Систематизация и связи

Основания философии

Все это тексты 13-15-летней давности..Так сырые. Потом бросил.. Сейчас уже следовало много добавить и изменить. Но и так сойдет. Особо не требуется изменений по идейному смыслу. Так почистить и уточнить. Но зачем и для кого???.. Для воинствующего дебилизма, которое проникло во все поры прогнившего российского общества , да и европейского. Совершенно не зря молодежь рвет "когти" в ИГИЛ. Отчаялись. Рвут "когти" ,как к ОШО в былые времена)))

Все это также навеяно моей анархической юностью. Гносеологическим анархизмом. Да сам Декарт-это гносеологический, блуждающий анархист, бродящий по кровавым полям Тридцатилетней войны, по разным странам. Субъект-перипатетик.. Он даже, как знаем в разных армиях служил (то за католиков, то за протестантов,-дабы рассмотреть мир со всех точек зрения)

ВВЕДЕНИЕ В ФИЛОСОФИЮ (НАБРОСКИ)

Современная философия – является философией тревоги. Такой является любая настоящая философия, стремящаяся прояснить себе и людям проблемы своего времени. Ибо мир неустойчив и опасен. Неустойчив и опасен для самого себя и человек. Естественно это не имеет никакого отношения к кафедральной философии, занимающейся более самой собой (извращенным «нарцисцизмом») и саму себя удовлетворяющей (интеллектуальной «маструбацией»).

Современная культура вызывает тревогу. Инновационный импульс, который получила европейская цивилизация в XVII-XIX веках, потерял свою силу. К концу XX века все более проявляются «откатные» явления во всех сферах человеческой культуры. Эпоха «модернити», образ жизни которой стал «Великой привычкой» для всего человечества, может стать «Великой Неудачей», если не внести в неё своевременные коррективы.

Эпоха «постмодерна», в которой мы живем, есть осознание этой возможности. Сильную тревогу вызывает человеческая культура в целом. Культурный капитал, наработанный прошлой культурой совершенно истощен. Культура, основанная на традициях, которая заменяет человечеству инстинкты, начинает распадаться. Механизм традиции, дающий вектор и оптимальную скорость культурно-социальных изменений в режиме устойчивого развития («sustainаble development»), начинает давать серьезные сбои, - вместо него в постмодернистской культуре начинает действовать механизм наиболее слабой формы традиции – механизм моды. Но этот механизм при всем своем динамизме не в состоянии обеспечить ни преемственность, ни смысловую направленность процесса культурно-социальных изменений, ни должную силу этих изменений. В результате современная «посттрадиционная» культура «топчется на месте», украшая свою жизнь бессмысленным разнообразием, - постмодернистской игрой «различий и повторений» (Делез), которые лишь внешне создают эффект новизны.

1. Истощен ментальный капитал.

Произошло явное перепроизводство символических продуктов, сопровождаемое ухудшением их качества. Нет новых, фундированных на реальных проблемах человеческой культуры символических конструкций, а создаются постсимволические конструкции, основанные либо на толковании символических конструкций прошлого, либо созданные в результате искусственного сочетания тех или иных символических конструкций. Именно такая «игра в бисер» (деконструкция) стала характерной чертой постмодернистской культуры, которая способна создавать лишь «Симулякры», а не полновесные «Идеи» и «Утопии», увлекающие человеческое общество за новые горизонты своего будущего. Мы имеем довольно мерзкую картину ландшафта современной ментальности: организующий центр ментальности (коим, ввиду отмирания религии, должна быть философия) представляет небольшой архипелаг загрязненных островков; окруженных потоками человеческой мысли, отравленных фрейдо-ницшеанскими испражнениями, хайдеггерианским схоластическим бормотанием и мистическим мусором, которые двигаются в разнообразных направлениях, и эти движения все более и более теряют свое общее смысловое направление. Философия превратилась в бессмысленное толкование философских текстов прошлого, в беспардонное обслуживание социальных интересов элит общества, в технологию тотального обмана, в дополнительный инструмент деконструкции (как метод пиар-технологий выборных программ и технологий искусственных революций)

Наука в своей техногенной односторонности становится проклятием человечества, большинство, возникающих перед человечеством неразрешимых проблем, инициированы именно научной деятельностью. Наука почти всегда финансировалась не для целей улучшения жизни человека, а для создания изощренных средств массового уничтожения всего человечества, - таков факт истории. Сейчас наука, благодаря достижениям в области генетики, создает угрозу геному человека.

Искусство совершенно потеряло нравственно-общественное содержание, превратившись под влиянием психоанализа, в смакование человеческих низостей, секса и насилия, в пропаганду безыдейности, в идеологию социального изоляционизма. Оно превратилось в рекламную деятельность. Потому сейчас важна проблема нравственной ответственности современных мыслителей, ученых и работников искусства.

Прежде всего, необходимо, чтобы современная философия стала центром врачевания больной ментальности современной культуры. ак в свое время Чирнхауз, выдающийся деятель немецкого просвещения, назвал философию- "медициной ума".

Современная философия должна стать клятвой Гиппократа. Основу её должны составлять три принципа: критиковать - т.е. взрезать раковые опухоли современной мысли; прояснять – т.е. производить операции по сшиванию разорванного тела со¬временной мысли; нравственно действовать, не навредив больному Человечеству.

2. Истощен социальный капитал.

Наработанный сотнями тысячелетий опыт социальной солидарности как способа выживания человеческого рода, который отложился в кодах традиции в виде тех или иных архетипов сознания, в символических системах моральных предписаний и формах культурной идентификации, в формах социальной организации, в габитусах совместной деятельности, беспощадно эксплуатируется особенно в последние четыре тысячелетия буржуазией. В результате у людей абсолютно исчезло доверие - как к власти, так и друг к другу. Это создает ситуацию социального разброда и моральной деградации, в условиях которого совершенно невозможно нормальное воспроизводство социальной жизни. Происходит диссоциация общества, не только некоторые, а все культурно-социальные группы, сформированные для тех или иных целей в процессе культурно-социального развития, теряют свой функциональный смысл, но они продолжают существовать и предъявлять претензии на существование и в будущем, и эти претензии агрессивны. Их претензии не встречают должного отпора, ибо все культурно-социальные институты потеряли смысл, а потому нет той культурно-социальной группы, которая служила бы движущей силой протеста. Последние протестные движения произошли в конце 60-х годов, но носителями этого протеста были маргинальные группы интелли¬генции, кото¬рые не имели должной социальной силы без поддержки более широких слоев общества. Социальные революции, питаемые в недавнем прошлом «Великой надеждой», превратились в театральные «шоу», которые служат для выдвижения во власть тех или иных элитных кланов. Протест ушел из сферы широких революционных движений в «авангардизм» малочисленных маргинальных культурно-социальных групп, который не имеет никакого практического значения, является безобидной игрой, ведущейся в целях получения этими маргиналами своей доли дивидендов. Культура этого «авангарда» довольно успешно ассимилируется современным обществом, является своеобразной приправой к пресной и безвкусной жизни современного общества. Собственно только терроризм во время общего смыслового разброда становится наиболее сильной формой протестного дви¬жения в начале XXI века. Все современное общество окончательно погрязло в «мещанстве»; в том мещанстве, о котором с болью писал еще в середине XIX века А. Герцен. "Хам" Мережковского уже пришел.. Сложилась одна оппозиция: мещане и террористы. Но наиболее мерзким является то, что и терроризм начинает ассимилироваться современной мещанской культурой, выполняя функции разрешения корыстных задач той или иной культурно-социальной группы.

3. Истощен естественный капитал.

Хищническая деятельность человечества, устроившая из «храма» природы «мастерскую», следуя идее Ф.Бэкона, постепенно приходит к парадоксальной ситуации: человек стремясь улучшить качество своей жизни за счет использования природных ресурсов, ухудшает одновременно среду своего обитания, тем самым ухудшает качество жизни. При сложении разнонаправленных векторов: научно-технического прогресса и регресса окружающей природы в результате получается «нуль», а сейчас наблюдается в результате сложения и отрицательная величина. Встает вопрос: не возвратиться ли к прежнему лозунгу – «Природа – храм», подвергнув тотальной критике этот лозунг Ф. Бэкона.

В смыслово и социально распадающейся современной культуре начинает все более и более превалировать хозяйственная сфера культуры. Культура превращается в «Город без имени» В. Одоевского, в «Бентамию», составленной из «купеческих оборотов». Тезис Маркса о примате хозяйства начинает сбываться:

1) Продукты ментальной деятельности все более и более напоминают товар, брошенный на рынок идей не для инициации тех или иных форм мысли и поведения, а для того, чтобы быть как можно быстрее проданным, и для достижения этого эффекта не важно содержание и смысловая ценность выброшенного на рынок продукта духовной деятельности. Сами эти идеи - либо красочные этикетки на каком-либо товаре; либо привлекательная риторика в промежутке между рекламными роликами. 

2) Институт власти теряет свою силу, он начинают все более и более напоминать марионеточную группу, выдвинутую во власть, для решения задач той или иной финансово-промышленной группы. Маркс был прав: государства отмирают – большую роль начинают играть финансово-промышленные ТНК, которые фактически управляют всей человеческой жизнедеятельностью на планете.

3) Сама хозяйственная деятельность начинает терять свою смысловую основу, ибо создаваемые ею товары обладают сомнительной потребительной стоимостью, спрос на них инициируется в основном рекламой, а не их реальной потребностью. Чо и было отмечено Ж. Бодрийаром. Качество этих товаров сводится в основном к внешнему «дизайну», сопровождаемого ухудшением реальных потребительных свойств. В эпоху постмодернизма, в период постиндустриализма (посткапитализма) все финансовые ресурсы уходят не на производство экзистенциально необходимых продуктов, а в производство продуктов, имеющих сомнительную ценность для человеческой культуры. И все это происходит на фоне страшного голода подавляющей массы человече¬ства, не входящей в «золотой миллиард». Но это совершенно не значит, что проект Просвещения потерпел поражение. Во-первых, он и не был реализован в полной мере. А, только благодаря этому проекту были достигнуты определенные позитивные моменты. Более того, без этого невозможно движение далее

КАНОН ФИЛОСОФИИ

1 ФИЛОСОФИЯ - ТЕХНОЛОГИЯ "МОДЕРНИТИ"

Философия является вторичным образованием ментальности, которая занимается критической и разъясняющей деятельностью, формой инициации культурных инноваций. Стремление некоторых сделать философию то религией, то наукой, то искусством совершенно несостоятельно. Философия при всей своей погруженности в эти ментальные формы является образованием, которое имеет свою проблематику, свои задачи и цели, хотя в те или иные периоды своего существования, она проявлена как более похожей на религию, или более похожей на науку и искусство. Но это говорит только о том, что она связана тесно с этими мировоззренческими формами, и в той или иной экзистенциальной ситуации отдает большее предпочтение какой-либо из вышеуказанных форм, но не более. Философия не кафедральное занятие, философия – реальная культурно-социальная практика, это жизненный опыт философа и реальная работа человеческого ума по установлению надежных скреп по разломам человеческой культуры, по установке надежных стоек в пещерах ее фундамента.

Как писал, в частности Б. Кроче: «Настоящая философия, в отличие от безжизненных школярских схем, исполнена страстью: чувством добра она питает умственные закоулки, утишает боль душевного подполья. Именно страсть выносит на передний план философских истин историческую ситуацию, готовя ее последующее разрешение провоцируемым действием. Это не стерильное созерцание и поклонение божественной жизни, описываемое фанатичными риторами, хотя и этому можно найти подходящие поводы, и не мучительное освобождение от жизненных тягот. Это, скорее, всегда не¬простое соучастие в непрекращающемся творении всегда нового мира. Такой логике отвечает вся история философии, любому из понятий которой так или иначе соответствует жизненная роль» (Кроче Б. Антология сочинений по философии. СПб. 1999. С.22).

Философия как реальная культурно-социальная практика включена в историю. Без этой реальной включенности в историю, она бессмысленный набор фраз. Когда философия выключается из истории и превращается в архивную работу, она самоуничтожается. Философия приобретет новый жизненный импульс только в историчности человеческого бытия, в присутствии ее в решении реальных забот и проблем культуры. Философия всегда философия Настоящего, и только с точки зрения бушующего Настоящего она понимает свое Прошлое и инициирует свое Будущее. Только будучи философией своего Настоящего она становится Вечной философией. Именно таковой была философия Гераклита, Платона, Аристотеля и Канта. Философия – форма ментальной деятельности, свойственная модернизационному типу культуры. В традиционалистских типах культуры, где модернизационные процессы мало проявлены, роль философии существенно снижена, но даже в этих культурах философия процветает в трагические переломные периоды, от которых не застрахованы и эти тип культур, – в эпоху перемен. Расцвет философии всегда приходится на тот период, когда в теле культуры образуются «разрывы» и «складки», в которых начинают «копошиться» разного рода философские концепты. Это относится к периоду возникновения философии как суверенной формы ментальности, т.е. к греческому обществу от времен Солона до времен Александра. Это относится к китайской, индийской и арабской культуре, это относится и к западноевро¬пейскому обществу XVI-XX вв. Ввиду принятого стиля «модернити» в нашей жизни философия сейчас выступает как центральная и структурообразующая ментальная форма, заменив религию. Если отсутствует необходимость модернизации, то философия автоматически преобразуется в процессе культурного творчества в религиозную форму сакрального или секуляризированного типа, постепенно приобретая свойственные религии черты. Бывает она не может выполнять свою роль-тогда сразу лезет та или иная религиозная форма типа сайентологии, экстремистского неоислама.

Технология модернизации выступает в разных формах. Во-первых, модернизация идет путем, деконструкции ментальности самого субъекта: во-вторых, путем деконструкции понимания мира этим субъектом. Это приводит к различению форм философии на «идеалистические» и «материалистические», но это различение может иметь лишь «пропедевтический» характер, который при более подробном анализе «снимается», а выступает на первый план та роль и значение, которую выполняет та или иная философия в качестве технологии модернизации.

Эту задачу философия решает в разных формах. Главный метод модернизации состоит не в отвержении традиции, а, - либо в прояснении и уточнении существующей традиции; либо в заимствовании традиций иной культурной общности; либо в инициации какой-либо маргинальной в данный момент традиции; либо в обращении к древней и давно утерянной традиции. Потому философия никогда не строится на «пустом» месте.

§1 COGITO 1 ФИЛОСОФИЯ – ЭТО СВОБОДА.

1. ФИЛОСОФИЯ – ВОИНСТВУЮЩАЯ ШИЗОФРЕНИЯ

Философия – это свобода, это дистанцирование от оков традиций той или иной культурной общности в которой существует философ. Философ всегда скептично относится к существующему порядку вещей. Это маргинал. Потому скептицизм - органон философии: «…скептицизм есть привал для человеческого разума, где он может обдумать свое дог¬матическое странствование и набросать план местности, где он находится, чтобы из¬брать дальнейший свой путь с большей уверенностью, но это вовсе не место для посто¬янного пребывания; такая резиденция может быть там, где достигнута полная досто¬верность познания самих предметов или границ, в которых заключено все наше знание о предметах» (Кант И. Сочинения в 6-ти томах. М. 1964. Т.3. С.632).

Свободу философу дает мысль. В этом отношении прав выдающийся русский философ П.Л. Лавров (18-1900), который противопоставлял мысль и традицию (культуру), ибо режим cogito - это способ достижения свободы и метод введения инноваций. Мысль может быть только свободной. Потому-то гносеология как учение о мыслительной деятельности расцвело именно в западноевропейской философии и, прежде всего, в тех культурных регионах, где сильны идеи либерализма.

Вход в режим философствования достигается декартовой установкой: «Я мыслю, следовательно, существую». Смысл этой установки состоит в том, что мысль освобождает человека от оков традиций той общности, в которой он находится. Традиции задают координаты эпистем мысли и ритуалов действия, они сковывают свободу, а потому нужно освободиться от этих оков, чтобы начать свободное движение, обратиться «к самим вещам» для приобретения философского опыта.

Потому-то философ часто непонятен своим ходом мысли и экстравагантен по форме поведения, он – идиот: «Философия встает на сторону идиота, как человека без допущений» (Делёз Ж. Разли¬чие и повторение. Спб., 1998. С.164).

А. Кемпински писал следующее: «Никто не сомневается, что шизофрения – болезнь; за это говорит уже хотя бы огромная степень страданий таких больных, однако нельзя сказать, что есть в этой бо¬лезни нечто возвышенное, а именно то, что специфически человеческие особенности подвергаются в ней катастрофическому возрастанию» (16, с.157).

