ПРЕДВАРИТЕЛЬНЫЕ НАБРОСКИ. Опять безобразно скопировалось. Не поймешь..Наброски ведь. Сойдет..Не докторскую защищаю.. goriainovs13@mail.ru

Смысл состоит в том, что применяется понятие(концепт) ландшафт. Не только для природы, но и для ментальности и культуры. Менталитет-это такое же ландшафт, состоит из многообразных форм, "вершин" и "низин", разных "климатических" зон, разной степени "новизны", но все они представляют системное единство менталитета.. 

ГОРЯЙНОВ С.А. ФИЛОСОФИЯ ЛАНДШАФТА. ПРОЛЕГОМЕНЫ К ФИЛОСОФИИ XXI ВЕКА.Самара 2002 ЧАСТЬ I ЧТО ТАКОЕ ФИЛОСОФИЯ? ВВЕДЕНИЕ: ФИЛОСОФИЯ ЛАНДШАФТА – ЭТО ФИЛОСОФИЯ ТРЕВОГИ В наше время в России, как и в недавнее прошлое, крайне тяжело философствовать. За недостатком «героев» философии место опять заняли новые «каплуны» (см. М.Е. Салтыков-Щедрин). Эти «новые» философы- «каплуны», не устраивая «Спора о древних и новых», прекрасно примирились с «древними» философами; и это закономерно, ибо их объединяет одно и то же. «Древние» в своей основной массе были создателями пустых спекуляций, под «шумок» которых можно было издеваться над народом давно предавшей идеи социальной справедливости партийной элите. «Новые» же стали создателями таких же пустых спекуляций в русле наиболее уродливых философем XX века, очень выгодных для «демократов» - этих новоявленных «цивилизато¬ров - ташкентцев», ибо под их «шумок» им удобно разваливать отечественную науку, разрушать российское общество и «шарить по карманам» несчастного народа. Эти новые «философы-каплуны» выработали философский «винегрет» из смеси идей «с булавочную головку» - венца «новоглуповского» миросозерцания. Они «судачат и подглядывают», и напряженно охотятся за «катышками», а кому более всего везет, – то и за «кашей из грецких орехов с творогом». Но они ничего не создают, оп¬равдываясь, что, мол, и зарубежная философия находится в таком же состоянии фи¬ло¬софствующего «глуповского распутства». И в этой ситуации тотальной мафии философствующих «ка¬п¬лу¬нов», даже са¬мый задиристый философ - «петушок» опустит свой «гребешок»… Наше время напоминает время в Российской империи 80-х годов XIX века. Напоми¬нает не в луч¬шую сторону, ибо предшествующие этому времени 60-е годы XIX века - годы рос¬сий¬ской «перестройки» XIX века, по крайней мере, породили «Писаревых» и «Лавровых», дали новый импульс развитию российской науки и экономики, а годы но¬вой «пере¬стройки» в конце XX века напоминают уже «фарс»: они не породили никого, привели к развалу российской науки и экономики. Симптомы и характерные черты, похожего на наше время начала XXI века, того «за¬стойного» времени после «буйных шестидесятых» М.Е. Салтыков-Щедрин подметил еще в 1874 году. И об этом времени он писал следующее: «Бывают такие минуты зати¬шья в истории человеческой общественности, когда человеку ничего другого не остается желать, кроме тишины и безвестности. Эти минуты, когда деятельная, здоровая жизнь словно засыпает, а на ее место вступает в права жизнь призраков, миражей и трепетов, когда общество не только не заявляет ни о каких потребностях или интере-сах, но даже, по-видимому, утрачивает самую способность чем-либо интерес¬ваться и что-либо желать; когда всякий думает только о себе, а в соседе своем видит ненавист-ника; когда подозрительность становится общим законом, управляющим че¬ловеческими действиями; когда лучшие умы обуреваются одним страстным желанием: бежать, скрыться, исчезнуть» (Салтыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений в 20-ти то¬мах. М. 1971. Т.12. С.7). И далее этот Философ российского Ландшафта подмечал сле¬дующее: «В такие минуты слишком выдающаяся известность может очень серьезно компрометировать. Одних – в глазах современников, других – в глазах потомства. Пер¬вое дает себя чувствовать непосредственно и отравляет жизнь неосторожно просла¬вившегося человека в настоящем; второе хотя и сказывается осязательно в настоящем, но нужно быть или совсем безумным, или совсем бессовестным, чтоб не понимать, что попасть в историю с нехорошим прозвищем – все-таки вещь далеко не лестная» (Сал-тыков-Щедрин М.Е. Собрание сочинений в 20-ти томах. М. 1971. Т.12. С.7). Но я наде-юсь, что пока из чудаковатых российских юношей, которые, не обращая внимания на своих прагматичных сверстников, еще только приступают к освоению наследия фи¬лософской мысли, сформируются русские «Сократы» XXI века – это время «порногра¬фии мысли» современных постсоветских философов, время «гнилых местечек и болот» - современ¬ных российских философских кафедр пройдет… Но дело не в проблемах российской философской мысли. Россия вообще потеряла энергию инновационного импульса, и её роль в мировой культуре в нашей время мала, а центр инновационной инициативы вообще перешел в латиноамериканский регион че-ловеческой ойкумены. Да если бы дело было только в проблемах всей мировой фило-софии, то можно считать, что дела в человеческой культуре идут прекрасно. Более серьезные проблемы возникают в реальной жизни человеческой культуры, а конкретно в западноевропейской культуре, которая исходно является паттерном для человеческой культуры последние три столетия. Так вот развитие европейской культуры последних трех столетий может стать Великой Неудачей, если не внести в неё свое-временные коррективы. Но будем надеяться, что с усталостью человечества от экзаль-таций мысли, социальных революций и перманентных экономич¬ских инноваций при-дет к человеку долгожданная Мудрость. И «Правда-Истина» Н.К. Михайловского най-дет точки со¬прикосновения не только с «Правдой-Справедливостью», но и с «Правдой-Жизнью». Воплощением этой «Правды-Жизни» станет философия «Тревоги», и этой философией «Тревоги» за судьбы европейского образа жизни явля¬ется философия Ландшафта. Сильную тревогу вызывает человеческая культура в общем. Культура, основанная на механизме традиции, которая заменяет человечеству механизм инстинкта, начинает распадаться. Сам механизм традиции, дающий вектор и оптимальную скорость куль-турно-социальных изменений, начинает давать серьезные сбои. В результате вместо него начинает действовать механизм наиболее слабой формы традиции – механизм мо-ды. Но этот механизм при всем своем динамизме не в состоянии обеспечить ни преем-ственность, ни смысловую направленность процесса культурно-социальных изменений, ни должную силу этих изменений. В результате об¬щество «топчется на месте», разно-образя свою жизнь бессмысленным разнообразием – игрой «различий и повторений», которые лишь внешне создают эффект новизны. Сильную тревогу вызывает человеческая ментальность. Европейская мысль, являю-щаяся традиционным лидером в культуре, истощилась. Во многом это обусловлено тем, что инновационный импульс, который получила человеческая цивилизация в XIX веке, потерял свою силу, последние толчки его мы наблюдали в 80-х годах, а в начале XXI века все более и более проявляются «откатные» явления во всех сферах человече-ской культуры. Произошло явное перепроизводство символических продуктов, сопровождаемое ухудшением их качества. Нет новых живых, фундированных на реальных проблемах человеческой культуры символических конструкций, а создаются постсимволические конструкции, основанные либо на толковании символических конструкций прошлого, либо созданные в результате искусственного сочетания тех или иных сим¬волических конструкций. Именно такая «игра в бисер» стала характерной чертой постмодернист¬ской культуры, которая способна создавать лишь симуляции-субституты – «Симулякры», а не полновесные «Идеи» и «Утопии», способные увлекать человеческое общест-во за новые горизонты своего будущего. Большей частью эти символические конструкции создаются для «внутреннего по¬требления» тех или иных кланов мыслителей, ученых и писателей, сформировавшихся во¬круг той или иной традиции ментальности XIX- XX вв. Но эти символические конст¬рукции не приносят реальной пользы человеческой культуре, не будят человеческую мысль и душу. Они служат лишь средством для их создателей для занятия более или менее при¬вилегированного положения в том или ином клане мыслителей, ученых и пи-сателей. Даже если создаваемая в том или ином клане мыслителей, ученых и писателей сим¬волическая конструкция имеет реальную практическую пользу, то она лишена общей мировоззренческой основы. Общих мировоззренческих идей просто нет, а по¬тому ре¬альная ценность создаваемых символических конструкций существенно снижена. Со-циальные же группы мыслителей, ученых и писателей, ответственные за общемировоз-зренче¬ские ус¬тановки, совершенно оторвались от частных сфер знания и жизни, что имеет причиной увеличение объема и многообразия человече¬ского знания и дифферен-циацию сфер че¬ловеческой жизни. В результате мы имеем совершенно ужасную картину современной мен¬тальности: организующий центр ментальности (коим, ввиду отмирания религии, должна являться философия) представляет небольшой архипелаг совершенно истощенных и замусорен-ных островков; а вокруг него хаотичное нагромождение со¬вершенно разнообразных течений человеческой мысли, хаотично переплетающихся друг с другом, двигающихся в разнообразных направлениях, и все более и более эти движения теряют свое общее смысловое направление, становятся бессмысленными. Важна также проблема и нравственной ответственности мыслителей, ученых и писа-телей. Ясно, что в наше время произошла деградация религиозной мысли, это совер-шившийся факт. Потому вся ответственность переходит в сферу философии, науки и искусства. К сожалению, с этой задачей не может справиться ни одна из вышеуказан-ных сфер чело¬веческой мысли. Философия превратилась в часто бессмысленное толкование философских текстов прошлого, в беспардонное обслуживание социальных интересов тех или иных элит об¬щественной иерархии, в технологию «затуманивания мозгов» и тотального обмана. Философия все менее и менее занимается изобретением новых философских конст-рукций, а все более и более переходит на уровень «постфилософии» – вторичных обра¬зований, кото¬рые над¬строены над прошлым философским знанием. Особо явственно это заметно после Канта. В XX веке философские конструк¬ции - это уже чисто «пост-философии», которые базируются на вторичной рефлексии над философией Платона, Аристотеля, Фомы Ак¬вината, Юма, Канта, Гегеля и др. Сама философия превращается из генератора инноваций в архив - в историю философии. Наука в своей техногенной односторонности становится часто проклятием человече¬ства, большинство как достижений, так и, в большей степени, возникающих перед че¬ловечеством неразрешимых проблем, созданы или инициированы научной деятельно¬стью. Более того, наука в области генетики угрожает человечеству, становится разру-шающей культурно-социальный и биологический генофонд человечества. Искусство совершенно потеряло нравственно-общественное содержание, превратив¬шись под влиянием психоанализа и постмодернизма, в смакование человеческих низо¬стей, в пропаганду безыдейности и социального изоляционизма. В общем, ситуация ужасная. Современная ментальность дает нам картину полной деградации. В связи с этим крайне необходима и выработка в философии будущего, как центра врачевания почти безнадежно больной ментальности современной культуры Клятвы Гиппократа. Основу её должны составлять три принципа: критиковать - т.