Решил вот ещё "скинуть". Пока не "ЗАТКНУЛИ ФОНТАН" паханы с "малины", как на кафедре самарские паханы с "малины" Конева В.А.))))).Обрабатывать пока нет желания. Хотя время появилось.. Не знай...Что толку?? Философию уже превратили в "нужник".. Что со всеми этими кто из неё сие сделал воевать. Как М.К. Петров??? Здоровье дороже..

У кого здоровье есть-вот пусть и "авгиевы конюшни", которые до "потолка" уже обосранны постсоветскими хайдеггерианцами и постмодернистами, вычищает. Они (эти конюшни) и до этого чистотой не отличалась..)))

К идее новой эпистемологии я пришел ещё в 90-х ХХ века. На базе изучения "гносеологического анархизма" (термин Касавина) Пола Фейерабенда. Мне изначально близок анархизм. В юности анархист-синдикалист.. Большой любитель Петра Кропоткина и Элизе Реклю.. Самое интересное, что все ГЕОГРАФЫ-это анархисты. Сама их установка такова-жизнь как путешествие, как экспедиция по чащам, лесным тропинкам, по вершинам. КАк путешествие по пещерам, по пустыням и ледникам. ПО МНОГООБРАЗИЯМ И НАБЛЮДЕНИЕ МИРА С САМЫХ РАЗНЫХ ТОЧЕК ЗРЕНИЯ, С РАЗНЫХ "РЕПЕРНЫХ" ТОЧЕК. ИЗ РАЗНЫХ "ПЛАТОНОВСКИХ ПЕЩЕР"..

ТРОПОЛОГИКА

Тропологика – это учение о пространстве - времени Ландшафта в эпистемологическом плане, с учетом наблюдателя. После теории относительности и квантовой механики абсолютно ясно, что говорить о структурах пространства - времени без учета расположенности наблюдателя в этом пространстве-времени вообще бессмысленно.

ГЛАВА 1 СУБЪЕКТ - ОБЪЕКТНЫЕ ОППОЗИЦИИ

§1 СУБЪЕКТ-ПЕРИПАТЕТИК

1. СУБЪЕКТ И ОБЪЕКТ Соотношение между человеком и миром отражается в философских концептах «субъект» и «объект». «Субъект» и «объект» - это философские концепты, а не научные понятия, а потому попытка дать им определение всегда обречена на неудачу. Концепты «субъект» и «объект» отражают реальный факт столкновения человека с миром, виды и способы этого столкновения. Эти столкновения носят не только и не столько эпистемологический, сколько экзистенциальный характер, а потому разные решения их соотношений в тех или иных философских концепциях так болезненно переживаются и часто становятся объектом идеологических разногласий. Главным недостатком философии до начала XIX века было рассмотрение субъекта как пассивно статичного и мыслящего, что неверно. Во–первых, что было подчеркнуто основателем традиции современной философии И. Кантом, субъект не пассивно отражает объект, он интенционален, т.е. посредством априорных структур своего сознания, избирательно отражает объект. И это обусловлено, как подчеркнул К. Лоренц, уже самой биологией человека, его биологическим apriori.. Мысль человека, что было подмечено Ч. Пирсом (принцип Пирса), вообще направлена прагматически на предмет, и структуры человеческого действия определяют структуры понимания этого предмета. Сам субъект не является константной величиной: его интенции меняются в зависимости от тех или иных культурно-социальных изменений, в «ауре» которых действует этот субъект и которыми определяется. Более того, его мысли, эмоции и убеждения - это ментальная калька с «габитусов» его реальной социально-хозяйственной практики. Т.е. отношения между субъектом и объектом обусловлены его реальной исторической практикой и имеют временное измерение. Во-вторых, что стало ясно в послекантовскую эпоху, субъект телесен, он есть тело-субъект, а потому он всегда расположен под каким-то углом зрения и дистанцирован от тела-объекта - тело-субъект движется среди тел-объектов и, в зависимости от расположения тела-субъекта, меняется само представление о наблюдаемых тел-объектов. Тело-субъект взаимодействует с телами-объектами, что вносит дополнительные искажения в понимании тел-объектов. Т.е. отношение между субъектом и объектом имеет пространственное измерение. В-третьих, что стало ясным сейчас, субъект полифоничен и расколот, его структура имеет синергетический характер. Он не только мыслит, но переживает и верит, он действует. При этом мысль в большинстве случаев дезорганизуется эмоцией и верой, мысль часто хаотична, имеет характер кругового и неосмысленного движения. Субъект часто ошибается, заболевает, в большинстве случаев субъект действует в состоянии хаотично организованных паттернов сознания и действия. Правильно организованное сознание и действие субъекта – это исключение, а не правило. «Сумеречное» сознание и неорганизованное действие – это наиболее типичное явление в культурно-социальной истории человечества. Философ Ландшафта не является мыслящим и статичным субъектом, он путешествующий и живой, он прогуливающийся по пространству-времени бытия телесный субъект. При этом философ Ландшафта обладает полифоничным «сумеречным» сознанием, он не выстраивает пирамиды силлогизмов, - он создает ландшафты концептов; он выстраивает свою мысль по поэтике интеллектуального реалистического романа, основанной на «охотничьей» парадигме искателя истины. Здесь философ Ландшафта подобен ученикам Аристотеля. Известно, что ученики Аристотеля получили название «перипатетиков» («перипатос» – прогулка) по причине того, что Аристотель проводил свои занятия в крытой галерее для прогулок в саду Ликея. Так вот философ Ландшафта – это и есть «перипатетик» Бытия. Философ Ландшафта – это субъект-перипатетик. Философствование философа Ландшафта - это философствование в режиме прогулки по природному и культурному ландшафту: как по его реальным космическим, географическим, историческим и виртуальным ментальным фрактальным рельефам. Субъект-перипатетик не стремится соединить человеческое и божественное, к чему стремились в своем философствовании философы прошлого. Субъект-перипатетик стремится к «Другому» человеческому, он стремится соединить человеческое и земное. Ему чужды христологические споры, которые задавали системы разомкнутости человека «Небу». Он еретик, - ему близки экологические споры, которые дают системы разомкнутости человека «Земле». Он обращает свои взоры не «Небу», а «Земле». Он обращается с молитвой не к Богу, а к Человеку. Субъект-перипатетик – это практик и критик, он не просто рассуждает о несообразностях окружающего мира, он, следуя знаменитому тезису Маркса, стремится изменить этот неправедный мир, сделать его лучше. И потому он гуманист-народник. Ко всему вышесказанному постепенно, с разных направлений, приходит современная мысль. Со стороны гуманитарной философии к этому приходят сейчас некоторые мыслители, кое-как оправившись от «шоковой» философии постмодернизма; со стороны естественнонаучной философии к этому приходят мыслители – сторонники синергетической парадигмы мышления, со стороны науки ближе всего к этому представители геолого-географических наук.

