Большинство политологов и критиков системы игнорирует психоаналитическую революцию, рассуждая о фигурантах политических процессов так, как будто их действия и речь полностью рациональны и сознательны. Современный психоанализ исходит из двух фундаментальных философских тезисов. Первый принадлежит Мартину Хайдеггеру: «Не человек говорит языком, а язык проговаривает себя через человека», второй Жаку Лакану «Бессознательное структурировано как язык». Это действительно фундаментальные тезисы, обоснованию которых посвящены многие тома. Мы не будем, поэтому, их доказывать, а воспримем как аксиомы.
Речи Путина выдумывает не Эго Путина и не Эго его советников. Его речь структурируется ДИСКУРСОМ, который, в свою очередь и создает сам феномен путинской политики и риторики. Путин как физическое лицо просто не может говорить что-то иное, т.к. находится в самом эпицентре этого дискурса, который проговаривается через него и его ближайшее окружение. И даже не самое ближайшее. В начале сентября 2014 года нас привлекла очень своеобразная статья Гришковца «Я думаю». Речь Гришковца - очень наглядный пример вышеприведенным фундаментальным тезисам. Этот дядя мечется, пытается в проблесках саморефлексии соскочить с волны проговаривающегося через него языка той субкультуры (очень массовой, захватившей 80% населения), к которой он привязан.
А вот зачем язык сам все время передергивает, искажает, игнорирует так называемую действительность, почему за последние полгода возникло это колоссальное дистанцирование языка от действительности - вот это действительно вопрос... И, кстати, врут не только потому, что они конченные мерзавцы, хотя и таковых среди врущих немало, но, прежде всего, потому, что из потока этой силы, силы языка, структурирующего бессознательное (что важно понимать), не вырваться практически, для этого надо неимоверным усилием, идущим от саморефлексии с кровью и мясом выдирать себя из той субкультуры, в которую врос всеми фибрами души.
Обмануть бессознательное, вырваться за пределы языка субкультуры практически невозможно, и текст Гришковца тому - очень хорошая иллюстрация... Он назвал свой текст "я так думаю". Он лишь пытается думать, пытается вынырнуть, но, по большому счету, не думает, срывается с попыток думать, его проговаривает язык.
Тех, кто "думает иначе", (тоже ведь, не потому что они агнцы, а те - козлища) тоже ведь несет поток языка другой субкультуры - оппозиционной. Вот эта борьба субкультур через язык и проявляется. А почему борются субкультуры? Ответ: потому что противостояние Традиционализма и Современности (этих невероятно могучих идеологий) достигло в наши дни невероятного накала.
Традиционализм, как основа всех религий, зиждется на постулате о том, что «истина едина и единственна». С другой стороны, Современность, с присущей ей постмодернистской доктриной, провозглашает, что единой истины нет, и вообще, истиной может быть всё, что угодно.
Выбор в сторону Современности влечёт за собой признание того, что единственной неоспоримой ценностью является человеческая жизнь. И своя, и любая другая конкретная. Выбор же в пользу Традиционализма влечёт за собой, напротив, признание того, что человеческая жизнь никакой ценности не имеет. А ценностью является лишь обожение, или спасение, или же, ежели хотите, просветление, как в экзотических случаях. И этот выбор полностью оправдывает и инквизицию, и религиозные войны, и разного рода священный джихад, не ставя жизнь человеческую ни в грош.