е. взре-зать раковые опухоли современной мысли; прояснять – т.е. производить операции по сшиванию разорванного тела современной мысли; нравственно действовать, не на-вредив больному Человечеству. Вызывает тревогу истощение социального капитала. Наработанный сотнями тысяче-летий опыт социальной солидарности как способа выживания человеческого рода, ко-торый отложился в кодах традиции в виде тех или иных архетипах бессознательных недр сознания, в символических системах моральных предписаний и формах культур-ной идентификации, в формах социальной организации, в габитусах совместной дея-тельности, беспощадно эксплуатируется особенно в последние четыре тысячелетия. Как отмечает Ф. Фукуяма. Происходит диссоциация общества, не только некоторые, а все культурно-социаль¬ные группы, сформированные для тех или иных целей в процессе культурно- социального развития, теряют свой функциональный смысл, но они продолжают суще¬ствовать и предъявлять претензии на существование и в будущем и эти претензии аг¬рессивны. Их претензии не встречают должного отпора, ибо все культурно-социальные институты потеряли смысл, а потому нет той культурно-социальной группы, которая служила бы движущей силой протеста. Последние протестные движения произошли в конце 60-х годов, но носителями этого протеста были маргинальные группы интелли¬генции, кото-рые не имеют должной социальной силы без поддержки более широких слоев общест-ва. Протест ушел из сферы широких революционных движений в узко ог¬раниченный террор, который становится наиболее сильной формой протестного дви¬жения в начале XXI века. Все современное общество окончательно погрязло в «мещанстве»; в том ме-щанстве, о котором с болью писал еще в середине XIX века А. Герцен. Сложилась одна оппозиция: мещане и террористы. Но парадокс состоит в том, что и терроризм был прекрасно ассимилирован современным обществом, выполняя свои функции для раз-решения тех или иных узко социальных задач по заказу той или иной социальной груп-пы. Весь этот общий распад культуры обусловлен тем, что предсказание Маркса начинает сбы¬ваться. Провозглашенный примат хозяйственной сферы культуры, как подлинности че¬ловеческой культуры, начинает реализоваться. В этом и состоит непреходящее вели-чие Маркса: 1) Продукты ментальной деятельности все более и более напоминают товар, брошен-ный на рынок идей не для инициации тех или иных форм мысли и поведения, а только лишь для того, чтобы быть как можно быстрее проданным, для достижения этого эф-фекта совершенно не важно содержание и смысловая ценность выброшенного на рынок продукта духовной деятельности. 2) Сами социальные институты власти теряют свою силу, ибо они начинают все более и более напоминать марионеточную группу, выдвинутую во власть, для решения тех или иных задач той или иной финансово-промышленной группой. Государства отми-рают – большую роль начинают играть мировые финансово-промышленные сверхкор-порации, которые фактически управляют всей человеческой жизнедеятельно¬стью на планете. 3) Но более страшно то, что сама хозяйственная деятельность начинает терять свою смысловую основу, ибо в период информационного общества, все финансовые ресурсы уходят не на производство экзистенциально необходимых продуктов, а для производ¬ства продуктов, имеющих сомнительную ценность для человеческой культуры. Все это происходит на фоне страшного голода подавляющей массы человечества, не входящей в «золотой миллиард». Возникает огромная тревога за человека. Человек, едва родившись из недр феодального общества, как личность, потерял сам себя. Тревожный симптомы дает нам современный окружающий мир природы. Хищниче¬ская деятельность человечества, устроившая из природы мастерскую, постепенно при¬ходит к парадоксальной ситуации: человек улучшая свою жизнь за счет использования природных ресурсов, ухудшает одновременно среду своего обитания, тем самым ухуд¬шает именно свою жизнь. При сложении разнонаправленных векторов: научно-технического прогресса и регресса окружающей природы в результате получается «нуль», а сейчас наблюдается в результате сложения и отрицательная величина. Встает вопрос: не возвратиться ли к прежнему лозунгу – «Природа – храм», подвергнув то¬тальной критике лозунг Ф. Бэкона. Положительным моментом в изменении ситуации служат латиноамериканские ини¬циативы. Латинская Америка вообще является в наше время тем «болевым центром», в котором будут рождаться новые альтернативы общечеловеческого развития. В 1989 го-ду в Бразилии состоялся I Национальный конгресс по спасению Амазонки, был соз¬дан общественный экологический трибунал. В июне 1992 года в Рио-де-Жанейро состоялась конференция ООН по окружающей среде и развитию. Важную роль в сигнализации тревожных симптомом играет «Римский клуб» – между-народная неправительственная организация. В первом докладе Римскому клубу – «Пределы роста» (1972) утверждалось, что человечество в результате спонтанного рос-та населения, эксплуатации природных ресурсов и загрязнения окружающей среды на-ходится на грани катастрофы. ГЛАВА 1 ОСНОВНЫЕ ПРИНЦИПЫ ФИЛОСОФИИ БУДУЩЕГО Будущая философия – это философия Ландшафта. В заимствовании этого кон¬цепта «ландшафт» у географии нет ничего удивительного – фи¬лософия является «прародите-лем» всех форм современной науки. Все концепты современной науки большей частью сформированы в недрах античной философии, и «взаимообмен» концептами, понятия-ми и категориями между этими сферами знания естественен. Бо¬лее того, учение о пяти «зонах» (т.е. ландшаф¬тах), согласно свидетель¬ству Страбона, было соз¬дано «ключе-вым» для античной и последующей философии философом – Пар¬менидом из Элеи. Да и все древнее знание формировалось в основном из географических знаний – это зна-ние о жизненно важных для человеческого бытия местах окружающей его ойкумены: местах ритуальных действий, местах стоянок, местах охоты и собирательства, физико-географических свойствах окружающей среды. В этом отношении философия Ланд-шафта, являясь философией будущего, одновременно является радикальным возвратом в синкретичным формам древнего знания. Более того, что важно подчеркнуть, филосо-фия Ландшафта ориентирована на науку, являясь новой формой позитивизма, возрож-дающего в определенной степени онтологический позитивизм XIX века, но, используя при этом не физикалистскую или эволюционистскую парадигмы научного знания, а геолого-географическую синергетическую парадигму, которая только сейчас начинает формироваться в качестве общенаучной парадигмы. Но, с другой стороны, философия Ландшафта не является когнитивистской философией, ей близок нонкогнитивизм; именно этот нонкогнитивизм наиболее ярко проявлен в геолого-географических нау-ках, где удивительно органично сочетается строгий математизм и доходящий до поэти-ческих метафор способ описания наблюдаемых явлений §1 КОНЕЦ ПРЕДФИЛОСОФИИ 1. БЫЛА ЛИ ФИЛОСОФИЯ? Мы живем, как говорят многие, не во время «конца философии», а во время рождения собст¬венно Философии. Обычные же в наше время разговоры среди философов о «кон-це философии» свидетельствуют лишь об одном - об отсутствии по¬нимания сути фило-софии и задач, которые ставит перед философией со¬временность. Только сейчас фило-софия имеет возможность обрести только ей присущую и адекватную форму. Прежняя же философия была лишь предфилософией, была эпифеноменом тех или иных мен-тальных форм: религии, науки и искусства. И только сейчас философия обретает воз-можность об¬рести собственное лицо и суверенное место в ментальной карте современ-ности. Философия насчитывает уже более 25 веков в классической интерпретации её исто-рии. Но встает вопрос, – а было ли это философией? На протяжении этих двадцати пяти веков все время встает вопрос о состоятельности этой сферы ментальной деятельности. В начале философия выступала как авангард ментальности, инициируя возникновение тех или иных областей человеческой мысли. В данном случае её можно считать наибо-лее адек¬ватной формой для философии, которая наблюдалась в прошлом. Потому-то античная философия считается классическим образом для последующего философст-вования, и ландшафтная философия не исключение и берет ее в качестве паттерна. Но далее произошла утеря её лидирующего положения. Философия становится либо тео-логией, либо философией науки, или же в качестве альтернативы философии науки – философией искусства и т.п… И только сейчас наблюдается то, что философия, высво¬бодившись как от влияния религии, науки и искусства, обретает свой предмет. И это обретение, как было подчеркнуто, есть возрождение традиции античного философствования, но в совершенно новой форме. Это также возрождение в новой нонкогнитивной форме традиции позитивизма XIX века, и философия Ландшафта есть наиболее адек-ватная форма философии в «позитивную стадию» развития человеческой культуры. И между этими традициями нет противоречия – верхом античного философствования бы-ла философия Аристотеля, Аристотель же был первым позитивистом, а последующий период дальнейшего расцвета античной философии – философия раннего эллинизма, всех своих проявлениях позитивистская по своей направленности, вплоть до её окон-чательного упадка в позднеэллинистический период времен господства в средиземно-морской ойкумене Римской империи.. Мы наблюдаем сейчас насущную потребность увеличения роли философии в мен-тальности человеческой культуры, ибо религия – как центр организации менталь¬ных форм прошлого, уже не может выполнять эту функцию в современности. К сожалению, философия пока не может справиться с такой серьезной задачей, которая перед ней ставится, причина состоит в том, что все философские школы, действие тра¬диций кото-рых мы наблюдаем и по сей день, сложились на базе той вспомогательной эпифеноме-нальной роли в ментальности, которая была свойственна прошлой философии, потому философы, следующие этим традициям элементарно не готовы принять на свои плечи те серьезные задачи, которых требует от философии современ¬ность, они «прячутся» от этих насущных задач в теплые кафедральные «норы», погружаются в стрессово-параноидальный схоластизм, занимаясь раскладыванием пасьянса из разных философ-ских концепций. Религия в разных формах дли¬тельный период занимала центральное положение в че¬ловеческой ментальности, под¬вергаясь сначала модернизации со сто¬роны античной философии, а с XVII века уступая свои позиции разного рода фи¬лософским ме¬тафизическим концепциям, которые представляют по своей сути секуляризованные формы религии. Но к концу XIX века окончательно стало ясно, что «Бог умер». М. Гюйо, а