Александр Владимирович Кожевников (24 мая 1902 года, Москва -  4 июня 1968, Брюссель, Бельгия) - французский философ и государственный деятель российского происхождения, чьи философские семинары оказали огромное влияние на французскую философию 20 века. Как государственный деятель во французском правительстве, он сыграл важную роль в формировании Европейского союза.

Эмигрировал из России после революции в 1920 году. С 1939 гражданин Франции. 

Участвовал в де Голевском Сопротивлении. Входил в правительство республики, был «серым кардиналом». Три человека («три барона», как называли их в коридорах власти) направляли тогда внешнеэкономическую политику Франции: Б. Клапье, О. Вормзер и А. Кожев.

В 1946 году, по воспоминаниям Р. Арона, Кожев излагал ему свое понимание происходящего: история завершается, она достигла уровня региональных империй (или «общих рынков»). Этот этап предшествует универсальной империи, которая будет зависеть от того, какая из региональных империй будет доминировать. Именно на этой фазе он решил послужить Западной Европе, которая станет сначала «общим рынком», а затем империей в виде федерации. Тогда же Кожевом были написаны документы, которые показывают, почему он столь последовательно проводил антианглийскую и антиамериканскую линию на многих переговорах.

Строго говоря, Кожев не опубликовал при жизни ни одной книги. «Введение в чтение Гегеля» вышло в 1947 году, причем лишь сравнительно малую часть текста составляли целиком написанные Кожевом лекции, большая часть книги — свод конспектов слушателей и черновые наброски самого Кожева, собранные его учеником, известным писателем Р. Кено. Кено пришлось долго убеждать Кожева в необходимости издания курса лекций «Введение в чтение Гегеля» — мирская слава не слишком интересовала Кожева, хотя важнейшим мотивом человеческой деятельности он считал «борьбу за признание», о которой говорится в главном его труде «Введение в чтение Гегеля».

Читал лекции в Высшей школе практических исследований. Среди его слушателей были те, кто сделается «властителями дум» после войны: Ж. Батай, Ж. Лакан, М. Мерло-Понти, Р. Арон, Р. Кено, Р. Кайюа, П. Клоссовски, Х. Аренд….

Одни его слушатели (Арон, Батай) с благодарностью признавали огромное влияние на них этого курса, другие, без ссылок на первоисточник, использовали некоторые тезисы Кожева как свои собственные (Лакан). Не посещавший курса Сартр познакомился с конспектами одного из слушателей и воспользовался ими при написании «Бытия и ничто».

Подозревали в сотрудничестве Кожева с советской разведкой: его имя было обнаружено в так называемом «архиве Митрохина».

Некоторые его считали правым, другие левым, сталинистом и т.д. Он не любил американцев, поскольку ему, как Мудрецу, США казались самой нефилософской страной мира… Когда, вопреки давлению США, он отстаивал статьи ГАТТ, позволяющие сформировать Общий рынок, то защищал независимость Франции и Европы». За это он был награжден орденом Почетного легиона.

О революциях в Европе 1968 годов: «Человеческая жизнь — комедия; играть ее следует всерьез».

«Никто никого не убивает и не желает этого делать, кровь не пролилась, значит, это и не революция». Кожев испытывал глубочайшее презрение к такого сорта шутовским «бунтам» («реакция русского белоэмигранта», замечает Арон). Я. Таубес пишет о встрече Кожева с вождями немецкого студенческого бунта в Берлине: на сакраментальный для «революционеров» вопрос «Что делать?» он дал ответ: «читать Платона и Аристотеля» — перед тем как заявлять о своих революционных намерениях, нужно хоть что-то знать. Еще критичнее Кожев высказывался о тех интеллектуалах, которые делали (и делают) карьеру на разоблачениях «тоталитаризма»; он знал цену высокопарным словам о «свободе творчества»

«Политическая корректность» не относилась к добродетелям Кожева. С презрением относился ко всей левой (европейской) и либеральной "сцене"

 О. Вормзер характеризовал воззрения Кожева как «реакционные», но это столь же неверно, как и однозначное зачисление его в «либералы» (это сделал немецкий консерватор А. Молер) или в «марксисты» (А. Блум, И. Фетчер и др.)

В записке «Москва 1957 года», характеризуя настроения советской элиты в период между пленумом ЦК, лишившим власти Маленкова и Молотова, и низложением Жукова, он предсказывает и падение Хрущева, к которому вообще относился с нескрываемым презрением. Бросается в глаза то, что партийную и хозяйственную элиту СССР он называет «буржуазией» — национализация средств производства привела к государственному капитализму, который по целому ряду черт напоминает европейский капитализм конца XIX века. В докладе прямо говорится, что единственной развитой страной, в которой сохранился описанный Марксом эксплуатирующий трудящихся капитализм, является СССР. «Советский социализм» для Кожева представляет собой тупик в развитии, а обосновывавшие этот строй «романтические» теории не имеют никакого отношения к «Капиталу» Маркса (которого лучше всех в XX веке понял Форд). Кожев иногда называл себя «правым марксистом», и это отчасти верно.

Кожев умер в июне 1968 года в Брюсселе, прямо во время заседания одной из комиссий ЕЭС, на котором он выступил со страстной речью за отмену каких-то торговых пошлин. Более двадцати лет он всеми силами способствовал объединению Европы, хотя иронически смотрел на политическую суету лиц, находившихся на авансцене истории. Побывавший премьер — министром Франции Р. Барр (до недавнего времени мэр Лиона) запомнил как-то сказанную Кожевом фразу: «Человеческая жизнь — комедия; играть ее следует всерьез».

Кожев А. Колониализм с европейской точки зрения // Вестник Европы.

