Парменид. Поэма О природе. Предварительные замечания
Что есть бытие само по себе, есть ли что-либо помимо бытия, в чём состоит истина бытия или бытие истины, каковы признаки или свойства истинного бытия, что значит тождество мышления и бытия, чем мышление отличается от мнения, какова природа философского знания и познания — всё это важнейшие философские вопросы. Интерес к их решению никогда не угасает, но все они впервые были поставлены «пророком истины, сделанным из железа» (Фр. Ницше), «дивом глубокомыслия» (А. Галич), «твёрдокаменным рационалистом» (Скирбекк и Гуннар), «знающим мужем» (Парменид сам о себе), мыслителем VI - V веков до н.э. из Элеи Парменидом. Многие исследователи относят поэму Парменида «О природе» к разряду дидактических произведений, поскольку в ней не представлено какое-то застывшее, раз и навсегда устоявшееся учение, поэма учит тому, как нужно правильно мыслить, философствовать. По «учебнику» парменидовской философии учились Зенон Элейский, Платон, Аристотель, неоплатоники, М. Хайдеггер, В.В. Бибихин и многие другие философы. Если и можно философию досократиков назвать «начальной школой» философской мысли, то только в том смысле, на который указывал Мартин Хайдеггер в курсе лекций о Пармениде: Анаксимандр, Гераклит, Парменид стоят у самого Начала, рядом с Истиной, поэтому они ближе к Истине, чем мы, отдалившиеся от неё на два с половиной тысячелетия. Согласно В.В. Бибихину, единственная, необходимая цель философии (чтения философии) — это «воскрешение отцов», т. е. обращение внимания к началу, к «отцам». Можно конечно же по-своему, по-новому решать вопросы о бытии, об истине, о тождестве мышления и бытия, но всегда эти «решения» будут лишь замками из песка, философским сиротством, пока не будут поняты данные вопросы в их изначальном смысле.
Приступая к прочтению поэмы Парменида, я ставлю перед собой ряд целей. Первая, самая масштабная и труднодостижимая цель — провести некоторую ревизию толкований поэмы Парменида (ограничусь только отечественными комментариями и переводами), оставив пусть и несколько, но серьёзных, целостных интерпретаций. Вторая цель — попытка разобраться в тех противоречиях, тёмных местах, которые возникают при понимании поэмы. Достижение и этой цели кажется для меня делом маловероятным. Остаётся третья цель — получение важного опыта работы с философским текстом.
В качестве методологических установок полагаю для себя следующие три принципа. Первый — принцип историзма, который заключается в том, чтобы не приписывать изучаемому мыслителю идеи, возникшие и свойственные другим, более новым историческим эпохам. Например, платоновское учение о бытии, хотя и ссылается в своей аргументации на учение Парменида, принадлежит иной исторической эпохе и не может быть использовано для понимания парменидовской философии. Нужно также учитывать философские позиции тех авторов, благодаря которым поэма Парменида сохранилась до наших дней.
Второй методологический принцип я обозначаю как принцип филологической интерпретации, который состоит в выявлении внутренней формы слов, во вчитывании в текст, в вслушивании в язык философствования. Филологическая интерпретация хотя является необходимой, но не достаточна, поскольку в таком случае всё ограничивалось бы добротным переводом текста, рассматриваемого как исторического памятника или музейного экспоната.
Третий принцип — принцип исторической интерпретации должен показать жизнь, историческую драму тех философем, которые можно вычитать из поэмы Парменида, проследить их модификацию в культурно-историческом, социально-политическом, интеллектуальном аспектах. Удачнее всего историческая интерпретация понятия алетейя-истина показана М. Хайдеггером в курсе лекций «Парменид». Другой пример исторической интерпретации учения Платона об идеях можно найти у А.Ф. Лосева в «Очерках античного символизма и мифологии». Историческая интерпретация, на мой взгляд, есть высший уровень философской интуиции, который для меня пока ещё не достижим, поэтому оставляю принцип исторической интерпретации в стороне, ограничиваясь только собственным, субъективным пониманием философских положений поэмы.