затем его соотечествен¬ник Э. Дюркгейм, следуя идеям «со¬цио¬латрии» (культа Человечества) О. Конта, провозгла¬сили, что социология есть и рели¬гия, и позитивная философия, ставя фак¬тически социологию на место идеологии. Тем не ме¬нее, потребо-вался еще оп¬ре¬деленный период в XX веке, чтобы в ближайшем будущем будет осоз-нано более ши¬рокое пони¬мание того, что культуро¬логия (которая включает со¬циологию как частный момент своих ис¬сле¬дований) есть религия и философия со¬временного че¬ловечества и эта культурология имеет своим ядром философию Ландшафта. Философия Ландшафта есть позитивная ре¬лигия, которая изучает проблемы человека, ищет пути стабильного существования человечества на Земле; она есть позитивная фи-лософия, которая ста¬рается вносить кор¬рек¬тивы в процессы современной культуры, выявляет «перспективы человека», основыва¬ясь не на разного рода трансцендентных «открове¬ниях» проповед¬ников, не на разного рода умозрительных предположениях ме-тафизи¬ков, - а на позитивный анализ пе¬рипе¬тий человеческой цивилизации, на уст¬ранение опасных напряжений, которые воз¬ни¬кают в её теле. Следование же каким-либо формам религии, о возрождении которых ратуют некото-рые, (в исходном или секу¬ляризованном мета¬физическом варианте) не только неэффек¬тивно, но в наш «ядерный век» может при¬вести негативным последст¬виям, ибо, как го-ворят, если где-то раздаются религиозные проповеди, то готовься к войне или, в луч-шем случае, к худшим временам. Взлеты ис¬ламского «фун¬дамента¬лизма» в малоразви-тых арабских странах и по¬следст¬вия, кото¬рые он вызывает во всем мире; а также появ-ление разного рода неорелигиоз¬ных тоталитарных сект, как нельзя свидетельствуют об этом. Прежняя же умозрительная метафизика, хотя на словах ис¬кала «Истину», на са-мом деле, это была наполовину либо формой идеологического обеспечения всяких че-ловеческих мерзостей, либо приятной приправой к салонным бе¬седам дворян XVIII в. «после де¬серта» (И. Тэн), либо кафедральным бредом оконча¬тельно «зарапортовавших-ся» профессоров и академиков, а потому мало пригодна для принятия её к руководству к действию. Скажу резче - стремление инициировать возрождение ре¬лигиозного и метафизиче¬ского соз¬нания в её раз¬ных формах преступно. Религия, ориенти¬рованная на не¬ра¬цио¬нальные формы созна¬ния, и метафизика, основанная на произ¬вольных умозри¬тель¬ных предпосылках, могут привести к ошибочным стратегиям жизни. Этого современ¬ное общество уже не может себе по¬зволить, ибо для обеспечения ста¬бильности и вы¬жива¬ния оно нуж¬дается во взвешенных решениях, основанных на реа¬лиях «человече¬ской природы» и на прове¬рен¬ных опытом предпосылках, - в противном слу¬чае, «апокалип¬сис» человечества неизбежен КОНЕЦ АБСТРАКТНОГО COGITO Начало новоевропейской традиции философствования идет с провозглашения примата научного знания. 1. КРИЗИС ГНОСЕОЛОГИИ 2. КОНЕЦ ЭПОХИ РАЗУМА 3. НАЧАЛО МУДРОСТИ 3. КОНЕЦ НЕОСХОЛАСТИЗМА Схоластизм – это характерное явление прошлой философии. Он является атавизмом шаманизма, от которого ведет происхождение философии. Непонятное бормотание – один из типичных приемов шаманизма. Известно ходячее высказывание – выражайся непонятно – прослывешь философом. В европейской традиции философии этот шаман-ский прием преобразовывается в схоластизм. Схоластизм – это практика толкования каких-либо ментальных конструкций, созданных на основании тех или иных конкрет-ных практик культурного творчества. Схоластик уже не понимает ни ис¬токов того или иного творчества, ни его мотивов, применяя, как правило, практики ло¬гического упо-рядочения тех или иных текстовых массивов этих ментальных конструк¬ций. В резуль-тате этого схоластической герменевтической практики исходный текст еще более от-рывается от реальных корней той или иной ментальной конструкции, ста¬новится похо-жим на шаманское бормотание, ибо смысловые основы знаков, состав¬ляющих мен-тальную конструкцию, становятся неясными. Философствование над тек¬стами прошло-го превращаются в «игру в бисер». Философские тексты, основанные на такой герме-невтической практике толкования прошлых философских текстов, вырождаются, и традиция философствования в том или ином текстовом массиве закан¬чивается. Сейчас постоянно раздаются голоса о конце философии. Но это не конец философии, а конец традиции той интровертно-академической философии, той сциентистско-ана¬литической и той «эстетско-элитной» философии, которые являются формами неос¬хо¬ластизма, пре¬взошедшими на несколько порядков своих средневековых коллег в соз¬да¬нии массы пустых систем, интепретаторских словоблудий, мистико-бредовых откро¬ве¬ний. Что характерно, «Христос» современного мистического неосхоластизма – М. Хайдеггер сформировался не только благодаря Э. Гуссерлю, также склонному к умо-зрительным спекуляциям, выросшему на идеях интровертной «интроспективной» пси-хологии, но и благодаря изучению в молодости наследия «короля» схоластики – И. Дунса Скотта. Что интересно, об этом «конце» говорят именно эти неосхоласты, которые и завели философию в тупик. Но им самим довольно вольготно существовать, - они давно пере¬шли на «режим самообеспечения»: преподают философию на кафедрах и по¬лучают за это часто неплохие оклады, друг друга истолковывают и критикуют, не¬которые созда-ют приправленные фрейдо-сексуальным «кетчупом» разного рода сим¬волические кон-струкции, имеющие сбыт на рынке книжной продукции наряду с деше¬выми детектива-ми и комиксами. Их вынуждены слушать и изучать студенты, ибо предмет «филосо-фия» входит в систему современного образования; их книги покупают, ибо в обществе всегда есть оп¬ределенный процент людей с нездоровой пси¬хикой. Но толка от их фило-софских сис¬тем никакого: ни для студентов, которые стре¬мятся после сдачи экзаменов быстрее за¬быть эту чушь; ни для современной ментально¬сти, – ибо области человече-ского знания, отчаявшись взять что-либо позитивное от их философствования, создают свои региональные философии; ни для современного обще¬ства, которое обре¬мененное мно¬жеством серьезнейших проблем не может взять в каче¬стве руководства к их реше-нию смутные философские конструк¬ции этих «неосхола¬стов». Собственно говоря, они не являются философами – они не философствуют, они не проникнуты духом подвижничества и боли за судьбы современной культуры, - они яв¬ляются уродливыми «Гобсеками» былых откровений истинных подвижников - мысли-телей, занимая позицию платного архивиста страстной мысли философов про¬шлого. Даже некоторые из их представителей, которые подходят под определение фи¬лософов заражены этой болезнью. Философ Ландшафта не приемлет этого схоластизма: он старается сделать понятным и ясным суть современ¬ной культуры, он обращен к миру, он проникается проблемами современной ментальности, проблемами современного общества и человека. Философ Ландшафта дает не только историю знаний, он дает «интраисторию» (М. де Унамуно) – историю народа, который «молчит, молится и платит», и она отлична от внешне выра¬женной истории экзальтаций «гениев», преступлений «героев» и сомни-тельных изобретений «ученых». Философ Ландшафта пу¬тешествует по «Текстам» куль¬турного Ландшафта; взбирает-ся на его вершины и ос¬матривает философским взгля¬дом – «Эйдосом», - выясняя, - что случилось с Культу¬рой, какие в ней разломы и напря¬жения, чем она «дышит»; он про¬лезает в тайные пе¬щеры обществен¬ного устройства, выясняя, - крепки ли сваи его фун¬дамента; он, далее, с иро¬нией наблюдает за «делиш¬ками» про¬нырливых бизнесме¬нов в хозяйстве, видит, как на¬прягаются люди весь день на работе, ведя часто бессмыслен¬ную жизнь… И он, видя все это, не «теоретизирует», он фе¬номеноло¬гически об этом повествует: иногда гневно воз¬муща¬ется, как Гераклит; иногда иронизирует, как Со¬крат; иногда смеется, как Де¬мокрит и…, все ищет и ищет, как Дио¬ген, Человека в чело¬веческом… §2 ОТ МЕТАФИЗИКИ К ФИЛОСОФИИ ЛАНДШАФТА 1 СУБЪЕКТ-ПЕРИПАТЕТИК 1. ПОСТМОДЕРНИСТСКИЙ СУБЪЕКТ 2. ВИЗУАЛЬНОЕ МЫШЛЕНИЕ 3. НЕКЛАССИЧЕСКАЯ ЛОГИКА 2. ЛАНДШАФТЫ ОРГАНИЗОВАННОГО ХАОСА 1. СИНЕРГЕТИЧЕСКАЯ ПАРАДИГМА 2. ОНТОЛОГИЯ ХАОСА 3. ТЕОРИЯ ТРАДИЦИИ КАК ФИЛОСОФИЯ КУЛЬТУРЫ Как писал фактически единственный русский социолог, который поставил в центр ана¬лиза истории культурную традицию В.М. Хвостов (1868-1920). Он писал следующее: «..традиция проявляет свое действие решительно во всех областях общественной жиз-ни. Она является очень крупной социальной силой и одним из главных факторов, при-дающих историческому процессу устойчивость. Традиция играет роль тех зубчатых колес, без которых история двигалась бы слишком быстро. Благодаря влиянию тради-ции, нет ни одного революционного переворота, который произвел бы все то, чего же-лают его деятели. Традиция всегда берет свое и в виде реакционного течения урезывает последствия революции» (Хвостов В.М. Теория исторического процесса. М. 1919. С.257). Но это не значит, что традиция тормозит общественный прогресс, более того, как под¬черкивал тот же В.М. Хвостов, она служит необходимым условием этого прогресса, ибо «… традиция облегчает нам выполнение массы действий, ставших привычными. Над ними не приходится задумываться, так как они выполняются по установившемуся шаблону. Благодаря этому, экономизируется массса времени. многие процесс в силу традици почти что механизируются и выполняются быстро и без размышления. это ос¬тавляет досуг для размышления о тех явлениях, которые почему-нибудь обратили на себя внимание. Если бы нам приходилось размышлять о каждом своем шаге в общест-венной жизни, то при её сложности у современных народов нам не оставалось бы вре-мени ни на какую критику, и в обществе не возникало бы новых идей» (Хвостов В.М. Теория исторического процесса. М. 1919. С.258). 2.