ol.suvoroff2014@yandex.ru

С тех пор, как Кант,  а затем Гегель, поставили под сомнение гносеологическое значение формальной логики и заявили о необходимости разработки новой, диалектической, Логики, вопрос о предметности и соотношении двух разных  логик активно обсуждается в философской литературе, вызывая подчас весьма острые дискуссии.

Камнем преткновения в ходе обсуждения проблемы всегда было и до сих пор остается противоречие, точнее, его, на мой взгляд, некорректная трактовка сторонниками обеих логик. При этом адепты формальной логики обвиняют сторонников диалектической логики  в элементарной амфиболии,  а те, в свою очередь, инкриминируют традиционным логикам непонимание существа диалектического противоречия, сведение его к формально-логической ипостаси,  т.е. опять-таки к амфиболии.  В рамках короткой записи нет возможности приводить конкретные примеры указанных разногласий, но их суть сводится именно к этому, в чём заинтересованные люди, несомненно, осведомлены.

Логика (неважно какая) суть системная связь понятий, выражающая определённый свод канонов, тем или иным образом относящихся к практике   научного познания. Это общее положение, однако, требует конкретизации, в зависимости от того, идёт ли речь о формальной или диалектической логике. Общепринято считать, что в первом случае мы имеем дело с логикой, диктуемой устойчивостью, неизменностью, тождественностью отражаемых объектов, что, собственно, и выражается законом тождества (А есть А), предопределяющим все остальные императивы этой логики (в частности, закон противоречия). Во втором – напротив, имеем дело с процессом, непрерывностью изменения, причём, как с изменчивостью вообще, независимой от конкретных форма своего проявления, так и с изменчивостью конкретных (качественно определённых) объектов. Вторая ситуация в целом, по определению, выражается не тождеством, а, наоборот, противоречием между разными  состояниями процесса.

Таким образом, требование непротиворечивости в формальной логике в диалектической логике заменяется на противоположность, требование   противоречивости, как раз и составляющую основу  нетрадиционной логики.    

Объективная необходимость диалектической логики (требование противоречивости) исходно вытекает из того непреложного факта, что мы не можем отразить непрерывности изменения, не прервав его. Осознание этого обстоятельства уходит в глубокую древность, к апориям Зенона, за которые он обоснованно был назван (Аристотелем) «изобретателем» диалектики. Зенон показал, что наше представление о единстве непрерывности и прерывности движения   изначально противоречиво, поскольку имеет двойственную,  объектно-субъектную природу.  То есть, движение, как материальный атрибут, объективно и абсолютно непрерывно, но чтобы определить (описать) его, мы вынуждены искусственно, т.е. субъективно, прерывать его в каждый момент времени и в каждой точке пространства. Именно по этой причине (субъектного освоения объектного)  Ахилл  «не догоняет» черепаху», летящая стрела в каждый момент «находится в данном месте», бегун «не может достичь финиша» и т.д. Отсюда очевидно, что апории Зенона имеют исключительно объектно-субъектную природу, а, следовательно, такова  природа и   противоречивости изменения вообще, которая, стало быть, присуща не объективной реальности как таковой, а лишь способу её освоения субъектом.

Поскольку изменение охватывает собой всё происходящее, всё сущее, начиная от простого перемещения и кончая мышлением, то объектно-субъектная противоречивость приобретает универсальное значение, определяющее основу диалектики и вытекающей из неё нетрадиционной Логики.

Последний тезис принципиально важен. Он позволяет, наконец, преодолеть застаревший, но, к сожалению, до сих пор весьма живучий предрассудок о «диалектике природы», навеянный произведением Ф.Энгельса с аналогичным названием.  То есть, по меньшей мере, в российском философском сознании и поныне не хватает уяснения того, что в объективном мире, если он рассматривается вне связи с познающим субъектом, нет никаких противоречий, а потому нет в нём и диалектики, являющейся исключительно сферой объектно-субъектного отношения. То есть, о  диалектике, или логике, природы, взятой вне познания, допустимо говорить, на мой взгляд, лишь в фигуральном смысле.