2. ФИЛОСОФСКАЯ МЕНТАЛЬНОСТЬ – МЕНТАЛЬНОСТЬ СТРАННИКА

То, что мыслитель – путешественник давно забыто академическими философами, хотя известно, что все античные философы предпринимали длительные «одиссеи» по средиземноморской ойкумене. Именно это в первую очередь подчеркивалось древними историками философии как свидетельство мудрости этих философов. Не ученые звания и почетные регалии, а количество и длительность путешествий было критерием авторитетности их учений. Самый первый античный философ – Фалес, был купцом-путешественником. Именно менталитет путешественника как нельзя близок ментальности философа, ибо философская мысль - это движение по пространству-времени бытия. Философская мысль не генерализирует и не индивидуализирует, - философская мысль – это хорологическая и историографическая деятельность, потому-то большинство античных философов были, прежде всего, географами и историографами. Вообще география и историография, наряду с медициной, являются первыми формами знания: география была учением о «Макрокосмосе», историография – учением о «Микрокосмосе», медицина – учением о человеке. Следует также отметить, что наиболее философичны мифологемы кочевых скотоводческих народов - странников. Именно глобальная миграция индоевропейских скотоводческих племен, произошедшая в середине II тысячелетия до н.э., и инициировала возникновение философии Запада и Востока. Народ Авесты – прародитель философии. Все исходные архетипы философствования основаны на архетипах «арийского» мышления. В новоевропейской традиции Канта можно считать предтечей философии Ландшафта, во многом это обусловлено тем, что он был еще и географом, в этом «архетипическая» основа его философии. Считается, что Кант совершил «коперниканскую» революцию заставив объект вращаться вокруг субъекта, но это понимание неточно. Первый шаг в этом сделал Декарт, освободив субъект, сделав его свободным и самодостаточным. Кант же существенен не тем, что заставил объект вращаться вокруг субъекта, не утверждением о том, что объект является сателлитом или эпифеноменом субъекта, а тем, что ввел утверждение об активном динамизме субъекта-наблюдателя. Субъект-наблюдатель находится в коррелятивном отношении к объекту «вещи в себе» и при определенных конфигурациях (априорных формах) субъекта высвечивается та или иная сторона реальности. Но истинная «коперниканская революция» совершается в современной и завершится в будущей философии. Она состоит в том, что, как Коперник «заставил» Землю вращаться вокруг Солнца, так и в философии «коперниканской революции» совершается путем утверждения того, что субъект движется и вращается вокруг и внутри объекта и является переменной величиной. Существенным прорывом Канта к философии Ландшафта было и то, что Кант сделал время формальным условием внутреннего чувства. Но он не конкретизировал тот факт, что последовательность представлений во внутреннем чувстве – это путешествие. Сам язык, организующий сознание – темпоральное образование, в котором заложена временная составляющая. Говоря-мысля, человек путешествует: он указывает движение предметов и на свои перемещения в среде предметов. Человек - это «охотник-добытчик» бытия. Фигуры («топы-тропы») речи воспроизводят тропы его охотничьих приключений. Язык, потеряв временную составляющую, превращается в метаязык формальных заключений, который применяется для номологического вневременного «научного» утверждения, это язык вечного «Неба». Философ Ландшафта нарративист - повествователь, он использует язык живых метафор, складчатый язык изменчивой «Земли». Вообще для философии Ландшафта, которая завершает «коперниканскую революцию» в философии, близок не только Кант, но близок также окказионалист Н. Мальбранш и перипатетик Г.В. Лейбниц. Мир человека и мир окружающей природы находится в трагическом диссонансе, в постоянной динамичной корреляции между субъектом и объектом. Странник-субъект, блуждающий как «блоха» по объективному телу мира, либо лишь «окказионально» в определенных точках «откровения» достигает слияния с ним, либо (в более мягкой форме) находится в состоянии «предустановленной гармонии» с ним. Эти «окказиональные» точки слияния с миром создают опорные островки «вечных» законов, оформленных в номологический дискурс, но эти островки находятся в безбрежном океане нарративных блужданий сознания субъекта. Философия Ландшафта, тем не менее, отличается и от окказионализма, и от лейбницеанства и от кантианства. Во всех этих концепциях структура субъекта константна и задана в априорных константных формах сознания. Сам субъект в этих философемах занимает определенное место между Богом и миром, между человеком и животным, рассматривается в координате вертикальной иерархии. В этом и состояла задача прежней философии, дабы идеологически обосновать выделение человека из природного окружения, идеологически утвердить его «человечность». Но когда в XXI веке человек становится человеком, теперь состоит задача утвердить его как Человека, дополняя вертикальную координату человеческой экзистенции горизонтальными координатами. Основным недостатком предыдущей философии было утверждение о субъекте константно расположенным между миром и Богом, между «Землей» и «Небом». Если он и движется, то движется в одном направлении – это вертикальное направление его движения: восхождение к идеалам «истины и веры». Но существует и иное «горизонтальное» измерение - это движения субъекта как в диахронии истории – от прошлого к будущему, так и движение субъекта в синхронии пространства настоящего. Т.е. расположенность субъекта более многомерна, она объемна. Субъект теперь расположен не по линии одной вертикальной координаты - не только между «Небом» и «Землей», как мыслилось до начала XIX века. В XIX веке – веке «Истории» он приобрел еще и диахронную координату - историческое измерение. К концу XX века он приобрел объёмную горизонтально-вертикальную многомерность, плюралистичность и способность воспринимать Другое. Вот таков философ Ландшафта – посткантианец, постоказионалист и лейбницианец. Субъект-перипатетик мыслит симулякрами – игрой ландшафтных эпистем. Он не подходит к миру с жесткой эгоцентричной эпистемой. Эпистема субъекта-перипатетика формируется в процессе путешествия. Его логика – это логика шахматиста, мир для него шахматная доска с фигурами. И это шахматное мышление не забавляется интровертными игровыми саморазличиями смыслов, смыслы сами «различаются-играют» при экстравертном подходе к саморазличиям самого мира, к реальной игре ландшафтных многообразий. Субъект-перипатетик органично сочетает интровертно-упорядочивающий подход с экстравертно-различающим, игра смыслов внутри своего сознания служит здесь лишь одним из средств. Исходный дуализм познания между рационализмом и психологизмом, который продолжается со времен полемики Сократа с софистами разрешается в концепции субъекта-перипатетика, который есть одновременно трансцендентальный субъект, когда он останавливается и рассматривает с определенной точки зрения, и эмпирический субъект, когда он находится в процессе движения от одной стоянки – точки зрения к другой. Ландшафтный мыслитель - это субъект пространственно подвижный, движется он предпочительно горизонтально. Но движется он не по прямой, ибо «прямой» истины не бывает, он вообще не движется как абстрактная точка, - он путешествует как чувствующий, мыслящий и переживающий человек. Путешествует же он по «барочным» складкам Бытия: по извилистым «тропам», по «горам и ущельям» мира, следуя логике изгибов своей души. Такое видение, в принципе, было заложено, М. Мерло-Понти, который понимал познающего субъекта как пространственно перемещающееся тело, находящееся в режиме «присутствия» в объекте познания, хотя, к сожалению, не смог вскрыть подробно смысловую феноменологию этого явления, постоянно сваливаясь в психологизм. Более адекватно дал описание этих движений Ж.Делёз в работе «Складка. Лейбниц и барокко» (1988), но сделал это, на мой взгляд, еще на уровне первоначальных интуиций. Если линейно-вертикальный классический мыслитель движется в русле гегелевской «Феноменологии духа» или, в лучшем случае, что подметил Э. Блох (1885-1977), как гетевский «Фауст», а, в худшем, как парящий над «презренным» миром «Заратустра»; - то пространственно-многомерный «горизонтальный» неклассический мыслитель двигается более в интенциях «Прогулок одинокого мечтателя» Ж.-Ж. Руссо, или же внимательного и уважительного к реальному миру путешественника Леви-Стросса в «Печальных тропиках», в русле феноменологии путешествия по ландшафтным многообразиям мира, - его забот, страстей и чудес. Именно такого рода «грехопадение» – переход с «вертикальной» системы мысли на «горизонтальную» - открывает ему глаза, он начинает различать истинные основы «добра и зла» и начинает стыдиться мерзкой «наготой» своих мыслей и поступков. Философ в таком режиме начинает не «теоретизировать» или смутно «бормотать» что-то непонятное, - он начинает говорить, ибо сам строй речи создан на базе феноменологии путешествия первобытного человека по ландшафтам ойкумены. Философ Ландшафта – это мыслитель, т.е. путешественник в виртуально- ментальном и реально-природном времени-пространстве.

§2 ЭКЗИСТЕНЦИАЛЫ ФИЛОСОФСТВУЮЩЕГО СТРАННИКА

Философ Ландшафта – это охотник. Он пользуется охотничьей парадигмой мышления, которую вывел историк К. Гинзбург. Современный французский литературовед А. Компаньон так интерпретирует специфику этой парадигмы: «Процедуры охотника и гадателя – иные, чем у логика и математика, и их практическое понимание вещей сближается с греческим metis, воплощенном в Улиссе, то есть индукцией на основе незначительных деталей, подмеченных на периферии восприятия: искусство детектива, художественного знатока (занимающегося атрибуцией художественных произведений – все это относится к охотничьей парадигме» (Компаньон А. Демон теории. Литература и здравый смысл. М. 2001. С.155). Субъект-перипатетик путешествует в сетке экзистенциальных координат: это вертикальные координаты восхождения – «дантовы» координаты; это горизонтальные координаты реальной жизни – «бальзаковы» координаты; это, как синтез – извилистые многомерные координаты философских «одиссей» - путешествий по многообразиям мира и культуры.

1. ДАНТОВЫ КООРДИНАТЫ ЭКЗИСТЕНЦИАЛА ВОСХОЖДЕНИЯ

Путешествия сознания по дантовым координатам имеют свою логику, оно «блуждает» в ином пространстве. Блуждания Фауста по «дантовым» координатам мира – вот путь философа в мире культуры. Это его дорога. Эрнст Блох сравнивал «феноменологию духа» Гегеля с блужданиями Фауста.