Главным источником изучения поэмы Парменида «О природе» является сам греческий текст. Поскольку имеется множество разночтений и переводов поэмы, причём разногласия не ограничиваются только техническими моментами перевода, то для сравнения я взял несколько доступных для меня переводов. Во-первых, это классический немецкий перевод поэмы Германа Дильса и Вальтера Кранца (Diels H. Die Fragmente Der Vorsokratiker, Band 1, 1960), который примечателен тем, что там немецкий перевод идёт параллельно с греческим текстом поэмы. Во-вторых, перевод на английский язык Джона Барнета 1892 г. Вообще в зарубежной исследовательской традиции парменидоведения существует множество переводов и комментариев, которые постоянно обновляются. Проанализировать хотя бы важнейшие, самые серьёзные из них не представляется возможным, тем более что обзоры иностранных толкований поэмы хорошо представлены отечественными учёными (см. ниже). Важным источником в понимании философии Парменида является текст лекций о Пармениде, прочитанный Мартином Хайдеггером во Фрайбургском университете в зимнем семестре 1942-1943 года (Хайдеггер М. Парменид. - Спб.: «Владимир Даль», 2009). Хотя эти лекции посвящены в основном рассмотрению понятия «алетейя», но в них можно найти много интересного относительно прочтения (услышания) положений и терминов парменидовской поэмы. Оригинальный комментарий и целостный анализ поэмы Парменида дан учеником М. Хайдеггера Жаном Бофре (Бофре Ж. Диалог с Хайдеггером в 4-х книгах. Книга 1. - Спб.: «Владимир Даль», 2007).
Что касается отечественных переводов поэмы, то одним из первых является перевод Александра Осиповича Маковельского (Маковельский А. Досократики. Часть вторая (Элеатовский период). - Казань: Издание книжного магазина М.А. Голубева, 1915), где наряду с переводом даётся анализ толкований фрагментов поэмы различными учёными того времени. Более новый перевод поэмы представлен советским историком философии Михаилом Александровичем Дынником. Наиболее адекватным русским переводом в настоящее время большинством признаётся перевод (а точнее два перевода, включая поэтический) Андрея Валентиновича Лебедева (Фрагменты ранних греческих философов. Ч. I: От эпических космогоний до возникновения атомистики / Издание подготовил А.В. Лебедев. М.: Наука, 1989. - 576с.). Интересным, а в некоторых местах наиболее правильным, является поэтический перевод одного из ведущих специалистов по античной поэтике Михаила Леоновича Гаспарова (Гаспаров М.Л. Эллинские поэты VIII – III вв. до н.э. - М.: Ладомир, 1999).
Некоторые полезные замечания относительно Парменида можно найти у Алексея Фёдоровича Лосева (Лосев А.Ф. Словарь античной философии. - М.: Издательство «МИР ИДЕЙ», АО АКРОН, 1995). Оригинальное разрешение спорных моментов философии Парменида даёт Мераб Константинович Мамардашвили в своих лекциях по античной философии (Мамардашвили М.К. Лекции по античной философии. - М.: «Аграф», 1999). Обзор как отечественных, так и зарубежных исследований учения Парменида представлен в монографии Алексея Сергеевича Богомолова «Диалектический Логос: Становление античной диалектики» (Богомолов А.С. Диалектический Логос: Становление античной диалектики. - М.: Мысль, 1982). Геннадий Владимирович Драч в своём исследовании по рождению античной философии обнаруживает политические, правовые, культурные связи с учением Парменида, здесь также можно найти обзор толкований важнейших мест поэмы различными учёными (Драч Г.В. Рождение античной философии и начало антропологической проблематики. - М.: Гардарики, 2003). Я не касался исследований по вопросам был ли Парменид диалектиком или метафизиком, родоначальником идеализма или материализма, поскольку в таком случае нарушается принцип историзма.
