психоанализ работает с [бесполым Тела], а не с индивидом, и поэтому ставит границы, а если бесполое Тела находится в едином Тела, то отношения отделяются от [взаимодействия], а которое уже и есть сам секс, и почему наслаждение не имеет отношения к сексу, наслаждение имеется во времени только, а секс вне его. Поэтому психоанализ ограничен рамками отношений, и разумеется не может говорить о сексе, если не знает что это такое, и до сих пор отношения не отделяются от [взаимодействия] в этом бесполезном наукоучении. Лакан обнаружил эту проблему, но решить не мог, а индивид как абстракция психоанализу уже не по зубам. "Искушенный в философии читатель не преминет отметить, что так же подумают Гегель и Хайдеггер, когда утверждают, каждый на свой манер, что нет бытия." - так и на самом деле, бытие - это то, что есть, и имеет частный характер и "образ", а философия не занимается особенным, частным, и даже если не "обходит" его. "Отношения взаимодействия и есть, в каком-то смысле, отношения как таковые, в абсолютном смысле этого слова" - "Отношения взаимодействия" - в этом словосочетании видно что и Нанси также не может отличать взаимодействие от отношения, что указывает на отсутствие в его философии абстракции индивида. "Если подходить к отношениям как к чему-то предметному, можно с чистой совестью утверждать, что никакого «отношения», в смысле послания» нам со стороны сексуального нет" - отношения не могут быть предметными между объектами полового, а значит имеют место садо-мазо отношения, а они конечно не секс. Механика в соитии часто понимается как секс, но это не философское понимание секса, а образ видимости, ведь соитие несёт в себе уже всё имеющееся в едином Тела индивида, и выделить секс в нём невозможно. Например в армии дедовщина сопровождающаяся соитием и несущее в себе "видимость" не является сексом, а только садо-мазо отношением, как и гомосексуализм не является сексуальным взаимодействием вовсе, но это также и не значит что гомосексуальные отношения противоречат природе биопола, и также садо-мазо, и если уголовный закон насильственные формы садо-мазо преследует и сейчас, то из-за насилия разумеется. Почему фашизм и преследует гомосексуализм, только ввиду его независимого положения по отношению к системе, а не потому что чиновники были предосудительны к этому соитию, если могли и участвовать в нём.
Психоанализ, говорит Лакан, построен на том, что «сексуальных отношений нет». Королларий этого положения, или просто иная его формулировка, гласит, что «наслаждение невозможно»...
Высказывание явно провокационно – провокационно, ибо парадоксально. Нам заявляют, будто того, без чего не обходится ни дня (без сексуальных отношений точно не обходится ни дня; да и о «наслаждении» говорить, будто оно не случается каждый день, нельзя: не так это очевидно, как многим хотелось бы думать) почему-то нет. Высказывание функционирует, таким образом, как броское и поразительное, по сути своей, заявление: того, что есть, оказывается, нет! Искушенный в философии читатель не преминет отметить, что так же подумают Гегель и Хайдеггер, когда утверждают, каждый на свой манер, что нет бытия. Высказывания эти не провозглашают, однако, несуществование того, что существует; они утверждают всего-навсего, что бытие, или понятие «быть», независимо от того, рассматривать ли его как глагол-связку (функцией этого последнего тоже, кстати сказать, является своего рода совокупление), или как действие того, что является сущим в активном, причастном, в смысле (гипотезы эти прекрасно совместимы друг с другом), не может состоять в чем-то сущем, понятом как отдельная вещь – будь то кошка, Бог, цветок или пенис. Смысл их сводится, в конечном счете, к тому, что «бытие» – этот не какая-то отдельная вещь; бытие состоит в том, что какие-то вещи вообще есть. И еще они подразумевают, что пресловутое «то, что есть», сам тот факт (эмпирический и трансцендентальный одновременно, двойственный изначально), что нечто имеется налицо, или, проще говоря, само «есть», не является чем-то сущим. Может быть с сексуальными отношениями, которых нет, дело обстоит точно так же? В каком-то смысле, в этом, возможно, вся проблема и состоит. Со временем выяснится, пожалуй, что «сексуальные отношения» как раз и ведут себя как «бытие» (в