2. БАЛЬЗАКОВЫ КООРДИНАТЫ ЭКЗИСТЕНЦИАЛА МИРА

Человеческая культура, как верно подметил один из первых европейских «геологов» культурного Ландшафта – О. Бальзак, представляет из себя «Человеческую Комедию». Комедию «взлетов» и «падений» «Мысли», «подъемов» и «опусканий» тектонических плит «Обществ», «прорывов» и «изгибов» золотых рек «Капиталов- Товаров», «болот», «трущоб» и «гнилых местечек» «Жизненного мира» Повседневности – т.е. «Комедию» всего культурного Ландшафта, в котором «Личности» выступают ничтожными угловатыми камешками, нещадно перемалываемыми в «муку» жерновами Истории. Вот как красочно описывает выдающий французский историк и философ И. Тэн мировоззрение О.Бальзака: «Слог Бальзака поражает вас своим величием, своим богатством и своей оригинальностью. Это гигантский хаос; здесь вы находите все: искусство, науки, ремесла, историю, философские и религиозные системы; нет * предмета, о котором он бы не говорил. В десяти строках у него укладываются мысли, пришедшие со всех концов света. Тут вы встретите идею Сведенборга, рядом с ней метафору мясника или химика, через две строчки вам попадается кусочек философской тирады, затем шуточка, намек на волнение, греза художника, музыкальная фраза! Мимо вас в своеобразной процессии проходят педанты, метафизики, сладострастные силены, бледные ученые, неунывающие артисты, рабочие в блузах; тут вы увидите костюмы всех веков, наряды серьезные и шутовские, блеск роскоши и отрепья нищеты: здесь мелькает рубище, тут возле него вы замечаете платье, шитое золотом, там лохмотья, украшенные пурпуром и алмазами; пропитанная пылью атмосфера оглашается криками толпы, и газ обливает её своим резким, но обольстительным светом» (Тэн И. Бальзак. Спб.,1894. С.52-53). Прекрасно понял основной «нерв» творчества гения Бальзака в такой же степени гениальный мыслитель И. Тэн. Вот что он пишет: «..преследуемый и наученный, он понял, что деньги – могущественнейшая пружина современной жизни. Он рассчитывал состояние своих действующих лиц, объяснял их происхождение, увеличивание и употребление; уравновешивал издержки и доходы и в роман внес привычки бюджета. Он излагал спекуляции, экономию, покупки, продажи, контракты, коммерческие приключения, промышленные открытия, комбинации и ажиотаж. Он изображал адвокатов, сыщиков, банкиров; он всюду ввел гражданский кодекс и векселя. Коммерческие дела он сделал поэтическими. Он описывал турниры в роде турниров античных героев, но на этот раз около наследства или приданного, среди законников вместо солдат» (Тэн И. Критические опыты. Спб., 1869) 2. Структура «человеческой комедии» истории. Деньги – Желания. Мир Парижа – как мир театра и гонки вверх – как исходной ментальности буржуазного общества.

3. «ОДИССЕИ» ФИЛОСОФА - ИЗГИБЫ ЭКЗИСТЕНЦИАЛОВ МЫСЛИ

В классической новоевропейской философии существовал, как правило, абстрактный субъект философствования. Для философии Ландшафта же, как и для древних философов, нет абстрактного субъекта, нет абстрактных идей, - есть «идея-человек» (М. де Унамуно), есть осуществление своей философии как своей жизни. Этот момент правильно подчеркнул современный французский историк философии Пьер Адо. Он утверждает, что античная философия была образом жизни: «Мудрость рассматривается во всей античности как способ бытия, как состояние человека, существующего совершенно иначе, нежели остальные люди, и являющего собой своего рода сверхчеловека. Если философия есть активность, смысл которой – упражнение в мудрости, то упражнение это по необходимости заключается не только в том, чтобы говорить и рассуждать определенным образом, но и в том, чтобы определенным образом быть, действовать, смотреть на мир. Следовательно, если философия не только дискурс, но и жизненный выбор, экзистенциальное предпочтение, то именно потому, что она есть стремление к мудрости» (Адо П. Что такое античная философия? М. 1999. С.236-237). Философский дискурс, как правильно подчеркивает П. Адо, - это лишь оправдание и обоснование «философской жизни». А «философская» жизнь – это и есть странствие по ландшафтным многообразиям мира. Пространство и время философствования философа Ландшафта находится в перманентном состоянии скептической изостении. Это состояние характеризуется не поиском Истины, а поиском путей Судьбы. Она состоит не в вопросе: что есть Истина? Она состоит в проблеме Алисы в Стране Чудес: «Куда идти, куда идти?». Философия – не религия (или теология), – она не укрепляет веру и не является туманящей разум религиозной проповедью, а всегда своей рефлексией будит сомнение в человеческом уме и вызывает смятение в человеческом сердце. Философия – не наука, она не занимается выявлением фактов, их верификацией и обоснованием, попытка новоевропейских философов превратить её в науку потерпела закономерный крах. Философия – не искусство, она не обращается к человеческим эмоциям, она обращается, прежде всего, к человеческому разуму. Философия будущего, отказавшись от этих попыток редуцировать философское знание к тем или иным формам менталитета, став философией Ландшафта – как наиболее адекватной формы этого типа знания, которое не является номологическим (номотетическим), а феноменологическим; станет заниматься выявлением природных и культурных событий, описанием и сообщением о них.

ГЛАВА 2 ЛАНДШАФТНОЕ МЫШЛЕНИЕ

§1 МАТЕЗИС

Как подчеркивал М. Фуко в «Словах и вещах» именно отход от стремления подвести все под математическое знание в XVII-XVIII вв. привело к расширению самого математического знания к расширению её приложений.

§2 КВАЛИТАТИВНАЯ ЛОГИКА

1. ТАКСОНОМИЯ Существенной чертой ландшафтной ментальности является разнообразие. Ландшафтное мышление это мышление в режиме РазличАния. Как правильно подчеркивал теоретик современной географии Р. Хортшорн в своей знаменитой работе «Природа географии» (1939): «…нет необходимости ни в каких других универсальных постулатах, кроме всеобщего закона географии, который гласит, что все районы уникальны» (Hartschorne R. The nature of geography: a critical survey of current thought in the light of the past. Lancaster. 1939. P.468). 2. ПЕРИОДИЗАЦИЯ Периодизация – это родственная табличному методу классификация явлений во времени. 3. ДИАТРОПИКА Ландшафтная парадигма современности – это парадигма принципиального утверждения о разнообразии мира, она сформировалась прежде всего в геолого-географических науках, что было показано ранее. Но идеи разнообразия формируются не только в области геолого-географических наук, они формируются и в биологии, в частности идеи диатропики развивает Ю.В. Чайковский – ученик выдающегося палеоботаника С.В. Мейена (1935-1987).. Диатропика (от греческого «диатропос» – разнообразный, разнохарактерный) – это наука о разнообразии - науки об общих свойствах сходства и различия. В данном случае он действует в русле идей «монадологии» Лейбница. Эта концепция имеет истоком также таксономию как исходного метода классификации растений, примененной К. Линнеем. Но более глубокие корни этой философии «диатропики» лежат в философии Аристотеля – первого «феноменолога» в истории европейской культуры, который взамен «генерализирующим» методам платоновского «математизма», предложил дескриптивный феноменологический метод «квалитатизма», разумно заметив, что количественный метод анализа реальности не может заменить полностью качественные методы анализа. Действительно, принятая система понимания качественных методов как методов несовершенных неверна и не всякое явление возможно интерпретировать с помощью количественных методов, не всякое качество находит разрешение в мере – в этом гегелевская «триада»: «качество- количество – мера», – несостоятельна. (Это, в частности неплохо показал наш отечественный философ В.П. Визгин (1982)). Ю. Чайковский отрывается от концепта «познавательная модель», считая, что это понятие ввел А.П. Огурцов (1980). Вот, что пишет Чайковский: «Для науки Нового времени наиболее характерны пять таких моделей: 1) схоластическая (трактующая природы как текст, как шифр), 2) механическая (природа как машина, как часы), 3) статистическая (природа как баланс средних величин), 4) системная (природа как организм) и 5) диатропическая (природа как сад, как ярмарка). В разные эпохи господствуют разные познавательные модели, но все они присутствуют в науке почти всегда» (46, с.12). Исходя из этого Ю. Чайковский правильно считает, что исходной парадигмой современного неклассического мышления будет образ «сада», с чем можно полностью согласиться: мир разнообразен и именно в этом разнообразии – причина его устойчивости. Мир сложен, пора «расстаться с простотой» (И. Пригожин), и только путем принятия разнообразия можно адекватно понять реальность культурного Ландшафта и природы. И именно образ «сада» является базовым архетипом ландшафтной парадигмы науки будущего.

