Ницше живописует состояние шизоидного Тела в неопределённой множественности своей, населённое в состоянии высшего напряжения разными призраками и фантомами, как погружённое в бесполое Тела. Индивид являясь человеком толпы естественно и в противостоянии толпе, потому что Тело амбивалентное.

Жизнь есть родник радости; но где пьет отребье, там все колодцы отравлены.
    Все чистое мило мне; но не могу я видеть оскаленных морд и жажды нечистых.
    Они бросали свой взор в глубь колодца: теперь мне сверкает из колодца их мерзкая улыбка.
    Священную воду отравили они похотью; и когда свои грязные сны они называли радостью, отравляли они ещё и слова.
    Негодует пламя, когда отсыревшие сердца свои кладут они на огонь; сам дух кипит и дымится, когда отребье приближается к огню.
    Приторным и размягшим становится плод в их руках, недолговечным и сухим делает их взор плодовое дерево.
    И иные, кто отвернулся от жизни, отвернулись только от отребья: они не хотели делить с отребьем ни источника, ни пламени, ни плода.
    И иные, кто уходил в пустыню и вместе с хищным зверями терпел жажду, просто не хотели сидеть у водоёма вместе с грязными погонщиками верблюдов.
    И иные, кто приходил как опустошение и град на все плодородные поля, хотели только засунуть свою ногу в пасть отребья и так заткнуть ему глотку.
    Знание, что для самой жизни нужны вражда, и смерть, и кресты мучеников, – это еще не тот кусок, которым давился я больше всего –
    Но однажды я спросил и почти подавился своим вопросом: как? неужели для жизни нужно и отребье?
    Нужны отравленные источники, и зловонные костры, и грязные сны, и черви в хлебе жизни?
    Не моя ненависть, а моё отвращение жадно пожирало мою жизнь! Ах, я часто утомлялся духом, когда даже отребье находил остроумным!
    И от господствующих отвернулся я, когда увидел, что они теперь называют господством: барышничать и торговаться из-за власти – с отребьем!
    Среди народов жил я, чужеязычный, заткнув уши: чтобы язык их барышничества и их торговля из-за власти оставались мне чуждыми.
    И, зажав нос, шёл я мрачно через все вчера и сегодня: поистине, дурно пахнут пишущие чернью все вчера и сегодня!
    Как калека, ставший глухим, слепым и немым, так жил я долго, чтобы не жить вместе с властвующей, пишущей и веселящейся чернью!
    С трудом, осторожно поднимался мой дух по лестнице; крохи радости были его усладой; опираясь на посох, влачилась жизнь для слепца.
    Что же случилось со мной? Как избавился я от отвращения? Кто омолодил мой взор? Как взлетел я на высоту, где никакое отребье не сидит уже у источника?
    Разве не само отвращение моё создало мне крылья и силы, предчувствующие источник? Поистине, я должен был взлететь в самую высь, чтобы вновь найти родник радости!
    О, я нашел его, братья мои! Здесь, на самой высоте, бьёт для меня родник радости! И есть жизнь, от которой не пьёт отребье вместе с вами!
    Слишком стремительно течёшь ты для меня, источник радости! И часто вновь опустошаешь ты кубок, желая наполнить его!
    Ещё должен я научиться более скромно приближаться к тебе: слишком сильно стремится навстречу моё сердце тебе –
    Моё сердце, где горит моё лето, короткое, знойное, грустное и чрезмерно  блаженное, – как жаждет моё лето-сердце твоей прохлады!
    Миновала медлительная печаль моей весны! Миновала злоба моих снежных хлопьев в июне! Летом сделался я всецело и полуднём лета!
    Летом на самой высоте, с холодными источниками и блаженной тишиною; о, приходите, друзья мои, чтобы тишина стала еще блаженней!
    Ибо это наша высь и наша родина; слишком высоко и недоступно живём мы здесь для всех нечистых и их жажды.
    Бросьте же, друзья, свой чистый взор в родник моей радости! Разве помутится он! Он засмеётся в ответ вам своею чистотой.
    На дереве будущего вьём мы гнездо свое; орлы должны в своих клювах приносить пищу нам, одиноким!
    Поистине, не ту пищу, которую могли бы вкушать и нечистые! Им почудилось бы, что они пожирают огонь, и они спалили бы себе глотки!
    Поистине, мы не готовим здесь жилища для нечистых! Ледяной пещерой  было бы счастье наше для их тела и духа!
    И, подобно могучим ветрам, хотим мы жить над ними, соседи орлам, соседи снегу, соседи солнцу: так живут могучие ветры.
    И, подобно ветру, хочу я однажды ещё подуть среди них и своим духом отнять дыхание их духа: так хочет мое будущее.
    Действительно, могучий ветер Заратустра для всех низин; и такой совет даёт он своим врагам и всем, кто плюёт и харкает: "Остерегайтесь харкать против ветра!" – Так говорил Заратустра
Ницше. Об отребье. ПСС. т.4