И если такого рода болезнь «катастрофического возрастания» собственно «Человеческого» поразит человечество, то пусть развивается эта «чума» значительно быстрее чумы XXI века - СПИДа, поразившей, как «Божья кара», все человечество. Философия Ландшафта - это идеология воинствующего Шизофреника. В мифологическом периоде ментальности роль философов играли шаманы – определенная категория людей, которая обладала специфическими чертами: нестандартным строением психики, отсутствием атрибутов половой идентификации, с маргинальной формой поведения. Эти же существенные черты сохранились далее, потому творцы ментальности довольно часто - это ущербные, маргинальные личности. Эти черты были отмечены в свое время Ч. Ломброзо (1835-1909), М. Нордау (1849-1923) и Ш. Рише (1850-1935).

Режим cogito приемлем только для философствующего, что не свойственно многим, ибо большинство или во¬обще мало мыслят, или же мыслят по на¬правлениям, заданными той эпистемой, сформированной традициями той культурно-социальной группы, в которой он существует. Потому-то философ всегда одинок, ибо его не могут и не хотят впустить в свою «пещеру», мыслящие в рамках той или иной «эпистемы» культурно-социальные группы, он везде чужой. Одиночеством он платит за свободу своей мысли и за возможность путешествовать по бытию. Известно со времен Платона, что философия в большее мере – это умение умирать, т.е. философия – это теория суицида.

Такой странный вывод многих поражает, но так и не достигается понимания этого феномена. Философия учит умирать по той причине, что философ, выходя из принятых эпистем той или иной культурно-социальной группы, подвергает себя остракизму и умирает для нее. Это явление смерти постоянно воспроизводится в культуре. Любой культурный герой в мифологии проходит очищение в «преисподней, в царстве «мертвых». Это же яв¬ление рассматривает, в частности А. Тойнби, который подмечает факт «Ухода –и – Возврата», как необходимого процесса для формирования деятеля культурных инноваций.

Он правильно писал: «Уход позволяет личности реализовать свои индивидуальные позиции, которые не могли бы найти выражения, подавленные прессом социальных обязательств, неизбежных в обществе» (Тойнби А. Дж. Постижение истории. М., 1991 С.267)

2. СУЩЕСТВОВАНИЕ В МЫСЛИ

Хотя современный философ ведет свою традицию от Декарта, но он не является картезианцем, ибо картезианское «cogito» интровертно, тогда как современный философ экстраверт – его «cogito» детерминировано многообразиями мира. Для современного философа не должно существовать автономии мысли, она всегда дополнена реальностью окружающего мира, входящего в его сознание как равноправный компонент. Современное философствование – это философствование свободно блуждающего идиота-мыслителя, ставящего в местах трагических разломов между человеком и миром свои «скрепы-идеи». И эта работа имеет перманентный характер, ибо эти «скрепы-идеи» ненадежны, - другими быть не могут по сути, а потому философия – это вечное ремесло Сам механизм впоследствии был проанализирован более подробно Э. Гуссерлем. Конечно беспредпосылочного знания не существует, этот момент как раз был подверг¬нут критике Ч. Пирсом.

Философия- это практика по критике современной ей культуры. На базе этой критики новые концептуальные схемы, которые инициируют новые формы мышления, новые картины мира и новые образы жизни. Но философия не тотальная критика сто¬роннего наблюдателя, а, как подчеркивал Ю. Хабермас, тип культурно-социального действия. 

Философия – это интеллектуальный террор. Путем этого интеллектуального террора достигается врачевание культуры: очищение наносов, прояснение смысловых основ культуры, лечение злокачественных опухолей её. Философ является врачом культуры. Философ взрывает устоявшиеся системы ментальности, обществ и типов деятельности, выпуская в мир «красные бригады» философских концептов. Философ – это шахид культуры, это гений-мудрец, изгой-революционер и чудак-изобретатель.

Неудивительно, что после того как произошел процесс модернизации, от такого типа людей общество избавляется. Но обычно этого не происходит, ибо они - пророки-провидцы умирают значительно раньше, а потому их просто стилизуют, делают из них «идолов», прикрывая их именами свои неблаговидные дела. Методом интеллектуального террора является деконструкция. Под деконструкцией я понимаю метод обличения наличности и вскрытия его ложности. Одним из первых деконструктивистов в XIX веке был К. Маркс с его концепцией ложного сознания. Действительно, обращение к экономической подоплеке всех идеологических конструкций, вскрытие «истинности» - один из самых радикальных методов деконструкции. Начало XX века ознаменовано появлением другого метода деконструкции – это обращение к психиофизиологии сознания. Первым этот метод применил З. Фрейд. Более традиционны эпистемологические методы деконструкции, которые состоят либо в вскрытии противоречивости высказываний и явлений, либо в несоответствии их реальности путем фальсификации.

3. ПАРАДОКСАЛЬНАЯ ФИЛОСОФСКАЯ МЫСЛЬ. ФИЛОСОФСКАЯ ИРОНИЯ.

Мысль – есть суть процесса модернизации, размышление – суть философии. Мыслить – означает философствовать. Философия, как органон мысли, как технология модернизации, всегда выступала против здравого смысла, против традиции. Потому постановка парадоксальных вопросов, особенно со времени Парменида и Зенона, является одной из функций философии. Парадокс разрушает традицию, тренировка в парадоксальных размышлениях формирует ментальность модернизационного типа. Это особенно заметно, к примеру, у представителей мегарской школы, когда в эллинистический период философия и воспринималась в большей степени как игра ума. К сожалению, эта функция философии часто губительно сказывается на её языке и смысловом содержании философии, которая обычным людям часто непонятна, ибо от¬рывается от реальностей их жизни. С одной стороны, это полезно, ибо путем «отрыва» формируются новые области понимания, новые перспективы мысли, - а именно в этом состоит суть философии как технологии модернизации. Но, во всем должна быть мера, ибо излишняя гипертрофированность языка и смыслов приводит к прямом противоположному результату, - непонятный язык и смысловая сумбурность философствования не будит у людей мысль, не открывает им новые горизонты реальности, а, наоборот, закрывает все горизонты, приводит саму философию к отрыву от действительности, философия сводится к внутрицеховым словопрениям «посвященных», а культурная функция философии как технологии модернизации не выполняется. Когда «инновационная болезнь» приобретает уродливые формы, то становятся ис¬тинными слова наиболее серьезного французского философа XVIII в. - «Века филосо¬фии» - Э.Б. Кондильяка: «Таков, в общем, характер фи¬лософских школ: стремящиеся к исключительному господству, они редко ищут истину, больше всего хотят быть ориги¬нальными. Они рассматривают пустые вопросы, выдают свои грезы за истолкования при¬роды. Наконец, занятые тем, чтобы нанести друг другу вред, а себе создать новых приверженцев, школы используют для этого всякие средства и все приносят в жертву взглядам, которые хотят распространять» (Кондильяк Э.Б Сочинения: в 3-х т. Т.3. М.: Мысль, 1983.с.231)

Философ создает фикции (Г. Файхингер) – концептуальные замыслы, которые соз¬дают лишь предпосылки для зарождения каких-либо религиозных систем, художест¬венных творений, научных теорий, но сами таковыми не являются. Удивителен факт, что, к примеру, совершенно ненаучная концепция С. Киркегора привела Н. Бора к его квантовой теории и к принципу дополнительности, т.е. как та или иная фи¬лософская концепция порождает разнообразнейшие символические формы в менталитете. Суть философской концепции не в ее истинности или соответствии реальности, а в том, что она образует энергетические потенциалы, порождающие религии, творения искусства и научные теории, которые отвечают тем или иным потребностям человеческой культуры Это абсурдное образование ментальности – оно конструирует абсурды, которые своими импульсами взрывают устоявшиеся ментальные структуры, вызывая в ней инновационные процессы. Философ творец абсурда, парадоксально, но именно само существование че¬ло¬века яв¬ляется абсурдом в этом мире. Самое главное, люди склонны прислушиваться к абсурдному, ибо абсурд – это уход от каких-то заданных схем, сулящий какие-то нвые пути. Человек и произошел от обезьяны благодаря абсурдным решениям, которые не соот¬ветствовали заданным обезьяне генетическим программам видения мира и по¬ведения. Р. Карнап был абсолютно прав объявив, что философские предложения не поддаются верификации, имеют квазисинтаксиче¬ский характер. И это действительно так, но эти предложения, как сам он подчеркивает не являются и «неподлинными», они, следовательно имеют какой-то иной характер – этот характер со¬стоит в том, что они создают и инициируют «возможные миры», возможные концептуальные направления Мысли.

Как пишет И.Т. Касавин: «…заблуждение – продукт высокоорганизованного мышле¬ния» (Заблуждающийся разум?: Многообразие вненаучного знания. М. 1990. С.7) Именно роль философии состоит в том, чтобы дать набор абсурдных с точки зрения обыденного мировоззрения решений. В этом состоит роль философии в создании науки, в создании, как ни странно, научных предложений и высказываний.

Правильно подчеркивает один их лидеров современной русской философии В.С. Степин: «Как правило, в фундаментальных областях исследования развитая наука имеет дело с объектами, еще не освоенными ни в производстве, ни в обыденном опыте (иногда практическое освоение таких объектов осуществляется даже не в ту историческую эпоху, в которую они были открыты). Для обыденного здравого смысла эти объекты могут быть непривычными и непонятными. Знания о них и методы получения таких знаний могут существенно не совпадать с нормативами и представлениями о мире обыденного по¬знания соответствующей исторической эпохи. Поэтому научные картины мира (схема объ¬екта), а также идеалы и нормативные структуры науки (схема метода) не только в период их формирования, но и в последующие периоды пере¬стройки нуждаются в своеобраз¬ной стыковке с господствующим мировоззрением той или иной исторической эпохи, с категориями ее куль¬туры. Такую «стыковку» обеспечивают философские ос¬нования науки. В их состав наряду с обосновывающими постулатами входят также идеи и принципы, которые обеспечивают эври¬стику поиска. Эти принципы обычно це¬ленаправляют перестройку нормативных структур науки и картин реальности, а затем применяются для обоснования по¬лученных результатов – новых онтологий и новых представлений о методе» (Степин В.С. Тео¬ретическое знание. М. 2000. С.260-261). Да¬лее он пишет: «Если в культуре не сложилась категориальная система, соответствующая новому типу объектов, то последние будут восприниматься через неадекватную сетку категорий, что не позволит науке раскрыть их существенные характеристики. Адекватная объекту категориальная структура должна быть выработана зара¬нее, как предпосылка и условие познания и понимания новых типов объектов. Но тогда возни¬кает вопрос: как она формируется и появляется в науке? Ведь прошлая научная тради¬ция может не содержать категориальную матрицу, обеспечи¬ваю¬щую исследование принципиально новых (по сравнению с уже познанными) пред¬метов. Что же касается категориального аппарата обы¬денного мышления, то, поскольку он складывается под непосредственным влиянием предметной среды, уже созданной человеком, он часто оказывается недостаточным для целей научного познания, так как изучаемые наукой объекты могут радикально отличаться от фраг¬ментов освоенного в производстве и обыденном опыте предметного мира. Задача выработки категориальных структур, обеспечивающих выход за рамки тради¬ционных способов понимания и осмысления объектов, во многом решается бла¬годаря философскому по¬знанию.* Философия способна генерировать категориальные матрицы, необходимые для науч¬ного ис¬следования, до того как последнее начинает осваивать соответствующие типы объектов. Разви¬вая свои категории, философия тем самым готовит для естество¬знания и социальных наук своеобразную предварительную программу их будущего по¬нятийного аппарата» (Степин В.С. Теоретическое знание. М.; 20

 Философия иронична. Она заигрывает с сознанием и миром, игра иногда бы¬вает опасной. Ирония философа привлекательна, эротически возбуждающа и ценностно по¬буждающа. Образцы иронии дал нам прародитель западноевропейского философствования – Сократ. Философия стремится познать неизвестное заранее зная, что познать это не сможет, она лишь концептуализирует неизведанные области возможного знания.

Эту сторону подчеркнул разработчик «теории иронии» один из ландшафтно мыслящих философов – Фр. Шлегель. Фр. Шлегель считал, что философия возможна как «фрагментарное сознание». Это «фрагментарное сознание» отличается от разума и воображения, ибо мы можем самих себя представить лишь фрагментно и частично. Фр. Шлегель считал, что эта фрагментарность философского мышления вообще основная черта философии, исходной формой которой был диалог, а диалог «…это цепь или венок фрагментов» (Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. Т.1. М. 1983. С.293).

Фрагментарность выражается в том, что философия стремится стать самосознанием, но самосознание человека самим себя полностью невозможно, оно возможно лишь фрагментами. С другой стороны, философия, стремясь выйти на новые горизонты понимания, не может дать нам адекватное понимание этих областей знания, вступая на «terra incognito» она не знает, что реально ждет её на этой неизведанной земле, она лишь концептуализирует возможны пути исследования неизвестного. Именно этой фрагментарности понимания самих себя и неизвестного адекватно соответствует форма иронии. Философия для Фр. Шлегеля подлинная родина иронии. Фр. Шлегель утверждал: «Ирония – это ясное сознание вечной подвижности, бесконечно полного хаоса» (Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. Т.1. М. 1983. С.360).

Феноменология смеха: ученое незнание-гортеск

 Как писал Л. Фейербах – «юмор – приват-доцент философии». Серьезна религия и наука – ибо религия строит строгие конфигурации веры, а наука – строгие пропозиции. Философия и искусство – вещи игривые и несерьезные. Искусство – это игра эмоций, философия – игра мыслей.