- marall
- Для комментирования войдите или зарегистрируйтесь
Философский штурм | Совместное философское творчество © 2006-2014
Сайт представляет собой площадку для функционирования философского интернет-сообщества, участники которого заинтересованы не только в индивидуальном, но и в коллективном философском творчестве.
Комментарии
Круто! И куда мы катимся? Вот древние многое "понимали" и их "понимание" привело к нашей ущербной цивилизации. Да, куда нам до них! Наплодили "сирот", а мы эти достижения "ложкой" хлебаем. Или они "ни причем"? Были умницами, да только их никто не слушал. Так? Видимо их мысли были такими глубокими, что остались внешними для подавляющего большинства?
Знаете, Алексей, думать над древними текстами необходимо, но наше понимание всегда нагружено предрассудками, которые мы разделяем со своей эпохой. Нет этих предрассудков, значит нет и понимания. Другое дело, что вчитываясь в тексты, размышляя над ними мы создаем новую эпоху. В этом и состоит смысл нашего общения сквозь глубину веков. Они были не лучше нас, они были другими. И приобщение к образу их мышления, заставляет нас по иному смотреть на наши стереотипы.
Согласен. Но у древних есть одно преимущество перед нами: их стереотипы были только их стереотипами. А наши стереотипы построены на стереотипах наших предшественников, а тех, в свою очередь, на стереотипах их предшественников и т.д. Представляете, под какими слоями стереотипов похоронена истина? Вот я и хочу показать, что вот это: стереотипы этой эпохи, а вот это - той, а это - третьей. Так, путём исключения стереотипов, думаю, можно и до истины докопаться.
Алексей, вы меня извините, но истина существует через мнения, предрассудки, через то, что называется культурой. Предрассудки древних, современные предрассудки они одинаково "удалены" от жизни и истины. Любое понимание не возможно вне культуры, вне накопленного опыта общества, вне предрассудков. Позволю себе обратить ваше внимание на следующее. Человек родился. Он еще не социализирован, не адаптирован, у него еще нет стереотипов и предрассудков. Он, что, ближе к истине? Нет. Он, если он один, просто погибнет. А жив он только тем предрассудкам, опыту, которое общество накопило. Если таким образом дело и обстоит, то тогда истина, как и жизнь, сопряжена с нашими исканиями, шевелениями, борениями... А это означает что все наши стремления к вечной и счастливой жизни одновременно и истинны и ложны. Истина - процесс, завершение процесса - ложь. Соответственно, надо принять временность и процессуальность нашей жизни, принимать в жизни деятельное участие, но не держаться за нее любой ценой, освобождать место новому и свежему... Истина - это душевное здоровье. И в древности и сейчас были такие люди. Вы же хотите абсолютизировать какой-то опыт, противопоставить ему другой. А это и есть дорога в никуда.
Продолжение
Наибольшую помощь в понимании (или непонимании) текста поэмы Парменида, мне оказал, во-первых, курс лекций «Чтение философии» прочитанный Владимиром Вениаминовичем Бибихиным на философском факультете МГУ в 1991-1992 годах (Бибихин В.В. Чтение философии. - СПб.: Наука, 2009). Весенний семестр этого курса был полностью посвящён прочтению парменидовской поэмы, хотя там практически не рассматривается вторая часть поэмы, где приводится космогоническая модель «мнения смертных». Во-вторых, это книга Анатолия Валериановича Ахутина «Античные начала философии», где прослеживается особый взгляд автора, основанный на диалогике В.С. Библера (Ахутин А.В. Античные начала философии. - СПб.: Наука, 2007). В-третьих, подробный анализ введения поэмы Парменида. снабжённый филологическими, историческими, религиозными примечаниями даёт Т.В. Антонов в статье «Парменид: путь философа к истине» (Антонов Т.В. Парменид: путь философа к истине // AKADHMEIA: Материалы и исследования по истории платонизма. — СПб., 2003. — Вып. 4.). Автор здесь склоняется к мысли о том, что во введении речь идёт о мистическом откровении, переживаемым Парменидом.
