В продолжение обсуждения вопроса «Что такое непосредственная данность и почему она не может обманывать?»
Вот например передо мной чашка. Вопрос: что есть в данном случае непосредственная данность? Либо ею является вот это «это», которое передо мной, либо же ею является «вот эта чашка» передо мной? Первая трактовка представляется какой-то пустой, совсем уж малоинформативной (как говорит Гегель: все «это» сливаются в одно неопределённое «это»). Вторая же вроде бы предполагает возможность обмана. Ведь данность «вот эта чашка» может, по идее, на поверку оказаться вовсе и не чашкой, т.е. оказаться совсем другой данностью, например «вот этот блик на полированной поверхности стола».
Чашка дана? Дана. В том, что она дана, в самом факте ее данности невозможно усомниться. Мы можем начать изучать эту данность, данность предмета, который мы назвали чашкой. Даже если чашка - это не чашка, а блик на столе. Но мы-то изучаем этот предмет как чашку! А с чего мы, собственно, взяли, что это чашка? Вероятно с того, что зафиксированная данность совпала с идеей, со смыслом чашки. Точнее, в данности нам явлена идея чашки. Можно даже сказать, что данность мы видим идеей чашки. Тогда что же мы изучаем? Что для нас является предметом? «Вот это» или смысл этого? Чашка или ее сущность? Если чашка, то мы занимаемся не философией, поскольку предмет философии — сущность вещей. Но ведь сущность вещей дана непосредственно. Пусть мы видели не чашку, а блик на поверхности стола, но пришли-то мы к сущности чашки, по той простой причине, что и исходили из нее. Разве с учетом вышеизложенного можно сказать, что кто-то или что-то нас обманывает?
__________________________
Комментарии
Совершенно верно.
А "сущность" чашки чем-то отличается (если да, то чем?) от чашки, как она есть "сама по себе" в действительности (реальности)?
Чашка как сущность мыслится, чашка как факт ощущается. "Чашка сама по себе" есть, во-первых, вышемысленная самость вещи, а во-вторых - мыслимая сущность.
По-моему термины весьма туманны.
1. Сущность вещи.
2. Фактичность вещи.
3. Вещь "сама по себе".
4. Мыслимая самость вещи.
5. Мыслимая сущность вещи.
Для ясности этой темы придется точно определять каждый из этих пяти терминов, и их соотношение между собой.
Например: как соотносится "сущность вещи" с "мыслимой сущностью вещи" (или это одно и тоже)?
Ничего туманного, обычные термины. Только вы зачем-то перечислили в Вашем списке то, чего я не называл. Мои термины:
Первое и второе суть "вещь сама по себе".
Вообще-то, чашка как сущность не только мыслится, но и ощущается (как и все остальные мысли), являясь эталоном с которым сравниваются непосредственные ощущения.
1. Если данность уже названа "чашкой", то она уже не непосредственная, а такая, которая берется под эйдосом, понятием "чашки". Роман это хорошо описал.
2. Но мы-то пытались говорить о непосредственной данности! Непосредственной данностью является внутренние чувства, например, боль, страх, волнение - различные переживания или со стороны внешнего чувства - нерасчленненная "картина" созерцания во всей своей полноте, где отдельные ее моменты существуют только исчезающим образом. Это не значит, что в этой "картине" нельзя ничего найти самотождественного, равного себе. Скорее дело в том, что само это равенство себе, самотождественность дает миру сознание, а следовательно, здесь мы имеем дело уже с чем-то опосредованным.
3. Опосредованная данность, мир как он выступает в восприятии как мир вещей - это уже не непосредственная данность. Именно в этом мире существуют чашки и т.д. - т.е. нечто отдельное от общего контекста мира и в то же время равное себе.
4. Вся штука состоит в том, что о непосредственной данности ничего конкретного сказать нельзя (Гегель в своей "Феноменологии" это хорошо описал), поскольку высказанное - это уже опосредованное. Непосредственное дано только в опыте непосредсвенности - безмолвном созерцании нерасчленной "картины" мира или во внутреннем переживании. Пока Вы созерцаете или переживаете Вам доступно непосредственное, как только Вы начинаете о нем говорить или думать - Вы из него выходите.
5. Именно поэтому, непосредственность для нас есть нечто неестественное, мы не можем смотреть на мир первозданными глазами, мы всегда в некотором контексте - языке, мысли, деятельности. Не будешь же в самом деле безмолвно медитировать, чтобы жить контекстом мира, а не своим?
6. Но непосредственность нам важна, как позиция к которой мы можем обратиться в любой момент!