3. ФИЛОСОФИЯ - ПРОЯСНЕНИЕ МИРА

В философии инноваторская черта превалирует, потому её по¬стоянно сотрясают раз¬личные «новые» философские «революции». Всю энергию сво¬его ума философы на¬правляют по преимуществу на изобретение чего-то «нового», не утруждая себя серьез¬ным исследованием сути культурных явлений, не проявляя долж¬ной аккуратности в оформлении своих мыслей, действуя в угоду сиюминутности, живя «здесь и теперь». Здесь должна действовать другая сторона мысли. Если мысль, с одной стороны, вы¬ступает как инновационная сила, в которой могут в своих крайностях проявится её крайне деструктив¬ные элементы, то, с другой стороны, мысль выступает и как меха¬низм прояснения смысла и уточнения значений тех или иных артефактов культуры. Как подчеркивал, к примеру, Т. Гоббс: «Свет человеческого ума – это вразу¬мительные слова, однако пред¬варительно очищенные от всякой двусмысленности точ¬ными функ¬циями» (Гоббс Т. Избранные произведения. В 2-х т. М.,1964 т.1 с.117). В этом отноше¬нии путь философии таков, как и путь человеческой культуры. Путь же че¬ловеческой культуры состоит в рационализации ментальности, социальных форм и ти¬пов хозяйст¬венной деятельно¬сти. Круг философских проблем становится более ясным и прозрач¬ным, современные «постмодернисты» в своем стремлении иррационализиро¬вать фило¬софию, все равно, сами того не осознавая, служат делу прояснения философских про¬блем и движению её к рационализации, ибо, обращая внимание на ир¬рациональное, они невольно его рационализируют, сужают поле иррационального в культуре. В свое время создатель философии «перспективизма» Х. Ортега-и-Гассет писал: «Фи¬лософия- это могучее стремление к прозрачности и упорная тяга к дневному свету. Ее главная цель – вынести на поверхность, обнажить, открыть тайное или сокрытое; в Греции философия сначала называлась aletheia, что означает разоблачение, обнажение, раскрытие – короче, проявление. А проявить – значит произнести слово: logos. Если мистицизм – молчание, то философия – слово, открытие бытия вещей в полной обна¬женности и прозрачности речи, слово о бытии: онтология. В отличие от мистицизма философия стремится быть произнесенной тайной» (Ортега-и-Гассет Х. Что такое фи¬лософия? М., 1991. С.107) Так критикуемая в былое время направленность философии на параллельное исследо¬вание тех же проблем, которые исследует более состоятельное в этом отношении науч¬ное знание, до сих пор довлеет над философией. Потому по инерции этой мощной кри¬тики её со стороны научного знания она до сих бежит от создания ми¬ровоззренческих картин, занимаясь анализом языка или же облюбовав себе сферу ху¬дожественного творчества. Но это ошибочно, ибо дифференциация современного на¬учного знания привела к тому, что у современного человека и научного работника ка¬кой-либо кон¬кретной области науки совершенно отсутствует цельное мировоззренче¬ское знание, что приводит к эффекту дезориентации человека в современной культуре; к отсутствию плодотворных творческих импульсов у научного работника, ибо известно, что творче¬ская мысль рождается от каких-то исходных общемировоззренче¬ских посылов. Само научное знание, лишенное мировоззренческих ориентиров создает фрагментар¬ную частную мировоззренческую систему «ad hoc» и вообще «заболевает», изобретая корпоративный язык-«сленг», понятный только им самим. Возникает эффект «самоде¬струкции» научного знания. Все это обусловлено как раз – таки «предатель¬ским» пове¬дением философии, которая «ударилась» в мистику, в эротические откровения и т.д… Насущная задача современной философии как раз состоит именно в восстановлении мировоззренческой «онтологической» функции философии, ибо она должна стать свя¬зующим звеном между «корпоративным» научным знанием и знанием обыкновенного человека. Она должна стать не противопоставленным научному знанию мировоззре¬нием, создающим дикие натурфилософские спекуляции гегелевского типа, а создаю¬щим общую мировоззренческую картину современной науки, изложенную по¬пулярным языком, выполняя при этом не только крайне важную функцию «популяри¬зации науки», но и интегративную роль в самом научном знании. Более того, при инте¬грации знания выявляются новые перспективы развития самого знания. Задача крайне слож¬ная, но кто сказал, что философия – это дело простое. Философ должен знать все. Тем более, что у философов энергии, как видно, много, - судя по тому, как много они её за¬трачивают в интерпретации и анализы своих таких же путаных, как и они, предшест¬венников, как много энергии тратится на создание каких-то новых совер¬шенно умозри¬тельных «авангардных» идей. Вот эту-то энергию надо направить на изучение удиви¬тельных, часто фантастичных и действительно «авангардных» идей со¬временного на¬учного знания. В связи с тем, что философия является методом прояснения смыслов, то во многом её деятельность в этом качестве выступает как просветительски-популяризаторская и этого не следует бояться. Именно в этом её суть – она должна систематизировать все данные современных достижений человечества, или, как говорил Гейне – «починить дырки мироздания», и после этой «починки» преподнести это в цельной и понятной форме как единое мировоззрение. Философия в этом смысле вечно профанирующая наука и искусство и политика и т.д. её функции как образования – это первоначальное образование. 1. ПРИНЯТИЕ ВСЕГО 2. РАЦИОНАЛИЗАЦИЯ МНОГООБРАЗИЙ 3. ФИЛОСОФИЯ – ЭТО ПРОСВЕЩЕНИЕ §2 КОНЦЕПТУАЛЬНОЕ МЫШЛЕНИЕ Ментальные формы: идеология (религия), наука и искусство выстраивают фигуры: фи¬гуры догм, фигуры фактов, математических форм и понятий; фигуры композиций и сюжетов. Философ не мыслит фигурами, философ мыслит концептами. Концепт не по¬нятие, «…концепт не¬дискурсивен, и философия не является дискур¬сивным об¬разованием, так как не выстраивает ряда про¬позиций» (Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия» С.34).

Концепт – это событие, которое не может быть интерпретировано как научный факт, а как создание какой-то квазиреальности со своими пространственно-временными измерениями, со своей логи¬кой построения: «Философские концепты – это фрагментарные единства, не пригнан¬ные друг к другу, так как их края не сходятся. Они скорее возникают из бросаемых кос¬тей, чем складываются в мо¬заику. Тем не ме¬нее, они перекликаются, и творящая их фи¬лософия всегда представляет собой могучее Единство – нефрагменти¬рованное, хотя и открытое, это беспредельная Всецелостность, Omnitudo, вби¬рающая их все в одном и том же плане» (там же, С.49). Они не составляют чет¬кой логической системы: «Концепты на¬поминают архипелаг островов или же костяк - скорее позвоночный столб, чем черепную коробку, - тогда план подобен дыханию, овевающему эти изолированные островки. Концепты - это аб¬солютные объемы, непра¬вильные по форме и фрагментар¬ные по структуре, тогда как план представляет собой абсолютную беспредельность и бесформенность, которая есть ни поверхность ни объем, но всегда фрактальна» (С.49) Это не значит, что концептуально только философское знание, концептуальна вся¬кая мысль, пока она не оформлена в статичные фигуры веры, знания и действия. Всякая мысль открыта, ибо это творческий процесс, мысль есть движение, есть «выброс в Ничто». Философия - лишь «пиратская стоянка» или «биржа» Мысли, где идет лишь «распродажа» и накопление «награбленного», совершаются крайне рискованные спекулятивные сделки.

Философ, как подчеркивал Д.Г. Льюис, «… похож на купца, «бойко торгующего», но не имеющего капитала, ко¬торый давал бы ему возможность выполнить его обязатель¬ства. Он выдает векселя, но у его нет ни золота, ни имущества в обеспечение долгов, его векселя не представляют дей¬ствительных ценностей, хранящихся на складах. Как ни величественны кажутся его спекуляции, первый несговорчивый кредитор, требую¬щий немедленно уплаты по векселю, делает метафизика банкротом» (Льюис Д.Г. История философии. Т.1. СПб., 1892. С.16-17).

Потому-то история философия часто выглядит как история идейных банкротств. Но эти банкротства взрывают человеческую культуру, создают кризисы, благодаря которым культура приобретает модернизацион¬ный динамизм. Философия – это улей «жалящих Оводов» – концептов. Концепт – не понятие, концеп¬туальное мышление – не сухое рассудочное оперирование понятиями и не индуцирование истин из фактов. Концепт - это форма критической мысли, актуализирующая по¬тенциально назревающие проблемы.

1. КОНЦЕПТ КАК ЛОГОС

Концепт не утверждает, он порождает. Не зря творец европейского философствова¬ния Сократ утверждал, что он занимается искусство повивальной бабки – майевтикой. Русский философ И.И. Лапшин в своей работе «Философия изобретения и изобретение в философии» (1922) правильно подчеркивал, что понятие зачатия в смысле деторож¬дения в латинском языке обозначается тем же сло¬вом, что и концепт – conceptio. Концепт – это животворящий «Логос», это катализирующий центр кристаллизации ментальных систем. В принципе во всех сферах деятельности существуют формы кон¬цептуального мышления – в виде лозунгов, манифестальных проповедей, общих мето¬дологических установок. Но собственная стихия концептуального мышления – это философия, да и тот, кто в какой-либо частной области выступает как создатель концептуальных идей является философом по существу, да таковым формально или неформально понимается.

1. ПОРОЖДЕНИЕ ПАРАДИГМ АНАЛОГИИ

Человек понять реальность во всей её полноте не может, он познает её лишь путем час¬тичных моделей-подобий, имеющих характер аналогий и метафор, ибо человек пе¬ре¬носит на окружающий мир образы присущих ему социальных практик и известных ему типов знания об окружающей реальности, он вообще склонен больше к пониманию мира художественно - метафорически. Потому-то философия, которая стремится дать целостное понимание мира, всегда оперирует мысленными метафорами. Мысленные метафоры и «мысле-образы» – основная форма концепта. Концепт – это не научное понятие, ибо: «Пониманию чужда ученость, а ученость далека от пони¬мания» (8. гл.81), но это и не художественная метафора, ибо: «Нет красоты в правдивом слове, нет правды в сказанном красиво» (там же). Описание реального «Жизненного мира» требует ре¬аль¬ного жизненного языка, тре¬бует языка мысленных метафор и мысле-образов концептов. Именно – мысленных ме¬тафор, а не художественных, которые служат для совершен¬ного иного типа повество¬вания и имеют в философии роль вспомогательного средства. Концепт также не явля¬ется молитвенным «шифром трансценденции», «руниче¬ским» символом религиозного сознания, который служит для целей достиже¬ния «от¬кровений» и «просветлений». Также философ, хотя и должен знать в полном объеме всю проблематику современной ему науки и её истории, но не должен вда¬ваться в тон¬кости эмпирических исследова¬ний; – он концептуалист – неприкаянный «Абеляр» со¬временности, творец концептов: мысле-образов, мысленных метафор – беспокоящих «Оводов», а не научных теорий, которые используют образы и аналогии, но мысле-образ - не теоретизи¬рованный образ, а мысленная метафора – это не аналогия, - аналогия это рационально-эмпирически фундированное подобие. Мысле-образ и мысленная метафора только пробуждают-возбуждают Мысль, смущая-раздевают Сознание, давая им направление, заставляя потом им реализоваться в идеологии, науке и искусстве, выразиться в социальных формах и типах хозяйственных практик. Конечно, это не значит, что весь текстовой массив философии должен со¬стоят из мысленных метафор, нет. Философский текст - это «ризома» из концептов, молитвенных «шифров трансценденции», художественных метафор, науч¬ных понятий и категорий. И именно это композиционное единство кон¬цептов, трансцендентных «рунических шифров», художественных метафор, научных понятий и категорий придает философскому тексту очарование и уникальность. И вся¬кий раз, массив философского текста при рассмотрении той или иной проблемы пово¬рачивается определенной стороной: то он собственно философ¬ствует, то молит¬венно проповедует, то художественно выражает, то научно доказывает. Философский текст пульсирует-летает: то взлетает в высоты откровения; то поэтически пролетает над поверхностью культурного Ландшафта; то опускается на его поверхность, копается в гомусно-гумусных нечистотах его бытия, пролезает в его пещеры.

2. ФИЛОСОФСКИЕ МЕТАФОРЫ

Язык философии как язык синтетический метафоричен. Но, кроме этого, философия еще владеет и понятийным мышлением. В результате слияния художественного мыш¬ления посредством метафор и рационального мышления посредством понятий и кате¬горий формируется язык философии. Крайнюю позицию здесь занял Хосе Ортега-и-Гассет: «Когда тот или иной автор уп¬ре¬кает философию за использование метафор, он попросту признается, что не понимает и философию и метафору» (Ортега-и-Гассет Х. Эстетика. Философия культуры. М. 1991. С.203) Здесь надо отметить фактически первую работу о роли метафоры в философии И. В. Полозовой (г. Тольятти) «Метафора как средство философского познания» (1999). Автор этой небольшой работы считает, что «…метафора – это форма, имманентная самой сути философии как особой формы человеческой культуры, пытающейся постичь мир во всей его целостности и единстве. Именно благодаря метафоре, абсолютизирующей родство всех вещей и игнорирующей их различия, в философии возможно выйти к глубинному тождеству всех вещей» (Полозова И.В. Метафора как средство философского познания. Самара. 1999. С.96). Но автор лишен односторонности, правильно подчеркивая: «Метафора представляет собой лишь один полюс философии. Кроме метафоры, в философии существует также и понятие. В каждой из философских систем удельный вес понятий и метафор различен, это зависит от того, к какому из полюсов тяготеет фи¬лософ. Но метафора в философии неустранима. Она живет и будет жить в философских текстах, покуда существует философия. Без метафоры невозможно живое, целостное постижение бытия человеком. Нет метафоры – нет и философии как духовной сферы, где Человек стоит перед Миром, где Человек открыт Бытию» (Полозова И.В. Метафора как средство философского познания. Самара. 1999. С.51). Последние строки цитаты свидетельствуют все же о том, что автор тяготеет к точке зрения, что метафора зани¬мает первенствующее значение в философии, что приводит к тому, что автор далее подменяет ведущие аналогии в философии типа: «Мир есть Разум», Мир есть Чувство», «Мир есть Воля» под понятие метафоры. Хотя, как было сказано, метафора – это худо¬жественно выраженная аналогия, аналогия же – это рациональная форма метафоры. Бо¬лее всего под центральный инструмент философствования подходит понятие не «ме¬тафора» или «аналогия», а «концепт» как синтез рационального и иррационального, понятийного и художественного мышления. О чем верно утверждали Ж. Делез и Ф. Гваттари. В философии большую роль играет рациональные формы мышления, хотя как под¬черкивает В. С. Степин, «…первичными формами бытия философских категорий как рационализации универсалий культуры выступают не столько понятия, сколько смыс¬лообразы, метафоры и аналогии» (Степин В. С. Теоретическое знание. М., 2000. С.279). Степин так же согласен, что в философии одновременно присутствуют как символические и метафорические способы мышления, так и понятийно-категориальные. Отсюда, по его мнению, «.. неустраняемая неопределенность в использовании философской терминологии, включенность в ткань философского рассуждения образов, метафор и аналогий, посредством которых высвечиваются категориальные структуры, пронизывающие все многообразие культурных форм» (Степин В. С. Теоретическое знание. М., 2000. С.280)

КОНЦЕПТ КАК CONCETTI

Изобретателем «кончетти» (concetti) был итальянский поэт Джамбатиста Марино (1569-1625).

 КОНЦЕПТУАЛЬНАЯ СЕЛЬВА МЫСЛЕ-ОБРАЗОВ

Концепт обладает образной поэтичностью. Философский концепт оперирует предмет¬ностями, создавая псевдообразы реальности. На базе этого он ини¬циирует изменение ментальности и образа действия в культуре. Как ясно из вышеизложенного ландшафтное мышление – это пространственное мыш¬ление, т.е. мышление в режиме мысле-образа. Мысле - образ выражается не словами, не текстом, а картами и их легендами, где текст служит вспомогательным средством. Само сознание человека организовано не словами или текстами, а «ментальными кар¬тами». Понятие «ментальная карта» возникло в рамках когнитивной психологии, увлечение этим термином за рубежом с 60-х годов вообще приобрело характер терминоло¬гической «эпидемии». Интересно в этом отношении отметить мало упоминаемого в со¬временной отечественной мысли , но довольно популярного во французской философии последней трети XX века – философа- «бунтаря» Ж.О. Ламетри (1709 -1751) – скандально известного творца «Человека-машины» (1747).

Он утверждал о наличии интеллектуального восприятия, ибо, по его мнению, знание открывается при помощи «…тщательного исследования ощущений», он правильно писал: «..когда я вижу четырехугольник, я не замечаю в нем с первого взгляда ничего, чего бы не видели даже животные, между тем как геометр, затрачивающий весь ум на открытие свойств этой фигуры, получает из впечатления, которое этот четырехугольник вызывает в его чувствах, бесконечное количество интеллектуальных восприятий, которые ускользают всегда от тех, кто, ограничиваясь ощущением предмета, не видит дальше, чем видят его глаза» (Ламетри Ж.О. Сочине¬ния. 2 изд. М. 1983. С.118).

Видно, что тут даны наметки феноменологии. Более явственно видны они в его концепции «мозгового экрана». Вот что он писал: «…все у нас воображение и все составные части души могут быть сведены к одному только образующему их воображению; таким образом, суждение, раз¬мышление и память представляют собой вовсе не абсолютные части души, но настоящие модификации своеобразного «мозгового экрана», на котором, как от волшебного фонаря, отражаются запечатлевшиеся в глазу предметы» (Ламетри Ж.О. Сочинения. 2 изд. М. 1983. С.193).

Здесь видна ориентация Ж. О. Ламетри к «объемному» типу понимания ментальности, стремление перевести мышление в режим «мысле-образов». Режим мысле-образа предполагает использование поэтико- метафорического языка, языка «воображения», языка картин и панорам. Он не может применять язык М. Хайдеггера, который претендовал на философа Ландшафта, ибо стилистика его языка находиться в вопиющем противоречии с режимом мышления ландшафтно мыслящего философа. Философ Ландшафта, действуя в рамках гео¬лого-географической парадигмы не видит никакого смысла в употреблении языковых систем, которые не создают понят¬ной четкости и образной наглядности.

Философ Ландшафта всегда, следуя И.В. Гете и А. Гумбольдту, употребляет язык понятных и простых жизнеописаний, следуя в этом самой природе, которая не любит искусствен¬ности и уродливости во всем.

1. Стоическое «постижение».

