[Поэтико-философско-проблематический набросок]:

Сложное стилистическое единство русской религиозно-философской традиции характерно прослеживается в многообразии подчас противоречивых подходов к истолкованию метафизического смысла творчества, ибо «творческое восхождение» личности, как и догматически основательный опыт религиозного «обращения», представляются предельными формами размыкания горизонтов наличности («касания миров иных» Ф.Достоевский).

Творчество архетипически понимается как опыт преображающего «восхождения» человека к «положительной основе бытия», опыт конкретного событийно-личностно-синергического делания, предполагающего внимательно-сообщительную обращенность к Трансцендентному Сущему и проективное совмещение личной судьбы человека с его социально-культурным обстоянием и судьбой самобытно осваиваемого мира. Фундаментальность творческих задач человека своеобразно определяется в проекте особой культуры, формирующей тип жизнеустроения и стратегию мироотношения в створе сакрально-целостного восприятия универсума реальности, ответственного «самостояния» в универсальной интеллигентной открытости бытия, стяжания нетварных энергий, «собирания» и преображения форм жизни.

«Творческое восхождение» личности в этой парадигме означает именно сотворчество в смысле «Господу содействующе»; раскрытие синергических потенций исконного человеческого достояния - благодатно-восприемлющей свободы становится исполнением креативных интенций соборно-личностного самоопределения человека, «усовершением» форм нравственной, познавательной и эстетической активности, направленной на бытие в его лично-образно доступном и совместно («соборно») обретаемом целом.

Выступая универсальным планом целобытийной действенности человека, соборно-личностное самоопределение держится активным, веросознательным «замысливанием мира», опирается на интуицию всеединого смысла - «осмысливающего основания» жизни, интуицию сродности неслиянных онтологических горизонтов, раскрывает и преобразует мотивы творческой активности человека, высвобождающей энергию устремительного преодоления разобщенности «Земного» и «Небесного», в плане ее (творческой активности) идеального задания - совершенной образной артикуляции и энергийно-символического претворения этой исходной интуиции в «творческое произведение» - в идеально-эйдетическое обличение реальности, в творчески производимое открытие и привнесение смысла и ценностей в само осваиваемое так Бытие, доступно открывающееся, несущее и воплощающее личный образ каждого из самосознательно обращенных к его символически кажимой, креативно-источной цельности.

Творчество в стихии человеческой смысло-жизне-деятельности выступает как опыт интеллигентно выстраиваемого, в религиозной парадигме личного самосознания развиваемого жизненно-активного обретения человеком себя в конкретной полноте и органически-сплошном единстве «цельного бытия», в непосредственно переживаемой, образно зримой и со-вестливо открывающейся реальности, экзистенциально укореняющей человека и удерживающей мир энергиями своего сверхсущего обличения, абсолютного творческого динамизма субстанциально-личностной перспективной глубинности, опознаваемой в образе живого личного Бога.

В условиях возможности религиозно осмысленного творческого акта - "целомудренное" - превосходящее наличность соизмерение уникально-самобытного примирного человеческого существования с положительно всеобъемлющей целостностью бытия, выдвижение в перспективу жизненно-полноценного самоосуществления личности - интеллигентного станов-ления в заданный и опознанный «образ» личного совершенства и «полноты освященной жизни».

Однако реально сложные отношения мыслителей русского религиозно-философского ренессанса с ортодоксальной церковью являются особенным примером обнаружения проблемности в соотношении творческой жизни культуры и религиозной традиции. Достижение свободы - открытости самобытия, и «просвещение» как достижение прозрачности ведения оснований собственной разумности сопряжено с прохождением по граням очевидного противоречия, осознанного в дихотомии религии и культуры, догмата и истории: устроение целостного строя жизни по канонам ортодоксальной религиозно-догматической традиции может обернуться не "снятием" культурно-исторических содержаний во всеобщности религиозного просвещения, а вытеснением осуществленных ценностей и релятивизацией уникального культурного достояния, наполняющего и скрепляющего жизненный мир. Прихождение через личностное своеобразие к конкретному единству - идея понятная Христианину, верующему в Бога-Троицу. А мера существенности личностного своеобразия определяется приверженности пути "воипостазирования" природы человека, т.е. со-причастливо-благодатного становления Личностью.

Но своеобразие исторической культуры - именно в силу творческих моментов дарованной свободы - всегда ИЗБЫТОЧНО! Поэтому и плевался Толстой при виде «Мадонны с младенцем» Рафаэля («просто девка!»), хотя сам же и просил: "Ве-рую, только не заставляйте молиться".

Вопрос же в радикальной постановке индуцирует критическую антиномию: преображающее "снятие" или тотальная релятивизация, т.е. сбрасывание "ветхих одежд", которое оборачивается в пределе отказом от своего культурно-исторического достояния?

Но и в секулярных новомессианско-просветительских проектах ключевым моментом "рационализации жизненного мира" полагается достижение рефлексивной прозрачности оснований значимого самополагания, и как следствие - вымывание традиционных сакрально-ценностных смыслов жизни и утрата экзистенциальной целостности.

В русской же мыслительной традиции секулярной автономизации сферы культурного творчества противостоит представление культуры как исторической среды религиозного поиска (!), - в этом видится начало апологии культуротворческого опыта, изначально мотивированной стремлением совместить догматический и рефлексивный, символический и практический планы понимания нравственно-религиозного принципа «цельной жизни»."