Борьба дискурса Традиционализма и дискурса Современности, ну а если помельче масштабом смотреть, то Империи и Республики, центрированности и номадизма, ценностей тоталитарного национализма и демократического либерализма, этноцентризма и мироцентризма. Причем борьба эта происходит в форме трагикомического фарса, так как идет непосредственно уже в дискурсе Постмодерна (на какой традиционной войне можно с передовой слать в социальные сети инстаграммы?). Традиционализм воюет с Современностью, объясняя свою позицию тем, что Современность - это полная деградация и загнивание (посмотрим последовательность: религиозные пугалки на тему пусси-райт, - сексуальные пугалки с геями в "гейропе", - превращение либерализма в ругательство, вытащенная с обочины культуры и раздутая по-карамазовски (дескать, отпусти человека на свободу и он от вседозволенности сам себя сожрет) статейка про т.н. "окна Овертона" и т.д. вплоть до действий властей в духе откровенного фарса). Но, по сути, Современность (в которую уже хочешь - не хочешь а вошли и бесповоротно - никакие "особые русские пути" не помогут вспять вернуться) - это именно эволюционный шаг, за видимой "вседозволенностью" которого наступает следующий этап, но Традиционализм крепко врос в бессознательное, структурирован языком, который сейчас все более рассогласуется с действительностью (лозунги СМИ совершенно отошли от фактического положения дел, и с точки зрения обывателя их можно назвать тотальным враньем, - а по существу это агония Традиционализма - все было бы однозначно, если бы мы жиле в мире Традиционализма, куда пытается вести дискурс истерика, создавший Путина, но назад в Традиционализм уже не попасть, - движение идет в симулякр Традиционализма, по факту же, он сталкивается с дискурсом Современности и разбивается о него - в чем и суть конфликта и боли, которую мы с вами ежедневно переживаем). Недаром у идеологического руля, как раз и направляющего структуры языка, сейчас в России такие фигуры, как, например, Дугин, Проханов (оба выходцы из традиционалистского кружка "Южинского переулка"), и многие другие ревнители Традиционализма - это не означает, что именно они формируют идеологию, скорее идеология формирует их (как и власть и ее столь многочисленных сторонников), и делает указанных персонажей теми фигурами, по которым аналитик может подтвердить гипотезу о попытке традиционалистского реванша. Этот реванш может поломать жизни нескольких поколений, но эволюция-то все равно прорвется дальше, за идеологию Традиционализма и потом за Современность и Постмодерн...
Для продолжения нашего исследования нам придется познакомить читателя (или напомнить ему) некоторые основные тезисы современного структурного психоанализа. Это займет пару страниц, но зато даст почву для понимания основных идей данной статьи.
Итак:
1) Пустая и полная речь: Полная речь формулирует символическое измерение языка, пустая – воображаемое. Полная речь наполнена смыслом. Жак Лакан называет ее истинной, поскольку она ближе всего подходит к желанию субъекта. В пустой речи субъект отчужден от своего желания. Таким образом, задача психоаналитической работы – создать условия для появления полной речи.
2) Топика психики: Реальное-Воображаемое-Символическое:
Реальное – самая сокровенная часть психики, всегда ускользающая как от образного представления, так и от словесного описания. Реальное непостижимо настолько, что является некоей «вещью в себе». Любые попытки представить или назвать содержание Реального ведут лишь к тому, что мы оказываемся в области Воображаемого, либо Символического. Тем не менее, именно в Реальном располагается ключевая инстанция существования субъекта, а именно – Желание. При этом, не следует путать Желание с различными бытовыми желаниями, типа поесть, поспать, приобрести ту, или иную вещь, и т.п. Само Желание, составляющее основную драму и накал психической жизни, обязательно связано с неким конфликтом, как правило, связанным с чувством вины, вызывающей различные препятствия реализации Желания. Если говорить самыми общими словами, то Желание - это всегда желание жизни и наслаждения. На реализацию Желания, вследствие чувства вины, наложен запрет. Таким образом, не вдаваясь в причины этой драмы, мы можем лишь сказать, что субъект всеми силами ускользает от сколько-нибудь продолжительного наслаждения и выстраивает свою жизнь с помощью множества хитроумных, так называемых, механизмов защиты, маскирующих подлинное Желание и заменяющих его.
Воображаемое – то, что роднит нашу психику с психикой животных, поведение которых регулируется гештальтами. Человек в своём развитии тоже непременно попадает под власть образов. Это происходит в так называемой «стадии зеркала», в возрасте от 6 до 18 месяцев, когда ребёнок начинает узнавать себя в зеркале (в те времена, когда зеркал ещё не было, отражение можно было увидеть в воде, и т. п.) и откликаться на своё имя. Ребёнок схватывает себя в различных местах, получая в результате распадающуюся тактильную картину самого себя, хаотичную и не собранную ни в какое целое. Как раз в это время окружающие люди предлагают ему соблазнительно единый и как бы объективный его зеркальный образ, накрепко привязанный к его телу. Ребёнку ничего не остаётся, как согласиться с этим представлением о целостности Я в зазеркалье и его тождественности самому себе во все моменты жизни. С тех пор субъект остаётся навсегда зачарованным своим «зеркальным Я», вечно тянется к нему, как к недосягаемому идеалу цельности (зачастую до самой смерти). Стоит отдельно отметить, что такие расхожие в психологии и эзотеризме понятия как целостность, существуют лишь в регистре Воображаемого, (а Воображаемое замкнуто на принцип удовольствия[1]), ибо в реальности никакой целостности быть не может, так как психическое создаётся непрестанно меняющимися и текучими потоками, а не чем-то застывшим, окончательным и основательным.
