Суворов О.А.

НАУКА ДИАЛЕКТИКИ. УЧЕНИЕ О ЕДИНСТВЕ

Настоящий, заключительный, раздел диалектики познания представляет собой синтез двух предыдущих (учений о тождестве и различии), их единство. Поэтому здесь, естественно, речь пойдёт о противоречивой (объектно-субъектной) природе истины.
Прежде всего, дополнительно уточним гносеологический смысл самого отношения тождества и различия. Во введении я уже указывал на объектно-субъектный характер этого отношения: всё, что находится за пределами нашего поля зрения, для нас тождественно в том смысле, что ещё не стало предметом познания, а поэтому никак не различимо и лучше всего соответствует логическому закону тождества (А есть А). То есть, субъект здесь по определению является не только исходным, но и постоянно действующим агентом различия. Это, разумеется, отнюдь не означает, и об этом тоже говорилось, что субъект порождает различия как таковые (объективный статус их безусловен), однако только субъект способен их выявлять. Следовательно, нет никакого агностицизма, обычно приписываемого Канту, в том, что мы, строго говоря, можем иметь дело лишь с явлениями, т.е. с субъективированной реальностью.
Объективное, субъективное, бесконечное
Неисчерпаемость внешнего мира обусловливает бесконечность объектно-субъектного отношения (бесконечность познания), что и определяет категориальную структуру первой триады учения о единстве, или диалектики истины: объектное -- субъектное -- бесконечное.
Данная триада, по сути дела, обобщает весь процесс научного познания, поскольку поиск истины, в любой отрасли науки, как раз и осуществляется посредством объектно-субъектного отношения. Именно поэтому данное отношение издревле рассматривается как основной философский вопрос. Хотя объектно-субъектное отношение и может (при абсолютизации одной из его сторон) подразделять философию на несовместимые направления (материализм и идеализм), однако при диалектическом подходе оно, на самом деле, не только синтезирует эти направления, обеспечивая единство философской мысли, но, на мой взгляд, приобретает значение общенаучной парадигмы.
В этой связи уместно ещё раз обратить внимание на особенность воззрения такого «материалиста», каким был К.Маркс. Сделать это чрезвычайно нелегко, поскольку он, в отличие от Энгельса, во-первых, специально не излагал своей философской доктрины, а, во-вторых, был крайне мифологизирован в марксизме-ленинизме, где его декларировали как творца единственно научного метода познания и революционного преобразования действительности. Об этом, якобы, научном методе (под общей гегелевской рубрикой «восхождение от абстрактного к конкретному») было написано необозримое число страниц, представляющих собой, и об этом теперь можно сказать прямо, несомненную мистификацию довольно странного и во многом противоречивого (в логическом аспекте) учения.
Если же судить по конкретным высказываниям самого основоположника марксизма, разбросанным по разным его работам, то вполне обоснованно считать Маркса выдающимся мыслителем в том плане, что он, сам того не ведая, сделал важный шаг к синтезу материализма и идеализма. И тем самым действительно развил гегелевский диалектический метод, придав ему более осязаемую форму единства бытия и мышления. Чтобы понять это, более пристально, чем это делалось в литературе до сих пор, присмотримся к тому, о чём писал Маркс в первом тезисе о Фейербахе. Конкретно вот к этому: «Главный недостаток всего предшествующего материализма – включая и фейербаховский – заключается в том, что предмет, действительность, чувственность берётся только в форме объекта, или в форме созерцания, а не как человеческая чувственная деятельность, практика, не субъективно».
Из этого тезиса следует, что главным изъяном материализма является присущий ему абсолютный объективизм, т.е. отсутствие в нём субъектности, как неотъемлемой составляющей рассмотрения любой предметности. Но в таком случае взгляды Маркса трудно назвать ортодоксально материалистическими, но при этом они, конечно, не являются также и идеалистическими. Между прочим, такая, кажущаяся, непоследовательность в рамках основного вопроса философии прослеживается с глубокой древности у многих известных мыслителей: история философии вообще никогда не представляла собой строгих линий Демокрита и Платона. И в этой, так называемой «непоследовательности», на самом деле, крылись зачатки истинной диалектики, присущие, как видим, и Марксу.
Случайно ли это? Нет, не случайно, как не случайны, а вполне обоснованы утверждения, например, Беркли и Маха о вещах как комбинациях ощущений, или более общие положения многих других мыслителей о неразрывности объекта и субъекта в познавательном процессе. В этой связи вполне резонно, на мой взгляд, считать, что нет более абстрактного, а потому и абсолютно пустого понятия, чем понятие объекта, взятого вне связи с познающим субъектом.
Но, в то же время, не менее абстрактно (бессодержательно) и понятие субъекта, если оно никак не корреспондируется с объектом.