§3 ШАХМАТНОЕ МЫШЛЕНИЕ

1. СЕТЧАТАЯ РАЦИОНАЛЬНОСТЬ

2. ПРОСТРАНСТВЕННЫЙ СИЛЛОГИЗМ

3. ЛОГИКА МНОГООБРАЗИЙ ГЛАВА

3 ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ПУТИ

§1 ПУТИ

Субъект-перипатетик оперирует блуждающим полифонично-расколотым сознанием, следующим определенной логике - тропологике странствия. Мышление субъекта-перипатетика – это локомоторное мышление, связанное с переменой места, с исследованием маршрутов мысли и поведения. Субъект-перипатетик - это псевдо-субъект, в нем нет Я, в нем много других Я и не - Я. Это шизофренический субъект, собственно шизофреник и есть человек будущего. Субъект-перипатетик – это бихевиоральный субъект, когнитивные карты его мысли-движения «облегают» рельеф естественного Ландшафта, формируются игрой эпистем культурного Ландшафта и детерминируются схемой путешествия самого субъекта мысли по территориям естественного и культурного Ландшафта. Субъект-перипатетик мыслит апостериорными синтетическими суждениями. Но эти суждения составлены из философских концептов, т.е. это философские апостериорные синтетические суждения, которые отличны от апостериорных синтетических суждений науки, от апостериорных синтетических композиций искусства. Но субъект-перипатетик отличается от субъекта в бихевиоризме и инструментализме Дж. Дьюи, ибо «поведение-движение» субъекта-перипатетика осуществляется не только в естественном Ландшафте, не только социальном и хозяйственном слое культурного Ландшафта, но и в ментальном виртуальном слое культурного Ландшафта. Это больше всего не путешествие по реальностям культурного Ландшафта, а по его ценностно-смысловым составляющим. Интересно высказывание известного географа Карла Зауэра, которое можно перенести в философию субъекта-перипатетика. Он считал, что география – это, прежде всего, наблюдение в процессе путешествия. По его мнению, знание ландшафтно мыслящего географа базируется на искусстве диалога человека с природой, с который он вступает в «…перипатетической форме сократовского диалога о качествах ландшафта и качестве в ландшафте» (Sauer C.O. Land and life. Berkley. 1963. P.400). Его феноменология – это «прогулка-диалог» по Ландшафту, и она родна и близка философу Ландшафта. Ландшафтное мышление субъекта-перипатетика - это прогулка, путешествие, это периодические стоянки- бивуаки, где мысль «разводит костер» «Огня-Логоса», где она с точки зрения-перспективы этой «стоянки», в свете живого «Огня-Логоса» рассматривает через свои интенциональные «Эйдосы» - «Виды-Перспективы» - весь культурный Ландшафт: его текстовые массивы, многообразие социальных образований, типы и направления хозяйственной деятельности – всю повседневную синергетику «Жизненного мира». От места зависит видение мира. Есть места для иронии и смеха, есть места откровения, есть места для серьезного раздумья. От места зависит познание. Движение субъекта-перипатетика не хаотично – он следует определенной логике. Это не понятийная классическая логика «горных иерархий», это логика путешествия, в которую эта логика «горных иерархий» входит как частный отрезок пути в путешествиях субъекта-перипатетика. М. Элиаде писал о «платоновской» структуре мифа, но он не совсем прав. Платоновская структура мышления – это противопоставление порядка «горных вершин» хаосу «равнинных троп» - и это слишком упрощенная схема. Структура же мышления субъекта-перипатетика базируется на первородной и более адекватной мифу системе: на более сложной синергетической тропологике «священных маршрутов» странствий тотемных культурных героев-предков в первобытном обществе. На этой тропологике собственно и сформировалось человеческое сознание и современные эпистемы ментальности. По пути этих маршрутов тотемные культурные герои-предки, как известно, останавливаются, совершают обряды, в некоторых местах уходят в землю. Именно эти места стоянок – тотемистические центры, служили местом разыгрывания мифов-ритуалов «времен сновидений». Сейчас это места формирования и разыгрывания «ритуалов» классических паттернов мысли и поведения; в современности это «места» в ментальной карте современной мысли, места определенных эпистем - перспектив, на базе которых понимается действительность. И именно субъект-перипатетик – ландшафтный мыслитель – это и есть культурный герой – демиург современного культурного Ландшафта. Субъект-перипатетик должен путешествовать не спеша, дабы уловить различия и все взвесить. Как писал далее К. Зауэр: «Двигаться надо медленно, чем медленней, тем лучше, с частыми неторопливыми привалами в пунктах, выгодных для наблюдения, с остановками при обсуждаемых особых метинах ландшафта. Пешие походы, ночлеги на природе, вечерние сидения на бивуаке, созерцание Земли во все периоды года хорошо способствуют приобретению нужных навыков и преобразованию впечатлений в более широкие представления и суждения» (Sauer C.O. Land and life. Berkley. 1963. P.400). При этом неспешном путешествии субъект-перипатетик изменяет углы перспектив рассмотрения мира, сопоставляет полученные картины мира, верифицируя и фальсифицируя их. При этом он меняется сам, потому мышление субъекта-перипатетика – это мышление в режиме кардинального антисолипсизма, в режиме отрицания самодосточности субъекта. Кроме этого, для эффективного путешествия нужна верная настроенность субъекта-перипатетика. Один из первых дал феноменологию субъекта-перипатетика Ж. Ж. Руссо. Для него философствование – это всегда философствование в режиме прогулки: либо прогулки как воспоминания о своей жизни в его «Исповеди», либо в режиме «Прогулки одинокого мечтателя» по природному и культурному Ландшафту. Он в своем «Эмиле» дал наметки феноменологии субъекта-перипатетика. Там он отмечал: «Для того, чтобы приобрести познания, недостаточно изъездить весь свет, надо уметь путешествовать. Чтобы вести наблюдения, недостаточно иметь глаза и внимательно всматриваться в тот предмет, с которым хочешь познакомиться. Многие приобретают во время путешествий даже меньше познаний, нежели из книг; дело в том, что им неизвестно искусство мышления; при чтении их умом руководит хотя бы автор, а путешествуя, они сами ничего не умеют увидеть» (Руссо Ж.-Ж. Избранные произведения в 3х томах. Т.1. м. 1961. С.674). Далее, согласно Ж.-Ж. Руссо, в зависимости от целей, меняется и видение субъекта-перипатетика: «Цель, ради коей предпринято путешествие, определяет и характер познаний, приобретаемых во время такового. Когда целью является создание филосфоской системы, то путешественник видит всякий раз лишь то, что ему желательно увидеть, когда же целью является нажива, то коммерческие расчеты всецело поглощают внимание путешественника» (Руссо Ж.-Ж. Избранные произведения в 3-х томах. Т.1 М. 1961. С.676). Важна и нравственная настроенность субъекта-перипатетика, ибо «…лишь очень немногим можно рекомендовать путешествия; они принесут пользу только людям стойким и верным себе, кои могут внимать ложным учениям, не поддаваясь соблазну, и видеть дурные примеры, не заражаясь пороками. Путешествия содействуют развитию наших природных наклонностей и приводят к тому, что человек окончательно становится на путь добра или на путь зла» (Руссо Ж.-Ж. Избранные произведения в 3-х томах. Т.1. М. 1961. С.678). Руссо сетовал, что для многих путешествия приводят к испорченности и порочности, но только те, кто обладает изначально хорошими нравственными задатками и одарен, возвращается из путешествия еще более добродетельным и мудрым. Мысль субъекта -перипатетика: 1) топологична, - ибо она оперирует картами-пространствами, используя при этом топологические методы математики; 2) поэтически-историографична, ибо она не «теоретизирует», используя искусственный язык; не «экспериментирует», – она «восхищается-возмущается», она «описывая-рассказывает», она создает «истории-легенды», используя при этом не «дикий» язык мистико-смутного «похмельного» философствования, а увлекательный поэтический язык «опьяняющего» философского романа о многообразии культурного Ландшафта; 3) архитектурно- стройна, пейзажно-художественна, ибо она создает художественно выраженные пейзажи, она видит в фактах природы – иконические символы трансцендентного и удивительного, органична