Явление культуры не может быть понято только на основе научной методологии, для этого требуется восприятие явления всей целокупностью познавательных способностей. Это было понято еще стоиками. Случайность истории не дает нам в должной мере оценить творчество ведущих античных философов времени – древних стоиков, хотя объем их произведений по всем областям философии и иных знаний был необъятен. Если кого и считать за основную фигуру древней евро¬пейской философии, то это не Платон или Аристотель, а стоик Хрисипп. Так это и понималось древними. Но традиция имеет специ¬фику двигаться извилистыми путями, а потому волей судьбы и цепи слу¬чайностей мы имеем в качестве «главных философов» Платона и Аристотеля. Тем не менее, хотя тексты древних стоиков до нас не дошли, стоицизм через свое мощное влияние на все сферы нашел выражение в других памятниках эллинистической куль¬туры, ставших фундаментом новоевропейской. Через такой механизм неявной традиции он стал не только традицией, а прямо-таки бессознательным архетипом всей европейской культуры. И вся современная философия XX века большей частью – всего лишь реконструкция учения стоицизма, данная в различных вариантах. Основы совре¬менной логики и философии языка, ос¬новы феноменологии и её теории феноменологи¬ческой редукции и интенциональности, основы психоанализа (у стоиков половая спо¬собность включалась в познавательные способности души), ос¬новы экзистенциализма – все это было разработано стоиками. К примеру, философия Хайдеггера – это развитая в подробностях и, к сожалению, изло¬женная тяжелым язы¬ком философия Марка Авре¬лия, в которой также как и в философии М. Хайдеггера ярко выражена темпораль¬ность человеческого присутствия в мире.

Как правильно подчеркивает А.Столяров: «..стоическая гносеология представляет собой едва ли не первую (и еще очень несовершенную) попытку обойтись без «идей» как по¬средствую¬щего звена, при по¬мощи некоторой интуиции «схватить» чувственную реальность «как она дана» в своей изменчиво¬сти и текучести» (Столяров А.А. Стоя и стоицизм М.,1995. С.68).

«Каталептическое» («постигающее») представление - основной «конёк» эпистемологии стоицизма, получивший, как свидетельствуют источники, популярность в среде афинской интеллигенции. Сутью этого «постигающего» представления является стрем¬ление соединить разделенные не¬проходимой стеной со времен Парменида и Платона эйдетический мир «истины» и чувствен¬ный мир «мнений». Стоики пошли по пути Аристотеля, который стремился также объединить два этих мира, используя понятия «формы» и «материи» на основе энергетической концепции. Но они более эффективно разрешили эту проблему, максимально приблизив два этих мира. Как подчеркивал А.Лосев: «Если Аристотель отличается от Платона тем, что он прико¬вал са¬мостоятель¬ные эйдосы, эти идеальные формы вещей, к самим вещам, то стоики отличаются от Аристотеля тем, что они еще дальше пошли в приближении идей к ве¬щам, а именно тем, что они окончательно растворили идеальность в самих вещах и ее собственную структурность стали понимать по аналогии с напряженностью физиче¬ских качеств, принципиально отождествляя и смешивая то и другое» (Лосев А.Ф. История ант с.175) Постигающее представление – это разумно-оформленное представление. Представ¬ление, кото¬рое максимально ясно и понятно человеческому уму, в котором ум внут¬ренне убежден, что оно истинно.

По свидетельству Секста Эмпирика стоики утверждали «…что существует три [начала], объединенные одно с другим: наука, мнение и расположенное на границе между ними постижение. Из них наука – это непогреши¬мое, устойчивое, непреложное постижение при по¬мощи разума; мнение – это бессильное и ложное одобрение; постижение же – посреди этого, будучи одобрением со стороны по¬стигающего представления» (Секст Эмпирик Соч. т.1 с.91) Стоики, по свилетельству Секста Эмпирика, утверждали, что наука существует лишь для муд¬рых, мнение – для глупых, а вот «постижение» общее для всех. Тем более, что стоики утверждали, что полное знание недостижимо, хотя и нельзя сказать, что мы ни¬чего не знаем. Мы можем «схватить» нечто похожее на истину, которая есть, нечто среднее между знанием и мне¬нием. Зенон давал такое понимание «каталептического» представления или постижения. Он показывал ладонь с растопыренными пальцами, говоря – это впечатление; далее он слегка сгибал пальцы ладони, говоря, что это согласие; наконец он сжимал ладонь в ку¬лак – и говорил – это постижение (схватывание).

2. Эстетическое познание.

Мир культуры, да и окружающей природы познается не только на базе каких-то логических форм и установленных закономерностей. Этот мир переживается человеком, осваивается им эмоционально. Как писал еще И.Тэн: «Разум не только не присущ человеку от природы, не только не со¬ставляет все¬общего явления в человечестве, но, надо также признать, его влияние на поведение человека и чело¬ве¬чества весьма ничтожно.. Истинные хозяева человека – его психический склад, телес¬ные потребно¬сти, животный инстинкт, наследственный пред¬рассудок, воображение, преобладающая страсть в в целом, а в частности – личный ин¬терес семьи, касты, пар¬тии» ( Тэн И. Происхождение современной Франции. Т.1, с.335)

Апологией эстетического познания мира особо известны романтики.

3. Феноменологическое познание.

Наиболее эффективным выражением целостного познания является феноменология. Основателем феноменологической философии считается Э. Гуссерль, хотя в принципе, первыми феноменологами можно считать стоиков. Многие, утверждают, что стоики были «сенсуалистами» и «онтологистами». Но это мнение неверно. Если до будущих поколений дойдет фрагмент начала первой книги «Идей к чистой феноменологии и феноменологической философии» Гуссерля, которая начинается фразой: «Естественное познание начинается с опыта и остается в опыте» (Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии. М., 1999. С.25), - то у них также возникнет мнение о Гуссерле как «радикальном эмпирике».

На самом деле, стоическая философия может быть понята и реконструирована на базе именно феноменологии. Но режим мысле-образа еще имеет и временное измерение. А. Бергсон Философия Ландшафта – это философствование в режимах во¬ображения и «мысле-образов». Потому она не наука и не искусство, она просто Философия, которая является философией по существу и мыслит в тех формах, которые не присущи ни науке, ни искусству, а присущи именно философии.

3. РИЗОМА КОНЦЕПТОВ ГЛАВА. АРХИТЕКТОНИКА ФИЛОСОФСКОГО РОМАНА.ОПЫТ МУДРОСТИ.

Основой для формирования философской мысли является философский опыт. Многие отказывают философии в возможности опыта, считая, что она является наукой абстрактной, и не должна противопоставлять себя науке, которая, как считается, обладает монополией на опыт. Но это неверно. Философия также опытная наука. Философский опыт – это опыт жизни, опыт наблюдения над достижениями современной культуры и её проблемами, опыт над развитием идеологии, науки и искусства, опыт над куль¬турно-социальными проблемами прошлого, настоящего и будущего. Философский опыт не противопоставлен научному или художественному опыту, это просто другой опыт, в который достижения научного и художественного опыта входят в качестве важных и необходимых компонентов.

2. ПРЕДМЕТЫ ФИЛОСОФСКОГО ОПЫТА

Предметом философского опыта являются тела, события и проблемы. Интересно определение философии Т. Гоббсом, который считал, что предметом философии является «всякое тело», которое постигается мышлением посредством сравнения с другими телами. Именно такое понятие близко ландшафтному философу, который мыслит телами, мыслит предметностями. Мир организован из событий-интенсивностей и все организуется вокруг сингуляр¬ных событий и периферийных флуктуаций. События, фиксируемые человеческим соз¬нанием, группируются в причинно-следственные ряды фактов, сообразно тем или иным интенциям когнитивных априорных структур сознания. Сами интенции челове¬ческого сознания сформированы на базе тех или иных систем деятельностных практик- габитусов, потому имеют прагматический смысл. Философия Ландшафта в своем стремлении освободится от многообразия априорных структур сознания, прийти к из¬начальному смыслу, ставит посредством аппарата трансцендентальной редукции, по¬средством сомнения, к изначальной целостности событийных многообразий, а потому имеет предметом не факты, которые сформированы на базе вычленения из многообразия событий тех или иных свойств событий. Факты фиксируют лишь идеальные объекты, философ же тоскует по реальности, он фиксирует события Событие – это не факт, не предельное обобщение существенных признаков явлений мира и не предельное понятие; событие – это нечто значительное, важное и интересное для человечества в бытии «Макрокосмоса» Все¬ленной и «Микрокосмоса» Куль¬уры. Философия Ландшафта, как наиболее адекватная для философии форма философствования – это публицистика, рассказывающая о Мире, о его событиях - проблемах. Выявляются же эти события в процессе виртуально-реального путешест¬вия мысли философа по ландшафтным многообразиям мира, ибо философ Ландшафта - это странник. События выстраиваются не по принципам ло¬гики, а по принципам трополо¬гики, – т.е. по логистике маршрутов этого путешествия. Философия – это комментарий к событиям и проблемам, возникающим в процесса культурного творчества человечества. 2. ЯЗЫК ФИЛОСОФИИ Философ Ландшафта, субъект – перипатетик не приемлет такого рода языка, следуя первому «позитивисту» - Аристотелю, который писал: «Достоинство речи – быть ясной и не быть низкой» (Поэтика. 1458 а15-20 и дальше до 1458в).

Философ Ландшафта во многих своих существенных чертах возрождает античный стиль философствования. Надеюсь, что в возрождающейся русской традиции философствования будет выработан единственно адекватный сути философствования язык ландшафтного философствова¬ния, способный выразить реальную драматургию «конфигураций» человеческой души и мысли, «ландшафтную складчатость» ткани культуры. Для философа Ландшафта мало значительна форма, ему важно содержание, и любые методы приемлемы для наиболее адекватного передачи смысла. И для этого более приемлем обыденный язык, который более приспособлен для отсылания к реальности, не зутаманивая себя формой. Суть философии состоит в прояснении людям экзистенциальной ситуации, мировоззренческих основ культуры прошлого и современности, путей движения культуры далее. Потому она не должна упот¬реблять строгий язык науки и «эзопов» язык боль¬ного воображения, а простой чело¬веческий язык, даже мо¬жет быть не простой человеческий язык, а язык, который еще более прозрачен и прост, чем человеческий язык в обыден¬ности, который также многосмысленен.

Потому чем проще язык философствования, тем более успешно достигаются смыслы и задачи философствования. Существует множество верных высказываний, которые не подчинены законам логики. Игнорирование естественного языка приносит огромный ущерб и науке, и философии. А потенциал естественного языка огромен, со способностью передавать смыслы и зна¬чения не может соревноваться ни один из искусственных языков, только с помощью естественного языка можно передать наиболее полноценно реальность. Это обуслов¬лено тем, что естественный язык сложился в процессе тысячелетней практики и многообразной практики реальной жизни. Потому совершенствовать естественный язык надо не путем изобретения искусственного языка, а путем органичного изменения существующего естественного. Мода на искусственные языки, которая привела, в частности, к перестройке математического языка в математике в XX веке, приносит огромный ущерб самой этой математике, лишает его «креативной» образности. Диалог является одним из самых распространенных стилей философствования. В прин¬ципе форма диалога являлась самой распространенной формой построения любого тек¬ста. Только постепенно она начинает уходить сначала из сферы научной деятельно¬сти, а затем и из сферы философии. За этой формой остается только сфера художест¬вен¬ного творчества. Уже Аристотель отошел от полемической формы диалога, но каждый мыслитель со своей концепцией занял свое место, стал элементом исходной драматургии его мысли. Сама история философии до него – это тоже драма поиска, но все, в конечном счете, получают органическую «пригнанность» в его философствовании.

1. РАССКАЗ

Рассказ – это обозрение мира космоса и культуры во времени. Философский рассказ упорядочивает значимые события во времени. 2. КАРТИНА Картина же - это изложение событий, рассмотренных во взаимосвязи в пространстве.

3. ФИЛОСОФСКИЙ МИФ - СКЛАД СОБЫТИЙ

По Аристотелю миф – это склад событий По Рикёру повествование – это способ жить в мире, логика повествования отлична от логики дискурсивного познания., такое познание связано с временем.

2. ТЕОРИЯ ЭКЛЕКТИЗМА

Для философии совершенно не важна систематичность. Неплохо, когда она изложена в систематичном виде, но если её задача критики культуры достигается иным путем, то мало что меняется. Иногда одна лишь статья, посвященная какой-то частной теме пере¬ворачивает все мировоззрение. Рассмотрение множества мнений философов по тому или иному вопросу обусловлено еще тем, что, располагая в определенном порядке высказывания тех или иных философов, можно достичь «симфонического» единства следования логике исследова¬ния, ибо каждый из философов со своей спецификой мировоззренческих установок, расположенный в определенном месте текста, на определенном отрезке размышления, позволяет «нарисовать» целостную картину понимания какой-либо проблемы, создать целостную картину понимания мира и феномена присутствия (Dasein) человека в нем. Суть философии вообще не состоит в строгой до¬казательности на базе формальной или «мистической» логики, а состоит в живой «размеченно¬сти» смысла и свободной «прозрач¬ной» топологии философство¬вания. Уместно, на мой взгляд, отметить, что употребление такого «дикого» языка еще обу¬словлено тем, что логика движения к позитивному знанию, провозглашенная А. Сен- Симоном и О. Кон¬том, действительно существует. Философия теряет свои позиции в ментальности современного общества. Чувствуя это и не видя новой формы философии в виде традициологии, они стараются оправдать свое предназначение и свой «паек», а потому стараются изобрести что-то «новенькое и сладенькое», показывая, что они что-то «открывают» и вообще что-то «делают». Но это «новенькое и сладенькое» представ¬ляет из себя довольно уродливое и вредное для ума построение, вращающееся вокруг одной довольно банальной мысли типа – «сознание первично, а бытие вторично», «все есть ложь, а истина лишь известна Богу», «мир идет к концу» и «человек погряз во зле» - мыс¬лям всем уже известным. А по¬тому эту банальную мысль и уродливость скрывают за «дымовой завесой» «заумного» языка, за многословием броских фраз, на которые может ку¬питься только подросток недалекого ума. К слову сказать, это многословие ещё обусловлено тем, что гонорар идет именно от этого коли¬чества слов и стро¬чек, что для них крайне важно. Но рассмотрение множества мнений философов по тому или иному во¬просу более обусловлено еще и тем, что, располагая в определенном порядке мысли тех или иных философов, я стремлюсь достичь «симфонического» единства следования логике исследования, ибо каждый из мыслителей со своей спецификой мировоззренческих установок, располо¬женный на определенном отрезке раз¬мышления, позволяет «нарисовать» целостную картину понимания какой-либо проблемы, создать целостную картину понимания мира и феномена присутствия (Dasein) человека в нем. Многих может уди¬вить, что берутся мысли философов со¬вер¬шенно разных направле¬ний. Может создаться представление у поверхностно мыслящих философов, что тут присутствует какая-то непоследовательность и «эклектичность». Хочу заметить, что я считаю позицию античных эклектиков мудрой и глубокой. Как известно, основатель эклектизма Филон из Лариссы считал, что все философы говорят об одном и том же, но используют разный язык и разные полюсы «высвечивания» Истины. И именно «схватывая» Истину с этих различных то¬чек зрения можно выявить её во всей своей красоте и многообразии.

Как известно, понятие «эклектизм» про¬исходит от греческого ek-legein, что значит – разобрать и соединить снова, произвести «деконструкцию».