Вместе с этим, и само по себе объектно-субъектное отношение ещё не даёт нам особого (конкретного) содержания, и, по существу, представляет собой лишь предельно общий принцип, согласно которому любое знание о внешнем мире может быть добыто лишь посредством именно этого отношения. Поэтому здесь важна, прежде всего, сама неисчерпаемая возможность познания, заложенная в этом принципе. То есть, бесконечное восхождение от абстрактного (объективного) к конкретному (субъективному) обуславливает тут также и бесконечность продукта этого процесса – истины. Именно в таком, предельно общем, виде истина, в соответствии с законом отрицание отрицания, как раз и оказывается объективированной субъективностью, или субъективированной объективностью.
Абстрактное, конкретное, конечное.
Однако абстрактный характер изложенной интерпретации истины изначально не мог удовлетворить ни естествознание, ни философию. Именно поэтому Гегель и был озадачен как раз проблемой восхождения от абстрактного к конкретному, отчётливо осознавая при этом, что это восхождение, т.е. обогащение абстрактного конкретным, невозможно без субъективации объектного. Но, не сумев раскрыть этого процесса не только категориально, но и по существу, Гегель вынужден был просто декларировать: самое богатейшее, или конкретное, есть одновременно и самое субъективное.
То есть, и в этом случае Гегелю не удалось корректно разрешить объектно-субъектное противоречие, адекватно синтезировать противоположность абстрактного и конкретного, найти для этого синтеза истинно сущее понятие. Между тем, это достаточно очевидно.
Ведь если истина как бесконечность предельно абстрактна, то её конкретизация, или субъективация, возможна лишь в форме, противоположной бесконечности, т.е. в форме конечного. Иначе говоря, бесконечное, раздваиваясь по объективности на абстрактное, а по субъективности на конкретное, порождает новое противоречие, которое как раз и разрешается в конечном. И, таким образом, имеем вторую триаду учения о единстве: абстрактное -- конкретное -- конечное.
Опираясь на закон отрицание отрицания, определяем конечное как абстрагированную конкретность, или, что тоже, как конкретизированную абстрактность.
Между прочим, именно в конечном наиболее убедительно проявляется объектно-субъектная, или, что тоже, абстрактно-конкретная, природа истины, т.е. её подлинно диалектическая противоречивость. И когда, следовательно, утверждают (в частности, с подачи Ленина), что абстрактной истины нет, что она всегда конкретна, то как раз и упускают из вида её противоречивую (объектно-субъектную) природу. Гносеологические (диалектические) противоположности неразрывны. Поэтому отрицание в истине абстрактной составляющей влечет за собой отрицание не только её конкретности, но, вместе с тем, и её объективности, ипостасью которой, собственно, и является её абстрактность.
Более того, при разрыве этих противоположностей сам процесс восхождения от абстрактного к конкретному лишается смысла, поскольку истина оказывается за пределами объектно-субъектного отношения. Точнее сказать, истина становится односторонне объективистской, либо, наоборот, субъективистской, что, как уже отмечалось, в сущности одно и то же: крайности всегда сходятся. И надо заметить, что метафизической односторонностью (материалистического или идеалистического толка), в известной мере, страдали и продолжают страдать все, без исключения, философские концепции. Наиболее откровенно это проявлялось опять-таки в марксизме-ленинизме, который, по партийному заказу, мог быть согласован с любой философской или политической доктриной.
На основании изложенного можно утверждать, что объектно-субъектная природа истины означает принципиальную невозможность абсолютной объективности гносеологического результата. При этом ещё раз обращаю внимание на то, что в этом вопросе недопустимо путать, или смешивать, сам факт объективного существования вещей с тем, что мы знаем о них. То есть, на всех «продуктах» познания изначально лежит «проклятье быть отягощёнными» не только объективностью, но и субъективностью. Это позволяет сделать однозначный вывод о том, что если та или иная теория провозглашается абсолютно и единственно верной, полностью совпадающей с объективной действительностью, то можно не сомневаться, либо в откровенной ошибочности такой теории, либо в её предвзятой лживости.
Абсолютное, относительное, истинное
Итак, любая научная истина одновременно объектна и субъектна, абстрактна и конкретна, бесконечна и конечна.
Конечное, как результат восхождения от абстрактного к конкретному, раздваивается по абстрактной объективности на абсолютное, по конкретизированной субъективности на относительное. Это даёт нам заключительную триаду учения о единстве и одновременно всей категориальной системы диалектики: абсолютное – относительное -- истинное.
По закону отрицание отрицания определяем истинное как абсолютную относительность, или относительную абсолютность.
Приведём структуру учения о единстве целиком.
Объективное – субъективное – бесконечное
Абстрактное – конкретное – конечное
Абсолютное – относительное – истинное
Поскольку и здесь закон отрицание отрицания также работает не только по горизонтали, но и по вертикали, возможны дополнительные определения. Приведем их.
Абсолютное есть объективированная абстрактность, или абстрагированная объективность.
Относительное есть субъективированная конкретность, или конкретизированная субъективность.
Истинное есть бесконечная конечность, или конечная бесконечность.