1. ХРОНОТОПЫ ФИЛОСОФСКОЙ МЫСЛИ

Как писал Л. Фейербах в своих «Основных положениях философии будущего» (1843): «Пространство и время – не простые формы явлений; они – коренные условия, разумные формыЭ, законы как бытия, так и мышления» (Фейербах Л. Избранные философские произведения. Т.1. Госполитиздат. 1955. С.192). Субъект-перипатетик использует карты. Прочитка «Книги мира» требует иного стиля мышления – стиля «картографического мышления», субъект-перипатетик пользуется языком карт – «легендами». Философ Ландшафта создает легенды «Книги мира», он создает повествования о путешествиях по разнообразию мозаик пространств Ландшафта. Деррида ошибается, первоначальным было не «письмо», а «карта». Картографический рисунок, позволяющий первобытному человеку ориентироваться в ойкумене культурного Ландшафта, появился задолго до появления письма. К слову сказать, разработка семиотики и эпистемологии «картографического мышления», которое пока в XX веке исследовали лишь теоретики географии (в частности, М. Эккерт, Э. Имгоф, У Фрейтаг, а в СССР Н.Н. Баранский, А. М. Берлянт, К.А. Салищев и А. Ф. Асланикашвили) – это насущная задача современной философии, здесь она может также использовать исследования как в области современной математической топологии, так и исследования в областях искусства: по теории перспективы, исследования в области изобразительного искусства, архитектуры, балета и т.п. «Карта – как бы второй язык геометрии. И география, и геометрия одинаково имеют дело с пространством, но пространственные представления географии, в отличие от геометрических, строго конкретные и индивидуальные, и потому заменить карту текстом несравненно труднее, чем заменить текстом чертеж» (Баранский Н.Н., Преображенский А.И. Экономическая картография. М. 1962. С.8). Субъект-перипатетик – «объективист», он согласен с мнением выдающегося отечественного географа Н. Баранского, который писал следующее: «Карта несравненно более определенная и точная вещь, чем человеческая речь, устная или письменная. На топографической карте определенной проекции и масштаба и точки, и линии, и ареалы могут иметь одно строго определенное положение и размеры, притом карта не терпит «белых мест», тогда как речь устная или письменная не обладает средствами для точной передачи направлений, очертаний, пространственных сочетаний, но зато более гибка и «либеральна» и, если потребуется, может прыгать с места на место, почти как блоха» (Баранский Н.Н. Избранные труды. Научные принципы географии. М. 1980. С.54-55). Сами языки выстроены по логике путешествия. Для статичных структур язык мутирует в силлогизмы, доказательства и теоремы, слово в понятие. Геопространственная парадигма действует на базе образных систем: 1) математика, 2) поэзия, 3) повествование. Его мысль математически-топологична. В античной традиции философствования мы имеем замечательный документ, с которого можно вести начало документально оформленного понимания сути ландшафтного мышления – это «Тимей» Платона. Этот текст, как известно, не является оригинальным, это творчески переработанная Платоном «калька» с несохранившихся произведений пифагорейцев. Здесь Платон отходит от негативного отношения к миру «изменчивого и непостоянного», а, следуя исходной традиции ландшафтного «онтологизма» досократиков в поздний период своего творчества, обращает внимание на гармонические составляющие Космоса, выявляя в бытии порождающие модели (парадигмы), выявляя пропорциональные соотношения между ландшафтными стихиями – огнем, воздухом, водой и землей. Но в этом диалоге есть самое привлекательное для Философии Ландшафта – это как раз то, что вызывает недоумение у многих. Это утверждение Платона о том, что мир состоит не из смесей или взаимодействий ландшафтных стихий, не из атомов или гомеометрий, - а из треугольников, которые в различных комбинациях порождают эти стихии: земля – куб, огонь – пирамида и т. д. Но эта идея в своей идейной основе как нельзя органично ложится на принципы геолого-географической ландшафтной парадигмы – мир состоит из разнообразных ландшафтов, их элементарных элементов, которые можно описать, исходя из топологических математических форм, применяя для описания их, как идеальные парадигмы, – шестиугольники, пирамиды (горы-периферии) и т.д. Вся наивность Платона состояла не в том, что он применил эту методологию неправильно, а в том, что он просто не мог её применить тогда правильно, - ибо создание теории графов, которая в состоянии адекватно описать взаимодействия ландшафтных стихий, относится к XX веку, а создание фрактальной геометрии – наиболее полноценной формы описания ландшафтных стихий, вообще относится в последним двум десятилетиям XX века. Относительно фрактальной геометрии, мне кажется, можно сказать, что она станет базовой в новой математике XXI века, которая будет двигаться в рамках геолого-географической ландшафтной парадигмы науки XXI века. При этом он сочетает разум и эмоцию в единое целое; потому он, с одной стороны, реалист, - а, с другой, романтик. Для него приемлемы и математико-рациональные системы описания мира, и художественно-поэтические, и ценностно-этические. Мысль субъекта-перипатетика – это оперирование пространственно-ландшафтными «эйдосами - хорами». Субъект-перипатетик мыслит регионами и территориями. Он мыслит древесными иерархиями и горными комплексами, равнинами, пещерами, мозаиками луговых многообразий - «ризом», используя эти образы в эпистемологическом режиме мысле-образа. Хорологический мысле-образ – это анаморфизм. Посредством анаморфизмов осуществляется хорологическое мышление. Анаморфизм – это образ, сформированный на базе тех или иных метрик существенных признаков и рассмотрения их расположенностей в ландшафте. Этот анаморфический образ есть «мысленный рисунок» Дж. Локка (Опыты.. Кн. II. Гл.29). Если, к примеру, физические свойства ландшафта формируют физическую карту, основанную на физических параметрах: физическом пространстве и времени; то социальные свойства ландшафта формируют кардинально иную картину, основанную на социальных параметрах, на базе социального пространства и времени взаимодействий, на базе интенсивностей и форм этого социального взаимодействия. В результате получается совершенно иная картина, которая имеет совершенно отличный от физической карты образ ландшафта. Это видно на элементарном примере отличия физико-географических карт и социально-политических карт. Но в социально-политических картах сохраняется еще физическое измерение расстояний, когда же мы изменим социально-политическую карту, исходя из степени интенсивностей и скорости социальных взаимодействий, то получится еще и измененная в пространственно-временном отношении карта со своими «горами» и «равнинами» населенности, социальной организованности и конфликтности между теми или иными социально-политическим регионами и т.д. Этот анаморфизм не новейшее изобретение. Таким анаморфизмом обладали средневековые карты, построенные в масштабе религиозной ментальности: центром их был Иерусалим, в них существовали «греховные» области, координатная сетка состояла из путей и направлений паломничества, расстояния измерялись на физическими масштабами, а степенью легкости и быстроты достижения того или иного пункта.

2. ПОЭТИЧЕСКИЕ ТРОПЫ

1) Мысль сцбъекта –перипатетика личностно выражена. Философ Ландшафта – это Личность. Он «говорит-пишет», создавая субъективные личностно выраженные «мысли-образы» и «легенды». Он – «культурный герой»; он «скачет – летает», как «Пегас», по культурному Ландшафту; он беспокоит «массовидность» его бытия, как «Овод- Сократ». 2) Мысль субъекта-периптетика поэтична. Философ Ландшафта –«романтик». Он мыслит образно поэтически, это органично сочетается с математическим типом мысли субъекта-перипатетика, так же органично как у пифагорейцев и Платона. Для многих ландшафтно мыслящий философ кажется «слишком простым» и «популярным». Но в этой «простоте» и заключена суть философии, ибо она должна вносить ясность. И в этой «популярности» – её функция, ибо она должна прояснять многообразие знания не «богам», а людям. Вообще реальное многообразие естественного мира требует описания таким же естественным языком, и только так можно схватить реальность «с поличным». Искусственные же языки созданы лишь для того, чтобы посредством упрощения мира достигнуть максимальной точности объяснения отдельных сторон действительности, -это нужно, как правило, для решения определенных практических задач, но для создания единой мировоззренческой картины мира наиболее приемлем именно естественный язык. Со времен схоластов и немецких новоевропейских философов в философии пошла губительная для самой философии «мода» на употребление смутного и неясного «наукообразного» языка. Это было связано с тем, что схоласты таким способом стремились обосновать логикой религиозные догматы; и с тем, что в Новое время немецкие философы стремились сделать философию наукой. Философ Ландшафта, который беспокоится о будущем философии, является «смертельным» врагом такого рода философии, ибо философия не теология и не наука, она Философия. Пора перестраивать философский язык в режим повествования. Это до такой степени важно для судьбы Философии будущего, что можно пойти по радикальному пути «новых философов» XVII века, которые в стремлении к восстановлению живого языка философствования, пошли на потерю некоторого объема позитивного содержания схоластической философии. Потому лозунг философа Ландшафта: «Забыть Хайдеггера!». Забыть также и Гегеля, в такой же степени, как был забыт в свое время Хр. Вольф. Только так может философия получить дальнейший толчок в своем развитии, в противном случае, это схоластическо–мистическое-комментаторское философствование - этот философский СПИД, грозит ей самоуничтожением. Современная философия должна быть философским романом. Как писал еще ландшафтно мыслящий Фр. Шлегель: «Романы – сократовские диалоги нашего времени. в этой свободной форме жизненная мудрость нашла прибежище от школьной мудрости» (Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. Т.1. М. 1983. С.281). Спустя полтора века ему вторит другой ландшафтно мыслящий философ – Ж. Делёз: «Философская книга должна быть, с одной стороны, особым видом детективного романа, а с другой – родом научной фантастики» (Делёз Ж. Различие и повторение. СПб. 1998. С.10). Это не значит, что она должна быть сумбурной эссеистикой, во что сваливались часто и Фр. Шлегель, и Ж. Делёз. Ибо философия – это не искусство. Философия - это интеллектуальный роман «Мысли», а потому в нем есть строгая логика, математические выкладки, факты научных исследований, исторические свидетельства. Это роман жестко реалистический, который при помощи мысли архивирует в сериях философских концептов реальную ситуацию в культурном Ландшафте.

