Я несколько раз спрашивал у знакомых дипломированных философов: чем позитивизм отличается от феноменологии и почему феноменология не считается частью позитивизма, но так и не получил ясного ответа. Тем хуже для философов: я сам решил разобраться.

Отличие, на мой взгляд, в первичном элементе рассматриваемом этими школами: для позитивизма это наборы (комплексы) ощущений, а феноменология рассматривает целостный феномен (данность) не разделяя его на компоненты. Неделимость феномена это принципиальная часть феноменологии, потому, что иначе она превращается позитивизм, а позитивизм все сводит к естественным наукам и философию упраздняет как нечто бесполезное.

Какие из этого следуют практические выводы я написал в комментах на разных примерах «Как Сартр решил заниматься феноменологией» — всем кто захочет здесь задать вопрос рекомендую почить там мои комменты.

Я уже точно не помню каким образом я понял это различие, но если кто-то захочет справиться у первоисточников, то вот два примера: Ж.-П. Сартр и Рихард Авенариус.

Вот как позитивист Авенариус пишет о первичных элементах:

Простейшие ощущения, т. е. элементы зрительного, слухового, осязательного, вкусового, обонятельного и т. п. мира Авенариус называет просто элементами. Наша среда, то, что окружает нас, состоит из элементов, т. е. в этой среде мы констатируем через посредство наших органов чувств бесчисленные комбинации все тех же элементов или ощущений, перечислить основные роды которых нетрудно. Они различаются между собою, во–первых, по органам через посредство которых они воспринимаются; во–вторых, каждый орган воспринимает качественно различные основные элементы: глаз — различные цвета, формы, ухо — различные тона и т. п.; и наконец каждое качество может обладать различными степенями интенсивности. На этом не зачем останавливаться долго: это можно найти в любом популярном очерке физиологии ощущений.

Один и тот же человек в различное время и различные люди воспринимают элементы одинаково. Исключения весьма незначительны.

Исследуя закономерные сочетания элементов, описав мир, как постоянную детерминированную перегруппировку их мы построяем науку физику. Но наш мир, наши переживания дают не только материал для физики; для построения научной физики человеку приходится выделить элементы из мира своего опыта, ибо они являются ему неразрывно связанными с особого рода окрасками, характерами, различными в разные моменты и у разных людей.

Критика чистого опыта в популярном изложении А. Луначарского//Элементы и характеры

А вот как Сартр пишет о феномене:

Явления, которые обнаруживают сущее, не внутренние и не внешние: все они стоят друг друга, все они отсылают к другим явлениям и ни одно из них нельзя предпочесть другому. Сила, например, не есть метафизическое стремление неизвестного рода, которое замаскировано своими действиями (ускорением, отклонением и т.д.): она – совокупность своих действий. Равным образом электрический ток не имеет тайной изнанки: он не что иное, как совокупность физико-химических действий (электролиз, нагревание углеродной нити, отклонение стрелки гальванометра и т.д.), которые его обнаруживают. Ни одного из этих действий в отдельности недостаточно, чтобы его раскрыть. Ни одно из них не указывает на что-либо позади себя: оно обозначает само себя и весь ряд в целом. Из этого следует, конечно, что дуализм бытия и кажимости теперь теряет право гражданства в философии. Видимость отсылает к целому ряду своих проявлений, а не к скрытой реальности, которая вбирала бы в себя все бытие сущего. И видимость, со своей стороны, не есть лишенное основы обнаружение этого бытия. Доколе можно было верить в ноуменальные реальности, видимость считали чистой отрицательностью. Она была "тем, что не есть бытие"; у нее не было иного бытия, кроме бытия иллюзии и ошибки. Но это было бытие взаймы, оно было пустой отговоркой, и самая большая трудность заключалась в том, чтобы хоть как-то придать видимости связность и существование и не допускать ее растворения в глубине нефеноменального бытия. Но, если мы однажды порвали с тем, что Ницше назвал "иллюзией задних миров", и если мы больше не верим в бытие позади явления, это последнее становится вполне положительным, его сущность есть "кажимость", которая больше не противопоставляется бытию, но, напротив, есть его мера, ибо бытие сущего и есть как раз то, чем оно показывается. Таким образом, мы приходим к идее феномена, которую можно встретить, к примеру, в "феноменологии" Гуссерля или Хайдеггера, – феномена, или относительного абсолюта. Феномен относителен, потому что "кажимость" по своей природе предполагает кого-то, кому она показывается, но нет двойной относительности кантовского Erscheinung2. Он не указывает свысока на истинное бытие абсолюта. Тем, что он есть, он есть абсолютно, ибо он себя разоблачает, как есть. Феномен можно исследовать и описывать как таковой, потому что он абсолютно изъявляет самого себя.

Бытие и ничто.//Идея феномена.

Я лично считаю, что феноменология пригодна только для заведомо достоверных феноменов, сама она установить истинность феномена не может не разделяя ощущения.

Если кто-то со мной не согласен, то буду рад прочитать возражения.