5.21 Чтобы решить «трудную проблему сознания (англ. hard problem of consciousness)» Дэвида Чалмерса следует определить место, где физическое перестаёт работать как «физическое».

Вопрос о том, как мозг порождает субъективный опыт, Д.Чалмерс поставил в 1994 г. на Туссанской конференции. Но австралиец не был пионером в постановке вопроса. Дуализм пытался преодолеть Декарт, предположив, что  res cogitans и res extensa существуют в мозгу, вероятно в «шишковидной железе». Позже академик И.П.Павлов задавался вопросом: «каким образом материя мозга производит субъективное явление»⁶. Но развил и систематизировал проблематику «мозга и психики» российский философ Д.И.Дубровский⁷. Современных же концепций, так или иначе выводящих эту проблему за пределы университетских аудиторий, я насчитал добрую сотню.

Здесь следует различать номинальную (мнимую) и реальную (подлинную) трудность. Здесь и шагу не ступить без корреляции физического и ментального в структуре психики. Физическое — то, что поставляет феномены, что заставляет работать перцепцию/апперцепцию, т.е. всё, что ни есть ум. На доминировании физической каузации над ментальной каузацией  построена так называемая  информационная модель Д.И.Дубровского. В этой модели психический феномен сводится к информации, к двоичному коду.  В рамках этой доктрины ментальное может существовать в любом «железе», включая фундаментальные законы физики, струны, браны и искусственный интеллект. Модель эта, названая «машинной», сводит психику к программе, в которой «bit», как единица информации, преобразует континуум душевных свойств человека к функции некоего алгоритма. Отсюда один шаг до «чтения мозга (brain reading)» на основе электроэнцефалограмм (ЭЭГ), или расшифровок «нейро-криптограмм», к чему и призывает Д.И.Дубровский.

Ущербность подобного подхода очевидна. Ведь даже цветок, увиденный на весеннем лугу, не сводится к информации, снятой с приборов учёта, закодированной и переданной вычислительной «машиной Тьюринга». В том, как я беру явление, как бережно/властно выхватываю вещь из рутины, чтобы сделать предметом, как кладу опредмеченное в ум, как извлекаю из памяти в качестве представляемого, нет цветка. Но есть «Я есмь». И в самом деле, взгляд на цветок — жест, в котором я: 1) трансцендирую, выбрасывая пятерню, чтобы ухватить сущее в его экзистенциальной обнажённости; 2) ставлю себя перед бытием к его вящему любопытству, а, чтобы вещи узрели меня во всех ракурсах, поворачиваюсь к ним и в профиль, и в анфас.

Но есть и алаверды: вещь-в-себе становится вещью-для-меня, когда извлекает своё имманентное из своего априори по её, вещи, прихоти и тем образом, каким она пожелает себя явить. Но вещи, если и умны, то иначе, чем профессора философии. Они раскидываю мозгами, артикулируют и подкладывают артефакты, не прибегая к антропоморфизму. Почувствовав это, Д.Чалмерс зачал, вынес и изгнал концепт феноменального дуализма, который мог бы оказаться яблоком Ньютона, если бы не обернулся замерзшей беременностью, низвергнувшей на хирургический стол — панпсихизм, панлогизм, панпсихоз. Начав с поиска нейрональных и когнитивных коррелятов феноменов сознания, он закончил выявлением каузальных/казуальных связей между сознанием и вселенной, что привело его к мысли о едином для ума и физического мира субъективном опыте или кволиа.

Hard problem of consciousness сама породила ряд проблем, которые я назвал «затруднениями «трудной проблемы». Что это за «затруднения»?

Во-первых, сказав, что сознание есть нематериальное фундаментальное свойство Космоса, которое супервентно с физическими объектами фундаментальными психофизическими законами, т.е. заявив о Боге, Д.Чалмерс не указал на «орган», соединяющий ум и тело, ум и вселенную.

Во-вторых, он элиминировал термин идеальное, поскольку свёл сознание к корпускуле/волне — столь малых, что наблюдение их проблематично.

В-третьих, он обусловил физическое ментальным, а ментальное – физическим, которое перестало быть таковым в свете саморефлексии, что есть панпсихизм и попытка свести обоснование тезиса к онтологическому доказательству Ансельма, в котором тезис доказывается ложным (слабым) аргументом, который не очевиден и сам нуждается в доказывании.

Я предложил решение для «затруднений», описанных выше. Но прежде, чем изложить их, хочу заметить, что сознание Д.Чалмерс ищет в законах физики, т.е. в сущем, к которому причисляет и ум. Согласно австралийцу, умничает бытие — параллельно или врозь с человеком. Его подход спекулятивен и инструментален в ещё большей степени, чем монокуляризм Хайдеггера, и с неизбежностью упирается в тупик под названием mind-body-problem.