ПАРАДОКСЫ МОДЕРНИЗАЦИИ В XX ВЕКЕ 3. ПРОБЛЕМЫ УСТОЙЧИВОГО РАЗВИТИЯ В наше время человечество в своей все убыстряющейся динамике, явно «перегрето», все более и более раздаются протесты против такого убыстренного развития человече¬ской куль¬туры, которое пагубно действует на десятками тысячелетий выработанный механизм традиции, разрушает его, - следовательно, разрушает самого человека как культурное существо. И такое развитие культуры действует пагубно, не только на ме¬ханизм тради¬ции, но и на механизм генетических кодов человека. Современное че¬лове¬чество вообще растерялось и движется непонятно к чему, к каким целям и ценностям; «растерялся» и генетический код человека, который проявляет эту «растерянность» снижением иммунной устойчивости; «растерялась» и окружающая природа, которая не знает, как реагировать на тотальный натиск человече¬ской деятельности на неё. Все бо¬лее и более раздаются голоса о недопустимости та¬кого пути развития человеческой культуры, раз¬даются серьезные предупреждения, что это может привести к «апокалип¬сису» человеческой культуры. А потому обращение внимания на действие механизма традиции, который всегда играл роль сдерживающего фактора в тех случаях, когда культура шла «в разнос», имеет не только значение для развития философии, для соз¬дания теории культуры и общей картины истории культуры, но и для выработки общей стратегии «sustainible development» человечества в III тысячелетии. Сбои в работе механизма традиции приводят в тому, что начинает выходит на первый план механизм моды, со всеми присущими для него недостатками – поверхностностью и неустойчивостью. §3 СТАНОВЛЕНИЕ ФИЛОСОФИИ ЛАНДШАФТА 1 ЛАНДШАФТНОЕ МЫШЛЕНИЕ В ФИЛОСОФИИ Функцию философии в древних обществах заменял шаманизм. Шаман- это философ, все спе¬цифические моменты личности философа, его «психологического типа», имеют непосредст¬венным корнем личность шамана. Так античные философы и понимались современным им об¬ществом по преимуществу. Во многом ошибочное истолкование сути учений древних философов и их социальной роли современными историками фи¬лософии идет от непонимания именно этого. Магическое мировоззрение шамана – квинтэссенция первобытной культуры. Но, с другой сто¬роны, оно представляет собой критику традиционного мировоззрения, ибо предполагает выход за пределы обыден¬ного опыта в новые сферы понимания, в пространство новых, нетрадицион¬ных реше-ний. Шаман, это человек сам по себе отличный от других по внешнему виду, форме по-ведения, он отделен от общества. Это человек, который, как правило, страдает психи-ческим расстройством или сам инициирует его. Само магическое знание шамана включает не только знание мифов и сказаний пле¬мени, но и набор знаний о космосе, знаний металлов и минералов, сведений о растени-ях и животных, зна¬ний человеческой психологии и медицины. Шаман, как пра¬вило, склонен к органицистскому, целостному восприятию мира, склонен к мистике число-вых гармоний. Шаман настроен крити¬чески к миру обыденного, он стремится его упо-рядочить. Все это является типичным для лю¬бого философа. Но шаман еще выходит из мира, он общается с иным миром, видит иное. А по¬тому исходная суть фи¬лософа как создателя новых концептов, нового видения мира - тождественно сути ша¬мана как представителя иного. Более того, его деятельность есть индивидуальная дея¬тельность, он изгой общества. В отличие от официальной религиозной практики, дея¬тельность шамана и его магические действия таинственны, индивидуальны, вне¬обще¬ственны. Философия, идентично, есть деятельность индивидуальная, имеющая ярко вы¬раженный личностный характер. Шаман – человек иного, он меняет даже пол, он бесполое существо. Это было в то время важно, ибо исходной основополагающей функцией примитивных обществ явля¬ется функция сексуальных взаимодействий, исходной структурообразующей оппозици-ей любой формы ментальности этих обществ является оппозиция «мужское – женское». Став бесполым, он вы¬ходит из измерений культуры этих об¬ществ. Этот мо¬мент опуска-ется при анализе философем древних философов. Вполне вероятно, что во многом од-ной из причин увлечения философией в Афинах времен Перикла было пого¬ловное ув-лечение афинян того времен гомосексуализмом. Довольно длинные философские рас-суждения в платоновых диалогах по теме педерастии часто опуска¬ются как несущест-венное (они действительно раздражают), но это ошибочно. Философия с её постоянным поиском единства Разума, Красоты и Блага пред¬ставляет во мно¬гом искания гомосек-суалиста, который, не находя Разума и Блага в особях жен¬ского пола, в ко¬торых выра-жен лишь идеал Красоты, «западает» на особи мужского пола. Из¬вестны пространные размышления в диалоге Платона «Пир» на эту тему, из¬вестно сказание Платона об ан-дрогинах как совершенных существах. Философ до сих пор несет на себе прокля¬тие ша¬мана; если мы прочитаем биографии многих филосо¬фов, то тяга к философии у них про¬явля¬лась часто в результате какой-либо любовной трагедии, либо в виду венериче-ского заболе¬ва¬ния, склонности к маструбации, нетрадиционной сексуальной ориента-ции. Выражение пре¬зре¬ния к женщине – одна из любимых тем философов. Философов, как правило, женщины из¬бе¬гают, ибо своим сильно выраженным инстинктивным чуть-ем чувствуют их «шаманистский» дух. Как сказал в свое время Ницше – «женатый фи-лософ это недоразумение». А если женщина - философ, то это, как правило, самка с от-клонениями в половой сфере. Философией в древности склонны были заниматься либо гетеры, либо женщины гомосексуаль¬ной ориента¬ции. Философ становится зрелым только после того, когда его половые функции ослабевают, когда он принимает на себя «целибат», или же когда происходит «разрыв» в сексуальных от¬ношениях. Мераб Ма-мардашвили, один из современных «модных» философов, для которого философия, как он утверждает, – это экзистенци¬ально присущая ему суть, а не просто профессиональ-ное занятие, правильно подчерки¬вал, что философом по-настоящему можно стать лишь после пятидесяти. Все эти черты, конечно, в современной философии имеют характер атавизма, и мен-тальные системы философствования уже выросли из этих рамок, но корни философии находится в вышеуказанных моментах. Условием же для возникновения традиции современного типа философии является по¬явление в той или иной культурной общности скептического (критического) отно-шения к существующему об¬разу жизни. Это приводит к необходимости либо ини¬циировать возникновение но¬вых форм жизнедея¬тельности, либо укреплять старые формы. В лю¬бом случае возникает потребность в инновационной деятельности как в области мен¬тальности, так в области социальной и хозяйственной жизни. Все это соз¬дает условия для возникнове¬ния и ин¬тенсивного раз¬вития философии. Также условием для возникновения и интенсивного развития философии является появление в той или иной общности социальных групп, которые испо¬ведуют отличный от общепринятого образ жизни. Для возникновения фи¬лософии, в от¬личие от Индии и Китая, вышеука¬занные факторы присутствовали в пол¬ном объеме в Греции, которая и считается роди¬ной фи¬лософии. Как подчеркивал П.Л. Лавров в «Опыте истории мысли»: «Греческая цивилизация есть единствен¬ная, кото¬рая дала продукты критической мысли настолько крепкие и рациональные, что они сделались основою непре¬рывного исторического про¬гресса мысли, и с нее история мысли получает хро¬нологическое распре¬деление» (Лав¬ров П.Л. О религии М.,1989, с.267). Потому-то в греческой философии современный философ чувствует как «у себя дома». Возникновение современной традиции философии имело причиной также и то, что прежнее мифологическое миро¬воз¬зрение начало терять свой прежний авторитет, поя¬вилась потребность в упорядоче¬нии ментальности в древних обществах, в его укрепле-нии. К примеру, конкретно, рас¬цвет философии в Афинах во многом обусловлен тем, что упал авторитет греческих жрецов – дельфийских оракулов, занявших антипатрио-тическую проперсидскую и про¬спартанскую позицию. Большую роль сыграло формирование доступной для широких масс населения пись¬менно¬сти. Если в древних обществах присутствовала по преимуществу устная тради-ция, то теперь возникла письменная традиция. Записанное же слово, как известно, тре-бует тол¬кования, оно от¬личается от устной речи. Именно возникшее пространство ме-жду «сло¬вами» и «вещами» привело к философии, которая изначально была герменев-тической деятельностью. Многие при анализе причин возникновения философии ста-раются из¬бежать того факта, что почти все первые философы ставили ло¬гос, т.е. слово, на первое место в своих философских построениях, как и того факта, что философия сформиро¬валась в конкурентной борьбе за доминирование в общей предметной облас-ти – сло¬весном искусстве, с софистами- риториками. Эта конкурент¬ная борьба продол-жалась и продолжается на всем протяжении истории философии. К слову сказать, ри-торика со¬фистов в этом деле одержала победу над рационалистиче¬ской традицией ан-тичной фи¬лософии. Современная философия – это, по преимуще¬ству, риторика, это есть учение о языке. Необходимость толкования возникла еще по причине того, что, в частности в Греции, где философия проявила себя в наиболее адекватной для нее форме, в связи с расшире-нием торговых связей греческих полисов со всем Средиземноморьем, начали проникать знания египтян и вавилонян, элемента мировоззренческих систем разных народов, воз-никла проблема перевода, все это также стимулировало философскую мысль. Наука Социальным аспектом возникновения философии было формирование демократиче¬ского строя правления, что требовало от каждого выработки своей собственной граж-данской позиции, своего мнения, что стимулировало рефлексивную деятельность. Внутри самих греческих полисов возникло противоборство между аграрными и торго-во-промышленными слоями общества, обладающих разными мировоззренче¬скими ус-тановками, что также требовало нового уровня мышления, основанного на рефлекти-рующей деятельности. Важен и следующий момент, который создал форму философии. Это возникновение широко распространенной практики мореплавания, торговли и градостроительства, что привело к становлению идеологии математического знания, как наиболее приемлемого для новой торгово-промышленной слоев греков типа мировоззрения. В историческом плане философия возникла в точке столкновения блуждающе-воинственной ментальности скотоводческих племен и хтонической идеологии земле-дельческих племен. В результате мы имеем двойственные элементы философии, кото-рая проявляется во всех сферах философствования. С одной стороны, это критичность, с другой и- это тяготение к земле. 