Символическое. Ещё во внутриутробном развитии человек попадает под влияние речевого поля других людей, которые как-то выражают своё отношение к его появлению на свет и чего-то уже ждут от него. Это речь других людей, - речь Другого, и формирует Символическое субъекта. В результате наше бессознательное структурировано как язык, причём именно как язык Другого. То что мы желаем – всегда желания Другого, в то время, как наше подлинное Желание находящееся в Реальном, является тем, с чего мы всё время соскальзываем, реализуя желания Другого.
3) Стадия развития, известная как эдипов комплекс, который должен быть преодолен для окончательного взросления субъекта, но на которой большинство из нас так или иначе застревают: Другой Объект – Воображаемый Фаллос. Он действует как воображаемый отец. Это доэдипальное время Эдипа характеризуется обоюдной нехваткой: неполнотой матери, о которой свидетельствует наличие у нее желания как такового, и неполнотой ребенка, неспособного удовлетворить ее желание. Воображаемый фаллос и представляет эту нехватку. Один из выходов из складывающейся ситуации – отождествление с объектом желаниям матери, с фаллосом. Тем самым ребенок может сохранить удовлетворение своего собственного желания быть исключительным объектом желания матери. Фигура отца не только предстает в фаллосе, но и в матери, поскольку она в это время – всемогущая мать, чье желание – закон. Как сказал бы Фрейд, мать в это время – фаллическая. Мать характеризуется и неполнотой, и всемогуществом. И беспомощное дитя не в силах заполнить эту неполноту. Разрешение столь пугающей ситуации приходит с явлением отца.
Второй раз эдипов комплекс отмечен появлением воображаемого отца. Этот отец налагает закон на материнское желание, отказывая ей в доступе к фаллическому объекту, и устанавливает запрет ребенку на инцест‑желания. Лакан описывает этот эпизод эдипова комплекса как кастрацию матери. Он отмечает: важно не появление реального отца, устанавливающего свой закон, а уважение матери к его закону. Отец для ребенка теперь – соперник в борьбе за желание матери.
Третий этап эдипова комплекса – появление символического отца. Неразменный, неотъемлемый фаллос отца кастрирует ребенка, налагает вето на его желание стать для матери фаллосом. Субъект освобождается от невозможной и порождающей тревогу задачи быть фаллосом, поскольку им уже обладает отец. Достаточно идентифицироваться с фаллическим отцом, с его господствующим означающим. Благодаря символической идентификации преодолевается агрессивность первичной идентификации воображаемой.
Подчеркивая то, что все эти процедуры субъективации все равно не имеют отношения к (невозможному) реальному отцу, Лакан говорит не об отце, а об Имени‑Отца. Имя Отца описывается как господствующее означающее, дарующее субъекту его идентичность, именующее его, наделяющее местом в символической цепи и одновременно устанавливающее запрет на инцест‑желание. В Имени Отца – носитель символической функции, отождествляющей его лицо с Законом.
4) Бессознательное – та часть речи, дискурса, которой не достает субъекту для восстановления непрерывности его сознательного дискурса. Субъект конституирован бессознательным, – говорит Фрейд. Субъект конституирован символическим порядком, – добавляет Лакан. Именно в слове творится истина.
Чтобы речь субъекта в психоанализе освободилась от симптомов, она должна попасть в поле языка желания. Этот язык говорит симптомами. Со времен Фрейда известно, – симптом целиком разрешается в анализе языка, потому что и сам он структурирован как язык. Симптом, уточняет Лакан, – язык, из которого должна быть высвобождена речь. Эта речь формулирует историю человека. То, что субъект постигает как бессознательное – его история. Итак, цель психоанализа – появление истинной речи и осознание субъектом своей истории.
