Разбирая вопрос о возможности «союза» между мистикой и рациональным, мне хотелось бы достичь «предельного», «онтологического» уровня анализа названных феноменов. Первым шагом на этом пути необходимо ограничить сферу рационального с ее сущностной стороны.

Рациональность доступна каждому, желающему войти в ее сферу. Такая доступность является следствием «заинтересованности». Возможно только «заинтересованное» познание. Ведь познание всегда есть мотивированный, устремленный, имеющий направление процесс исканий.

Познавая, первоначально, мы совершаем операцию анализа. Она вызывается тем, что нас не устраивает синкретическая цельность апперцепции, как нечто внешнее нашей сущности. И мы направляем усилия на ее разрушение. Весь смысл этого разрушения состоит в том, чтобы разобрать на составные части стоящую за апперцепцией «действительность», противопоставить ее самой себе, обнаружить в ней противоречие. Отметая ситуации и тенденции, не устраивающие нас, стараясь их нейтрализовать, мы концентрируем усилия на активизации тенденций, соответствующих нашим жизненным потребностям. Мир, полученный в результате таких действий, представляет синтетическое отражение нашей собственной заинтересованности в бытии.

Другим следствие подобной заинтересованности является унификация методов и правил познания. Весь мир предстает перед нами как проявление скрытых детерминистских связей. Этот детерминизм «рационален» только потому, что он оформлен процессом, мотивированным из одного источника. Именно поэтому все связи и отношения становятся прозрачными и доступными пониманию, обеспечивая возможность последнему воплощаться в общезначимые и общедоступные результаты познания.

Понимая заинтересованность как сущностное, системообразующее начало рационального, я тем самым ограничиваю сферу его существования. Ведь заинтересованность есть не что иное как проявление глубинной, жизненноважной связи между существующим, реальным субъектом и окружающей ситуацией. Это уровень эмпирического, «частного» бытия.

Если рациональное является феноменом частного бытия субъекта в эмпирической ситуации, то становится понятным, почему процесс познания бесконечен и практически ценен.

Промежуточным выводом, к которому мы пришли в ходе нашего рассуждения, будет то, что рациональное познание, мотивируемое жизненными потребностями человека, не может претендовать на то, что оно и есть «подлинная» жизнь. Оно – всего лишь свойство, атрибут человеческого бытия.

Уже уровень частного бытия, выявляет внутреннюю недостаточность, противоречивость такого понимания рациональности. С одной стороны, очевидно, что происхождение норм (в том числе и логического) по которым осуществляется познание, вытекает из самой сути рационального как мотивированного, устремленного к достижению цели процесса. С другой, рациональность всегда исторична. Это объясняется тем, что субъект находится в ситуации, к изменению которой он также имеет непосредственное отношение. С изменением ситуации, меняется направление заинтересованности. Жизненные потребности модифицируются. Меняется их интенсивность, направление ит.д. В результате подобных изменений, одни нормы рациональности разрушаются, уступая место другим. О существовании различных типов рациональности, осведомлен каждый интересовавшийся этой проблемой. Сама историчность форм рациональности, свидетельствует о том, что она есть выражение более фундаментальных процессов.

Для обозначения этой фундаментальной реальности нелегко подобрать подходящие слова. Ясно одно, что термин «иррациональное», как однопорядковый рациональному, не подходит для этой цели. Другой термин «сверхрациональное», родился в недрах иного подхода, носящего имя «мистицизм». Поэтому логичным будет сделать следующий шаг в ходе наших рассуждений.

Определение понятия «мистика», данные в БЭС, ФЭС, Энциклопедии «Религия», Энциклопедии эзотеризма, представляются мне неточными. Они написаны людьми, хотя и очень эрудированными, но не имеющими опыта Откровения. Понимание мистики, авторами упомянутых статей, имеет своими источниками сравнительное религиоведение, сравнительную мифологию, сравнение эзотерических практик. Это типичный эмпирический подход в исследовании, который нельзя вменить им в вину, поскольку другого пути к пониманию проблемы у них и быть не может.

Мистика, в переводе с греческого,- таинственный. Таинственный имеет следующие значения: 1. Заключающий в себе тайну, загадочно-непонятный. 2. Являющийся тайной, скрытый, скрываемый. 3. Выражающий тайну, загадочность. Все эти три значения в аккумулированы Дионисием Ареопагитим в понятии «мистика», который, собственно и ввел этот термин в философский оборот. У Ареопагита, «мистика» имеет конкретное воплощение и обозначает не что иное как Божественный Мрак, который не доступен ни чувственному, ни разумному познанию. Вот, что он пишет в «Мистическом Богословии»: «…чем выше возношусь я мыслью к созерцанию умопостигаемого, тем уже становится горизонт моего видения; … погружаясь в сверхмыслимый Мрак, я… полнейшую бессловесность и безмыслие обретаю».

Находясь в Откровении, я испытывал тоже самое. Божественный Мрак, иная реальность, которая никогда, ни при каких обстоятельствах, не может стать ни объектом, ни стимулом для человеческой заинтересованности. В Божественном Мраке нечего «видеть» и если ты там долго находишься, то становится скучно. Как некая «однородность», эта «область» находится « вне зоны действия» рациональности. Все жизненные потребности, мотивирующие познание, попадая в ситуацию «однородного» становятся беспомощными. Поэтому «богопознание» - абсурд.

Богопознание – это мотивированная деятельность разума, ищущего возможность включить вновь открытые обстоятельства в сферу своих интересов. Оно – продолжение мирской практики разума. Отсюда проистекает такое почти бесконечное многообразие религиозных доктрин. В них слиты воедино философско-этические изыскания «пророков», «отцов основателей» и практические методы по «изгнанию» разума.

В основе религиозных и эзотерических практик лежит сознательный отказ от рационально-логических методов. Целью, которого является достижение экстатического слияния с Богом. Но одних усилий ищущих недостаточно для достижения Божественного Мрака. Обязательно для этого необходимо желание Бога. Он сам выбирает, кому открыться. Поэтому я скептически отношусь к их возможностям.

Для меня мистическая теология – сильнейший довод в пользу социального переустройства на принципах отречения от частного интереса в пользу бескорыстного желания помочь другим, формирования иного типа рациональности. Заинтересованность в бытии в этой новой рациональности должна быть основана на желании отдавать, делиться тем, что имеешь. Тогда отдавая, приобретешь во стократ больше. Ведь, если получше вдуматься, то наш мир не ошибка Бога, а продолжение Его стремления БЫТЬ. Для меня очевидно лишь одно: наша разумность, рациональность следствие и необходимое условие этого Божественного Мрака. Таково мое представление о союзе и природе рациональности и мистики.