Роман говорит, что вещь даётся нам непосредственно в своей сущности, то есть в эйдосе. Эйдос же вовсе не есть понятие вещи, а её самосущий смысл, который может переживаться вполне непосредственно нашим умом, причём до всякой рефлексии о самом этом переживании.
Но ты же говоришь о ней, причём вполне конкретно, отличая её, например, от опосредованной данности.
1. "Эйдос" и "понятие" я не отождествляю, скорее то и другое различные способы, каким данное берется как смысл. Вы сами пишите, что эйдос - это "самосущий смысл". Другое дело, что смысл никогда не существует отдельно от некоторого контекста смыслов. Например, "красное", подразумевает все другие цвета, а также смысл "цвета" вообще, "верх" подразумевает "низ", "право", "лево", "положение" и т.д.
2. В силу этого, смысл, конечно, может переживаться, но сам по себе не является непосредственностью. Тем более, все, что дано уму (не сознанию, а для мышления) уже тем самым, осознанно во многих отношениях, опосредовано.
3. И, наконец, Ваше остроумное замечание, что о непосредственности я говорю, бьет мимо цели, поскольку я говорю о понятии непосредственности, которое имею и которое соотношу с понятием опосредванного. На сама непосредственность как она есть этим никак не затронута. Чтобы в самом деле перейти к непосредственности я должен замолчать и направить свое внимание на чувственную, созерцаемую данность.
Вполне возможно. ;)
Верно.
усомниться нельзя не в данности чашки, а в ощущении данности
Когда ты смотришь на чашку, на что направлена первичная интенция твоего сознания? На саму чашку или на твои ощущения?
1. Изначально ты видишь нечто в горизонте - плотное внутри менее плотного (воздуха). Это нечто и дано первично - как целое опыта, как целостность горизонта, картины созерцания.
2. Но мы так к миру не подходим, это искусственная позиция. Мы всегда уже в некотором культурном контексте и видя "нечто чашкоподобное" видим в ней "чашку". Для нас, культурный контекст является в смысле реального опыта чем-то более близким и в этом смысле первичнее.
3. Но следует науку отличать от культурной практики - ведь в науке важно зафиксировать откуда идет данность, а не то, как она выступает также в культурных (знаковых) контекстах. В смысле науки - первично некая нерасчлененная данность, а ее культурное значение - "чашка" - нечто вторичное, уже опосредование.
Вот: "плотное внутри менее плотного", - это, мне кажется, уже ближе к "непосредственному". "Плотное" - это КАЧЕСТВО. Качества и есть те "кирпичики созерцания", на которые мы можем "раздробить" мир (и все чашки в этом мире, в том числе). Чашка - это слишком сложный феномен, чтобы оказаться "непосредственным". Есть нечто "плотное", "непроницаемое", "протяжённое", "белое" и т.д. А совокупность этих созерцаемых качеств (предположим, мы их "сопряжём" между собой на основе "чстых рассудочных понятий" - это какое объяснения механизма сопряжения качеств кому понравится - но мы, так или иначе, их сопряжём, то есть совершим такой целенаправленный акт) уже и окажется некоей целостностью - "чашкой".
Ну и вот. "Непосредственней" КАЧЕСТВ, вроде бы, ничего нет. Что может быть непосредственнее, чем "светлое" или "тёмное"?
И вот уже говоря о КАЧЕСТВАХ, мы и приблизились к античному вопросу о "сущности вещей". Откуда происходят качества? Куда исчезают качества? и т.д. - ответить на эти вопросы и означало для античных философов "познать сущность вещей".
Итак, вопрос свёлся к следующему: есть ли КАЧЕСТВА - непосредственное?... ...
Agvares пишет:
Подойдем с другой стороны.
Когда ты сомневаешься в том, дана чашка или не дана, ты сомневаешься в данности чашки или в данности своих ощущений? Думаю, что первое.
Но чтобы сомневаться в данности чашки, чашка должна быть как-то дана, ибо в противном случае непонятно, в чем мы вообще сомневаемся.
Следовательно, сомневаться в данности чашки можно только в том случае, если чашка дана тем или иным способом.
Разумеется, я сомневаюсь в данности чашки. Однако, как показывает рефлексия, чашки может на её предполагаемом месте вовсе и не быть, потому целесообразнее сомневаться именно в ощущении.
В том-то и нюанс, что это самое "нецелесообразное" сомнение "выключает", "выносит за скобки" фактичность чашки (т.е. существование чашки как вещи) и мы остаемся с непосредственно данным смыслом чашки, который сам по себе, так скажем, внесомнителен.