Суворов О.А.

ol.suvoroff@yandex.ru

НЕРАЗРЫВНОСТЬ ОБЪЕКТА И СУБЪЕКТА КАК

ПРЕОДОЛЕНИЕ ОНТОЛОГИЗМА И ГНОСЕОЛОГИЗМА

Настоящие заметки навеяны ходом обсуждения моего материала «Ещё раз об объектно-субъектной природе диалектического противоречия», вопросами, которые поставили передо мной Спокус Халепний и Павел Царёв, а также суждениями других участников ФШ, в частности, М.Грачёва. Мне показалось, что есть общие причины и возникающих разногласий, и тривиального непонимания друг друга. Эти причины кроятся, прежде всего, в той деформации общественного сознания, которая постигла нашу страну в ходе так называемого «коммунистического строительства» и связанного с ним тотально- принудительного приобщения всей совковой культуры к марксизму-ленинизму, -- партийно-идеологической доктрине, специально созданной для оправдания безумно-преступного социального эксперимента, затеянного террористами-большевиками.

Смею утверждать, что эта сугубо политическая доктрина, с одной стороны, весьма слабо связана со взглядами её так называемых «основоположников», а с другой – с развитием мировой философской мысли, которая в марксизме-ленинизме всегда определялась не иначе, как буржуазная лженаука.

К сожалению, общая тенденция отставания общественного сознания от общественного бытия, отмеченная Марксом, в «посткоммунизме» проявляется с особой силой, поскольку подавляющее число политиков, идеологов, специалистов по философии и практиков, стоящих сегодня у руководства ведущих учреждений, воспитаны на марксизме-ленинизме и приобрели высокие учёные степени и звания на его основе. Скорее всего, по этой причине до сих пор мало кто из них решился, как выражались «классики» марксизма-ленинизма, посчитаться со своей прежней философской совестью.

Эти предварительные замечания сделаны исключительно для того, чтобы возможное обсуждение не превращалось в «хор глухих» только потому, что те или иные положения марксизма-ленинизма кое-кем по-прежнему воспринимаются как истины в последней инстанции.

Начну с исходных определений.

Взаимоотношение объекта и субъекта --- это лишь иное выражение основного вопроса философии, т.е. взаимоотношения материи и сознания. Причём это отношение (объекта и субъекта) отнюдь не подразделяет философию на несовместимые направления – материализм и идеализм (точка зрения диамата), а, напротив, объединяет их в единое философское мышление, в форме диалектики, или, что одно и то же, диалектической логики (Гегель).

Как материя и сознание определяются только через взаимную связь, точно так же объект и субъект могут эксплицироваться исключительно друг через друга, соответственно как отражаемое и отраженное. Далее. Исходный смысл отражаемого (объективного) состоит в том, что оно отражается, а отражённого (субъективного) – в том, что в нем отразилось отражаемое (объективное). Короче, в познавательном процессе нет отражаемого без отражения, и нет отраженного без отображаемого; отражаемое (объективное) и отраженное (субъективное) – формы инобытия друг друга. То есть, в аспекте гносеологии субъективное отнюдь не заблуждение, как это представляется обыденному рассудку, а единственно возможная форма отражения объективного Поэтому, перефразируя известное положение Гегеля, можно сказать: в познании всё объективное субъективно, всё субъективное объективно.

Правомерен ли в этой ситуации вопрос о первичности (вторичности) отражаемого (объективного) и отражённого (субъективного). Здравый смысл и вытекающий из него однонаправленный детерминизм считает постановку этого вопроса вполне правомерной, и на этой основе подразделяет философию на противоположно-несовместимые направления – материализм и идеализм.

Однако здравый смысл становится плохим советчиком, как только мы подходим к отношению причины (объекта) и следствия (субъекта) с позиции взаимодействия между ними, т.е. с позиции в данном случае единственно корректной. Ибо нет причины без следствия и нет следствия без причины, т.е. они непрерывно взаимодействуют и в этом смысле одновременны. Поэтому предшествование причины следствию (если его предположить) приводит к абсурду – к существованию причины тогда, когда ещё не существовало следствие, т.е. к допущению недействующей причины. Именно отсюда я давно сделал вывод, что подразделение философии на материализм и идеализм является историческим анахронизмом, обусловленным метафизическими представлениями рассудка, согласно которым возможны либо материя вне и независимо от сознания (материализм), либо, наоборот, сознание вне и независимо от материи (идеализм). То есть, например, материалисту лишь только кажется, что он опирается на материю, тогда как на самом деле он исходит из осознанной материи (субъективированного объекта), или, что то же, материализованного сознания (объективированного субъекта). Аналогично обстоит дело и с идеалистом, но рассуждающим в обратном направлении. Именно в этом и заключается логическое единство материализма и идеализма, если их рассматривать как диалектические противоположности, т.е. как гносеологические концепции одновременно и различные, и тождественные.

Причём тождество материализма и идеализма заключается, по существу, в том, что оба эти направления совершают одну и ту же ошибку – метафизически разрывают объектно-субъектное единство, в результате чего объект и субъект неправомерно приобретают самодовлеющее значение.

Различие же материализма и идеализма заключается в том, что указанный разрыв объектно-субъектного отношения совершается этими направлениями с противоположных сторон: материализм отрывает сознание (субъект) от материи (объекта); тогда как идеализм поступает наоборот: отрывает материю (объект) от сознания (субъекта).

Пониманием этой диалектической взаимосвязи материализма и идеализма лично я обязан, в первую очередь, Беркли, его знаменитому тезису: «быть – значит быть в восприятии».

