1. О каждой вещи, как и о всей действительности в целом, нужно, прежде всего, сказать то, что ей присуще нечто внутреннее и нечто внешнее, где под внутренним подразумевается смысл вещи, а под внешним – её чисто вещественная, материальная сторона. Однако сама по себе вещь не есть ни голое внутреннее, ни голое внешнее. В первом случае она превратилась бы в отвлечённое понятие, во втором – в неосмысленное и бессмысленное вещество. Сама вещь есть неразрывное тождество смыслового и вещественного.

2. Однако в нашей повседневной жизни мы имеем общение не с «действительностью вообще, не с действительностью в абстракции», но с теми или иными её сторонами, видами и, вообще говоря, образами, которые являются не чем иным, как конкретным результатом сращения «идеи» и «материи» (не роза вообще, а такая-то роза).

3. До сих пор мы говорили отдельно о действительности и её образе; теперь же нужно сказать о них как о нечто целом, ибо образ не отделён от того, чего именно он является образом. Таким тождеством действительности и её образа является выражение. «В категории выражения синтезируются момент внутреннего и момент внешнего, но не просто внутреннего и внешнего (см. первый пункт), а ещё и такого внутреннего и внешнего, которое реально есть, существует в действительности» (см. второй пункт).

4. Синтез действительности просто и выражения есть имя.

Первое – роза вообще (тождество идеи и материи как абстрактное тождество).

Второе – образ розы вообще (абстрактный образ).

Третье – конкретная живая роза (выражение как конкретное тождество действительности и образа).

Четвёртое – имя.

Допустим, роза вообще есть А; образ розы вообще – В; конкретная роза – С. Можно, стало быть, рассмотреть А в свете С (согласно диалектике целого и частей), и В в свете С. А в свете С и есть имя (название розы).

Пока у нас не было конкретной розы, у нас были только два абстрактных принципа – действительность сама по себе и её образ сам по себе. Когда же они объединились в одно целое в выражении (конкретная роза), то здесь они покрылись новым смысловым слоем (как части целого). Однако прежде чем сказать, во что они превратились здесь, нужно сделать одно важное замечание. И именно – действительность и её образ относятся друг к другу, вообще говоря, как внутреннее и внешнее (так же как и внутри самой действительности идея есть нечто внутреннее, а материя – внешнее). Но это их отношение сохраняется ведь и тогда, когда они объединяются в одно целое в выражении. Если учесть это (а этого нельзя не учитывать), то окажется, что действительность, из абстрактного состояния переходя в конкретное, превращается в смысл (как нечто внутреннее в сравнении с образом), оформленный и выраженный внутри себя. Роза вообще превращается в смысл конкретной розы. Этот смысл имеет в себе свою смысловую же материю, поскольку, с одной стороны, он изначально есть синтез внутреннего и внешнего, а с другой – он захватывает в себя всю материальную стихию вещи, но захватывает её как смысл же.

Именно поэтому А (действительность, которая здесь уже есть конкретный смысл вещи, чтойность) в свете С (как выраженный и оформленный вовне смысл) есть имя или, в данном случае, название розы.