Поэма Парменида «О природе» сохранилась в 19 фрагментах благодаря афинскому неоплатонику VI века Симпликию Киликийскому, видимо к тому времени текст поэмы представлял собой большую редкость (Комментарии к трактатам «О небе», «Физика»), руководителю Платоновской Академии V века Проклу Диадоху (Комментарии к «Тимею» и «Пармениду»), христианскому апологету II века Клименту Александрийскому (Строматы), представителю позднего скептицизма II века Сексту Эмпирику («Против учёных»). Можно заметить, что интерес к поэме проявляли в первые века нашей эры преимущественно неоплатоники и скептики. XVI фрагмент поэмы приводится Аристотелем в «Метафизике» (Метафизика, Г 5), отдельные сведения о поэме можно найти у Платона, Плутарха, Галена, Целия Аврелиана. Поэму обычно делят на три части: 1) введение, представляющее собой I фрагмент, состоящий из 32 строк (первые 30 строк приводит Секст Эмпирик, 28-32 — Симпликий), 2) путь истины, считается, что эта часть сохранилась почти полностью (II — 52 строки VIII фрагмента), путь мнения, о котором дошла до нас только малая часть в отдельных обрывочных фрагментах (окончание VIII — XIX фрагмента). По мнению Г. Дильса от первой части, пути истины, осталось девять десятых, а от второй части — одна десятая. До сих пор ведутся споры о структуре и порядке расположения фрагментов.
Большинство исследователей относят поэму Парменида к жанру дидактической поэзии. За исключением введения поэтическая техника Парменида большинством признаётся неудачной. Однако, Дж. Магаффи отмечает замечательный полёт фантазии и истинный поэтический огонь в поэме (Маковельский А. Досократики. с.19-20). Замечая строгое изложение философских положений, облечённых в поэтическую форму, Т.В. Антонов приходит к выводу, что «с одной стороны, Парменид пользовался поэтической формой для метафорического выражения мыслей, а с другой –– он оставался приверженцем четкого и последовательного изложения своих основных положений. Таким образом, налицо комбинированный подход к изложению своего учения, сочетающий в себе буквальный и переносный смысл» (Антонов Т.В. Парменид: путь философа к истине). Согласно М. Хайдеггеру у Парменида «слово произносится неповторимым образом, и неповторимо совершается речение. Поэтому в дальнейшем изначальное слово Анаксимандра, Парменида и Гераклита мы будем называть речением этих мыслителей. Под «речением» подразумевается целое (das Ganze) их сказывания, а не только отдельные тезисы и выражения» (Хайдеггер М. Парменид., с.18). В.В. Бибихин, указывая на Платона (его перевод «Теэтета») говорит о «глубине совершенно подлинной», понимая её как «родное, родовое знание» и якобы от лица Платона советует: «не надо, не трогайте Парменида; едва ли вы поймёте даже самые слова, которые он говорит, тем более уже мысль; слишком всё это родное, семейное дело, слишком надо в него глубоко врасти» (Бибихин В.В. Чтение философии., с.351).
Нетрудно заметить, что текстологически Парменид создаёт свою поэму, особенно это видно по введению, в духе эпоса Гомера и Гесиода (А.В. Ахутин обнаруживает множество параллелей именно с «Одиссеей» Гомера). Эпическая ткань повествования, согласно А.В. Ахутину, сразу пробуждает эпическую настроенность внимания, направленного на бытие: «бытие, искомое «логосом» мысли, содержится в поэтике эпоса» (Ахутин А.В. Античные начала философии., с.573). Эпический взор отправляет (направляет) внимание к самому началу: «эпос с самого начала содержал в себе это «тождество» мышления и бытия: божественно всеобъемлющего внимания всеобъемлющей божественности бытия» (там же, с.574). Эпическая истина возвещает о мире в целом (мире как целом): «эпос не гимн героям или богам, не культовая песнь и не молитва — это образ всего в целом, как-то содержащий всё, «что было, что есть и что будет». Целый мир — целое мира» (там же, с.575).