2. ХРОНОЛОГИЯ МЫСЛИ

Мысль субъекта-перипатетика историографична. Субъект-перипатетик говорит, т.е. рассказывает истории. История, что забывают многие современные историки, означает буквально повествование, описание, рассказ. Субъект – перипатетик говорит и рассказывает, т.е. действует по законам «повествовательной логики». Эта логика, к сожалению, совершенно не исследуется современными логиками. А эта логика как нельзя адекватна реальности, ибо жизнь любого человека – это судьба-путь, который он сопровождает разговорами, его мысль базируется на строе речи. Речь – это и есть тропо – логика, которая структурирует сознание человека. Его не структурирует формальная логика, она его насилует. А потому для философа-странника, субъекта-перипатетика, тем более, приемлем только нарратив, повествовательный строй мысли. 2. НАПРАВЛЕНИЯ В даосизме центральное положение занимает концепт «Дао», у этого философского концепта большое количество значений, но превалирует понимание его как «путь», «дорога» («дух дороги») или как направление к истине. Для китайской мысли вообще чуждо понятие абсолютной четко выраженной истины, для нее истина – это процесс, движение, помеченное определенными намеками, как столбами - указателями к ней. Если для статичного субъекта важна архитектура понятий, то для динамичного субъекта-перипатетика важна не только архитектура понятий, которые он выстраивает во время своих остановках-стоянках, но и, прежде всего, тропологика пути, направления движений мысли по пути поиска истины. 1. ПРЯМО 2. ОБХОДЫ Мысль субъекта-перипатетика путешествует. Это означает, что она идет не только путем прямых столкновений, путем продавливания истины. Технология интеллектуальных войн применима лишь для европейской ментальности. Восточная мысль идет другими путями. Эти пути более соответствуют реальной ландшафтной «изгибчивости» мысли, которая свойственна китайской мысли. Анализ этой «изгибчивости» китайской мысли прекрасно осуществил современный французский философ Франсуа Жюльен в своей книге «Путь к цели: в обход или напрямик» (1995).

3. ФЕНОМЕНОЛОГИЯ НАМЕКА

«СЕДЬМОЕ ПИСЬМО» ПЛАТОНА ДАОСИЗМ

§2 ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ДИСТАНЦИЙ

Миропонимание формируется из нескольких «фокусов» Точек зрения, формирующихся на базе традиций определенных культурных общностей. Эта сформированная из разных «фокусов» голограмма создает впечатление единства ментальности той или иной культурной общности, но это видимость. Сами «фокусы» пространственно расположены в ландшафтном пространстве культуры, они имеют свои «горизонты» и углы «перспектив». Есть разные констелляции «фокусов». Они находятся либо «высоко или низко», либо «далеко или близко», либо «налево или направо». Основы феноменологии дистанций заложены в феноменологии М. Мерло-Понти, но он не дал её развернутого понимания, и постоянно уходил при рассмотрении систем дистанцирования субъекта в психологизм, тогда как феноменология дистанций имеет дело со смысловыми, ценностными аспектами человеческого миропонимания. Есть еще интересный момент. Известно этимологическое родство глагола «смотреть» с глаголом «гнуть». Английское «look» имеет общее происхождение с русским «лук» , которое… Все познание реального основано на взгляде. Взгляд – это синтез идеального и реальности. 1. ПЕРСПЕКТИВА Основателем философской теории перспективизма можно считать Х. Ортега-и-Гассета. Он писал: «Каждая жизнь есть точка зрения на вселенную» (Ортега-и-Гасеет Х. Что такое философия?. М. 1991. С.47). «..реальность, подобно пейзажу, обладает бесконечностью перспектив, и все они равно правдивы и достоверны. Единственной ложной перспективой является та, что претендует на уникальность. Иначе говоря, ложна утопия – истина без местоимения, видимая с «никакого» места. Утопист – а сущностью рационализма является утопизм – это тот, кто блуждает больше всех остальных, ибо является человеком, который не хранит верности своей точке зрения, дезертирует со своего поста» (Ортега-и-Гасеет Х. Что такое философия?. М. 1991. С.48). 1. ГОРИЗОНТ Часто говорят о каком-то мудреце, что он был слеп, но видел значительно дальше, чем зрячие. Это можно, в частности, отнести к почти слепому «Сократу» русской философии П. Л. Лаврову. Т.е. ясно, что это умственное видение – «эйдос» (он по-гречески переводится не только как «вид», но и как «видение») не имеет отношение в реальному зрительному восприятию. И именно это «видение» – его глубина, возможность «дивинации» (предсказания) посредством этого «эйдоса», дальность и напористость эпикурейского «образного броска мысли» определяются горизонтом мысли Философа. Если его горизонт узок и низок, то его «образный бросок мысли» слаб. У Гуссерля в «Картезианских размышлениях» есть интересное высказывание, которое посвящено анализу интенциональности сознания и проясняет нам концепт – «горизонт понимания»: «Каждое переживание имеет горизонт, меняющийся вместе с изменением объемлющей это переживание взаимосвязи сознания и со сменой фаз его собственного протекания, интенциональный горизонт, в котором осуществляются отсылки к открытым для самого переживания потенциальностям осознания» (7, с.377). И этот горизонт понимания – есть полет воображения, дальность которого обусловлена местом и типом полюса понимания (традиции), который задает маршрут, направление и дальность этого «броска». Имре Лакатос говорил о научно-исследовательской программе Весь мир определяется лишь тем горизонтом, который задает видение мира, и, как подчеркивал Х. Ортега-и-Гассет: «… сведение мира к горизонту ничуть не уменьшает его реальности. Мир соотносится с живым субъектом, принадлежит ему, локализуется в жизненном потоке, текущем от народа к народу, от поколения к поколению, от индивида к индивиду в процессе овладения универсальной реальностью» (Ортега-и-Гассет Х. Что такое философия? М., 1991. С.49) «Всякое понятие можно рассматривать как точку, которая, как точка зрения наблюдателя, имеет свой горизонт, т.е. определенное множество вещей, которые можно представить и как бы обозреть из этой точки» (Т.3 С.562). Далее Кант подчеркивает: «Необходимо, чтобы внутри этого горизонта можно было указать бесчисленное множество точек, из которых каждая в свою очередь имеет более узкий кругозор; иными словами, всякий вид содержит в себе подвиды согласно принципу* спецификации, и логический горизонт состоит лишь из меньших горизонтов (подвидов), а не из точек, не имеющих никакого объема (не из индивидуумов). Но для различных горизонтов, т.е. родов, определяемых столькими же понятиями, можно мыслить себе общий горизонт, из которого, как из средоточия, все они обозримы, и этот горизонт есть более высокий род, а высший род в конце концов есть всеобщий и истинный горизонт, определяемый с точки зрения высшего понятия и охватывающий собой все многообразие как роды, виды и подвиды» (Т.3. С.562-563).

ПЛОСКОСТИ ЗРЕНИЯ ВЕРШИНА

ПОНИМАНИЯ БРОСОК МЫСЛИ

Горизонт понимания – это полет воображения, дальность которого обусловлена местом и типом полюсом понимания (традиции), которая задает маршрут, направление этого полета мысли. В эпистемологии Эпикура встречаются загадочные «броски мысли» как способ познания. Вот что он писал в письме Геродоту: «..главным признаком совершенного и полного знания является умение пользоваться бросками мысли, [а это бывает, когда все] сводится к простым основам и словам. Ибо кто не может в кратких словах охватить все, что изучается по частям, тот не может познать толщу всего охватываемого» (Диоген Лаэртский О жизни, учениях и изречениях знаменитых философов. М., 1979. С.407). Именно горизонт понимания и есть «дистанция броска мысли», которая задается уровнем высоты полюса понимания. 2. ТОЧКА ЗРЕНИЯ Известна аналогия Лейбница о «волшебном фонаре». 3. ТРАДИЦИЯ КАК ФОКУС Но традиция – это концепт, который всегда рассматривается как некое частное явление «Точка зрения» всегда формируется только, исходя из той или иной традиции, которая «освящает» со своей Точки зрения явление.

2. БЛУЖДАЮЩЕЕ СОЗНАНИЕ

1. ВЫСОКО – НИЗКО Данная установка основана на исходных мифологических оппозициях «Неба» и «Земли».