Полная речь дается нелегко. Психоаналитическая работа продвигается сквозь фрустрацию, агрессивность, регрессию. Фрустрация, т.е. буквально отказ коренится в самом дискурсе субъекта и в образе его. В образе его эго. Собственное я содержит отказ в истории своего происхождения, в той самой стадии зеркала, на которой это эго и возникает. В собственном я субъект отчужден от себя. Этот отказ в себе и есть фрустрация. Агрессивность во время психоаналитического сеанса возникает как ответная реакция на разбивание иллюзорного воображаемого единства «собственного» я. Искусство аналитика в том и состоит, – пишет Лакан, – чтобы постепенно лишить субъекта уверенности в себе, пока не рассеются последние призраки этой иллюзии.
6) Маленький другой и большой Другой: маленький другой – это воображаемый двойник субъекта, его проекция, будучи поглощены регистром Воображаемого, мы общаемся не с подлинно-другими, но с другими, как отражениями наших проекций. Маленький другой – это образ, отражение, отчуждение, подмена. Иное дело Большой Другой: не похожий и не подобный, а совершенно отличный от меня (по сути уже даже не другой, а «третий»). Большой Другой – это порядок культуры и языка, закон, который пронизывает и определяет человека, не допуская никаких нарциссических отождествлений. Когда в психоанализе пациент начинает воспринимать аналитика не как другого, а как Другого – происходит выздоровление. Пациент вписывается в Символическое и обретает Полную речь – говоря метафорически – пробуждается от Морока.
7) Невроз переноса: невроз, возникающий в процессе психоаналитической терапии и обусловленный развитием всепоглощающего интереса пациента к аналитику, а также его способностью переносить свои чувства и переживания на него. З. Фрейд обнаружил, что в процессе психоаналитического лечения пациенты не только начинают проявлять особый интерес к личности аналитика, но и переносят на него нежные и часто смешанные с ними враждебные стремления. Притягивание аналитиком освобождающих аффектов пациента приводит к тому, что в процессе психоаналитического лечения у последнего возникает как бы новое заболевание, которое З. Фрейд назвал «неврозом переноса». Психоаналитику приходится иметь дело теперь не столько с прежней болезнью пациента, сколько с заново возникшим «искусственным неврозом», заменившим собой то болезненное состояние, с которым пациент пришел в анализ. Невротические симптомы пациента лишились своего первоначального значения, приспособились к новому смыслу и обрели особую направленность, в результате чего имеющиеся у него наготове и тесно связанные с его заболеванием психические установки переносятся на аналитика. Так возникает «невроз переноса».
ИТАК: этих понятий нам достаточно, чтобы понять феномен Путина.
Сейчас создалась настолько уникальная ситуация, когда впервые (здесь даже Сталин не в счет) Путин явился такой фигурой, на которую спроецирован невроз переноса буквально всего населения России и русских за рубежом. И позитивного и негативного переноса. Именно поэтому Путин является в настоящее время основным кандидатом на идеального большого Другого. Как известно, мы пребываем в неврозе (в Мороке), пока находимся в регистре Воображаемого и проецируем свой нарциссический образ-Я на других. В психоанализе первая победа происходит, когда устанавливается перенос с аналитиком, и все проекции (позитивные и негативные) начинают воплощаться на нем. Вместо первичного невроза возникает невроз переноса и дальше идет работа уже с переносом. А вторая и главная победа анализа, после которой пациент прозревает и вылечивается - когда аналитик из маленького другого становится большим Другим, т.е. становится связующим звеном пациента с Символическим. Пациент входит в неискаженное Символическое данной культуры и выздоравливает. На этом анализ завершается.
Так вот, сейчас как раз та самая ситуация, когда проекции практически всех русских сосредоточены именно на Путине, и именно через него (при том что он вор, разжигатель войны, глава криминальной шайки власти и конченый мерзавец с обычной точки зрения) у всех русских есть шанс выйти из отождествлений с нарциссическим воображаемым образом-Я, и, если Путин станет для них (возможно, не для всех сразу, а постепенно, а возможно и сразу) большим Другим, восстановить незамутненный контакт с Символическим, что и будет пробуждением и выздоровлением.
http://snob.ru/profile/26325/blog/85733 Психоанализ феномена Путина, который переиграл всех и даже самого себя. Владислав Лебедько, Родион Зиньковский