По моему мнению - это как нельзя более достойная по¬зиция современного серьезного исследова¬теля. Далее, вся¬кий мыслитель современно¬сти, по моему мнению, должен быть собе¬седни¬ком «другого», вести диалог с «другим» миром, его философствование должно быть открыто для «другого». Это еще связано и с тем, что я являюсь сторонником но¬вых систем рациональности, построенных на известных принципах «констелляций» Т. Адорно и «ризомы» Ж. Делёза и Ф. Гваттари. Хотя, если быть точным, то эти принципы имеют ос¬новой «принцип дополнительно¬сти» Н. Бора - принципа, на котором по¬строено все здание со¬временной физики. А так как даже здание современной физики строится на принципах «эквивалентных описаний» и «альтернативных онтологий», то требовать от современ¬ных фи¬лософов «древо¬видных» сис¬тем изложения, идущих от одного «начала», построенных на при¬мер евклидовых «Начал», смешно. Тем более, что история философии дает нам образец та¬кого «курьеза» на примере Спи¬нозы, более «слабая» попытка такого типа построения у Гегеля тоже ни у кого не вы¬зывает вос¬торга. Ибо суть философии не состоит в строгой доказательности на базе формаль¬ной или «мистической» логики, а состоит в живой «размеченности» смысла и свобод¬ной «прозрачной» топологии философствования. В этом причина популярности диалогиче¬ской и поэтической формы, ибо философские концепты антиномичны, значения концептов метафоричны и полисемантичны. По¬тому расположение в симфоническом единстве различных философских мнений, объе¬ди¬нен¬ных единой драматургией и сюжетом - это синтетическая форма философствова¬ния, которая более совершенна, чем диалогическая и поэтическая, и наиболее соответствует современной культуре, в которой рационалистичность удивительным образом сочетается с её полифоничностью, является «спектаклем», о чем писал в свое время Ги-Эрнст Дебор - автор известной книги «Общество спектакля» (1968). Многие понимают вышеуказанные принципы жи¬вого философствования своеобразно. Вместо сухой формалистики они отдают себя «буйству» иррациональной игры словами, свободной игре философствования, наводя «мистиче¬ский» ту¬ман на суть рассматриваемых философией проблем, окончательно все запутывая, на¬громождая груды словесной эквилибристики. Возникает странный парадокс - философия призвана прояснить людям смыслы существования, именно в этом суть этой сферы ментальной деятельности. Но путем словесной «эквилибристики» самоуслаждения философов, при употреблении разных форм «эзопового» языка она достигает прямо противоположного результата - смысл еще бо¬лее затемняется, люди отворачиваются от такого рода «философии» и делают это совер¬шенно правильно. Философская мысль нонкогнитивна, она избегает когнитивной ошибки, которая со¬стоит в редукции феноменов духа и мира к эпистемологическим формам, она содержит ценностные аспекты духовной жизни и некогерентные многообразия бытия. Философская мысль учит не только мыслить, она учит жить и быть. Нонкогнитивная философская мысль потому алогична и эклектична.

ВСТАВКА: Теперь в начале XXI века он приобретает перипатетическое измерение, и точка отсчета этих многомерных координат идет от того места Ландшафта, в котором на¬ходится мыслитель – путешественник в данный момент в этом объемном простран¬стве, т.е. от той точки зрения, которая формирует его «ментальную карту» и «гори¬зонт понимания». Но это место его есть лишь временная стоянка, ибо место точки зре¬ния постоянно меняется из-за того, что субъект путешествует, имеет определен¬ную траекторию, скорость, ускорение и динамику движения своей мысли по Ланд¬шафту. При изменении же местоположения субъекта-перипатетика меняется дис¬танция между изучаемым объектом и перспектива его рассмотрения, что меняет его понимание; ме¬няется также способ его рассмотрения, меняется ментальная карта са¬мого субъекта-пе¬рипатетика. Субъект-перипатетик потому эклектик. Современная философия Ланд¬шафта является неоэклектизмом, подытоживающем опыт всей европейской и ази¬ат¬ской мысли прошлого. Эклектизм пони¬мается всегда в негативном смысле, как непоследовательность, но эк¬лектизм – это высшая форма последовательности, ибо она следует не по прямым ро¬кадным дорогам логицизма, а по извилистым тропам реальности. Эклектизм был выс¬шей точкой развития древней философии, сам термин происходит от греческого ek-legein, что зна¬чит – разобрать и соединить снова. И исходно оно понималось как учение синтези¬рующее все известное античности многообразие человеческой мысли. В эклек¬тизме был подытожен весь опыт античного философствования. Я считаю позицию ан¬тичных эклектиков мудрой и крайне глубокой. Как известно, основатель эк¬лектизма Филон из Лариссы считал, что все философы говорят об одном и том же, только ис¬пользуют разный язык и разные полюсы «высвечивания» Истины. И именно «схватывая» Истину с этих различных то¬чек зре¬ния можно выявить её во всей своей красоте и многообразии. Вообще, как известно понятие «эклектизм» происходит от греческого ek-legein, что значит – разобрать и со¬единить снова, произвести «декон¬струкцию». По моему мнению - это как нельзя более достойная позиция современного серьезного исследователя. Далее, вся¬кий мыслитель современности, по моему мнению, должен быть собе¬седником «другого», вести диалог с «другим» миром, его философст¬вование должно быть открыто для «другого». Это еще связано и с тем, что я являюсь сторонником новых систем рациональности, построенных на из¬вестных принципах «констелляций» Т. Адорно и «ризомы» Ж. Делёза и Ф. Гваттари. Эти прин¬ципы яв¬ля¬ются основой парадигм многополюсного рас¬смотрения исследуемого предмета. Хотя, если быть более последовательным, то эти принципы имеют ос¬новой «принцип допол¬нительно¬сти» Н. Бора - прин¬ципа, на котором построено все здание со¬временной фи¬зики. А так как даже зда¬ние современ¬ной фи¬зики строится на принципах «эквивалент¬ных описа¬ний» и «альтернатив¬ных он¬тологий», то требовать от современ¬ных фи¬лосо¬фов «древо¬видных» сис¬тем изложения, идущих от одного «начала», построенных на при¬мер евклидовых «Начал», смешно. Тем более, что история филосо¬фии дает нам об¬разец та¬кого «курьеза» на примере Спинозы, более «слабая» попытка такого типа по¬строения у Гегеля тоже ни у кого не вызывает вос¬торга. И если брать примеры из философии Нового времени, то тут ближе всего «антиномичность» мышления Канта. Расположение в симфоническом единстве различных философских мнений, объе¬ди¬ненных единой драматургией и сюжетом - это синтетическая форма философствова¬ния, которая более совершенна, чем диалогическая и поэтическая, и наиболее соответствует современной культуре, в которой рационалистичность удивительным образом сочета¬ется с её полифоничностью, является «спектаклем», о чем писал в свое время Ги-Эрнст Дебор - автор известной книги «Общество спектакля» (1968). ФРАКТАЛЫ МЫСЛИ Известна теория «фракталов» Бенуа Мандельброта, который в своей ра¬боте «The fractal geometry of nature» (Сан-Франциско,1977) предложил новую неевк¬ли¬дову геометрию, отказавшись от подразумеваемой в евклидовой геометрии «гладко¬сти» поверхностей. Он создал геометрию негладких, шероховатых, изъеденных ходами и отверстиями по¬верхностей. К слову сказать, У. Хогарт (1697-1764), когда стремился найти образ со¬вершенства, то одним из них была не прямая ли¬ния или плоская поверхность, - одним из этих образов совершенства была S- образная линия, которую он считал «линией кра¬соты».

РИЗОМЫ МЫСЛИ ЛЕКТОН И СИМУЛЯКР

имулякры постмодернистской иронии – игра различий и повторений Фрактальные поверхности скольжения мысли

БАРОККО РАЗБИТОГО СОЗНАНИЯ

Субъект-перипатетик – это шизофреник, он живет в барочных, неправильных систе¬мах, его сознание все время изгибается, варьируется и раскалыва¬ется, но сохраняя при этом человечность князя Мышкина, ощущение несправедливости мира «по-макси¬муму». Философия Ландшафта – это необарочная философия, что род¬нит её с ба¬рочной философией разнообразий, изгибов и гармоний Лейбница. Разбитый и разломанный субъект-шизофреник всегда мучим вопросом: Куда идти, куда идти?

3. ЭКЗИСТЕНЦИАЛЫ ФИЛОСОФСКОГО ОПЫТА

Человек отличается во многом от животных «разумом», но, прежде чем утверждать это, надо выяснить, что такое «разум». Наиболее существенной же чертой разума явля¬ется не познание, а, как не странно это звучит от многих, умение создавать «химеры», т.е. обладание продуктивной способностью воображения. Человек создает разные кон¬цеп¬туальные искусственные схемы, которые имеют крайне отдаленную схожесть с ре¬аль¬ностью. Как бы сказал м. Хайдеггер, он выдвигается в «ничто». Вот эта способность и есть собственно человеческая способность. Человек «конструирует» и «изобретает» - он «философствует». Центральный вопрос кантовой критики: «Как воз¬можны априор¬ные синтетические суждения?» – это есть скрытая форма центрального вопроса антропологии: «Как возможен человек?» и одновременно центрального во¬проса философии: «Как возможна метафизика?». Важный момент философского романа – это критика и достижение ясности. Главные функции философского романа – это прояснение прошлого, критический диагноз на¬стоящего и прогноз будущего культуры. Критика и прояснение культурно-социальной ситуации не приемлет вычурного языка и словесной эквилибристики, она приемлет ясный и прозрачный язык. Философский роман – это «левый миф», который, если следовать Р. Барту, не приемлет строя мистико-запутанного строя языка «правого мифа». Потому он построен по поэтике реалистического романа. Хотя структуралисты счи¬тают, что реалистический роман построен на таких же обманчивых системах, как и другие формы романа, я позволю себе не согласится с этим мнением. Собственно го¬воря, семиотико - структуралистская теория литературы в наше время потерпела пол¬ное фиаско. Культурология – это разговор о сути человеческой культуры и человека, об их несуразицах, проблемах и смыслах, а потому и её органично присущ обычный разговорный язык, в который синергично включены и религиозные символы, и научные термины, и художественные метафоры. А так как, культурология – это философская наука, то в ней присутствуют и формы философского концептуального языка. Философия это «размытое» образование, которое надстроено над всеми мировоззренческими формами: религией, наукой, искусством, над ментальными формами, которые проявлены в социальной (право, мораль) и хозяйственной (техника) сферах. Философия – это виртуальный «Град», блуждающий между «Градом небесным» и «Градом земным». Её предмет максимально широк по своему объему рассматриваемых явлений. В истории наблюдаются разные типы философии, которые в то или иное время отдают предпочтение либо рефлексии над мифологией, либо над религией, либо над наукой, либо над искусством, либо над социальными или хозяйственными сферами человеческой культуры. Сами философы никогда не были чистыми философами, – они были религиозными проповедниками, учеными, художниками, правоведами и политиками, поднимаясь в своих размышлениях на уровень философских обобщений. До уровня комплексной рефлексии над всей культурой философия поднималась крайне редко.

§3 ВИРТУАЛЬНЫЕ МИРЫ ФИЛОСОФИИ

1.ВИРТУАЛЬНОЕ СОЗНАНИЕ

2.ВИРТУАЛЬНЫЕ МИРЫ КОСМОСА

3. СОЦИАЛЬНЫЕ УТОПИИ

3 ФИЛОСОФИЯ ЛАНДШАФТА – ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНЫЙ РОМАН

Философское знание – это не научное знание, а скорее, как писал Т. Манн о совре¬менной ему немецкой философии это « «интеллектуальный роман» о судьбе человека и человеческой истории» Философский интеллектуальный роман - это «отчет» о своих путешествиях по Ландшафту – его космически-природных и культурных сферах. Фи¬лософский роман – это «пейзаж» Ландшафта. При этом он пользуется не только фигурами мысли: идеями, понятиями и художе¬ст¬венными метафорами, – он пользуется иронически-острыми «осколками» - фрагментами - формой мысли, умеющей подмечать, выделять и «взрезать» интересные, значительные и актуальные со¬бытия, – т.е. он пользуется философскими концептами, которые отличны от идей, понятий и художественных метафор. Философский роман строится не на поэтике художественной формы, а на поэтике нагромождений архипелагов философских концептов.

§3 ТЕЛЛУРИЗМ ФИЛОСОФИИ ЛАНДШАФТА

1. ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНАЯ ГЕОЛОГИЯ:ФИЛОСОФСТВОВАТЬ МОЛОТОМ

Над созданием «трансцендентальной геологии» размышлял М. Мерло-Понти. «Философствовать молотом» – эту метафору применил один из ландшафтно мысля¬щих философов - Ф. Ницше в своей работе «Сумерки идолов, или как философ¬ствуют молотом» (1888). Но, как и во всех своих работах, он, ввиду своего больного сознания, не смог четко развить эту метафору. Это свойство всех его мыслей, но, тем не менее его броские метафоры и афоризмы, служат часто хорошим «возбудителем» и подсобным материалом для нормального философствования. В этом его непреходящая роль в со¬временной философии. Хотя схожую метафору применил сократик Диоген, который рассматривал свое киническое философствование как «перечеканку монет». Для Философа Ландшафта «философствовать молотом» – это означает «взрывать» тек¬сты, находя скрытые смыслы; «философствовать молотом» - значит стать «геофилосо¬фом» - географом бытия и геологом культуры; философствовать молотом» – т.е. забо¬титься об обустройстве бытии и своего присутствия в нем.. У М. Фуко философ – это «археолог» культуры или её «ар¬хивист», но философ Ланд¬шафта более радикален – он «де¬конст¬руктивист». Он философствует «молотом» крити¬ческой мысли и острым «кайлом» философского концепта. Он понимает слова ницше¬анского «За¬ратустры», который утверждал, что только с «по¬мощью гор должен учиться строить познающий» и что «дух двигает го¬рами» (Ницше Ф. Сочинения Т.2. С.74). Он не только делает «картографирование» культурного Ландшафта, но еще и врезается в пла¬сты культуры с ост¬рым философским концептом - «кайлом» и сотрясает человече¬скую культуру критической мыслью - «мо¬лотом», высе¬кая «искры духа». Это мысли¬тель, ко¬торый с опы¬том человека начала III тысячелетия и «детской наивностью» Лао-цзы (бу¬квально – «Старого ребенка») и Со¬крата проникает в пла¬сты её текстов; вникает в пла¬сты социальных систем и их изломов; изучает тропы мироэкономических образо¬ваний, типы производств и товаров, - в общем, он выявляет разломы тектониче¬ских плит куль¬туры, её пликатив¬ные и дизъюнктивные дислокации складок, типологии фа¬ций в менталь¬ности, обществе и хо¬зяйстве. Он как «Критически мыслящая личность» П. Лав¬рова - выяс¬няет: что произошло, почему не все ладно в че¬ловеческой культуре, от¬чего человек в ней несчастен, что нужно сделать для ее «sustainаble development».

1. ГЕОЛОГОРАЗВЕДКА ТЕКСТОВ

1. ТЕКСТОРАЗВЕДКА

Современный философ – это «геологоразведчик» текстов. Наша современная куль¬тура - это «галактика Гутенберга» (В.И. Вернадский). Потому естественно появление концепции Деррида, утверждающей о первенстве письма перед речью. Дей¬ствительно, для первобытного человека были важны не только звуковая речь, а и сим¬волы- иконы («руны»), обозначающие те или иные «значимые значения» их жизни. Со¬временный философ буквально «завален» текстовыми массивами современ¬ной культуры и тексто¬выми фациями текстов прежних культур. Он становится в боль¬шей степени не «геоло¬гом» культуры вообще, а во времена информационной цивилизации именно «геологом» символических конструкций-тек¬стов, сопровождающих все культурные процессы. Текст как цельность обладает «геоморфологической» простран¬ственной структурой – в нем есть горы, разрывы, трещины и разрезающие текст кань¬оны; в нем есть вершины откровений, эмоциональные взлеты и поднятия мысли. А по¬тому, встает задача путем «геологораз¬ведки» этих текстов понять «текстуру» са¬мой жизни настоящего и про¬шлого. Для этого необходима методология «деконструк¬ции» текстов. И эта «деконст¬рукция» должна идти по нескольким направлениям. «Бу¬рения» текстового массива должны идти по трем путям: а) по пути выяснения пси¬холо¬гии са¬мого создателя тек¬стов; в) по пути выяснения традиций, в ауре которых творился текст; с) по пути вы¬яснения того, как текст реально функционировал в совре¬менной культуре, и как он про¬ецировался на последующую культурную историю. Ландшафт текста крайне мно¬гооб¬разен, он часто не имеет общего сюжета и компози¬ции, да и если они присутст¬вуют, то этот единый сюжет и композиция текста, как пра¬вило, лишь по¬верх¬ностная ви¬димость. При кардинальной «деконструкции» тек¬ста вы¬являются скры¬тые «разломы» текстового массива и некоторые аттракторы, орга¬ни¬зующие текстовой мас¬сив, которые часто при трансляции в культурной истории этого текста буквально взры¬ваются как «вулканы», вскрывая невидимые для самого ав¬тора текстов новые смыслы и новую конфигурацию значений текста. При снятии первоначального «покрова» текстового массива мы находим множество различных на¬пла¬стований, часто при этом выясняется, что фундаментом по внешности единого тек¬сто¬вого ландшафта являются совершенно разнородные «породы – традиции», и именно это раскрывает наиболее адекватно реальную жизнь культуры, в которой этот текст творился; - а сама же внешняя форма и содержание текстов оказываются при этом, как не удивительно, ме¬нее значительными для выяснения «ауры» культуры, в которой он творился. Именно развернутая «геологоразведка» мно¬гих давно уже известных текстов – это одна из пер¬воочередных задач Философов XXI века – этих «геологов» культур¬ного Ландшафта.