1. ЛАНДШАФТНОСТЬ МЫСЛИ В АНТИЧНОЙ ФИЛОСОФИИ «Ландшафт» - это основной концепт тотемистической «философии» и первобытной «философии» вообще. Для многих эти понятия «тотемистическая» и «первобытная» философия выглядят странно. Но, во-первых, надо помнить, что мы имеем форму ан¬тичной философии, которая считается философией как таковой по преимуществу, но мы имеем отличные от нее формы древнекитайской и древнеиндийской философии – это тривиальная истина; во-вторых, видно, что философская мысль довольно длитель-ное время не вы¬делялась из мифологии, более того, «мифотворчество» в фило¬софии - одна из существенных черт самой «ультрасовременной» философии, а потому не вижу оснований говорить о том, что первобытных форм философии не существо¬вало. Чело¬век мыслил всегда - с самого начала культурной жизни, а потому он и «фи¬лософство¬вал», формируя на базе этого философствования свои мифы, свою эстетику, свои фор-мы магической первобытной науки, таким же образом как на базе античного фило¬софствования сложились христианская и мусульманская религии со своей эстетикой и системой знаний. Для человека тотемистического периода культуры - его философия – это «экологиче¬ская» философия, «архэ» которой была «Земля». Земля как ландшафтная «ойкумена» его существования, его священный «Космос», где, во-первых, его местопребывание ок¬ружено множеством тотемистических центров для совершения ритуальных обрядов; на которое, во-вторых, накладывалось социально организованная система местопребы¬ва¬ния рода со своими местами расположения тех или иных социальных страт рода; в-третьих, которое пересекали тропы и места их хозяйственной деятельности – тропы охоты и места собирательства. В четвертых, - и система взаимоотношений тотемисти¬ческой культуры с окружающей природой, что в такой же степени важно для перво-бытного человека, как и для современного. Это обусловлено тем, что для собиратель-ных «потребительских» обществ первобытности, в отличие от производя¬щего общест-ва, очень важно состояние окружающей среды, - род, который жил на ста¬бильной сто-янке, довольно быстро истощал ресурсы своей пищевой территории при хищническом отношении к ней. Он часто был бы вынужден менять свою стоянку, что крайне хлопот-но для рода, ибо требовало дополнительных усилий для обживания дру¬гой чуждой тер-ритории, потому род предпочитал держать в экологической чистоте ок¬ружающую при-роду и быть с ней в гармонии, дабы эта необходимость возникала как можно реже. И эта «экологическая» философия есть философия «Земли», Философия Ландшафта. Ситуация не изменилась и в более развитый период производящей экономики, во вре¬мена господства анимизма и антропоморфизма. Все антропоморфные боги – это, пре¬жде всего, олицетворение ландшафтных стихий – воды, неба (огня, света, тепла), воз¬духа и земли. И эти стихии, которые сейчас служат базовыми в рассмотрении устойчи-вых систем ландшафта в теоретической географии, были базовыми для человека куль-туры антропоморфизма. Человек во многих системах философии антропоморфизма – это человек, произошедший из Земли и её ландшафтных состав¬ляющих. Потому и их философия была Философией Ландшафта. Более того, сформиро¬ванные на базе этого антропоморфизма абстрактные «мысле-образы» в ан¬тичной и древневосточной фило-софии, на протяжении всей их истории были «мысле-образами» земли, неба (огня, све-та, тепла), воздуха и воды. Они так и остались архетипическими образами в поэзии, ли-тературе и философии в наше время, что убеди¬тельно показал французский философ науки и эстетик Г. Башляр (1884-1962) в своих работах. Т.е. философия и ментальность человека во¬обще до сих пор оперирует стихиями Ландшафта: землей, небом (огнем, светом, теп¬лом), воздухом и водой. Т.е. она была и есть философия Ландшафтных стихий. Вся досократическая философия оперировала ландшафтными стихиями (воды, воз¬духа, огня, земли), которые в эпистемологическом режиме мышления высту¬пали в ка¬че¬стве априорных мысле - образов. Последним поэтом-философом, «лебеди¬ной пес-ней» ландшафтной философии досократического типа был Эмпедокл, который как раз мыслил в режиме поэтических мысле-образов, свойственных Философии Ландшафта и дал развернутую концепцию досократической философии ландшафтных стихий. Но это не значило, что ландшафтная философия на этом кончилась, более того, по¬пытка софистов отойти от этого стиля ландшафтного «онтологического» мышления в сторону «гносеоло¬гизма» и «риторики» была мгновенно встречена «в штыки». Платон, в первое время еще находив¬шийся под влиянием «гносеологизма», в более поздний пе¬риод в «Тимее» перешел к «онтоло¬гизму» ландшафтного мышления, дав в этом диалоге почти классический образец ландшафтной философии. Идеи столь популярного в Афинах и, видимо (так как не дошли его тексты), наиболее типичного представителя философии Ландшафта в греческой философии классиче¬ского периода, – Диогена Аполлонийского органично перешли в стоицизм, ко¬торый, стараясь обойтись без пла¬тоновых надмировых «Идей» и, следуя больше именно позд¬неплатоновскому «Тимею», выстроил первую фе¬номенологическую тео¬рию «каталеп¬тического восприятия», оперируя в своем философствовании ландшафт¬ными стихиями. Симптоматично, что выдающийся представитель среднего стоицизма Посидоний – это, прежде всего, вы¬дающийся географ, который приложил принципы «онтологизма» ландшафтного мыш¬ления стоицизма к созданию первых ос¬нов учения о зонах (т.е. ландшафтах). Именно Посидоний инициировал мощный взлет географической науки и на базе этих идей возникло учение о «зонах» Страбона. Также и ученик Платона - Аристотель, не приемля платоново разделение на мир идей и мир вещей, перешел к своей теории форм и энергетических потоков, задавая ис¬ходные принципы методологии ландшафтного мышления: таксономическую логику, квалитативистскую методологию анализа многообразий и системную картину мира, в которой действуют не абстрактные сущности (идеи-атомы), а конкретные ландшафт¬ные стихии и каждый предмет имеет свое «естественное место», свою «хору». 2. ЛАНДШАФТНОЕ МЫШЛЕНИЕ В НОВОЕВРОПЕЙСКОЙ ФИЛОСОФИИ 1. ЛЕЙБНИЦ Не вдаваясь в средневековую мысль, и перейдя в новоевропейскую историю, можно вести историю ландшафтного стиля мышления с Г.В. Лейбница, который в рамках кар¬тезианской парадигмы философствования делал первые попытки возрожде¬ния про¬ти¬воположной картезианству перипатетической традиции философствования. Естест¬венно, что это возрождение в рамках чуждой картезианству парадигмы могло быть та¬ким, каким оно и получилось – отрывчатым и неоформленным. Но, тем не ме¬нее, раз¬бросанные в множестве статей, неопубликованных во время его жизни работ мысли, послужили далее для формирования многообразных направлений, отходящих от карте¬зианства. Прежде всего, можно от Первым было стремление ввести эмпирический элемент в картезианский рационализм, это было достигнуто не лучшим образом путем введения закона достаточного основа-ния. Вторым было стремление перейти к квалитативизму Аристотеля. Третьим было введение понятия разнообразия. 2. РУССО Ж.-Ж. Руссо – типично ландшафтно мыслящий философ. Он, в противовес умозри¬тельной науке, экзальтированным форма искусства противопоставляет мудрость самой природы и естественную красоту многообразий реального мира. 3. РОБИНЕ (1735-1820) У И. Канта, корни философствования которого, как бы не утверждал он сам, лежат в лейбницевой философии, а точнее, по всей видимости, в «Новых опытах о человече¬ском разуме», которые вышли как раз перед его поворотом к критицизму, а также в том, что он был не только философом, но и географом, как говорилось заданы исход-ные принципы ландшафтного мышления, а потому не удивительно, что они через А. Геттнера и Р. Хартшорна, крепко закрепились в теоретической географии. 4. ШЛЕГЕЛЬ Фр. Шлегель (1772-1829). В свое время - во времена создания глобальных наукооб¬раз¬ных «спекуляций», он не считался философом, что естественно все были одурма¬нены туманом «систем» Шеллинга и Гегеля, и его чистая и ясная мысль была задушена. Сам Фр. Шлегель себя считал не эстетиком и литератором, а именно философом. И он в своей оценке был прав, ибо его мысли напрямую выходят в современную мысль. Как правильно подчеркивал исследователь его творчества Й. Кёрнер в 1935 году: «Основ-ные положения его мышления возродились в релятивизме Зиммеля, в интуитивизме Бергсона, в теории религии и любви Макса Шелера, в экзистенциальной философии Ясперса и Хайдеггера, в новой христианской философии русского Бердяева» (цит. по Габитова Р. М. Философия немецкого романтизма (Фр. Шлегель, Новалис). М. 1978. С.30). Я бы добавил, что его по праву можно считать предтечей французской по-стмодернисткой философии. Но, к сожалению, этот фи¬лософ именно в таком пони¬мании в Европе и России недостаточно оценен. Современ¬ное развитие оте¬чествен¬ной философии требует полного издания его философских произведений, а не фрагментар¬ного, как это было сделано в 1983 году (Шлегель Фр. «Эстетика. Филосо¬фия. Критика». Т.1-2). Фр. Шлегель – ландшафтно мыслящий философ. Это проявляется, во-первых, в попу¬лярной тогда парадигме «химизма», который представляет все не «количественно-фи¬зически», а «минерально – кристально» - как взаимодействие естественных тел-качеств, т.е. химических соединений. Его мысль «картографична». Вот что он писал: «Из несовершенства формы знания вытекает потребность в изображении; оно должно восстановить подвижность и полно-ту жизни, утраченную в сжатии целого, когда стремились только к знанию и по¬ниманию. Изображение должно дополнить понятие. Оба противоположных направле¬ния духа требуют друг друга и, следовательно, должны быть связаны. Изображение может быть истолковано не только как дополнение, но и как пробный камень понятия, как доказательство знания; развертывая понятия в бесконечное многообразие, в некий мир, оно показывает, что знание не является пустым мертвым призрачным знанием, но действительно имеет своим предметом бесконечную полноту жизни, целый мир, что оно как бы лишь из нетерпения было сжато воедино, чтобы тем быстрее достичь цели» (Шлегель Ф. Эстетика. Философия. Критика. Т.2. М. 1983. С.165). Можно отметить пантеистический романтизм Гёльдерлина, который взял за основу своего мировоззре¬ния ландшафтный пантеизм И. В. Гете и ландшафтные интуиции Эмпедокла, посвятив последнему даже трагедию «Смерть Эмпедокла». Известно, что и самый «теоретич¬ный» романтик, идеолог романтизма – Шеллинг, по сути дает в своей философии не¬мецкий (т.е. отдающий из¬лишним схоластизмом) вари¬ант Философии Ландшафта, при¬ходя в поздний период своего творчества к первона¬чальному фундаменту ландшафт¬ного мышления – к мифо¬логии 5. ГЕРДЕР Основатель теории традиции Гердер является одним из ландшафтно мыслящих фило¬софов 6. ГЕТЕ Все мировоззрение И.В. Гете- знаковой фигуры немецкого просвещения, пропитано ландшафтными интуициями, чего стоит его знаменитый отрывок «Природа». Гете – «реалист-романтик»: он не приемлет абстрактного теоретизирования в рамках бесцвет-ного ньютонова пространства, склонен к эмпирико-художественному восприятию ми-ра, для него мир это цветовая мозаика разнообразий. 7. КИРКЕГОР 8. НИЦШЕ 9. ШПЕНГЛЕР 3. ЛАНДШАФТНОСТЬ МЫСЛИ В СОВРЕМЕННОЙ ФИЛОСОФИИ Среди ранних провозвестников ландшафтной философии можно выделить выдающе¬гося испанского писа¬теля и фило¬софа М. де Унамуно (1864-1936), который чер¬пал свое вдохновение в горах горячо лю¬бимой им родины, придерживался именно та¬кой пози-ции «романтика-реалиста», его поэтическое кредо – «думать чувством и чувст¬во¬вать мыслью». Он писал: «Пейзажи – первая пища нашей души; горы, долины и рав¬нины, вскормившие наш некогда бессловесный дух, - все это сопровождает нас до са¬мой мо-гилы, образую мозг и костяк наших душ. Потому что у души тоже есть скелет, за ис-ключением тех обездоленных, у которых она склизкая и бесхребетная, наподобие спру-тов, губок или полипов. Но те, чья душа, опираясь на прочный костяк, держится прямо и глядит в небо, знают, что пи¬тает эти кости вещество, суть которого – безмятежные и чистые видения далекого дет¬ства» (Унамуно М. де Избранное в двух томах. Л. 1981. Т.2. С.301). Для него и сознание ландшафтно устроено. В своем изумительном «ландшафтном» эссе «Вглубь!» (1900) он писал: «..