ВЫСОКО: ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ФАВОРСКОГО СВЕТА (МОЛИТВА КАК РАСКРЫТИЕ ГОРИЗОНТА ИСИХАЗМ ГОТИЧЕСКОЕ МЫШЛЕНИЕ)

НИЗКО: ФЕНОМЕНОЛОГИЯ КИНИЧЕСКОГО РАЗУМА (ТАЙНА ТЕЛА БЕССОЗНАТЕЛЬНОЕ: ТАЙНИКИ ДУШИ ФЕНОМЕНОЛОГИЯ НИГИЛИЗМА)

Если рассматривать феноменологические расположенности «высоко-низко», то мы знаем, что существует феноменологический фокус «низкого», который рассматривает явления с «низкой точки зрения», понимая все «нигилистически», «смакуя непристойности», поддаваясь «соблазну подсматривания». Этот «Соблазн» является ведущим феноменологическим посылом для формирования «безнравственной науки», которая «раздевает» сакральную реальность, покрытую «шифрами» священного «Космоса». Её «низкий» посыл состоит в том, что природа не храм, а мастерская, именно такого рода «извращение» стало распространенным в новоевропейской ментальности, которая получила свое движение в «ауре» итальянского Возрождения, давшего классические образцы разврата и общественной деградации. Сам этот лозунг получил популярность в результате модного увлечения дворян XVII века расчленением трупов животных, которые имели для них «идеологический характер», т.е. такой же характер как расчленение лягушек для типажа «нигилизма» - Базарова. Но есть и «высокая» точка зрения – рассмотрение событий с «Олимпа», где каждое явление расценивается с точки зрения высших «Идеалов» и «Ценностей», эта дистанция «вершин» известна, она взывает к харизматическому поклонению, к героическому и т.д., к соблюдению общественных норм поведения, или, к примеру, норм научного исследования. Эта Точка зрения часто лицемерна, и реальная жизнь состоит в постоянных «скачках» Точек зрения от «низкого» к «высокому» – «маятник жизни» колеблется в интервалах «Низа» и «Верха».

МАЯТНИК ВОСХОЖДЕНИЙ И ПАДЕНИЙ

2. ВПРАВО-ВЛЕВО: ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ДРУГОГО Имеется еще феноменологическая расположенность «вправо-влево», предполагающая явление «Другого». Фокус, чтобы встроиться в единую «голограмму», учитывает Точки зрения Других, корректирует свою фокусировку. Практика «встраивания» – очень важна. Собственно вся история культуры Человечества и жизнь человека состоит в решении проблем выработки этих практик встраивания в общую систему. Если мы возьмем мыслителей, то для эффективной мыслительной деятельности необходима свобода мысли, без этого мыслительный процесс невозможен. Но когда мыслитель выходит с результатами своей деятельности в сообщество ученых, то он встречает непонимание, ибо его процесс мышления был индивидуален, - это приводит к конфликтным ситуациям. Это особо выражено в философии. Потому встает дилемма: либо удовлетворяться серому коллективному схоластическому «копательству» по толкованию открытий и мыслей других мыслителей, либо «рвануться во все тяжкие» в свободную мыслительную деятельность, наперед зная, что конфликт с ученым сообществом неизбежен. То же самое в общественной сфере культуры: с одной стороны, общество предполагает формы коммуникаций для жизни, но человек как личность хочет жить своей жизнью, а не жизнью коллектива, потому получается парадокс, - чтобы прожить свою жизнь, он должен не жить своей жизнью. Опять-таки каждый решает эту проблему сам. Идентично и в экономике: во-первых, чтобы она функционировала, нужна личная инициатива, но, с другой стороны, чтобы экономика функционировала, нужна её жесткая организация; во-вторых, - с одной стороны, всегда требуется качественный продукт, но, с другой стороны, для увеличения объема выпуска продуктов нужна унификация и неизбежное при этом ухудшение качества продукта. В общем, в результате этих дилемм западное общество пошло по пути рационализации, кодификации и унификации. В области ментальности оно выработало деперсонализированные термины и нормы научного исследования, что, с одной стороны, снижает творческий потенциал, а с другой, - позволяет институализировать человеческую мысль. С общественном устройстве происходит формирование института права, - правовые нормы несовершенны, но факт, что они позволяют регулировать общественные отношения, создавать устойчивые и, самое главное - демократические формы управления. Идентично и в экономике произошли изменения: были выработаны системы мануфактурного производства взамен ремесленному, - ремесленный продукт-«шедевр» совершенен, но, в целях эффективного увеличения объемов производства происходит его упрощение в целях унификации для целей массового производства. Но этот путь «унификаций» в наше время показывает свою неэффективность. Сейчас эпоха «РазличАния», когда поиск гармонии достигается не путем рациональной унификации, а путем гармонизации разнообразного. Символ этого времени не унификация жизни в «древесной иерархии», а признание наличия «констелляций» (Т.Адорно) разнообразных форм в ментальности, в общественном устройстве и экономике. Сейчас этот факт «разнообразия» банален, но переживался он в 60-х годах XX века достаточно бурно в западноевропейском обществе, допускались «перегибы» анархического характера, и сейчас начинают искаться пути не столько обоснования этого «разнообразия», а, сколько поиски гармонизации этого «разнообразия». Здесь-то как раз, как мне кажется, выступает на первый план проблема «традиции». Сам анархизм, – этот предтеча «постмодернизма» - идеологии эпохи «Различия», еще в конце XIX века стал искать эти пути гармонизации, апеллируя к первобытности, где, по мнению анархистов, существовала гармония, основанная на свободных ассоциациях, сцементированных традициями. Общество согласно столпу анархизма П. Кропоткину представлялось следующим образом: «Мы представляем себе общество в виде организма, в котором отношения между отдельными его членами определяется не законами, наследием исторического гнета и прошлого варварства, не какими бы то ни было властителями, избранными или же получившими власть по наследию, а взаимными соглашениями, свободно состоявшимися, равно как и привычками и обычаями, также свободно признанными. Эти обычаи, однако не должны застывать в своих формах и превращаться в нечто незыблемое под влиянием законов или суеверий. Они должны постоянно развиваться, применяясь к новым требованиям жизни, к прогрессу науки и изобретений и к развитию общественного идеала, все более разумного, все более возвышенного» (21, с.287) Во многом в унисон П. Кропоткину основатель современной традициологии Э. Шилз подчеркивал, что любое демократическое общество испытывает потребность в стабильности и порядку, который имеет, не сколько нормативно-правовой, а именно «традиционный» порядок, который соблюдается бессознательно, по «привычке»: «Свободное общество, раз оно складывается, должно покоится на традиции» (51, р.158). И далее он развивает свою мысль, считая, что «…именно в рамках такой всеми принимаемой традиции, с её способностью к многочисленным интерпретациям и различным акцентам, может сложиться и упрочиться система политической свободы» (51, р.162). В интересующей нас собственно эпистемологии понимания все это выражается в признании равноправности тех или иных «фокусов» – Точек зрения тех или иных традиций разных культурных общностей и традиций разных форм ментальности внутри этих культурных общностей. Все проблема состоит даже не в признании этой равноправности, а в нахождении устойчивых систем гармонической расположенности этих «фокусов»- Точек зрения, дабы сложилась возможность формирования устойчивой голограммы понимания. И это основная проблема модельной феноменологии – эпистемологической части теории традиции. 3. ДАЛЕКО - БЛИЗКО ИНТЕРВАЛЬНОСТЬ Если рассматривать феноменологические расположения «далеко-близко», то тут нам поможет концепция «интервального подхода» профессора Симферопольского университета Ф.В. Лазарева (р.1938). Он совершенно правильно утверждает, что современная квантовая физика уже давно оперирует принципом неопределенности Гейзенберга и принципом дополнительности Н. Бора. Сам наблюдатель – уже не нейтральный наблюдатель, а наблюдатель, который своим «интервалом» наблюдения вносит значительные изменения, что стало явственно заметно при проникновении исследователей в глубины микромира. Но, более того, в зависимости от расстояния субъекта - наблюдателя и наблюдаемого объекта картина понимаемой реальности кардинально меняется: то мы видели непроницаемое вещество, то потом при помощи микроскопа выясняем, что оно состоит из молекул и атомов, - все зависит от «интервала» рассмотрения. При удалении или приближении меняются картины мира или понимание явления кардинально. Мандельброт приводит пример мотка из ниток («шарик Мандельброта»). Издали шарик кажется гладким, но при приближении выясняется, что он состоит из мотка множества ниток, и он неправильной формы. Такой же эффект наблюдается при измерении периметра побережья: при аэрофотосъемке мы получаем одно численное значение периметра береговой линии, ибо скрываются мельчайшие подробности изгибы береговой линии, но при измерении непосредственно этот периметр может иметь на несколько порядков большее значение. ИСТОРИЧЕСКИЕ ДИСТАНЦИИ Так же и с артефактами культуры. При первом приближении мы видим довольно четкие направления тех или иных социокультурных изменений. Иногда они понимаются нами как прогрессивные или регрессивные, но, при приближении мы видим, что, на самом деле, они не имеют такого характера, часто вообще случайны, и понимались современниками прямо противоположным образом. Если мы, к примеру, понимаем век Перикла как «расцвет» культуры, то современники считали его самым ужасным для греков периодом их истории. Если мы возьмем, к примеру, сферу менталитета, то при первом приближении выявляем общие направления каких-то идейных традиций, перед нами возвышаются как «айсберги» творцы тех или иных традиций. Но, если присмотримся ближе, то выясняется, что эти творцы традиций часто абсолютно ничтожны как по интеллекту, так и по своим человеческим качествам, что в то время они таковыми не считались, а авторитетны были совершенно иные люди, которые, как сами убеждаемся, были действительно значительно выше по интеллекту и человеческим качествам этих творцов традиций. А часто бывает при более тщательном анализе, что направление их мыслей не было обусловлено какой-то «идеей», которой они «фанатично» следовали, а просто личными «склоками» со своими оппонентами, мелочными и меркантильными интересами, и их направление мысли, ставшее традицией, вообще было чисто случайным. ОПТИМАЛЬНЫЕ ДИСТАНЦИИ Как писал об этом эффекте Лейбниц в «Теодицее»: «…прекрасные рисунки представляются чем-то беспорядочным, пока их не удалят до належащей точки зрения или пока на них не будет смотреть сквозь определенное стекло или зеркало. (пар.147) надо развить Интересен здесь образ «слона» Рамакришны – человек вблизи слона может увидеть только его ноги, и только при отдалении он поймет, что это слон. Так же это имеет значение при рассмотрении культурных явлений в темпоральном измерении – явление адекватно понимается только тогда, когда наблюдатель становится достаточно отдален от изучаемого явления по времени, - если же он находится в ближайшем отдалении от этого времени, или же находится в самой «гуще» событий, то он не в состоянии понять его адекватно. Поэтому традиционная «дистанция» мыслителя от реальности, хотя и вызывает нарекания, крайне важна и необходима. Мыслитель должен быть «не от мира сего», - таким способом достигается максимально возможная объективность исследования. Он при исследовании не должен участвовать активно в формах общественной коммуникации, и только таким способом, как не странно, он получит возможность внести активную лепту в саму общественную жизнь. Потому-то традиционно считается, что истинный философ – это «отшельник-маргинал», что «женатый философ – это недоразумение» (Ницше) и т.д.