«Слово «капитализм» возникло в XIX веке, Карл Маркс придал ему точный, специфически экономический смысл. Маркс понимал под «капитализмом» экономическую систему, которая характеризуется следующими чертами. Во — первых, «капиталистическое» хозяйство представляет собой экономику с развитой промышленностью. Во — вторых, индустриальные средства производства в этой системе принадлежат не физически работающему большинству населения, но политически и экономически «руководящему» и «направляющему» меньшинству или элите так называемых «капиталистов». В — третьих, эта система устроена таким образом, что трудящееся большинство (так называемые «пролетарии») не имеют никаких преимуществ от технического прогресса, индустриализации или, если угодно, «рационализации» производства.

Прогресс промышленной техники увеличил производительность труда (или, как мы говорим сегодня, его «продуктивность»). Он сделал труд приносящим большую стоимость. Однако эта «прибавочная стоимость» не выплачивалась трудящейся массе, но удерживалась капиталистическим меньшинством. Так что, несмотря на технический прогресс, трудящиеся массы населения оставались на прежнем жизненном уровне, который был близок к минимальному (а потому его и нельзя было сделать еще ниже). В то же самое время технический прогресс вел к постоянному росту дохода капиталистического меньшинства.

Мы можем сразу сказать, что марксистские пророчества не оправдались — как раз в капиталистических странах не было «социальной революции».

Там были варианты фашизма.

«В чем заключается эта ошибка и почему он пришел к тому, что на сегодняшний день всеми признается ложным? Совсем не потому, что на Западе не дошло до революции, хотя сохранился описанный Марксом капитализм. Маркс ошибся и не потому, что описанного им капитализма вообще не существовало (как это часто и охотно повторяли в XIX веке). Маркс ошибся именно потому, что, во- первых, капитализм в его время был как раз таким, как он его описывал, и, во — вторых, поскольку этот капитализм сам сумел разрешить открытые Марксом и описанные им экономические недостатки или «противоречия». Причем сделал он это в том направлении, которое было указано самим Марксом, только не «революционным» или «диктаторским», но мирным и демократичным образом.

Собственно говоря, Маркс и марксисты ошиблись только в одном. Они полагали, что капиталисты останутся столь же наивными, поверхностными, непонятливыми и слепыми, как буржуазные политэкономы и интеллектуалы вообще, которые писали более или менее толстые книги и думали, что тем самым они «опровергают» марксистскую теорию. Если бы так и происходило, то Маркс ничуть не ошибся бы в своих предсказаниях. Но на деле все происходило иначе. Капиталисты помогали публиковать «антимарксистские» книжки, иногда их даже читали (пока были студентами), но делали как раз нечто противоположное тому, что было в этих книжках написано. А именно, они по — марксистски перестраивали капитализм».

«Я говорил о Марксе и марксистском капитализме, равно как о мирном и «демократичном» преодолении первоначального капитализма именно потому, что, по моему мнению, капитализм старого стиля не был полностью и окончательно преодолен, как это может показаться с первого взгляда. И не только потому, что он под более или менее верным названием «социализм» сохранился в Советской России (и ее «сателлитах»). К сожалению, он сохранился и на Западе и называется сегодня «колониализмом».

Kojève, Alexandre; Thao, Trân Duc (2009). "Обмен мнениями между Траном Дык Тао и Александром Кожевом"

Согласно его собственному рассказу незадолго до смерти, Кожев был коммунистом с юности и с энтузиазмом относился к большевистской революции. Однако он "знал, что установление коммунизма означало тридцать ужасных лет"., поэтому он сбежал.^[12] С этого момента он однажды заявил в своем письме Тран Дык Тао от 7 октября 1948 года, что его "... курс, по сути, был пропагандистским произведением, призванным поразить умы людей. Вот почему я сознательно усилил роль диалектики Господина и раба и, в целом, схематизировал содержание феноменологии". В его статьях 1920-х годов положительно говорилось об СССР, он рассматривал его как нечто развивающееся новое. В статье для журнала "Евразия", левого евразийского журнала, он высоко оценил борьбу КПСС против буржуазной философии, утверждая, что это приведет к чему-то новому, независимо от того, назовут это пролетарским или нет

Берлин, Исайя; Джаханбеглу, Рамин (1991). Беседы с Исайей Берлином (1-е изд.). Нью-Йорк

Взгляды Кожева на Сталина, хотя и изменились после Второй мировой войны, были положительными. Интерес Кожева к Сталину, однако, мог сохраниться, будь то положительный или отрицательный, после Второй мировой войны. По словам Исайи Берлина, современника Кожева и его друга, во время их встречи в Париже в 1946-1947 годах они говорили о Сталине и СССР. Берлин комментирует свои отношения со Сталиным, говоря: "(...) Кожеве был гениальным мыслителем и воображал, что Сталин тоже был таким. (...) Он сказал, что написал Сталину, но ответа не получил. Я думаю, что, возможно, он отождествлял себя с Гегелем, а Сталина с Наполеоном. (...)"

Наиболее важным результатом этой эпохи стала работа Кожева, адресованная Сталину, София, философия и феноменология (София, философия и феноменология), рукопись объемом более 900 страниц, написанная между 1940 и 1941 годами

Что читать? Конечно, Гегеля. И Кожева «Введение в чтение Гегеля»

«Кожев А. В. Идея смерти в философии Гегеля / Пер. с фр. и послесл. И. Фомина

Кожев А. В. Введение в чтение Гегеля: Лекции по Феноменологии духа, читавшиеся с 1933 по 1939 год в Высшей практической школе = Introduction à la lecture de Hegel / Подборка и публ. Р. Кено; пер. с фр. А. Г. Погоняйло

Кожев А. В. Атеизм и другие работы.