Говоря о бессодержательности формальной логики, Гегель попросту констатировал, что противоречие в этой логике по существу не является противоречием, а представляет собой лишь тривиальное напоминание о том, что недопустимо  утверждать разное об одном и том же, в одно и то же время, в одном и том же отношении. Отсюда  формально-логический закон противоречия в последнее время чаще называют законом непротиворечивости, запрещающим двусмысленности в языке науки. В целом именно к этому и сводится вся формальная логика, что и вызывало неудовлетворённость Гегеля, озабоченного вопросом об истинности познания. Немецкого гения справедливо возмущал, например, по существу нелепый императив формальной логики о том, что два противоречащих друг другу суждения не могут быть одновременно истинными, поскольку с позиции  понимаемой им диалектики истина определяется  единством противоположностей. Кроме того, здесь напрашивается естественный вопрос, а зачем вообще  утверждать противоположное об одном и том же? Действительно, получается абсурд: сначала позволяются (вольно или невольно) противоречащие друг другу суждения, а потом изобретается закон о недопустимости этого. Так не лучше ли изначально исключить противоречащие, двусмысленные утверждения, что, собственно, имплицитно заложено в самой структуре адекватного построения мысли. Выходит так, что формальная логика, с одной стороны, казалось бы, направлена против сознательных эклектиков, крючкотворов,  лгунов, фарисеев и т.п., а с другой – по существу оправдывает последних, поскольку вопрос об истинности либо ложности противоречащих друг другу суждений остается открытым. Вопрос этот формальная логика вообще не решает, поскольку лишь констатирует невозможность  одновременной истинности противоречащих утверждений, не конкретизируя при этом, какое из них на самом деле истинно, а какое – ложно. 

Рассмотрим в качестве примера два противоречащих друг другу суждений: «материя первична, сознание вторично» и «сознание первично, материя вторична». Гегель, как известно, насмехался над противопоставлением материализма и идеализма, поскольку материя и сознание находятся  в состоянии взаимодействия, а в нём просто бессмысленно  ставить вопрос о первичности (вторичности) взаимодействующих сторон. То есть оба эти утверждения, с позиции формальной логики, в равной мере можно считать как истинными, так и ложными. Не говоря уже о том, что на основе любого из них можно, строго соблюдая законы формальной логики, построить непротиворечивые философские системы. Уместно заметить, что в этом пункте Маркс беспардонно оболгал Гегеля, наклеив на его философию ярлык абсолютного идеализма. Гегель нигде и никогда не утверждал, что сознание (идея) является демиургом материи. Приписывать Гегелю эту глупость просто смешно уже потому, что он начинает свою «Науку логики» с бытия, которое в его концепции есть единство материи и сознания.

Не знать этого Маркс, конечно же, не мог, что недвусмысленно указывает на предвзятость его утверждений. Кстати, извратил Маркс и взгляды Фейербаха, определив их как созерцательный материализм. Между тем Фейербах, вслед за Кантом и Гегелем, вполне осознавал некорректность противопоставления материализма и идеализма, заявив, что, идя назад, он с материалистами, но, идя вперёд, он не с ними. То есть, отнюдь не  Фейербах был философским «метафизиком» (в марксистском смысле этого слова), а, напротив, Маркс, который хотя и  критиковал традиционный материализм, но по существу так и не смог выйти за его пределы. Согласно этой традиции материя (как причина) существует до производимого ею следствия, сознания, от чего Маркс никогда не отказывался. Но ведь при таком подходе игнорируется очевидное,  что подразделение материи и сознания во времени (а, стало быть, и в пространстве) исключает между ними любое взаимодействие, что делает невозможным познание, а, вместе с ним, невозможным и наличие самого сознания. Это, как было отмечено, понимал уже Зенон, давно просветивший нас в этом вопросе своими апориями.

Итак, противоречие в истинно смысле, как отражающее всеобщую изменчивость  сущего, может быть только диалектическим, т.е. противоречием познания, отношением материи и сознания, объекта и субъекта. Но отсюда и сама истина неизбежно определяется как противоречие, как единство противоположностей, ибо в самом деле невозможно отразить не только всеобщей изменчивости, не наделив её  субъективной прерывностью, но, как показывает современное естествознание, и объектности вообще, не подвергнув её, в той или иной мере, субъективации. В этой связи правомерно утверждать, что на истине, как форме отражения объектности, лежит проклятье быть отягощённой субъектностью.  (Более подробно это изложено в моей статье на ФШ «Диалектика как логика и теория познания»).