2. ДЕКОНСТРУКЦИЯ ТЕКСТА

3. ГЕРМЕНЕВТИКА

2. ГЕОГРАФИЯ БЫТИЯ И ГЕОЛОГИЯ ИСТОРИИ

Философ – «геолого-географ» всегда должен уметь читать не только философский текст, но читать и «Книгу Мира», выявляя смыслы и значения текстов этой «Книги Мира», следуя в этом посылу «отца» новоевропей¬ской философии – Р. Декарту. Во¬обще, как правильно подчеркивал французский «Сократ» - Ж.Ж. Руссо: «Злоупот¬реб¬ление чтением убивает науку. Чело¬веку представляется, что он усвоил все им про¬чи¬танное, и он уже не считает нужным что-либо изучать. Чрезмерное пристрастие к чте¬нию создает лишь самонадеянных не¬вежд» (Руссо Ж.-ж. Избранные произведения в 3-х томах. Т.1. с.672). Философ – это «географ» природного и культурного Ландшафта и «геолог» исто¬рии «земной» жизни человече¬ства. Философ – это исследователь Ландшафта, его есте¬ственных и культурных состав¬ляющих. Но исследование естественного Ландшафта для него вторично, он дает лишь мировоззренческую картину этого естественного Ланд¬шафта, используя достижения современной ей науки. Философ всегда антропологически ориентирован даже в сфере исследований естественного Ландшафта.

СКЛАДКИ ДУШИ Перед этим философ Ландшафта гуляет по складкам своей души.

2. ЭКСПЕДИЦИИ ПО МИРУ ПРИРОДЫ: ПЕЩЕРЫ БЫТИЯ

Философ Ландшафта – это путешественник, принципи¬аль¬ный онто¬ло¬гист; он «роман¬тик – реалист», оперирующий «мысле-образами» Ландшафтных Сти¬хий, про¬пахший дымом гераклито¬вого «Огня-Логоса», с лицом, об¬ветрен¬ным стои¬че¬ским «Воз¬духом- Пневмой». Он не знает разделения на субъект и объект, ибо, как пи¬сал Ж. Де¬лёз: «По¬ня¬тия субъекта и объекта не позволяют подойти вплотную к существу мысли. Мысль – это не нить, натянутая между субъектом и объ¬ектом, и не вращение первого вокруг второго. Мысль осуществляется скорее через со¬отношение территории и земли» (11, с.110). Он знает «тайну» философии, знает, что в её «…начале была шизофрения: досократическая философия, абсолютная глубина, вскрытая в телах и в мысли» (9, с.160).

3. СТРАНСТВИЯ ПО МИРУ ИСТОРИИ: РАЗЛОМЫ ЦИВИЛИЗАЦИЙ

2. ФИЛОСОФИЯ ЛАНДШАФТА – ЭТО «ЗЕЛЕНАЯ» ФИЛОСОФИЯ

Философия Ландшафта – это «зеленая» философия. Философия Ландшафта – это экология мысли, поведения и деятельности. Она сочетает в себе праг¬матическую, мировоз¬зрен¬че¬скую и ценностную направленность человеческого знания, – создавая экологию мен¬тальности. Как известно экология менталитета, экология мысли – одна из насущ¬ных задач современной культуры в ситуации информационного взрыва. Во-вто¬рых, - эколо¬гиче¬ское мировоззрение содержит в себе также идею социальной экологии, ибо, как из¬вестно, многообразие социальных форм современного общества, местами часто дегармонизированое, инициирует множество деструктивных процессов в социальном устройстве современной культуры. В-третьих, - экологическое мировоз¬зрение также формирует идеологию бережного отношения к окружающей среде, ибо ясно, что спон¬танное развитие современного общества создает мощные про¬блемы, формирует совер¬шенно непригодную среду обитания для человека. 1. ФИЛОСОФИЯ ЛАНДШАФТА – ЭТО ЭКОЛОГИЯ МЫСЛИ Экология отношений между субъектом и объектом – как парадигма новой менталь¬но¬сти. Если в прежней философии объект - это поле деятельности субъекта, его мас¬терская, то для ландшафтного мыслителя объект активен, окружающий мир не объ¬ект, а храм. Суть экологии мысли выразили киники – одни из ярких провозвестников ландшафт¬ной философии. Они утверждали, что всякая мысль должна быть подтверждена дейст¬вием. Более того, мысль должна не только выражаться в действии, сама структура её должна быть прагматична и соответствовать критериям «принципа Пирса». Для экологической философии важен геоцентризм. Геоцентризм - это принципиаль¬ная установка человека на «земные дела». Мир Космоса мы не сможем ос¬воить и не смо¬жем понять полностью, мы можем и должны лишь надежно защититься от изна¬чально враждебного человеку этого космического мира, и крайне осторожно ис¬пользо¬вать ни¬чтожную толику необходимого для человека ближайшего от Земли про¬стран¬ства, а по¬тому и нет особо смысла делать попытки прыгнуть «выше головы», тем более искать иные формы жизни, которые, с огромной степенью вероятности, губительны для чело¬веческого существования. Но экология мысли состоит не в том, чтобы быть руководством к действию, но и должна быть насыщена эмоционально, ибо только тогда она является живой и дейст¬венной. Экология мысли состоит еще в том, чтобы она способствовала пониманию, а не запутывала и без того сложные для понимания явления в мире природы и культуры.

2. ЭКОЛОГИЯ ОБЩЕСТВА: КРИТИКОВАТЬ-БОРОТЬСЯ - ПРОПОВЕДОВАТЬ

Рационализация ментальности в социальной области имела аналогом формирование власти, формирования монополии на насилие. Связь власти и знания как рационализи¬рующей деятельности связаны, что было, в частности, подчеркнуто М. Хоркхаймером и Т. Адорно в «Диалектике Просвещения» (1947). Философия Ландшафта выступает пре¬емником этой критической традиции левой философии. «Философствовать молотом» – это означает не только стать «геофилософом», но и со¬трясать мир культуры динамитом своих проповедей за справедливость обществен¬ного устройства, за интересы народных масс – за его земные интересы. Ко всему этому следует еще заметить, современное общество стало плюралистичным, многополярным: оно живет в разнообразии. «Вестернизаторская» монополярность об¬щества «модернити» уходит в прошлое, как ушла в прошлое «диполярность» недавнего противостояния между «капитализмом» и «социализмом», как уйдет в прошлое и «хаос» общества «постмодернити». Человечество начинает замечать статическо-орга¬низованную «диатропику» (разнообразие) культуры, находить в этом разнообразии свою прелесть и свой идеал-утопию жизни «здесь-и-сейчас».

3. ГЕОФИЛОСОФИЯ ЗЕЛЕНОЙ ЭКОНОМИКИ: НОВЫЕ КРИТЕРИИ РОСТА.

Положительным моментом в изменении ситуации служат латиноамериканские ини¬циативы. Латинская Америка вообще является в наше время тем «болевым центром», в котором будут рождаться новые альтернативы общечеловеческого развития. В 1989 году в Бразилии состоялся I Национальный конгресс по спасению Амазонки, был соз¬дан общественный экологический трибунал. А в июне 1992 года в Рио-де-Жанейро со¬стоялась конференция ООН по окружающей среде и развитию. Важную роль в сигнализации тревожных симптомом играет «Римский клуб» – между¬народная неправительственная организация. В первом докладе Римскому клубу – «Пределы роста» (1972) утверждалось, что человечество в результате спонтанного роста населения, эксплуатации природных ресурсов и загрязнения окружающей среды находится на грани катастрофы. В области хозяйственной деятельности – рационализация – это упорядочение хозяйст¬венных техник. В известном докладе Римскому клубу Э. Вайцзеккера, Э. Ловинс и Л. Ловинс «Фактор четыре: затрат – половина, отдача – двойная» (1995). После серии тревожных докладов «Римскому клубу», сигнализурующих о катастрофическом положении дел с экологией, в нем предлагается за счет введения энергосберегающих технологий получить новый импульс для развития.

ГЛАВА 3 ФИЛОСОФИЯ КАК ИДЕОЛОГИЯ

§1 ФИЛОСОФИЯ ЛАНДШАФТА – НАРОДНИЧЕСКАЯ ФИЛОСОФИЯ

Прав «бунтарь-Фи¬лософ» Жан-Поль Сартр, говоря, что истинный Фи¬лософ все¬гда «ле¬вый». Скажу даже более: пока существует «левая» идея», выражаемая в раз¬ных формах, – до тех пор и существует философия. Проявленная в разных формах филосо¬фии XIX-XX вв. «левая идея»: в марксизме, в анархизме, в русской философии народ¬ничества (и в разных аналогах его в развивающихся странах XX в.), в экзистенциа¬лизме, неомарксизме, постмодернистской философии, - теперь ждет своего нового во¬площе¬ния в фило¬софии эпохи Мировой Ста¬биль¬ности, в Философии «Тревоги» - в фи¬лосо¬фии времен вступления Человечества в тре¬вож¬ный век глобальных потрясений. Что такое левая идеология? Левая идеология – это идеология, не «опускающая руки», не признающая, что мир «безнадежно погряз во зле», левая философия создает утопии, хочет усовершенствовать человеческое общество, и часто ошибается, но ис¬тину по¬знает только идущий. Левая идеология обращена в будущее, она дает правой консерва¬тивной идеологии право сетовать на то, «а мы ведь говорили». Но консерва¬тор не соз¬дает, он только сохраняет, и сохраняет при этом не только старое доброе прошлое, но и старые мерзости, левый с этим не согласен. Пусть он с созданием но¬вого, создает и но¬вые мерзости, но он стремится к лучшему. Истоки левой идеологии лежат в самом ис¬токе философии. Первый «левый» – это Сократ. «Царя философов» Платона тоже можно отнести к «левым», ибо он первый создал коммунистическую утопию устрой¬ства справедливого общества, хотя эта утопия воплотила в себе все ошибочные мо¬менты «левой» идеи. Традиционно носителями «левой» идеи считались социал-демократы различных от¬тенков, анархисты и марксисты. В наше время все эти традиционные левые направле¬ния потеряли своё влияние и начинают вырабатываться новые формы – это разного рода гуманистические политические организации, во многом возрождающие идеи рус¬ских народников, это движение зеленых и «антиглобалистов». Прежние же «левые» партии в большинстве стран выродились и находятся в стагнирующем состоянии, что более явственно стало видно после окончательного краха коммунистической идеологии в бывшем СССР. Фило¬софия Ландшафта – это народническая идеология. Именно как народническая идеология сло¬жилась по преимуществу античная философия в противовес замкнутой храмовой мудрости египетских, вавилонских и дельфийских жрецов. Идеал западноев¬ропейской тра¬диции философствования - первый философ-народник - Сократ, пропо¬ведовал на пло¬щади среди людей, был проникнут духом и заботами современной ему народной куль¬туры, выступая в этом отношении антиподом софистам. Потому фило¬соф Ландшафта - это фи¬лософ, возрождающий стилистику философствования рус¬ских на¬род¬ников, он - на¬род¬ник: он погружен в жизнь, он расположен в непосредствен¬ной массе бытия как мыслящее, пе¬реживающее и действующее «тело». Истинная Философия – это знание и переживание жизни: её текстов, её обществен¬ного устройства и хозяйственной деятельности, погруженных в ре¬альный «Жизненный мир», это еще реальная (а не «хайдеггеровско-профессорская») Забота об этой жизни. Философ культурного Ландшафта – это бытоописатель «Жизнен¬ного мира», ибо «Жизненный мир» и есть истина всех культурных форм, норм и тради¬ций, погружен¬ных в этот «Жизненный мир». Потому истинный философ - это на¬родник, а Философия Ландшафта, продолжающая традиции подлинного философствования, – это народническая идеология. Философ отправляется в «народ», изучает «нравы Растеряевой улицы» и пропитывается «Властью земли»; он выявляет реальные практики «Жизненного мира», во¬площая свой опыт в Феноменологический Роман «Жизненного мира». Более того, он еще и личностно переживает за судьбу этого мира. Народничество как широко развитое интеллектуально-общественное движение наи¬более ярко проявилось в российской культуре второй половины XIX века. На базе на¬роднических идей сложилась классическая русская литература, которая дала миру Тол¬стого и Достоевского. Именно народничество сформировало русская интеллигенцию, дала вообще понимание того, что такое интеллигент. Народничество – это широкое движение, которое играло свою роль, как в ментальной, так и в социально-экономиче¬ской области культуры. В основном работы народников – это публицистика, не подни¬мающаяся до уровня философских обобщений, и это верно, ибо истинная философия – это публицистика мировых проблем-событий. Но тем не менее в их среде резко выделялся П. Л. Лавров, которому удалось сформировать философию народниче¬ства. К сожалению, его роль недостаточно оценена, но так бывает со всеми, кто своими идеями переживает века.

1. ЛАВРОВ – СОЗДАТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ НАРОДНИЧЕСТВА