О субъективные качества сознания (experience) или сенсорные качества, в которых усомнился такой титулованный автор Оксфордского словаря как Алекс Бёрн сломано немало копий ⁸. Понятие кволиа в англо-американскую философию сознания ввёл Кларенс Ирвинг Льюис. «Существуют, — пишет он в своей книге «Ум и порядок», — примечательные характеристики, качественные особенности чувственных данных (the given). Они тиражируются из переживания в переживание; я называю их “кволиа”» ⁹.

Желая дать дефиницию сознательного психического состояния, Дэвид Чалмерс указал на то, что «сознательным психическое состояние делает его переживание, в результате чего мной уясняется — каково это что-то переживать; так появляется качество у чувства (qualitative feel), его феноменальное свойство, или — кволиа» ¹⁰. Но не стоит смешивать качества вещей, нами воспринимаемых (sensible qualities), c качествами самих ощущений (sensory qualities). Кволиа — печать субъективности на актах восприятия. Речь о рефлексии, сообщающей субъекту: каково это быть почтовым ящиком для корреспонденции или телом: видящим, слышащим, осязающим, обоняющим, вкушающим мир тем или иным образом. То, что субъект интерпретирует как «моё» восприятие, следует искать в сумме опосредований, где нельзя не учитывать интеракций, опыта прожитых лет, гендерной чехарды, а также особенностей личности (personal identity). Здесь и собака зарыта. Здесь и кроется подмена понятий аналитиками сознания, когда субъектность уступает пальму первенства рефлексу, а трансцендентальное Я, прежде числившее за собой прерогативу на само-полагание и осмысленное бытие в мире, уступает трон физической, органической и биологической каузации, лишающих сознание даже иллюзии свободы. 

Но когда, дорогой Дэвид, физическое перестаёт работать как «физическое»? Д.Чалмерс напускает туману: мол, квалиа — фундаментальные переменные, такие как: скоростью света, масса, гравитация, т.е. физическое, как Кот Шрёдингера, одновременно и гамбургер и мысль о гамбургере... Как панпсихист и эпифеноменалист, он вплетает мысль в законы физики, а не биологии. Далее следует панпсихоз на тему субстантивного единства сознания и Вселенной, мол, не только мозг источает мысли как печень — желчь, но и нейтрино, и Базон Хигса, и галактики, и даже, — побоюсь предположить — чёрные дыры. Философия Д.Чалмерса монокулярна и топчется перед дверьми, за которыми Якоб Бёме тачал сапоги, а Спиноза шлифовал линзы. 

Так как же следует решать «затруднения «трудной проблемы»? Для начала корректно зададим вопросы:

1) кто собственник «моего» кволиа?

2) где место, с которого ум умничает?

Ответив на эти вопросы, я пришёл к выводу, что мыслит не ум, а «придорожная пыль», точнее, не один лишь ландшафт с его горными пиками и фьордами, автобанами и коллекторами, не одна лишь сеть нейронов с глиальными клетками и мозговыми ядрами (концентраторами), но мыслит СОБЫТИЕ — совокупность причин, детерминирующих, присущий мысли, индетерминизм.

Отсюда ясно, что собственником моего кволиа становятся Бытие и Ничто́, что место, с которого умничает мой ум, разложено по карманам сущего и не-сущего,  что сенсорика, поставляющая перцепции/апперцепции феномены, чтобы, взобравшись на кончик языка/пера, видимое стало увиденным, есть, как у бытия, так и у небытия, что [сознательным] опыт становится благодаря сложению кволиа сущего-ума/нуса-несущего, что я называю соглядатайством.

Все попытки срастить мысль и тело/мультиверс, прибегая к квантовой теории, (Стэп, Велманс, Лоуэр, Ходжсон и др.), безрезультатны. Мысль не крепится к мозгу ни волной, ни корпускулой. Мысль мыслится в мысли и посредством мысли. И, как чистое бытие посредством чистого небытия, т.е. как Ничто́, ничто́жащее себя, в-себе и для-себя, мысль не требует иных субстратов, кроме чистой негации, которая есть Мысль/Ничто́, озадаченная собственной беспредметностью и беспредпосылочностью.

Итак, я решил «затруднения «трудной проблемы», противопоставив феноменальному дуализму Дэвида Чалмерса и интерактивному дуализм Генри Стэпа «триализм» Кузина», где бытие-ум/нус-небытие  казуально открыты как универсалия, но каузально заперты как идея, исчерпавшая себя. По этой причине тринокулярная онтология, гносеология, теория истины, теория субъекта и этика должен закрыть дело философии и сдать его в архив.