А что останется от софистики после выделения из неё

только логичных соображений?

Парменид. Стало быть, единое причастно и неравенству, в силу которого иное ему не равно?

(Как я понимаю: допущение наличия "единого" есть отрицание какой-либо возможности приравнивания к нему чего бы то ни было. "Иным" может быть что-то из "многого" по отношению к чему-то ещё оттудова же, так что абсолютизированному "неравенству" причастно не "единое" как таковое, а изменение качества "единого", обуславливающее возможность образования множеств подобий и различий...)

 
Аристотель. Причастно. (лажа)

Парменид. Но ведь неравенству принадлежат великость и малость.

Аристотель. Принадлежат.

(Субъект сам решает - как относятся друг к дружке объекты его сознания, а к "единому" - такое обстоятельство не относится никак...)

Парменид. Следовательно, такому единому (субъективному) принадлежит великость и малость?
Аристотель. По-видимому.
Парменид. Но великость и малость всегда далеко отстоят друг от друга.
Аристотель. И даже очень далеко.
Парменид. Следовательно, между ними всегда что-то есть.
Аристотель. Есть.
Парменид. Можешь ли ты указать между ними что-либо другое, кроме равенства?

Аристотель. Нет, только его. (лажа, потому что между объектами сознания субъекта располагаются прорехи в его познании)

Парменид. Следовательно, что обладает великостью и малостью, то обладает и равенством, находящимся между ними.
Аристотель. Это очевидно.
Парменид. Таким образом, несуществующее единое должно быть причастно и равенству, и великости, и малости.
Аристотель. Выходит, так.
Парменид. Кроме того, оно должно каким-то образом быть причастно и бытию.
Аристотель. Как так?

Парменид. Оно должно быть таково, как мы утверждаем. В самом деле, если бы оно было не таково, то мы говорили бы неправду, утверждая, что единое не существует. Если же это правда, то, очевидно, мы утверждаем это как существующее. Или не так?

(Существование предметов обусловлено не наличием единого и даже не возможностью изменения его качества, а связями, возникающими между "витками" и "петлями", когда движение (единственное свойство единого) изменяется из прямого в круговое.)

Аристотель. Именно так.
Парменид. А так как мы признаем истинность того, что мы утверждаем, то нам необходимо признать, что мы говорим о том, что существует.
Аристотель. Непременно.

Парменид. Итак, выходит, что единое есть несуществующее (нет возражений):

ведь если оно не будет несуществующим, но что-либо из бытия отдаст небытию, то тотчас станет существующим. (галиматья)

Аристотель. Именно так.

Парменид. Следовательно, единое несуществующее, чтобы быть несуществующим, должно быть связано с небытием тем, что оно есть несуществующее, равно как и существующее для полноты своего существования должно быть связано [с бытием] тем, что оно не есть несуществующее. В самом деле, только в таком случае существующее будет в полном смысле слова существовать, а несуществующее не существовать, поскольку существующее, чтобы быть вполне существующим, причастно бытию, [содержащемуся в] "быть существующим", и небытию, [содержащемуся в] "не быть несуществующим", и поскольку несуществующее, чтобы тоже быть вполне несуществующим, причастно небытию, [содержащемуся в] "не быть существующим". и бытию, [содержащемуся в] "быть несуществующим".
Аристотель. Совершенно верно.

Парменид. Итак, раз существующее причастно небытию

(неверно, потому что "небытию" причастно только единое)

и несуществующее – бытию, то и

единому, поскольку оно не существует, необходимо быть причастным бытию, чтобы не существовать. (галиматья)
Аристотель. Необходимо.
Парменид. И если единое не существует, оно, очевидно, связано с бытием.
Аристотель. Очевидно.
Парменид. Следовательно, также и с небытием, поскольку оно не существует.
Аристотель. Как же иначе?
Парменид. А может ли пребывающее в каком-то состоянии не пребывать в нем, если оно не выходит из этого состояния?
Аристотель. Не может.
Парменид. Следовательно, все, что пребывает в таком и не в таком состоянии, указывает на изменение?
Аристотель. Как же иначе?
Парменид. А изменение есть движение; или как мы его назовем?
Аристотель. Движением.
Парменид. А разве единое не оказалось существующим и несуществующим?
Аристотель. Да.
Парменид. Следовательно, оно оказывается в таком и не в таком состоянии.
Аристотель. Выходит, так.
Парменид. Значит, несуществующее единое оказалось и движущимся, так как оно претерпевает переход от бытия к небытию (нет возражений)

http://philosophystorm.ru/video/mify-logiki-gegelya#comment-517336

почему единое заинтересовало Платона, философ увидел в чём-то признаки его

Потому что единство - первый и основной логический закон ( в другой формулировке выглядящий как : подобное взаимодействует с подобным )  Если одно не имеет с другим ничего подобного - то они не существуют друг для друга и не могут взаимодействовать и значит не обладают единством . Этот логический закон Единства по сути сопровождает все наше мышление всегда и постоянно .