глагольном, выражающем действие смысле) по отношению к чему-то такому, что предстоит ему как «сущее» (в данном случае, пара, сплетенная в любовных объятиях). Другими словами, то, что пару «спаривает», само парой не является, хотя не является при этом и чем-то одним. То, что спаривает и, поэтому, «есть» в том переходном смысле, которого требует для этого слова Хайдеггер – то, что пронизывает сущее, пересекает его, его подхватывает, восхищает, само восхищается вместе с ним, что возносит сущее и одновременно, при этом, на ним преизбыточествует – само ни единицей, ни двоицей не является, да и вообще никакому счету не поддается. В области, о которой у нас идет речь, французы используют слово, которое является одновременно глаголом и существительным: baiser, поцелуй. В качестве глагола оно приобрело сейчас арготическое значение «еть», «иметь» (классическое значение «целовать», «дать поцелуй», оказалось вытеснено на второй план). «Поцелуй» в каком-то смысле не существует как нечто такое, что один дает, а другой получает; поцелуй – это дар поцелуя (можно, конечно, выделить в поцелуе дарителя и получателя, но это значило бы делить то, что они, напротив, разделяют друг с другом, и мы прекрасно чувствуем, насколько это бестактно по отношению к прикосновению, к соприкасающимся в поцелуе устам). Зато гласит лежащее в основе психоанализа положение каждый раз, когда я имею кого-то, имеют меня (я не знаю, вдохновлялся ли им сам Лакан, но он вполне в его вкусе). Само арготическое значение глагола baiser говорит о том, что обыденное знание усматривает в сексуальных отношениях своего рода текучесть: Лакан мог бы возвести это знание и достоинство знания аналитического – наподобие того, как сделал это Кант с обыденным знанием по отношению к благорасположению. Стоит отметить, так или иначе, что уничижительный смысл слова baiser (а следовательно, и пресловутое обыденное знание) берут начало в его семантике, связанной с категорией обладания: человек позволяет себя «отыметь», им «овладевают» (точнее даже, содомизируют). В основе этого смысла лежит, следовательно, представление об акте (я не случайно говорю здесь об «акте», так как Лакан различал между «актом» и «отношениями», к чему мы в дальнейшем еще вернемся) как присвоении одного человека другим и его господстве над ним. Само это представление происходит, в свою очередь, из заранее существующей схемы, различающей роли активные и пассивные и устанавливающей между ними ценностное соотношение. Мы прекрасно знаем, опять же, начиная с Канта, а то и с Платона, насколько хрупкой оказывается эта схема, насколько тесно связана, сплетена с пассивностью та «пассивная, страдательная сила» (potentia passive, dunamis tou patein), которую мы именуем «пассией», «страстью» – термин, одно упоминание которого вызывает неистощимые и плодотворнейшие философские, литературные и богословские ассоциации, всю ту «патетику», которая к патологии, конечно же, не сводима. Психоанализ же, и лакановский в особенности, как раз и претендует на нечто большее, чем лечение патологий: он хочет быть, скажем так, «этикой патетики». Итак, когда я имею, имеют меня – но как это следует понимать? Кто имеет кого, и что, собственно это «иметь», или «быть ятым» здесь означает? Вернемся к вопросу о бытии отношений (тех самых, которых «нет») и о том, как оно высказывается. Провокационность этого высказывания лежит на уровне логики и семантики его содержания: рождаемое им недоумение призвано дать нам понять, что то, чего нет, и то, что, как мы знаем, имеет место – разные вещи. Нельзя не учесть, однако, и другой, вторичный аспект, который сулит, в свою очередь, автору высказывания вторичную выгод: мы «застываем» в этом недоумении, в нем есть отзвук запрета, оно словно бы останавливает занимавшуюся любовью пару, в нем явно прослеживается прагматический, перформативный аспект – перед нами своего рода coitus interruptus. Понять его, тогда, и значит как раз этот запрет осознать. И мы прекрасно знаем, что именно в этом, в конечном счете, все дело, рассматривая сексуальные отношения в перспективе запрета на кровосмешение. Но мы знаем, в то же время, что обнаруживая кастрацию, ее артикулируя, психоанализ не собирается выступать в роли кастрирующего агента сам. Необходимо, следовательно, обратить