В дополнение ко всему сказанному, хотелось бы обратить внимание ещё на один аспект генетической (объектно-субъектной) противоречивости истины, а именно: на взаимосвязанность и правомерность восхождения как от объективного (бесконечного, абстрактного, абсолютного) к субъективному (конечному, конкретному, относительному), так и наоборот – от субъективного к объективному.
Несомненно, что оба направления исследования, хотя и противоположны, в равной мере корректны. Поэтому продолжающиеся попытки (начатые Э.Ильенковым и А.Зиновьевым) метафизически противопоставлять их, выдвигая на первый план восхождение от абстрактного к конкретному, мне представляются необоснованными. Столь же необоснованно и притягивание к этому вопросу Гегеля или Маркса, идущих в своих исследованиях, несомненно, как от абстрактного, так и от конкретного. Здесь всё зависит от реальной задачи, поставленной в познании, -- хотим ли мы нечто конкретное обобщить, или, напротив, нечто общее конкретизировать.
Поскольку данный раздел является завершающим в изложении диалектики, логично сделать несколько заключительных замечаний.
Прежде всего, я в полной мере осознаю возможные недочёты предложенной концепции диалектики как науки, поскольку задачи подобного рода не решаются в одиночку. К сожалению, в наших главных философских центрах -- институте философии, на философских факультетах и журнале «Вопросы философии» -- к моему великому изумлению такими проблемами уже давно никто фундаментально не занимается. Так что пришлось, как выражались классики марксизма, уяснять вопрос, главным образом, самому себе. Поэтому буду искренне признателен всем тем, кто выскажет свои, в первую очередь, критические замечания по существу дела.
Вместе с тем, я безоговорочно убежден в следующем, по поводу чего, главным образом, и хотелось бы проанализировать возможную критику.
1.Подразделение философии на материализм и идеализм есть исторический анахронизм, до сих пор паразитирующий на формально-логическом подходе к основному философскому вопросу. Этот контр продуктивный подход не в состоянии истинным образом усвоить объектно-субъектное единство противоположностей, каковым исходно является противоположность материи и сознания.
2.Таким же анахронизмом является и подразделение самой диалектики на объективную и субъективную. Реальная диалектика одна и едина – это сфера объектно-субъектного отношения, т.е. сфера познания.
3.Несогласованность метода и системы, обнаруженная в гегелевской версии диалектики (Науки логики), не означает принципиальной несостоятельности самой задачи её системно-категориального построения. Гегель ошибался в самом начале, пытаясь эксплицировать диалектику из одного, элементарного и максимально абстрактного, понятия, определённого им как ничто. Бесперспективность такого начала очевидна.
4.Диалектика должна быть идентична развитию познания. Достижение этого возможно лишь посредством взаимосвязанных законом отрицания отрицания категорий тождества, различия и единства, образующих основу системно-категориального построения гносеологического процесса.
5.Истина генетически противоречива, поскольку является синтетическим продуктом объектно-субъектного отношения. В этой форме, она, следовательно, одновременно абстрактна и конкретна, бесконечна и конечна, абсолютна и относительна.
И ещё. Надеюсь, мне удалось показать, что Маркс в первом тезисе о Фейербахе, по существу, отказался от пресловутого вопроса о первичности (вторичности), разрывающего единое философское мышление. Такой отказ однозначно вытекает у него из самого требования рассматривать действительность не как абстрактный объект, а как чувственную человеческую деятельность, практику, по определению отягощённые субъективностью.
Кстати заметить, Маркс явно лукавил, зачисляя Фейербаха в ряд созерцательных материалистов. В действительности же, именно Фейербах, ещё до Маркса, осознал наивность подразделения философии на материализм и идеализм, указывал на неразрывность объекта и субъекта в основном философском вопросе. Идя назад, писал он, я с материалистами, идя вперёд, я не с ними. Закономерен вопрос, а с кем же?
В этой связи важно дополнительно подчеркнуть, что абсолютное (бескомпромиссное) противопоставление материализма и идеализма несостоятельно, прежде всего, методологически, ибо является несомненной основой самого анти диалектического способа мышления, неспособного в этой ситуации усвоить даже истинного значения собственной противоречивости.
Корни такой методологической немощи в своеобразии всего общенаучного и философского мышления, до сих пор тяготеющего к канонам формальной логики, и не способного по этой причине усвоить самого простейшего, элементарного и, в то же время, основного в диалектике, содержащегося уже в апориях её древнего «изобретателя» Зенона. Речь идет о том, что если изменение (движение) становится объектом познания, то оно тем самым неизбежно субъективируется и, таким образом, отягощается противоречивостью. То есть, мы не можем отразить, воспринять, усвоить изменения в форме его объективной непрерывности, мысленно не прервав его, т.е. не придав любому процессу противоречивой, объектно-субъектной, интерпретации. Отсюда должно быть понятно, почему формально-логическому мышлению совершенно недоступны вытекающие уже из парадоксов Зенона элементы диалектики и, конечно, самое важнейшее из них: любое понятие одновременно и объективно, и субъективно, а, следовательно, истина всегда относительна не только к объекту, но и к субъекту.