устремись в глубины своего духа, и каждый день ты будешь открывать все новые горизонты, девственные земли, невиданные ранее небеса, новые звезды, новые созвездия» (Унамуно М. де Избранное в двух томах. Л. 1981. Т.2. С.229). но это «самоуглубление» он, конечно, не понимал как «уход в себя», а как обна¬ружение в себе ландшафтных образований, которые роднят его с ландшафтной «Исти-ной» жизни. Он мыслил «пространственно» путем «сжатий», «растяжений», «изгибов». Для него, к примеру, «…прогресс есть последовательность качественных расширений и сжатий, он делает социальную среду богаче и сложнее, а затем эта усложненность сгущается, обретает материальность и опускается в вечные глубины Человечества, облегчая тем самым новый прогресс; это смена семян и деревьев – каждое новое семя лучше преды-дущего, и богаче каждое новое дерево» (Унамуно М. де Избранное в двух томах. Л. 1981. Т.2. С.223). 1. ГУССЕРЛЬ К сожалению, тяжело отнести к философам Ландшафта представителей феноменоло¬гической традиции философствования, двигающихся в русле гуссерлевско-хайдегге¬ровского стиля философствования, который, рассматривая во многом родственные фи¬лософии Ландшафта проблемы, не смог подняться до её уровня. Этому мешала исход-ная интровертивность их мышления и академическая путаность языка, которая нахо-дится в вопиющем противоречии с исходной экстравертированностью и дескриптивной образностью языка ландшафтного мышления. Современная философская мысль последней трети XX века катастрофически отстала от развития современной науки, от складывающейся в ней синергетической (в отноше-нии методологии) и геолого-географической (в отношении онтологии) парадигмы. Это обусловлено сильной традицией в философии этого периода антисциентистской тен-денции, в рамках которой традиционно считается, что наука слишком рационалистич-на. Хотя современная наука дает образцы удивительного и ир¬рационального при ис-следовании явлений природы. Более того, она сама нуждается в помощи философии – как систематизирующей и упорядочивающей философии науки. Тем не менее выше-указанные симптомы ландшафтного мышления начинают проникать в философию. 2. ХАЙДЕГГЕР 3. Э.БЛОХ 4. МЕРЛО-ПОНТИ 5. ЛЕВИ-СТРОСС К ландшафтно мыслящему философу можно отнести К. Леви-Стросса (1908-), кото¬рый в юности был увлечен геологией, что и сформировало ландшафтный стиль его мысли. Этот-то ландшафтный стиль мысли отвратил его, философа по образованию, от увлечения неосхоластическими спекуляциями современных философов, с созданию в рамках этнографии полноценной парадигмальной концепции анализа культуры. 6. ФУКО К ландшафтно мыслящему философу можно отнести М. Фуко (1926-1984). Как из¬вестно М. Фуко считает, основными фигурами определяю¬щими строения знания в рам¬ках категории сходства были: пригнанность, соперниче¬ство, аналогия и симпатия. Ин¬тересна фигура «пригнанности»: ««Пригнанными» яв¬ляются такие вещи, которые, сближаясь, оказываются в соседстве друг с другом. Они соприкасаются краями, их гра-ни соединяются друг с другом, и конец одной вещи обо¬значает начало другой. Бла¬годаря этому происходит передача движения, воздействий, страстей, да и свойств от вещи к вещи» (Фуко М. Слова и вещи. Археология гумани¬тарных наук. М., 1994. С.55). Именно в этой фигуре видна «пространственная» ландшафтность мышления М. Фуко, он мыслит не понятиями, а «объемами», которые просто состыкованы друг с другом в пространстве ли мысли или же в пространстве вещей. Сама «эпистема», схемы которых выстраивает М. Фуко для мен¬тальности XVII-XVIII и XIX веков у него объемно-ланд¬шафтно организована, выстроена в виде регионов, находящихся друг с другом во взаи¬модействии В более поздний период своего творчества он переходит к понятию «архив» и далее - «диаграмма». Вот что писал Ж. Делез о ней: «Диаграмма – это уже не архив (слуховой или зрительный) – это карта, картография (курсив мой-С.Г.), равнообъемная любому социальному полю» (Делёз Ж. Фуко. М. 1998. С.60). Делёз писал далее: «Диаграмма или абстрактная машина – это карта соотношений сил, карта плотности и интенсивно¬сти, которая функционирует при помощи изначальных нелокализуемых связей и в каж¬дое мгновенье проходит через любую точку, или точнее, в пределах каждой взаимо¬связи от одной точки к другой точке» (Делёз Ж. Фуко. М. 1998. С.63). Явно видно, что М. Фуко все более и более склонялся к геолого-географическому стилю мышления, ибо геолого-географический стиль мышления – это мышление не понятиями, категориями и словами, а картами и их легендами (в картографии – это система картографических знаков). 7. ДЕЛЕЗ Непосредственным предшественником Философии Ландшафта является философия Ж. Делеза (1926-1995). Наиболее явственно ландшафтность его мысли проявилась в поздний период его творчества в конце 80х- начале 90х годов XX века. Убогую попытку разработать философию ландшафта сделал В. Подорога, который опирается на совершенно неподходящую ля философии Ландшафта хайдеггеровскую традицию философствования. Но наиболее плодотворно принципы философии Ландшафта формируются в пози-тивной сфере знания, - вообще современная философия, погрязшая в своих «спекуля-циях», хронически отстает от спонтанного процесса изменений в ментально¬сти. Ланд-шафтное мышление в современной ментальности становится, двигаясь по трем путям: в области геолого-географических наук, в области историографии 2 ЛАНДШАФТНОЕ МЫШЛЕНИЕ В ЛИТЕРАТУРЕ Ландшафтное мышление по своей сути художественно, ибо оно феноменологично по своей сути. Архитектура, жи¬во¬пись и иные формы «хорологических», «пространствен¬ных» форм искусства дают нам статичные паттерны организации физического и куль¬турного Ландшафта. Но для философа Ландшафта наиболее актуально вербально выраженные формы ис¬кусства, прежде всего художественная литература, которая имеет истоком ландшафт¬ное мышление мифа, наиболее существенные черты которого сохранились в именно в литературе. Здесь мы не будем останавливаться на всех жанрах литературы, остано¬вимся лишь на романе, анализ композиций и сюжетов которого многое дает для пони-мания и формирования современной философии Ландшафта, особенно его диахронных составляющих. Для понимания ландшафтного мышления важны описания путешествий и приключе¬ний, которые являются фундаментом формирования романа. Феноменология путеше-ствия – это, так бы сказать, есть гносеологическая часть ландшафтной ментальности. Эта феноменология путешествия вообще служит базовой системой для формирования всех литературных произведений, происходя здесь из мифических сказа¬ний о путеше-ствиях тотемных культурных героев. 1. РОМАН КАК ФИЛОСОФИЯ КУЛЬТУРНОГО ЛАНДШАФТА 1.ХРОНОТОПЫ РОМАНА КАК ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ПУТЕШЕСТВИЯ ИСПОВЕДИ ТОПОЛОГИЯ ЖИЗНИ УТОПИИ 2. РЕАЛИСТИЧЕСКИЙ РОМАН 1. БАЛЬЗАК 2. ЗОЛЯ 3. МОДЕРНИСТСКИЙ РОМАН КАК ФИЛОСОФИЯ ЛАНДШАФТА 1. ДЖОЙС 2. ПРУСТ 3. КАФКА 3 ЛАНДШАФТНОЕ МЫШЛЕНИЕ В ИСКУССТВЕ 1. ЛАНДШАФТНОЕ МЫШЛЕНИЕ В ЖИВОПИСИ 1. СЕЗАНН 2. ЛАНДШАФТНОЕ МЫШЛЕНИЕ В АРХИТЕКТУРЕ 3. ЛАНДШАФТНОЕ МЫШЛЕНИЕ В КИНОИСКУССТВЕ 4 ЛАНДШАФТНОЕ МЫШЛЕНИЕ В НАУКЕ 1. ЛАНДШАФТНОЕ МЫШЛЕНИЕ В ГЕОЛОГИИ И ГЕОГРАФИИ Для становления ландшафтного мышления в геолого-географических науках сыграли идеи И. Канта, который преподавал в Кенигсбергском университете не только фило-софию, но одновременно и географию в течение сорока лет. В своем курсе по гео¬графии он при¬держивался точки зрения на географию как науку, которая занимается описанием раз¬нообразия единовременных явлений, а историю – науку, занимающуюся пове¬ствованием о событиях во времени. В том, что И. Кант был преподавателем гео¬графии, может быть, и кроется тайна его философии. Именно оттуда он почерпнул ис¬ходную феноменологи¬ческую установку свойственную географии: 1) ориентацию на организованный в рамках пространст¬венно-гео¬метрических форм визуальный опыт разнообразия мира, на «науку глаза» (Га¬усс), 2) ориентацию на создание классифика¬ционных таксономий, понимаемых в русле квалитативной феноменологии Аристотеля и в русле лейбницевой философии - как способ группировки «монадных» многообра¬зий, 3) ориентацию не на создание умозрительных схем, а перманентную поддержку продуктивного воображения сознания реальным опытом восприятия мира. Далее, преподававший совместно с Г. Гегелем в Берлинском университете выдаю¬щийся гео¬граф и философ К. Риттер (1779-1859), лекции которого, к слову сказать, пользова¬лись значительно большим успехом, чем смутное и непонятное «бормотание со сморканием» Г. Гегеля, выступал с идеей «всеобщего землеведения». Он, используя сравнительный метод, подошел вплотную к представлению о ландшафте. Для него гео¬графия и была философией, ибо, как он утверждал: «Сущест¬вование человека совер-шенно связано с зем¬лей, скреплено с нею тысячами неразрыв¬ных корней. При рожде-нии своем человек по¬лучил не только духовный, но и телесный дар, которого он отло-жить не может и кото¬рый, следовательно, он должен хорошо знать. И потому че¬ловек чувствует потребность узнавать пределы, равно и сущность своего земного, ог¬раниченного существования также и присущих ему сил, дабы воспользоваться ими. Ибо только тогда удастся ему вернее изучать и пределы духовной своей свободы и не¬зависимости и исследовать ду¬ховную свою природу. Только живейшее сознание зави¬симости того, что дано ему Бо¬гом при рождении, может спо¬собствовать ему к истинной свободе в жизни, к достижению истинного своего назначения в настоящем и будущем. Не испытывая себя в ограниченном состоянии, нельзя знать меры неограниченности. Без зависимости от порядка и закона нет законности, недостижима свобода для челове-ка даже и в мире идей. Невозможно иметь высших взглядов, невозможна философия о бесконечном и вечном, не исследовав и не узнав прежде конечного и зем¬ного. Кто не узнал и не иссле¬довал земного и конечного, не может понять и вечного, бесконечного. Пифагор исследовал меру и число, прежде чем возвысился до высших областей мета-физических размышлений; Платон исследовал прежде душу человече¬скую и законы народов, пре¬жде чем возвысился до высочайшей философии. Аристо¬тель прежде был естествоис¬пытателем и физиком, а потом сделался великим логиком и метафизиком. И Кант пре¬жде был математиком и астрономом, прежде чем возвысился до метафизики и критики чистого разума – вели¬чайшей задачи науки. Шеллинг от на¬турфилософии пе-решел к философии духа» (Рит¬тер К. Общее землеведение. М. 1864. С.11-12). Карл Риттер не ограничивался описанием естественного (физического) ландшафта, для него ландшафт – это, прежде всего, культурный ландшафт – народы с их мировоз-зре¬нием, формами общественного устройства и типами хозяйственной деятельности. Сле¬дует заметить, что именно благодаря его концепции он стал основателем геополи-тики. Его последователь А. Гумбольдт (1769-1859) в своей изумительной работе «Космос» (т.1-5. 1845-1859), пользовавшейся огромной популярностью в Европе (к слову сказать, в России она, по мере выхода очередного тома на немецком, почти сразу переводилась, а по¬том была переиздана). Александр Гумбольдт испытал влияние своего безвремен¬ного умершего современника знаменитого путешественника и философа И.