. 2. ГЕРМЕНЕВТИЧЕСКИЕ УЗОРЫ СКЛАДЧАТЫХ ТРОП

§3 МЕНТАЛЬНЫЕ КАРТЫ

2. АНАМОРФОЗЫ

3. ГОЛОГРАММЫ ОБРАЗА 

Наиболее полноценное понимание явление возможно только посредством рассмотрения явления-события с разных сторон, формируя голографическую картину понимания явления-события при помощи рассмотрения с разных позиций. Философия Ландшафта - это «тысычеглазый Аргус», а не убогий «одноглазый Циклоп». В. Налимов пишет следующее: «Мы должны признать, что вместе с ростом науки растет и наше незнание – не вульгарное, невежественное, а рафинированное, научно раскрываемое. Научный релятивизм, находящий свое выражение в множестве равноправных, но несовместимых гипотез, непрестанно расширяет спектр нашего познания. Мы начинаем видеть Мир через множество разноликих образов, доступных нашему сознанию. Знание, основанное на расширяющемся незнании, - это совсем особое знание, оно внекатегориально, оно не опровергаемо, а только расширяемо» (34, с.30). Т.е. целостный взгляд на явление возможен только на основе синтеза многообразных Точек зрения. Мнение, что сознание монополярно, ошибочно, еще Ж.-О. Ламетри писал о «мозговом экране». Этот «экран» состоит из множества центров понимания - монад, образующих «сетку» сознания. Такое видение родственно с монадой Лейбница, для которого монады, составляющие «полноту универсума», есть «живые зеркала»: «…всякая монада есть живое зеркало, наделенное внутренним действием, воспроизводящее универсум со своей точки зрения и упорядоченное точно так же, как и сам универсум» (25, с.405) 1. ТЕОРИЯ ПЕЩЕРЫ: СВЕТ ПРОСВЕЩЕНИЯ Известны аналогии «света» в отношении в познанию, эта аналогия получила распространение в западноевропейской ментальности со времен Плотина, само знание понимается как «Про-свещение». Когда мы хотим что-то объяснить, то мы стремимся «осветить» проблему или явление, которое является объектом объяснения. Мы делаем нечто «ясным». Незнание же – это «тьма», «не-ясность». Но было бы ошибкой считать, что такое понимание идет только с неоплатонизма, - с самых «пеленок» цивилизации, человек боялся тьмы, ибо она была неизвестна и покрыта тайной, он стремился к свету, где он мог ориентироваться и знать, как действовать. Начинает же он знать, как действовать, только благодаря освоению каких-то традиций. Традиция, которую он посредством «образования -инициации» осваивает, его «просвящает».

2. «КИНЕМАТОГРАФИЧЕСКИЙ» МЕТОД А. БЕРГСОНА

Начатки этого «кинематографического» типа мы имеем еще у Эпикура. Эпикур строил свою эпистемологию, отрываясь от идей Демокрита, на «эйдолах» - тонких оболочках, которые истекают от реальных предметов. Реальные предметы нам недоступны – мы их воспринимаем через «посредников» - «эйдолов». Именно целостный образ предмета создается на основе движения с бесконечной скоростью этих «эйдолов» Эта идея А. Бергсоном, который ввел в философию образ кинематографа для выражения мысли о том, что непрерывность иррационально, рациональность возникает лишь как «кинематографическая иллюзия», которая возникает при слиянии кадров-впечатлений в одно целое. Идеи А. Бергсона подхватил Ортега-и-Гассет: «История – если, конечно, эта наука следует своему истинному назначению – не что иное, как съемка фильма. Для истории недостаточно, избирая ту или иную дату, обозревать панораму нравов эпохи, - цель ее иная: заменить статичные, замкнутые образы картиной движения. Ранее разрозненные «кадры» сливаются, одни возникают из других и непрерывно следуют друг за другом. Реальность, которая только что казалась бесконечным множеством застывших, замерших в кристаллическом оцепении фактов, тает, растекается в полноводном потоке. Истинная историческая реальность – не факт, не событие, не дата, а эволюция, восозданная в их сплаве и слиянии. История оживает, из неподвижности рождается устремленность» (Ортега-и-Гассет Х. Эстетика. Философия культуры. М.. 1991. С.186)

3. МАЙЕВТИКА: РЕЖИМ ОПРАШИВАНИЯ

Известна «майевтика» сократического философствования. Многих удивляло, что в ранних диалогах Платона Сократ в диалоге совершенно не дает какого-либо определенного вывода, он лишь разглядывает проблему с разных сторон, иногда приходя к прямо противоположной изначальной точке зрения на предмет обсуждаемой проблемы. Что интересно, его оппонент же приходит к точке зрения, которой придерживался изначально сам Сократ. Это вызывает у многих раздражение. Но, на самом деле, это непонимание обусловлено непониманием сути философствования Сократа в режиме опрашивания вещи. Именно это было потом проанализировано академиками А затем и скептиками Новоевропейская философская мысль так и не дошла до понимания сути режима оглядывания. Декарт, а затем Э. Гуссерль, приняли другое – они приняли позицию радикального сомнения, которое утверждает о возможности полного отрицания. Но Сократ, академики и скептики в режиме оглядывания не отрицают, они опрашивают вещь с разных точек зрения, находясь в режиме не отрицания, а воздержания от окончательного суждения, признавая все точки зрения вероятными. В этом заложена их ландшафтная основа мышления. Ландшафтно мыслящий философ, действуя в режиме сократического мышления, не может отказать в существовании реальности мира, он просто воздерживается от окончательного суждения о нем. Интересен в этом отношении Р. Дж. Коллингвуд со своей концепцией логики «вопроса и ответа», которая, по всей видимости, была своеобразно использована его соотечественников А. Дж. Тойнби для построения культурологической концепции. Коллингвуд писал: «Значение, совместимость и противоречие, истинность и ложность – все это не относится к предложению как таковому, предложению самому по себе; все это относится к предложениям как к ответам на вопросы, ибо каждое предложение отвечает на вопрос, строго коррелятивный ему самому» (Коллингвуд Р. Дж. С.341). Вопрос «Что такое истина?» мучает человека постоянно. Кант о многоразличии истины…. Он имеет символическо-утопический характер. Тем не менее он определяет все движения ментальности. Существуют три режима познания. Первый режим – это режим упорядочивания фактического материала, режим логического мышления; второй режим – это режим эмпирического анализа, третий режим – это режим фальсификации. Этим режимам соответствуют известные теории истины. Первая теория – это когерентная теория истины, которая гласит, что истинно то положение, которое может выражено посредством непротиворечивых предложений вторая теория – это классическая корреспондентская теория истины, которая утверждает, что истина состоит в соответствии высказываний о предмете реальному предмету. Есть и третья, получившая распространение со времен К. Поппера, который утверждал истинность теории возможна лишь как серия таких положений, которая подвергаясь фальсификации, выдерживает.