Этот тезис в марксизме-ленинизме подвергался крайне неадекватной интерпретации и, в сущности, отождествлялся с солипсизмом. А сам Беркли изображался в виде чудака, отрицающего очевидное -- наличие объективного мира. Между тем Беркли ни в коем разе не отрицал факта материальной действительности, он просто постулировал, что она непознаваема, если независима от субъекта. Это положение Беркли никто до сих пор не опровергнул, и опровергнуть его невозможно. Не говоря уже о том, что на основе именно берклианства, через Декарта и Канта, Шеллинга и Гегеля, Юма и Маха, развивалась вся мировая гносеологическая мысль, которой в марксизме-ленинизме безосновательно навешивался ярлык то субъективного, то объективного идеализма.

Когда рассматриваются материализм и идеализм как концепции, то имеются в виду их абсолютно ортодоксальные формы, независимые от конкретных носителей этих взглядов. Однако история философии не знает ни одного безупречно ортодоксального ни материалиста, ни идеалиста. Все реальные представители этих направлений допускали колебания в решении основного вопроса философии. Даже такой, казалось бы, ярый сторонник материализма, как Ленин, и тот оказался далек от ортодоксии, в частности, определяя материю как объективную реальность, данную нам в ощущениях. Строго говоря, это определение мало чем отличается от определения Беркли объектов как комбинаций ощущений. Вероятно, осознавая родство своего определения с берклианством, Ленин добавил, что единственное «свойство» материи, с признанием которого связан философский материализм есть свойство быть объективной реальностью, существовать вне и независимо от сознания. Однако это добавление по существу лишает

ленинское определение какого бы то ни было гносеологического смысла, превращая понятие материи в гегелевское «ничто».

Что касается взглядов Ленина на общественный процесс, то здесь его так называемый «воинствующий материализм» скорее смахивает на воинствующий субъективизм, поскольку единственной реальностью в этой области он вообще признавал лишь собственные представления о человеческой истории. Обосновывать это моё утверждение нет никакой нужды, поскольку все социологические прожекты Ленина, под натиском исторической практики, лопнули как мыльные пузыри.

Таким образом, есть все основания полагать, что материализм и идеализм, как абсолютно ортодоксальные версии, не имеют реального воплощения в истории философии, предельно гипотетичны по своей сущности, а поэтому лишены какой-либо теоретической значимости. Отсюда неизбежен вывод, что главный философский вопрос отнюдь не подразделяет философию на непримиримо противоположные направления, а, напротив, является основой единства философского мышления, в котором материя и сознание, объект и субъект не предопределяют, а сосуществуют в неразрывной гносеологической связи, взаимно обусловливая друг друга.

Из необоснованности разрыва мышления на материализм и идеализм, собственно, и вытекает некорректность подразделения философии на две относительно самодовлеющие отрасли – онтологию и гносеологию.

Онтология как учение о бытие своими корнями уходит в глубокую древность. Так, например, Парменид полагал, что есть только бытие и что оно едино, и, стало быть, включает в себя также и сознание. Правомерно сказать, что онтологические взгляды Парменида являются одной из древнейших версий гносеологической неразрывности бытия и мышления, что можно выразить триадой: материя >< сознание ~ бытие, где знак >< означает взаимоотношение противоположностей, а знак ~ их единство.

Однако термин «онтология» введен в научный обиход лишь в 17 веке, Р.Гоклениусом, а затем Х.Вольфом, что было связано с попыткой осмыслить бытие как таковое, или, по Канту, «бытие в себе», т.е. независимо от его диалектической сопряжённости с сознанием.

Корректна ли сама эта постановка – мыслить бытие вне и независимо от познающего субъекта? Как уже отмечено, ещё Беркли обратил внимание на некорректность разрыва объектно-субъектного соотношения, ибо выделить объект в чистом виде нет никакой возможности, и данные современной науке (например, квантовая механика) всё в возрастающей мере подтверждают это. Иначе говоря, самой природой познания (неразрывностью в нём объекта и субъекта) нам завещано иметь дело лишь с (в той или иной мере) субъективированным объектом, или, что то же, объективированным субъектом. Это обстоятельство делает генетически противоречивой и истину, природа которой так же оказывается неизбежно объектно-субъектной. (Подробнее об этом можно посмотреть в моём материале «Диалектический метод как система категорий», размещённом на ФШ, в разделе «Учение о единстве, или истине»).

Но имеет ли в таком случае онтология право на особую науку?

Наверное, имеет, потому что кроме чисто гносеологических проблем, прочно связывающих объект и субъект и потому являющихся истинно философскими, всегда возникают сопутствующие вопросы. Речь идёт об общих вопросах частных исследований (в математике, физике, химии, биологии и т.д.). В этой связи возникло даже целое направление – философия науки с её синергетическим подразделением, претендующее на создание целостной научной картины мира. Однако это, на мой взгляд, уже не философия, а всего лишь популяризация науки.

Таким образом, неразрывность материи и сознания, объекта и субъекта имеет своим следствием и неразрывность онтологического и гносеологического подходов к самой философской предметности. То есть, с одной стороны, чистая онтология (без гносеологии) абстрактна и неизбежно вырождается либо в околонаучные рассуждения о формах и строении материи, либо в синергетические прожекты о самоорганизации последней.

С другой стороны, чистая гносеология, в отрыве от онтологии, тривиально беспредметна, поскольку в этом случае объектом познания оказывается лишь само мышление. Реальным воплощением этой крайности может быть не только платонизм или гегельянство, но и любая другая философема, если она провозглашается единственно научной, например, марксизм-ленинизм, который, на мой взгляд, является наиболее беспредельной и, вероятно, последней формой подобного рода идеологического субъективизма. Субъективизма, продиктованного никак научно не объяснимой ненавистью к частной собственности, являющейся основой человеческой активности, независимости и свободы.