-Г. Форсте-ра (1754-1794), который в своих работах дал, по сути, феноменологию философами Ландшафта. А. Гумбольдт испытал также определенное влияние не¬мец¬кого романтиз-ма, но послегегелевский романтизм отличался резко выраженным «по¬этическим реа-лизмом». Это обусловлено тем, что печальный опыт полумистиче¬ских натурфилософ-ских спекуляций Окена и Гегеля не мог пройти даром для немецкой фи¬лософии. Он крайне негативно относился к такого рода философии, считая, что они грозят откло-нить развитие мысли от реального научного знания, которое прямо связано с «благо-состоянием государства», уводит энергию мысли молодого поколения не на познание природы и реальности, а на разбор произвольных, и смутных мистико-схоластических «схематизмов» философских построений. Потому он ведет свое миро¬воззрение не от умозрительных систем Фихте, Шеллинга, Окена и Гегеля, а от Гете и Гердера. Он реа-лист, ибо считал, что: «Работа духа начинается в ту минуту, когда мышление, влеко-мое внутренней необходимостью, принимает в себя материал чувственных наблюде-ний» (Гумбольдт а. Космос. Опыт физического мироописания. Ч.1. М. 1862. С.59). Оторвавшись же от опыта, дух «заболевает», создавая внешне при¬влекательные пустые «грезы». Изучение природы, а не витание в «спекуляциях» интро¬вертного сознания, только и дает, по мнению А. Гумбольдта, истинное ощущение сво¬боды, формирует жи-вой язык и высокое искусство: «Природа есть область свободы; чтобы живо изображать помыслы и настроение возбужденное прямым чувством при¬роды, речь должна беспре-станно двигаться с тем достоинством и тою свободой, которую ей может сообщить вы-сокое искусство» (Гумбольдт а. Космос. Опыт физического мироописания. Ч.1. М. 1862. С.1). А. Гумбольдт строит свою работу «Космос», оперируя ландшафтными стихиями, считая, что человеческий дух, проникнутый реализмом природы, обращается в начале к «Небу», затем к «Земле» и т.д., в такой последовательности он и ведет свое изложение, и такая «ландшафтная» феноменология духа, на мой взгляд, значительно полноценнее умозрительной феноменологии духа Гегеля. Его ландшафтное философствование более осознано, чем у И.-Г. Форстера, он во второй части «Космоса» дает полный обзор исто¬рии ландшафтного философствования, выраженное в тех или иных работах и литера-турных произведениях прошлого. К сожалению, следует отметить, что он оши¬бочно трактовал при этом античную мысль, считая, что она не отличается ландшафт¬ной спе-цификой мысли, а более всего было озабочено анализом субъективных страстей чело-веческой личности. На этой базе возникла идея создания единой системы научного знания на базе геопро-странственной парадигмы. Выдающийся географ А. Геттнер (1859-1941), посвятивший, к слову сказать, боль-шое внимание изучению Российской империи и давший много интересных наблюдений и высказываний о России, являлся сторонником «расширитель¬ной» трак¬товки геогра-фии, т.е. как науки не только о природном ландшафте Земли, но и о куль¬турном ланд-шафте человечества. Он опирался на риттеровское определение географии как науки о пространствах и их вещественном заполнении. Для А. Геттнера, география – это хоро-логическая наука о поверхности Земли (от греческого choros – место) и раз¬мещения на ней предметов и явлений. В этом он отрывался от идей неокантианского разделения научных методов на «генерализирующие» (номотетиче¬ские) и «индивидуа¬лизирующие» (идеографические). А. Геттнер считал, что для гео¬графии не приемлем ни тот, ни другой метод, у нее иной, более близкий к «идеографи¬ческому», метод – «хорологический». Он отказывался от создания каких-либо законов, а считал, что гео¬графия должна просто описывать «предметное» заполнение земных пространств. Гео¬графия – не изучение от¬дельных признаков явлений и их классифика¬ция, а изу¬чение взаимных группировок предметов и явлений по признаку их размещен¬ности в про-странстве, т.е. география – это наука о ландшафтах. В этом смысле А. Гетт¬нер от¬личал, как и. Кант, географию от истории. Если история – это наука хронологи¬ческая, а гео-графия – это наука хорологи¬ческая. Вот что писал Хартшорн в его знаменитой работе «Природа географии» (1939): «..нет необходимости ни в каких дру¬гих универсальных постулатах, кроме всеобщего закона географии, который гласит, что все районы уникальны» (Hartshorne R. The nature of ge¬ography: a critical survey of current thought in the light of the past. Lancaster. 1939. P.468). Наиболее плодотворно стала развиваться методология географии в русле экономиче¬ской географии. Иоганн Генрих фон Тюнен (1780-1851) первым в работе «Изолирован¬ное государ¬ство» (1826) подметил зависимость между пространственными взаимосвя¬зями землепользо¬вания и города. И.Г. Тюнен про¬анализировал факты формирования и зависимости земледельческих зон вокруг рыночных центров, выведя понятие зональ-ных «колец». Далее поляризация промыш¬ленности была исследована В. Лаунхардтом, выдвинувший концепцию «штандорта», которая потом была развита из¬вестным куль-турологом А. Вебером и его учеником В. Кристаллером (1893-1969) и А. Лёшем (1906-1945). А. Вебер В. Кристаллер в 1933 году опубликовал книгу «Центральные зоны Южной Герма¬нии», которая была его докторской диссертацией. Идеи этой диссертации базировались на работах теоретиков теории размещения И. Ёоля, И. фон Тюнена и А. Вебера. По-следний был учителем Кристаллера. Суть концепции состояла в разделении страны на центральные и дополняющие зоны. Более углубленную разработку модели Кристаллера осуществил Август Лёш (1906-1945). Наиболее плодотворно стала развиваться география, когда была подвергнута критике идеи А. Геттнера и Р. Хартхорна об том, что география – это наука об уникальном. Против этого выступил Ф.К. Шефер (1904-1953). Он писал следующее: «Главная труд¬ность, связанная с принятием концепции уникальности, состоит в том, что, как указал макс Вебер, она требует слишком многого. В самом деле, существуют ли два камня, со¬вершенно одинаковых во всех мельчайших деталях формы, цвета и химического со¬става? И вместе с тем закон падения тел будет одинаково справедлив для обоих кам-ней» (цит. Бунге В. Теоретическая география. М. 1967. С.32-33). Эти идеи подхватил и развил В. Бунге, который выступил с инициавтивой применения математических мето-дов в географии, следуя во многом идеям В. Кристаллера и А. Леша. Развернутую концепцию, основанную на этом дал, выдающийся американский гео¬граф П. Хаггет («География: синтез современных зна¬ний». 1975), где он рассматривает гео¬графию крайне широко – как физическую и куль¬турную географию. В об¬ласти собственно экономической мысли первым выдвинул идею «центра» и «пе¬риферии» Дж. Фридман, который в своей работе «Политика ре¬гионального развития», изданной в се¬редине 60-х годов, применил для моделирования экономики модель «центр-перифе¬рия». По мнению Дж. Фридмана, именно «центр» яв¬ляется мощным ге¬нератором инно¬ваций. Эту существенные черты культурного Ландшафта использовал далее лидер совре-менной традициологии Э. Шилз и его последователь Ш. Эйзенштадт. Но такая точка зрения не нова, а стара как мир, ибо уже в первобытной мифологии всегда была важна символика центра. В отечественной мысли огромное значение для формирования теоретических основ геолого-географических наук и формировании идей Философии Ландшафта сыграл В.И. Вернадский Известно, что В.И. Вернадский писал об «ноосфере», как сфере культурного творче-ства человека. Можно заметить, что и П.А. Флоренский излагал идею В. И. Вер¬надскому о «пневматосфере» – области жизнедеятельности человека, беря в этом своим предшест¬венником Диогена Аполлонийского, который брал одну из ландшафтных сти¬хий «воз¬дух-пневму» за первооснову. «Ноосфера» («пневматосфера») по категориям со¬временной теоретической географии – это культурный ландшафт. Ко¬нечно, теорети-че¬ская география понимает под ним сферу жизнедеятельности человека, исходя из сво-их задач, ограниченных предметом исследования. Но это не означает, что концепт «ландшафт» или «культурный ландшафт» – это сугубо географический термин. Эта идея была далее использована в 60-80 гг. XIX в. в России «центрографией», одним из крупных представителей которой был Д. Менделеев. Но это направление в русской мысли было разгромлено в начале 30-х годов, была расформирована ленинградская ла¬боратория им. Д.И. Менделеева, зани¬мавшаяся разработкой «центрографии», которую возглавлял тогда Е.Е. Святловский. Со стороны теоретической географии большую роль сыграли идеи Н.Н. Баранского (1881-1963) – основателя отечественной экономической географии, члена корреспон¬дента АН СССР (1939) В отношении выработки эпистемологии геопространственной парадигмы следует от¬ме¬тить идеи выдающегося картографа К.А. Салищева Наиболее философично картографическая эпистемология была разработана тбилис-ским ученым А.Ф. Асланикашвили в работе «Метакартография. Основные про¬блемы» (1974). Дальнейшее развитие идей о синтетическом характере геолого-географической науки развиваются несколькими ведущими теоретиками отечественной географии и геологии. Известный современный представитель теоретической географии А. Ю. Ретеюм в сво-ей работе «Земные миры» (1988) подчеркивает, что синтез современного знания воз-можен лишь на базе географии как науки о синхронных связях, и истории как науки на диахронных связях: «Синхронные связи прослеживает преимущественно география, диахронные – история. Обе науки роднит энциклопедическое совмещение разнокачест¬венных явлений. Они подобны и по структуре» (Ретеюм А. Ю. Земный миры. М. 1988. С.13). В этой книге он прослеживает общность географии и истории, хотя делает это не совсем глубоко и последовательно, ввиду слабой философской и культурологической подготовки, ибо он географ по преимуществу. Интересно, что он выявляет элементар¬ный «эйдос» ландшафта, называя его хорионом (от греч. сhoros – страна, край, мест-ность), т.е. элементарная «ячейка» ландшафта (сам он не употребил по отношению к «хориону» концепт «эйдос» как родственный по смыслу). В отличие от пространст¬венной области, он имеет концентрическое строение – это центр и отходящие от него концентрические периферийные круги. Ретеюм считает, что такое строение имеют все естественные тела и системы в мире, а в отношении физико-географических ланд¬шафтных систем они имеют реальный образ в существовании в «эйдосе-хорионе» - «горы» или «гор», «снисходящих и восходящих уровней», «равнины» и «ущелий», ко¬торые объединены центробежными и центростремительными процессами взаимодейст¬вий между «центром» и «периферией». Этот «эйдос-хорион» имеет мозаичный, рель-ефно-фрактальный характер, в котором траектории потоков этих центробежно-центростремительных взаимодействий (эманаций) имеют нелинейно-синергетический характер. Эта идея Ретеюма о «хорионе» крайне интересна, но она не получила долж-ного развития в философском плане как «эйдоса-хориона», который, я надеюсь, еще получит свое развитие в будущей философии (т.