Петр Лаврович Лавров – «Сократ» русской философии. Он первый серьезный и само¬бытный русский философ, предыдущие же русские философы были либо шеллин¬гиан¬цами, либо гегельянцами, либо философами «между делом». Его фи¬лосо¬фия совер¬шенно неверно понимается, как и неверно понимается его место в рус¬ской философии. Как правильно подчеркивал один из немного¬численных исследовате¬лей творчества П.Л. Лаврова В. Богатов: «.. в исследованиях о Лаврове мы на каждом шагу сталкива¬емся с субъективизмом и произволом авторов» (Богатов В.В. Философия П.Л. Лаврова. М., 1972. С.6). Первой попыткой изменить ситуацию в отношении оценки роли философии П.Л. Лав¬рова был вы¬пуск соб¬раний сочинений П.Л. Лаврова (в отдельных выпусках небольшого формата) в 1918 году, кото¬рый так и не был завершен; сборника статей «Вперед!» в 1920 году и «П.Л. Лавров» в 1922 году. Представляет большой интерес именно послед¬ний сборник. Для характери¬стики направления и уровня этого сборника достаточно пе¬речислить его авторов: Н.И. Ка¬реев, П. Сорокин, Г. Шпет, Д. Овсянико-Куликовский, П. Кропоткин, А. Гизетти и т.д. Авторы этого сборника ставили задачей сделать этот сбор¬ник статей введением в изучение творчества Лаврова, ибо, по их мне¬нию, вряд ли «…есть надобность доказывать, что Лавров более чем кто-либо из русских пи¬са¬телей принадлежит к числу тех, которых давно уже пора изучать самым тщательным и внима¬тельным обра¬зом. В истории нашей общественности Лавров явля¬ется как бы уз¬ловой станцией, от которой идет целый ряд веток и линий чуть ли не по всему необъят¬ному полю на¬шего духовного развития» («П.Л. Лавров» Сб. ст. Пг.,1922, С. II). Была попытка выпустить собра¬ние сочинений Лаврова в 8-ми томах в 1934 году, кото¬рое тоже было не закончено. Был выпу¬щен двухтомник сочинений Лаврова в 1965 году, ко¬торый не вызвал интереса, ибо в то время все отечественные философы были увлечены сциентистски ориентированной философией. К сожалению, до сих пор не удается пере¬ломить си¬туацию и в отношении совершенно ошибочной интерпрета¬ции русской фило¬софии второй половины XIX века, в которой философская антропология П.Л. Лаврова занимает центральное место. В новых учебниках по¬следних лет философская антропо¬логия П.Л. Лаврова вообще не рассматривается или же ей уделяется максимум одна - две страницы. Автор самой толковой работы по истории русской философии В.В. Зеньковский пи¬сал, что Лав¬рову «…очень не по¬везло на русской почве. Высылка в Вологду, бегство его за границу, где он скоро стал во главе революционного издательства, членство в «Интернацио¬нале», - все это долго де¬лало самое имя его в Рос¬сии запретным» (Зень¬ковский В.В. Ис¬тория русской философии. Т.1,ч.2. С.155). К слову сказать, Зень¬ков¬ский в силу своих клерикальных взглядов так оценивает Петра Лав¬ровича: «Его (Лав¬рова – С.Г.) можно сблизить с Г. Спенсером, с В. Вундтом по ши¬роте син¬теза и ос¬нова¬тель¬ности его по¬знаний, - но в его «полупозитивизме» очень оп¬ределенно выступает и его философский дар, стесненный, но не подавленный поклонением науке» (там же т.1,ч.2; С.156). По¬нятно, что отцу Василию Зеньковскому, как богослову и ир¬рацио¬нально мыслящему фи¬лософу, ближе околонаучная «бравада» Белинского и «бывшего семинариста» Чер¬нышевского, которая похожа на религиозную проповедь, а не на серьезную фило¬соф¬скую рефлексию, коей отличался П. Лавров. Большевики безуспешно старались после революции сделать из него революционный «сим¬вол», но в 30-х годах полностью убедились, что этот уникальный рус¬ский мысли¬тель для этой роли не подходит и не «вкладыва¬ется» в «прокрустово ложе» их идеоло¬гии, а потому, на¬шли вполне под¬ходящие для этой цели другие «идолы»- Белин¬ского, Чернышевского и «иже с ними». В этом они в чем-то схожи со своими «антиподами» - Бердяе¬вым и Зеньковским, как это ни странно. Тут сыграл свою роль «неблагодарный ученик» Лаврова – Г. Плеханов, которому Петр Лаврович всячески помогал в эмигра¬ции, буквально спасая его от го¬лодной смерти от¬крыл дорогу в лите¬ратуру. Плеханов же в своей работе «Н.Г. Чернышев¬ский» всемерно возвышая этого философа низкого уровня, в такой же степени принижал значе¬ние П.Л. Лаврова. Как говорится, «отблаго¬дарил по полной программе». Но тем не ме¬нее, в начале этой ра¬боты о Чернышев¬ском он вынужден признать факт, что в обществен¬ном мнении России того времени призна¬ние роли и значения П.Л. Лаврова как философа пер¬вого плана было неоспоримым, во что он пи¬шет: «.. до сих пор, если вы спросите среднего рус¬ского «интеллигента» были ли философами Лавров и Владимир Соловьев, вы тотчас услышите: конечно были. А если вы скажете такому «интеллигенту», что Чернышев¬ский тоже был фило¬соф и при¬том гораздо более глубокий, не¬жели Лавров и Соловьев, то вы приведете его в нема¬лое изумление» (Пле¬ханов Г.В. Избранные философские произведения. В 5 томах. Том IV. М.,1958 С.289). Меня, как среднего «интеллигента» средних способностей, также при¬водит та¬кое мне¬ние в изумление. Лаврова считают то «позитивистом», то «идеалистом», который «своей эк¬лектиче¬ской и на¬сквозь идеалистической позицией» дискре¬дитировал революционно-демократиче¬ское движение. Себя же он считал марксистом и «реалистом» (я же думаю, что быть ему просто Петром Лавро¬вичем Лавровым - это более чем достаточно). Лавров был близ¬ким другом К. Мар¬кса и Ф. Эн¬гельса, они его называли «наш друг Петр». Но он всегда занимал нейтральную по¬зицию в споре между марксистами и народни¬ками. Если стараться определить место П. Лаврова в историко-философском процессе, то я склонен его связывать с неокантианством; неокантианством, которое более при¬ближа¬ется к неокантиан¬ству в марксистской интерпретации данное ближайшим другом Ф. Энгельса Э. Бернштейном (1850-1932) в западноевропейской традиции. Собственно именно так считал, к примеру, Карл Форлендер (1860-1928), ко¬торый в своей работе «Кант и Маркс» говорит о том, что Лавров близок к неокантианству. Переход неорто¬доксальных марксистов к неокантианству - это зако¬номерное и естественное движение западноевропейского марксизма, которое потом привело эту традицию к не¬омарксизму второй половины XX века – самого влиятельного направления в западноевропейской философии. Сам Лавров именно таковым «неокантианцем» себя и считал. Когда он уз¬нал, что осуществляется перевод Вл. Соловьевым работы известного неокантианца Ф.А. Ланге «История материализма и кри¬тика его значения в настоящем» (1865, рус. пер. 1899), с работ которого (и работ О. Либмана) начался из¬вестный «поворот к Канту», он с чувством удовлетворения за¬метил что, на¬конец-то, перевод этой книги быдет сделан, замечая при этом, что идеи, ко¬торые развивал Ф.А. Ланге в этой книге в 1865 году, он развивал в это же время, и даже раньше Ф.А. Ланге. Многие, с достаточным на то основанием, считают его не только первым русским са¬мобытным философом, но и первым русским социологом, основа¬те¬лем субъективной «русской» социологической школы. Я же в абсо¬лют¬ном со¬гласии с вы¬дающимся рус¬ским социологом Н.И. Кареевым считаю его культуро¬логом, - пер¬вым русским культу¬рологом и первой величиной в рус¬ской философии по таланту, разделяя это первое ме¬сто только с Вл. Соловьевым. В отношении этого мнения о «ранге» П. Л. Лаврова, хочу привести высказывание од¬ного из ав¬торов сборника «П. Л. Лавров», выпущенного в 1922 году, А.А. Гизетти (1888-1938), умершего в сталинских лагерях под г. Куйбышевым (ныне Самарой): «.. Лавров в основных трудах своих выступает перед нами, как мыс¬литель не менее само¬стоя¬тельный, своеобразный и, пожалуй, даже более систематиче¬ский, чем Вл. Со¬ловьев. Влияние Лаврова именно как фи¬лософа на последующую ис¬торию русской мысли тоже, по¬жалуй, не менее зна¬чительно, чем влияние Соловь¬ева» (П.Л. Лавров. Сб. ст. Пг., 1922. С.385). Гизетти пишет далее: «Лавров и Соловьев – крупнейшие пред¬ста¬вители и, можно ска¬зать, почти основатели двух основных течений русской философии - антропологизма позитивного «гуманистического» и антрополо¬гизма хри¬стианского. Одно течение идет ближайшим обра¬зом от западников- социалистов Гер¬цена и Белин¬ского, другое от Чаадаева и славянофилов. В Лаврове и Соловьеве оба те¬чения впервые становятся строго философскими. «Школы» Лаврова и Соловьева до¬ныне относятся друг к другу резко враждебно» (П.Л. Лавров. Сборник статей. Пб.,1922. С.387) А. Гизетти, подводя итог сопоставления равновеликих по таланту русских филосо¬фов Лав¬рова и Со¬ловьева, говорит: «Разные, друг друга не знавшие, может быть, пред¬взято враждебные; они оба бесконечно нужны и дороги нам сейчас. Именами Лаврова и Со¬ловьева начались но¬вые главы в истории русской филосо¬фии….Начались и оборва¬лись… Но теперь, через откровение нового Ада и Чистилища истории - Рос¬сия поймет, что они шли к одной цели раз¬ными путями, и сохранит вме¬сте зерна до дня, когда все оживет и воскреснет» (там же. С.403). Время Вл. Соловьева пришло – он «воскрес». Теперь, по всей логике, время за Пет¬ром Лавровичем Лав¬ро¬вым. Но, к сожалению, «воз и ныне там». Это обусловлено тем, что идеологам «криминальной революции» чуждо интеллектуальное и граждан¬ское подвижничество Лаврова. Этих новоявленных «софистов» раздражает сократиче¬ский стиль его философствования, смущает высокий уровень требований, который он предъ¬являет к интеллигенции

1. ЧТО ТАКОЕ ФИЛОСОФИЯ ПО ЛАВРОВУ

Мнения о философии Лавров высокого, что для философа довольно порази¬тельно. В «Трех беседах…» он говорил, что «…философия, и она одна, вносит смысл и человече¬ское значе¬ние во все, куда она входит. Мы осмысливаем нашу деятельность на столько, на сколько вно¬сим в нее элемент философии. На сколько человек обязан себе отдавать ясный отчет в каж¬дом своем слове, в своих мыслях, чувствах и действиях, на¬столько он обязан фи¬лософство¬вать. Пренебрежение философией есть искажение в себе челове¬ческого сознания. Требование созна¬тельной философии равнозначительно требованию развития человека» (Лавров П.Л. Философия и социология. Избранные произведения в 2х т. Т.1. М.,1965. С.517). Звучит как услаждающая слух и душу по¬эзия. Можно только позавидовать, что Лавров родился в 1823 году, а не спустя полтораста лет. Он бы так уже не сказал, обогатившись опытом современных «философов». С мно¬гими он, ес¬те¬ственно, не согласился, ибо для него философия есть настолько «существенно-про¬грес¬сивная» форма, насколько опирается на достижения научной мысли. Но он не «карди¬нальный сциентист». П.Л. Лавров не считал, что философия наука. Вообще все мысли о научной философии давно пора забыть. Еще Кант убедительно показал, что метафизика как наука невозможна. Лавров в своих «Исторических письмах», которые читала и пла¬кала над которыми вся обра¬зованная Россия того времени пишет: «Философские идеи важны не как проявле¬ние процесса развития духа в его логической отвлеченности, а как логические формы сознания человеком более высо¬кого или более низкого уровня своего достоинства, бо¬лее обширных или более тес¬ных целей своего существования; они важны как форма протеста против настоящего во имя желания луч¬шего и справедли¬вейшего обществен¬ного строя или как формы удовлетворения на¬стоящим» (Лавров П.Л. Философия и со¬циология. Избранные произ¬ведения в 2 т. Т.2. М.,1965. С.22). Вот бы всем философам на каком-нибудь очередном международном конгрессе зачитать эти слова Петра Лав¬ровича в назидание, особенно сторонникам абстрактного философствования «в-себе –для-себя». В связи со своим видением философии П.Л. Лавров критикует гегелевскую философию, подчеркивая: «Философия Гегеля не обнимает процесса жизни: она только обнимает мышление о жизни. Она есть частная философия, а не вся философия. Она обни¬мает лишь все сущее как мыслимое и мыслимое од¬ним способом принимая действи¬тельным лишь процесс мышления; она не обнимает мышления всего сущего как дейст¬вительного вне процесса мышления. Но мышление не есть единственный про¬цесс, со¬единяющий сознающее Я с реальным ми¬ром: остается еще процесс реализова¬ния, как творчество и как жизнь. Обе эти отрасли, в их реальности, вне философии Ге¬геля, ко¬торая их только мыслит. Поэтому истинная философия нашего времени должна вклю¬чать в себе ге¬гелизм, но не заключаться в него» (Лавров П.Л. Ответ г. Страхову \\ Оте¬чественные записки 1860 №12. С.107) Но он критикует также материализм Бюхнера и Молешотта, которому Лавров первый посвятил серию работ в русской печати. Тогда их имена в России были «за семью печа¬тями». В Германии «Сила и материя» К. Бюхнера вышла в 1855 году, а уже в «Отечест¬венных за¬писках» в 1859 году появилась статья П.Л. Лаврова «Механическая теория мира». И вот что он пишет о материализме: «..материализм (и всякий догматизм), вы¬ходя из начала отдельного человека в его целостности, из начала подчиняющего себе человека, неиз¬бежно приходит к необходимо¬сти всех поступков человеческих, к при¬зрачности всех поступков человеческих, к при¬зрачности нравст¬венной оценки и к тре¬бованию (безнравственному и невозможному), чтобы человек из¬бегал нравственной оценки, отвыкал от нее, страшился к полному ин¬дефферентизму и тем самым от¬рицал всякое по¬буждение к деятельности» (П. Л. Лавров Моим критикам \\ Русское слово 1861 июль VI. С.68). Он, в отличие от «идеалистов» и «материалистов», считает: «Задача будущей, еще не существующей философской системы, должна заключаться в стройном уяснении всего человека в его тройном отношении: к своему познанию, к внешнему миру и к преданию. Все видоизменения сознания, все законы природы, весь процесс предания истори¬ческого должен построиться в этой системе в единое целое. Но, по всей вероятности, ис¬ходной точкой должно будет служить не наблюдение чув¬ственное, а сознание, по¬тому что оно обуславливает знание внешнего мира и преемственность пре¬дания. Оно есть необходимое звено, связывающее все сущее; потому что оно есть су¬щественная особенность всего мыслящего» (Лавров П.Л. Механическая картина мира \\ Отечественные записки 1859. №4. С.491-492).

И это зачатки антропологической философии и культурологии – единственно возможной формы современной философии. Он это понимал: «Насколько методы естествознания и их приложения к вопросам всех областей мышления со¬ставляли главную характеристическую черту первой половины нашего века, связывая его не¬разрывно с великими начинаниями эпохи Галилея, Декарта и Ньютона, настолько же едва ли не следует признать характеристической чертой вто¬рой половины того же века приемы сравни¬тельно – социологические и исторически-эволюционные» (Лавров П.Л. (Арнольди С.С.) Задачи понимания истории. Проект вве¬дения в изучение эволюции человеческой мысли. М.,1895. С.XI). Конечно надо учиты¬вать, что начало перестройки ментальности в русло культурологической парадигмы шло болезненно, оно продолжается и сейчас. Его понимание философии как носительницы смысла прекрасно и уникально, как нельзя актуально для нашего времени «постмодерна». Для него философия есть некое целостное образование, которое объединяет смыслы человеческой культуры. Вот что он писал: «.. каждый имеет свою философию, но, рассматривая вместе ряд замечатель¬нейших личностей данного периода, мы улавливаем характеристические черты, отли¬чающие стремления эпохи, дающие ей образ и позволяющие нам оживить её в её осо¬бенностях в нашем воображении. Религиозный элемент указывает связь мысли дан¬ной эпохи с минувшим; научный элемент измеряет силу этой мысли; эстетический – её при¬влекательность; философский элемент составляет её жизнь. Из этих четырех элементов строится человеческая мысль, из их развития состоит и ис¬тория мысли. Традиция предъявляет свои требования; наука и знание завоевывают но¬вые области; искусство украшает путь своими нестареющими, бессмертными созда¬ниями; философия организует воспоминания минувшего, заботы настоящего и стрем¬ления в будущему в одно целое» (Лавров П.Л. Собрание со¬чинений. IV серия. Вып.1 Пг.,1918. С.37) Интересна точка зрения Лаврова: «Философское доказательство – это доказательство единства в человеке теоретической и практической деятельности, т.е. доказательство единства личности» (Энциклопедический словарь. Т.V. Спб., 1862. С.7) Философия есть везде. На вопрос : что такое философия, П.Л. Лавров отвечает сле¬дующим образом: «Философия в знании есть построение всех сведений в стройную систему, понимание всего сущего как единого, единство в понимании. Философия в творчестве есть внесение понимания мира и жизни в творческую деятельность, вопло¬щение понятого единства всего сущего в образ, в стройную форму, единство мысли и формы. Философия в жизни есть осмысление ежедневной деятельности, вся¬кое пони¬мание всего сущего как единого в нашу деятельность, воплощение понятого единства всего сущего в практический идеал, единство мысли и действия. Довольно сблизить эти выражения, чтобы в них прочесть отдельные термины одного понятия, отдельные при¬знаки одной деятельности. Философия есть понимание всего сущего как единого и воплощение этого понимания в художественный образ и в нравственное действие. Она есть процесс отождествле¬ния мысли, образа и действия» (Лавров П.Л. Философия и социология. Избранные про¬изведения в 2-х томах. М., 1965. Т.1. С.571). ЛАВРОВ И ДЕЛЁЗ Невольно возникает мысль, уже не получилось ли так, что современные француз¬ские философы Ж. Делез (1925-1995) и Ф. Гваттари (1930-1992) тайком «оп¬ри¬ходовали» па¬рижский архив Петра Лаврова? В их последней работе «Что такое филосо¬фия?» (1991), мы читаем следующее: «..у Хаоса есть три дочери, от каждого из пересекающихся его планов - это Хаоиды: искус¬ство, наука и философия как формы мысли или творчества, Хао¬идными называются реально¬сти, об¬разующиеся в планах, которые пересекают хаос. Стыком (но не единством) этих трех планов является мозг» (Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? СПб. С.266). И далее: «Философия, ис¬кусство и наука- это не ментальные объекты мозга-объекта, но три аспекта, в кото¬рых мозг становится субъек¬том Мыслью - мозгом; это три плана, три плоти, на кото¬рых он ныряет в пучину хаоса, чтобы победить её» (Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? СПб., С.268). «Хаос» – это есть первозданный «мозг», естество сознания, которое еще не подверглось коди¬ровке ментальными формами: «Мысль в своих глав¬ных формах - искусстве, науке и философии – характеризуется одним и тем же: противостоянием хаосу, начертанием плана на хаос. Но философия стремится сохранить бесконечность, придавая ей конси¬стенцию, - она чертит план им¬маненции, который увлекает в бесконечность* со¬бытия или консистентные концепты под воздействием концептуальных персонажей. Напро¬тив, наука отказывается от бес¬конеч¬ности, чтобы завоевать референцию, - она чертит лишь план индефинитных коор¬динат, которым в каждом конкретном случае оп¬ределя¬ются состояния вещей, функции или референциальные пропозиции под воздей¬ствием частичных наблюдателей. Искусство стремится создать такое конечное, которое вновь дает бесконечность, - оно чертит план композиции, который сам несет в себе па¬мят¬ники или составные ощущения под воздействием эстетических фигур» (Делез Ж., Гват¬тари Ф. Что такое философия? М.-Спб. 1998. С.253). И далее: «Три вида мысли пересекаются, переплетаются, но без всякого синтеза или взаимоото¬ждеств¬ления. Философия вызывает события с помощью концептов, искус¬ство воздвигает памятники с помощью ощущений, наука конструирует состояния ве¬щей с помощью функций. Между этими планами может образоваться плотная ткань соответствий. Но в этой сети имеются и высшие точки, в которых ощущение само ста¬новится ощущением концепта или функции,* концепт – концептом функции или ощу¬щения, функция- функцией ощущения или концепта» (Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? М.-Спб. 1998. С.254-255) Нет необходимости рассматривать как понимали вышеуказанные авторы специфику ментальных форм (форм кодировки), ибо их анализ специфики частных форм менталь¬ности – философии, религии, науки и искусства мало чем принципиально отли¬чается от анализа специфики ментальных форм, данных П. Л. Лавровым еще в 1860 году, и кото¬рая была развита далее в его последующих работах. Философия – это шизофрения культуры. Шизофреник – это человек будущего.

