служили "человеку", они и отрубали головы просто людям. Революционные профаны или миряне, правда, тоже не особенно стеснялись рубить головы, но они менее заботились о человеческих правах, о правах "человека", чем о своих собственных. Почему же, однако, эгоизм тех, которые утверждают личный интерес и всегда прислушиваются к нему, постоянно подпадает под власть поповского или школьного, то есть идеального интереса? Их личность кажется им самим слишком маленькой, слишком ничтожной (и в действительности она такова) для того, чтобы подчинить себе все и всецело отстаивать себя. Верный признак этого заключается уже в том, что они сами разделяют себя на две личности — временную и вечную — и каждый раз заботятся только об одной: в воскресенье — о вечной, в будни — о временной, в молитве — о первой, в работе — о второй. Они носят попа в себе самих, потому и не могут избавиться от него. Сколько борьбы и раздумий положили люди, чтобы додуматься до этих дуалистических сущностей! Идея следовала за идеей, принцип за принципом, система за системой, и ничто из всего этого не могло надолго устранить противоречие в понятии "мирского человека", так называемого эгоиста. Не доказывает ли это, что все те идеи были слишком бессильны, чтобы вместить в себя и удовлетворить полностью волю человеческого "я"? Они были и оставались враждебными по отношению к "я", если даже эта вражда долгое время и была скрытой. Штирнер