взгляд в другую сторону и спросить себя, что представляет собой пресловутый «запрет», если его нельзя понимать как прерывание спаривания совокупляющейся пары. Этика патетики предполагает, что пара запрещает себе спаривание каким-то иным образом, нежели отказываясь от него. Попытавшись понять (я всегда говорю с позиции внешнего наблюдателя, я подхожу к аналитическому высказыванию извне), мы обнаруживаем, что вызов, брошенный этим высказыванием чувственному опыту, эмпирическим данным (которые свидетельствуют, что без отношений не обходится ни один день), оказывается при ближайшем рассмотрении несущественным. Ведь возможен этот вызов лишь благодаря другой провокации – провокации в форме насилия над языком. «Нет отношений» звучит гак же, как «в скважине нет нефти» (в метафоре скважины заключены, как вы, наверное, чувствуете, и другие возможности, но сейчас о них говорить не время). Предполагается тем самым, что «отношения» представляют собой что-то предметное. Но это как раз в языке непосредственно и не дано. Слово «отношения» подразумевает действие, а не субстанцию. Субстанцию (suppositum, то есть опору, или, как во французском suppot, пособника), оно может означать лишь в производном смысле рапорта, служебной бумаги, либо стабильного результата (например: «между ними сложились гармоничные отношения»). Смысл в обыденном словоупотреблении оказался перенесен с действия на его результат (так, еще в словаре Литтре слово rapport, «отношение», означает, в частности, инструмент, получивший впоследствии однокоренное название rapporteur, транспортир: предмет, позволяющий рассчитать результат определенных соотношений). В собственном смысле слово «отношение» ничего вещественного, однако, не означает. Более того, мы не станем употреблять выражение «сексуальные отношения», когда нам нужно сказать о вещах прямо. Ни один сплетник не скажет вам, что «у ни были сексуальные отношения» – он скажет просто: «они спали вместе». Другое дело, если он врач или сыщик – в медицине и юриспруденции так говорить принято. Выражение это сообщает физическую и физиологическую предметность тому, о чем в обыденной жизни мы говорим глаголами – спи» занимаемся любовью, трахаемся, или изображая» по выражению Пруста, орхидею. Первоначальное французское rapport означало «доход», «отчет: «донесение», «соответствие», то есть определенные: вещи и качества. Именно в этом регистре, берущем начало в юриспруденции и экономике, и возникло впоследствии выражение «интимные отношения» а затем, еще позднее, «сексуальные отношения». Говоря, что сексуальных отношений нет, можно подразумевать тем самым, что когда пара совокупляется, говорить об этом в терминах дохода, донесения, соотнесения или пропорции нет никакого смысла. Ничего этого в происходящем нет. Имеем ли мы в виду, что сам сексуальный акт что-то «доносит» до нас, или, наоборот, что о нем, акте этом, можно что-то рассказать, «донести», что его можно исчислить и подытожить (а, следовательно, описать и зарегистрировать), в любом случае приходится признать, что измерить его, учесть, ним, в более широком смысле, как-то определить и усвоить оказывается невозможно. Ни рассказать об этих отношениях, ни рассчитать их нельзя- в этом, кстати говоря, вся беда эротической литературы. Если это и получится сделать, то разве что, как я уже говорил, под совершенно определенным углом, то есть с медицинской, физиологической, психологической, энергетической – если угодно, также патологической и социологической- точки зрения, имея в виду, в частности, перспективу возможного оплодотворения (что ограничило бы рассматриваемое явление гетеросексуальными отношениями без предохранения, исключив все прочие формы, в том числе аутоэротические), да еще, разве что, в ситуациях полицейского, юридического или инквизиционного расследования. Если подходить к отношениям как к чему-то предметному, можно с чистой совестью утверждать, что никакого «отношения», в смысле послания» нам со стороны сексуального нет, сексуальное ни о чем нам не «рапортует». Именно это, возможно, имеет в виду Лакан, говоря, что в отличие от отношения, которое составляете «пишется», сексуальное не пишется.
https://vk.com/doc5787984_401859530?hash=18a3ff213096.. ЖАН-ЛЮК НАНСИ. «Есть» и «нет» в применении к сексуальным отношениям