 ТРАДИЦИЯ РУССКОГО НАРОДНИЧЕСТВА

1. НИГИЛИЗМ И АНАРХИЗМ

Наиболее близок к философии ландшафта анархизм, и прежде всего его существен¬ные черты: это тяготение к традиционным формам культурно-социальной организации, апология свободы и тяготение к естественности. Неудивительно, что один из основате¬лей анархизма П. Кропоткин был еще и выдающимся географом. Первым анархистом считается софист Антифонт. Далее Ж.Ж. Руссо. У. Годвин. Прудон и посмодернистского бунтарства лежат в французском экзистенциализме. Подавляю¬щее большинство французских экзистенциалистов было коммунистами. 2. СЛАВЯНОФИЛЬСТВО

3. ЛИБЕРАЛЬНОЕ НАРОДНИЧЕСТВО

3. ЛАТИНОАМЕРИКАНСКИЙ ПОПУЛИЗМ

§2 ФИЛОСОФИЯ ЛАНДШАФТА – ЭТО НЕОСОКРАТИЗМ

1. НАЗАД К СОКРАТУ !

Идеологическим выражением философии Ландшафта является неосократизм Философ Ландшафта для вывода европейской ментальности из кризиса должен к Сократу, восстанавливая сократический метод «майевтики», высокую гражданственность его мысли, жизненную силу его философствования. Философия будущего как идеология будущей культуры должна стать сократической, отвратившись от пагубной для философии практики «библиотечного» философствова¬ния. Философия в своей идеологической функции должна стать реальной практикой критики культуры, деятельностью по её конструктивному реформированию. При этом философ современности, как писал Х. Ортега-и-Гас¬сет, должен пользоваться принципами «но¬вого вида ра¬зума» - «повествовательного» разума, который «..вновь свяжет человека с огромной трансцендентной реальностью – реальностью его судьбы» (Ортега-и-Гас¬сет Х. Что такое философия?. М. 1991. С.209). Учиться умению владеть этим «по¬вествова¬тельным разумом», разумом «профана» (Н.К. Михайловский), оперирующим обычным естественным языком, не под¬даваться наркотическому туману путаных спе¬куляций, коими полна анонимная академическая философия и философия элитных «салонов»; не увлекаться использованием форм ис¬кусственного языка, который приемлем лишь для отражения частных сторон реально¬сти, - я советую всту¬пающим на путь фи¬ло¬софствования юным фи¬лософам, го¬то¬вым понести неблагодарное бремя со¬кратова наследства. Задача новой «левой» идеологии – это не задача революционного переустройства общества. Сам Сократ выступал не за революционное преобразование общества, к этому ближе всего были «реформаторы» – софисты, противником которых он выступал. Но¬ситель «левой» идеи в Новое время – социализм, сам по себе консервативен, ибо он вы¬ступал против капитализма, во многом вырос из романтизма, восхвалявшего общинный традиционный уклад феодального общества. Потому новая «левая» идея – это идея, основанная на традиции.

1. ИДЕОЛОГИЯ КИНИЧЕСКОГО РАЗУМА

2. ШВЕЙКИЗМ – ПРОДУКТИВНОСТЬ ВЕСЕЛОГО РАЗУМА

3. ФИЛОСОФ ЛАНДШАФТА – ЭТО АНАРХО-СИНДИКАЛИСТ

§3 ФИЛОСОФИЯ ЛАНДШАФТА – ЭТО ГУМАНИЗМ

1. ТЕОРИЯ ИНТЕЛЛИГЕНЦИИ

Философия Ландшафта – это идеология левой интеллигенции Истоки гуманизма мы видим в позднем средневековье. Латиноамериканский гуманизм имеет истоком русскую народническую мысль. Отрадно заметить, что в 1989 году оформился Гуманистический интернационал. Цен¬тром становления гуманистического движения послужили идеи студенческой и ин¬тел¬лигентской среды Аргентины, потом распространились в других странах Латинской Америки и Западной Европы. За основу идеологии гуманизма взята забота о конкрет¬ном человеке, на решение его проблем и стремлений. Основной идеей является то, чтобы через самосовершенствование личности, через гуманизацию отношений между людьми и между человеком и природой перестроить общественные институты современной культуры на основе идеалов добра и справедливости.

2. «ЛЕВЫЙ» ГЛОБАЛИЗМ

Все это происходит на фоне всепобеждающего глобализма, выраженного, прежде всего, в экономической сфере культуры. Глобализм - эта «высшая стадия империализма» - экономическое выражение и база идеологии постмодернизма и политики неолиберализма (что показали в вышедшей в 2000 г. ажиотажно популярной работе «Империя» «неокоммунисты» М. Хардт и А. Негри).

Глобализм живет сиюминутной модой – основой ментальности и образа жизни, как сказал выдающийся русский фило¬соф XIX века П. Лавров - «дикарей высшей культуры» - т.е. тех «золотых мальчиков» Давоса, которые сейчас «правят балом во время чумы»; он не приемлет идей общест¬венной солидарности - государства и общества для него «пыль»; он живет сиеминут¬ной конъюктурой рынка. Но, тем не менее, - при всех своих негативных моментах глобализм имеет и позитивную составляющую – мир объединяется, мир становится единым в своем многообра¬зии, он становится географично близким, повышается ответственность каждого за Землю и Человечество. И именно это перекрывает все недостатки глобализма, - коррекции его «перекосов» в сторону гуманизации – это задача ближайшего будущего, задача гуманизма - новой левой глобалистской идеологии, которая будет противопос¬тавлена неолиберальной глобалистской идеологии Давоса. Этот гуманизм отказывается от «прогрессистского» историцизма, в сторону «традиционалистского» географизма, в сторону реальных забот и проблем повседневности. В общем, я уверен, что задача коррекция перекосов глобализма будет решена в ближайшем будущем. Пока же это выражается в излишнем радикализме антиглобалистов, которым вторят религиозные проповедники, «почвенники» и «антиамериканисты» разных регионов современной культуры.

3. ЖИЗНЕННЫЙ МИР КАК ОБЪЕКТ ГУМАНИЗМА

Философ современности – это мыслитель, отправляющийся периодически в «экспедиции», в повседневность народной жизни. Знание базируется на опыте повседневности, которое не имеет древовидного характера, существует как переплетение разных практик – ad hoc «габитусов», которые порождаются в реальной жизни людей. Они многообразны, как луговое поле, на котором существуют лишь отдельные места, где возвышаются группы «древесных» структур «правильного знания». Именно в обыден¬ном мировоз¬зре¬нии кроется «тайна» нормативного знания – в реальных практиках лю¬дей происходит ин¬ституализация базовых концептов нормативного зна¬ния. Эти «экспедиции» в повседневность «хабитуальностей» позволят будущей философии наконец-то выяснить досконально механизм возникновения концептов, понятий и кате¬горий чело¬веческой ментальности. Направляясь в «экспедицию», следует учитывать еще и социальный момент «повседневности». В реальной жизни человек сталкивается не с правильными формами государственного устройства, имеющим для него анонимный характер, а с многообраз¬ным ландшафтом неформальных образований, со своими «нравами Растеряевой улицы». Каждая социальная страта вырабатывает свой «сленг», свой ритуал- моду поведения.

Здесь философ - «геолого-географ» найдет очень много, не надо игнорировать исследование реальной жизни, общаясь в магазине, на улице, выявляя своим философским умом и просвечивая «философскими глазами» синергетические образования в менталь¬ости и социально-хозяйственных группах, вырабатывающих протоментальные символо - ритуальные системы. Философия Ландшафта – это философия «земли». Основы этой философии «земли» были зарождены во французской романтической философии истории начала XIX века. Это выражено в нарративной истории, это и у Мишле. В России в народнической литературе проявились первые ростки анализа «жизненного мира». Писатели-народники открыли мир реальной жизни повседневности. Основы философии «земли» заданы в литературе Г. Успенским Это свойственно всей реалистической литературе, которая имеет ярких представите¬лей в лице О. Бальзака и Э. Золя.

3. БОРЬБА ЗА ТРАДИЦИЮ - ПРОБЛЕМЫ УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ

Все изменения в современной ментальности основаны на общей усталости челове¬чества от бешеной динамики модернизации. Человечество хочет остановиться, одуматься и оглядеться по сторонам. Оно начинает освобождаться от хронологической «болезни» модернити: от наркотического тумана стремлений к прогрессу, вектор которого задан идеалами - утопиями сомнительного характера, от идеологии «новизны». Прогрессистские идеи общества «модернити» выродились в хаотично блуждающие симулякры общества «постмодернити». Человечество больше не хочет напрягать свои усилия в достижении либо утопического идеала «неолиберализма», или в такой же степени утопического идеала «коммунизма», оно хочет гуманизма, который, по всей видимости, станет новой формой левой идеологии. Важным моментом в преодолении модернизационного похмелья является усиленное внимание к проблемам традиции. Сеть традиций является основой возникновения культуры. Если сообщества животных живет по законам большей частью по законам инстинкта, задаваемых геномом той или иной популяции, то популяция человека живет большей частью по законам традиции. Сбои в работе механизма традиции приводят в тому, что выходит на первый план механизм моды, со всеми присущими для него не¬достатками – поверхностностью и неустойчивостью. Все модернизационные процессы – это хищническое использование не только энер¬гетического капитала, аккумулированного сотнями миллионами лет орга¬нической деятельности, но и культурно-социального капитала, накопленного опытом сотен ты¬сячелетий существования человеческой культуры. Борьба за традицию в период модернизма осуществлялась, как правило, консерватив¬ными, «правыми» элитами общества того времени. В этом отношении можно согласиться, что это была борьба за сохранение «старых мерзостей». Потому «левое» социал-демократическое движение всегда негативно относилось к традиции. Но, как не странно, в левой идеологии есть еще черта, которая в период модернизационных рево¬люций была затемнена. Дело в том, что социалистические идеи имеют истоком именно романтическо-консервативную идеологию начала XIX века. Социализм, как и романти¬ческий консерватизм противопоставляют себя буржуазному индивидуализму и либерально-буржуазным идеологиям. Не удивительно, что опыт социалистического строительства в тех или иных странах при¬вел к становлению застойных обществ феодального типа. С одной стороны, это явление можно рассматривать как крах социалистических, «левых» идеологий, но, с другой стороны, негативны последствия буржуазной модернизации, приводят в наше время в укреплению левой идеологии. Весь вопрос со¬стоит в том, чтобы эффективно модернизировать социалистическую идеологию, выявить новую её форму. Примечателен в этом отношении факт, что все традиционно «левые» идеологии и партии, их про¬поведующие, повсеместно потеряли свое влияние, но сама левая идея не умирает, по¬степенно оформляясь в новые формы и в новые дви¬жения – экологические, антиглобалистские и гуманистические. Именно сейчас мы и живем в период их становления но¬вых форм левой идеологий и новых форм общественно-политических организаций, их проповедующих.. Левая Философия во многом отличается от форм левой философии прошлого. Если левая философия прошлого была идеологией революции, то современная левая философия будет идеологией реформ, следуя в этом идеям Э. Бернштейна.

Она будет не философией негативной сторонней критики, а реальной стратегией и практикой реформ, которая сочетает радикальный терроризм и анархизм в сфере ментальности с либера¬лизмом в сфере социальной жизни и социализмом в сфере хозяйственной жизни. И если левая философия прошлого была то философией разума, то философией критики разума, то новая левая философия будет Философией Традиции, которая сочетает в себе в диалектическом единстве разум и «неразумное». Вспомнить Лао-цзы. Как сказала Герцогиня из «Алисы в стране чудес» Л. Кэррола, что если бы кое-кто не совался в чужие дела, то и Земля бы вертелась быстрее.

Как писал фактически единственный русский социолог, который поставил в центр анализа истории культурную традицию В.М. Хвостов (1868-1920). Он писал следующее: «..традиция проявляет свое действие решительно во всех областях общественной жизни. Она является очень крупной социальной силой и одним из главных факторов, придающих историческому процессу устойчивость. Традиция играет роль тех зубчатых колес, без которых история двигалась бы слишком быстро. Благодаря влиянию тради¬ции, нет ни одного революционного переворота, который произвел бы все то, чего же¬лают его деятели. Традиция всегда берет свое и в виде реакционного течения урезывает последствия революции» (Хвостов В.М. Теория исторического процесса. М. 1919. С.257).

Но это не значит, что традиция тормозит общественный прогресс, более того, как подчеркивал тот же В.М. Хвостов, она служит необходимым условием этого прогресса, ибо «… традиция облегчает нам выполнение массы действий, ставших привычными. Над ними не приходится задумываться, так как они выполняются по установившемуся шаблону. Благодаря этому, экономизируется масса времени. многие процесс в силу традици почти что механизируются и выполняются быстро и без размышления. это ос¬тавляет досуг для размышления о тех явлениях, которые почему-нибудь обратили на себя внимание. Если бы нам приходилось размышлять о каждом своем шаге в общественной жизни, то при её сложности у современных народов нам не оставалось бы времени ни на какую критику, и в обществе не возникало бы новых идей» (Хвостов В.М. Теория исторического процесса. М. 1919. С.258).

В наше время человечество в своей все убыстряющейся динамике, явно «перегрето», все более и более раздаются протесты против такого убыстренного развития человеческой культуры, которое пагубно действует на десятками тысячелетий выработанный механизм традиции, разрушает его, - следовательно, разрушает самого человека как культурное существо. И такое развитие культуры действует пагубно, не только на механизм традиции, но и на механизм генетических кодов человека. Современное человечество вообще растерялось и движется непонятно к чему, к каким целям и ценностям; «растерялся» и генетический код человека, который проявляет эту «растерянность» снижением иммунной устойчивости; «растерялась» и окружающая природа, которая не знает, как реагировать на тотальный натиск человеческой деятельности на неё. Все более и более раздаются голоса о недопустимости такого пути развития человеческой культуры, раздаются серьезные предупреждения, что это может привести к «апокалипсису» человеческой культуры.

А потому обращение внимания на действие механизма традиции, который всегда играл роль сдерживающего фактора в тех случаях, когда культура шла «в разнос», имеет не только значение для развития философии, для создания теории культуры и общей картины истории культуры, но и для выработки общей стратегии «sustainible development» человечества в III тысячелетии. С этим же связано стремление обществ к сохранению традиций, все растущее внимание к традициям – исходному и эффективному механизму регуляции культурно-социальной жизни.

Если общество «модернити» относится враждебно к традиции, противопоставляя ей инновацию, а общество «постмодернити» доводит эту враждебность до абсурда, подчиняя общественную жизнь бессмысленной игре моды – самой неустойчи¬вой формы традиции и самой бессмысленной формы инновации, - то зарождающееся новое общество будет максимально внимательно к традиции, получая от нее и оптимальный темп культурно-социальных инноваций и осмысленную направленность этих инноваций. Человек разумный эпохи раннего модернити должен превратиться в человека прозорливого эпохи позднего модернити.