Если присмотреться к каждой части поэмы отдельно, то можно заметить, что введение действительно написано согласно традиции эпической поэзии. Оно, видимо, имеет целью настроить мышление читателя, обратить его внимание на то, что речь пойдёт об очень важных, изначальных вещах, об истине, о бытии в целом. Первая часть — путь истины, представляет собой наставления, поучения богини юноше (куросу). Изложение ведётся в форме вопросов и строгих, построенных согласно дедукции, ответов, причём, богиня иногда негодует, а иногда сожалеет о беспомощности смертных. Третья часть — путь мнения, есть красивая космогония, причём не ясно, приводит ли Парменид свою собственную модель происхождения мира или пифагорейскую, или обобщает взгляды своих предшественников и современников.
Поэма носит традиционное для того времени название «О природе». Собственно о «природе» как физике у Парменида речь идёт только во второй части, которая самим автором признаётся «лживым строем стихов». Может быть под «природой» древние греки понимали бытие как целое, как первоначало. Усматривая сущностную связь между «фьюсис» и «летейя», которая сокрыта для сознания современного человека, М. Хайдеггер заключает: «Указание на эту взаимосвязь удивляет, но если «фьюсис» означает восхождение, вступающее в несокрытое, и не имеет ничего общего с тем, что мы подразумеваем под «ratio” и «природой»; если «фьюсис» столь же исконно означает то, что означает «летейа», то почему бы в таком случае дидактическую поэму Парменида, в которой говорится об «летея», не назвать «Peri fuseos”, то есть «О восхождении в несокрытое»?» (Хайдеггер М. Парменид., с.301).
От себя замечу. Как только появляется чувство, что уже ухватил путеводную ниточку, ведущую к пониманию философии Парменида, что ещё чуть-чуть и всё разрешится само собой, всё сложится в одну простую формулу, то стоит только задуматься, внимательно присмотреться и с ужасом, подобным как в «Превращении» Ф. Кавки, узнаю, что я — паук, и это вовсе не путеводная спасительная ниточка, а липкая нить, исходящая из меня самого. А Истина Парменида так и осталась на недосягаемой высоте (или глубине). Сократ о Слове (Логосе) Гераклита сказал: «Что понял — великолепно, чего не понял, думаю, тоже, а впрочем, нужен прямо-таки делосский ныряльщик». Истина Гераклита и Парменида подобна прекраснейшей жемчужине, которая лежит глубоко-глубоко под водой. Только воды гераклитовского Слова мутные, тёмные, а парменидовского - предельно светлые, прозрачные. Много было искусных, храбрых ныряльщиков за жемчужиной Истины-бытия, но никому не удалось достать её со дна. Вот она лежит на дне, её видно, вода абсолютно прозрачная, а не достать: очень глубоко. А зачем обязательно доставать? Что даст обладание жемчужиной? Богатство? Могущество? Власть? Знания? И все это в превосходной степени, абсолютно! А жемчужина (Истина-бытие) смотрит со дна и видит как множество ныряльщиков прыгают сверху за ней, многие тонут, многие возвращаются обратно на поверхность, все оказываются беспомощными... Может, потому что не того хотят? Не видят самой жемчужины, а видят только богатство, могущество, власть или знания. Действительно, двухголовые. Но Пармениду-то удалось! Как смог? Какой-такой путь отыскал? Может, откровение какое? Сомнительно. А может просто подошёл к воде, увидел жемчужину, да и написал поэму: о себе, о жемчужине, о том, что она ЕСТЬ, что о ней думает, что раньше думал... И жемчужина Истины-бытия засветилась, ожила, как бы даже протянула Пармениду свою десницу, словно говоря «Радуйся!».
Нил со дна, поднятый неудачными ныряльщиками, похоронил жемчужину под толстым слоем... Что нам остаётся делать? Можно только, вооружившись собственным воображением и жалкими остатками в виде фрагментов, попытаться воссоздать образ Парменида, заглянуть в его сияющие глаза и увидеть в них ту самую жемчужину Истины-бытия.