е. в теории традиции). По его мнению все природные и культурные системы состоят из сложных объектов, имеющих концентрический характер. Эти объекты он называет «хорионы» (от греч. сhorion – страна, местность, край, пространство). Эти хо¬рионы имеют строение, иден-тичное элементарным элементам ландшафта, состоящим из гор, нисходящих уров¬ней, равнин и впадин. Он считает, что такой характер имеют и ментальные системы, приво-дя в доказательство известную концепцию «научно-исследовательских программ» И. Лакатоша. Можно только удивляться как современ¬ные философы, увле¬ченные идеями М. Хайдеггера, и как современные культурологи, увлеченные идеями французской школы «Анналы» и идеями И. Валлерстайна и других, совершенно прохо¬дят мимо бо-лее глубокой и состоятельной, чем смутное философст¬вование М. Хайдеггера, онтоло-гично - ландшафтной парадигмы мышления современ¬ных географов; мимо идей совре-менной географии, которая более плодотворно развивает идентичные с вышеуказан-ными культурологами идеи. Другой известный и более плодовитый представитель современной отечественной теоретической геологии И. В. Круть также выявляет элементарный пространственный «эйдос», он называет его «стратоном». «Стратон» – это «историко-информационные сложноорганизованные иерархические геосистемы» (Круть И.В. Введение в общую теорию Земли» М. 1978. С.308). Но далее он это понятие не конкретизирует и оно более смутно выражено, чем понятие «хорион» Ретеюма, да и более всего подходят в геоло-гии. И. В. Круть – интересный представитель современной теоретической геологии, кото¬рый развивает идею геологического пространства-времени, но не только. Он философ, хотя использует для своих обобщений в области геологии устаревший идейный багаж. Он отмечает, что современная наука напоминает «вавилонскую башню», что создает опасность деструкции научного знания. Потому крайне необходимо достигнуть инте-гративного единства науки путем создания общих концепций, единых теорий и языка. Все это правильно – нам грозит не только самоуничтожение человеческой циви¬лизации, но и самоуничтожение науки из-за диф¬ференциации знания, отсутствия инте¬гративного смыслового ядра, применения в каж¬дой из сфер знания своего искусствен¬ного языка. К примеру, математика, имеющая не только прикладной характер, но тра¬диционно несущая мощный мировоззренческий по¬тенциал, в результате употребления формализованных языков, совершенно потеряла свой мировоззренческий статус, что губительно для человеческой ментальности. Будем надеяться, что инициированная в первой половине XX века неопозитивизмом эта «мода» на применение искусственных языков в математике «с поводом и без повода» вскоре пройдет, и математической зна¬ние приобретет утерянную ей наглядность и по¬нятность. Тем более, что бессмыслен¬ность тотальной формализации давно уже доказана самими математиками (теоремы К. Гёделя). Будем надеяться, что в матема¬тике XXI века произойдет новая «революция языка», но пока симптомов этого не на¬блюдается. Так вот И.В. Круть возрождает идею Н.Я. Грота о геономии. Рано ушедший из жизни Н.Я. Грот (1852-1899) – философ в свое время известный, пользовавшийся уважением философов различных направлений того времени. Он был главой Московского психо-логического общества, издателем по сути первого философского журнала в Рос¬сии - «Вопросы философии и психологии» (с 1889), который сейчас служит отличным «портретом» жизни философской мысли того времени. Его мировоззрение сначала шло в русле спенсеровского позити¬визма, а далее он постепенно переходит к метафизике соловьевского типа. В своей работе «К вопросу о классификации наук» (Русское богат¬ство. 1884. №11-12) он, критически проанализировав классификацию наук О. Конта и Г. Спенсера, предложил свою концепцию классификаций науки. Он делил науку на группы, которые изучают неорганические, органические и надорганические (социаль¬ные) явления. В каждой из этих групп он выделял четыре стадии развития и форм зна¬ния6 конкретные (описательные), конкретно-абстрактные (статическое и динамиче¬ское описание процессов), абстрактные (общие положения о веществе и силах, опи¬сываемых в этой сфере) и абстрактно-конкретные (трактующие об общих законах рассматриваемой предметной области). Соответственно этому он применяет для этих четырех стадий-форм окончания –графия, -гения, -логия, и –номия. В области неорга-нических явлений он проводил разделение наук об естественных телах в Космосе и на Земле. Так вот как раз в области наук о Земле абстрактно-конкретная наука получила название – геономии. И. В. Круть, придерживаясь идей Н. Я. Грота, как раз и выдвигает идею геономии, ко¬торую он часто называет еще Общей Теорией Земли (ОТЗ). Он считает, что эта ОТЗ займет центральное положение в естествознании, ибо она имеет интегративный харак-тер, ис¬пользуя данные всех наук: математики, физики, химии и биологии. Конечно, при этом он подчеркивает, что это не уничтожает предметную область этих наук. Все это верно. Более того, я бы сказал, что такая постановка вопроса приведет в утерянной смысловой направленности науки, которая изначально изучала Землю и её ландшафт-ные составляющие, такова, к примеру исходная ориентация аристотелевой натурфило-со¬фии. Такая интенция научного знания, что подчеркивает и И.В. Круть, ориентирует научное знание в сторону экологических ценностей, ибо географическая парадигма ор-ганично включает экологические ценности в свою парадигму. География – это наука о разнообразии, о мире «различания», она исходно визуально-феноменологическая. Потому её парадигма как нельзя органично ложится на постмо-дернистский стиль современной ментальности. 2. ЛАНДШАФТНОЕ МЫШЛЕНИЕ В ИСТОРИОГРАФИИ Теперь имеет смысл рассмотреть становление Философии Ландшафта с другой сто¬роны, – со стороны историографии. География и историография, – родные области че¬ловеческого знания. Первый европейский историк – Геродот, был одновременно и гео¬графом. Родственность этих сфер знания является базой преследующего на протяжении всей истории географии «географического дуализма»: спора о том, должна ли геогра-фия ограничиться изучением лишь физической составляющей ландшафта или же она еще является наукой, занимающейся описанием народов, размещенных на физической поверхности ландшафта, их ментальностью, формами социальной организации и эко-номикой. В конце концов, в современной географии превалирует именно последняя трактовка географии, которая является исходной для географии со времен Геродота. Историцизм вошел в геолого-географические науки со времен Геттона, испытав еще влияние оппонента Канта - И. Г. Гердера, которого можно считать одновременно осно¬вателем культуроло¬гии и теории традиции. Со времен же эволюционистской концеп-ции Лайеля в геологии, историцизм присущ именно геологии, в которой не во¬зобладала хорологическая кон¬цепция А. Геттнера, близкая более географии. Но в историографии историцизм находится в своей «родной» стихии. В историогра¬фии ландшафтное мышление имело сложную судьбу, ибо история первоначально под¬далась влиянию стадиальным схемам развития А. Сен-Симона, О. Конта и Г. Спенсера. Но, после убедительной критики идей эволюционизма со стороны критической школы историографии в конце XIX - на¬чале XX века, возникает в во французской историогра¬фии направление, группирую¬щееся вокруг журнала «Анналы» (с 1929 г.), которое явля¬ется ведущим в современной историографии. Одной из методологических баз для становления этой школы было мало изученная в отечественной истории мысли французская географическая школа во главе с П. Вида-лем де ла Бланшем (1845-1918). Имеет смысл заметить, что основанный П. Видалем де ла Бланшем в 1894 году журнал назывался «Анналы географии». Эта гео¬графическая школа трактовала географию крайне расширительно, делая особый упор на «географию человека», т.е. на описание быта и нравов народов, населяющих разные регионы Земли. Ученик и последователь Видаля де ла Бланша - Э. де Мартон писал: «Современная география утверждается как наука о физических, биологических и соци¬альных явлени-ях, рассмотренных в отношении их распределения на поверхности зем¬ного шара, их причин и взаимных связей» (Мартон Э. Основы физической географии. М. 1939. С.23). Он подчеркивал, что география является синтезирующей наукой, но существенным её отличием от математики, физики, химии, социологии и экономики, данные которых она синтезирует, является специфика метода, который состоит в спе¬цифике «простран-ственно-образного» стиля мышления. Один из основателей историографической школы-направления «Анналы» Л. Февр считал, что география и геология могут быть крайне полезны исто¬рику. Но более ярко стремление применить геолого-географическую парадигму проявлено в позднейшем этапе развития этого направления у Ф. Броделя, который формирует пространственно – «хорологическую» парадигму рассмотрения культуры. Фер¬нан Бродель – мыслитель уникальный. В своей знаменитой работе «Средиземное море и мир Средиземноморья в эпоху Филиппа II» (1949) он, как известно, выдвинул теорию социального времени раз¬ных скоростей. Предпочтение он отдает не времени событий «temp bref» – коротких отрезков времени, укладывающихся в время поколения, - это время он считает не инте¬ресным для историка, а длительному времени – «logue durèe», которое представляет из себя нечто «хорологически» неподвижное – историю множества человеческих поколе-ний в тесной связи с физико-географическим ландшафтом, который определяет их об-раз жизни на сотни лет. В данном случае он мыслит в русле более древней традиции во французской историографии, идущей от Ж. Бодена и далее - Ш. Монтескье. Самое глав¬ное, он подчеркивает то, что история творится не во времени, а, прежде всего, в пространстве (т.е. ландшафте). Для него цивилизации – это простран¬ство - «культурная площадка» (т.е. культурный Ландшафт). Ему свойственен интерес именно к использо¬ванию ландшафтной концепции географии. Фактического основателя современной экономической географии И. Тюнена (1780-1851) Ф. Бродель считал величайшим не¬мецким экономистом XIX века, стая его наравне с К. Марксом. Его концепция «мир-экономик» – это, по сути, распространение его идей на все человечество. Эти «мир-эко¬номики» имеют свои центры – города, на базе взаимодейст¬вий и схемы потоков фор-мируется человеческая культура. Эта идея имеет более отчет¬ливое продолжение у по-следователей идей Ф. Броделя – представителей «геоистории» (Ф. Моро. Ш.Моразе и др.), которые резко подчеркивают ландшафтный характер чело¬веческой культуры и связанность её с ландшафтными физико-географическими системами. По их мнению, география должна быть не только фоном исторического описания, а актив¬ным куль-турным фактором, более того, такого рода «геоисторию» они считают «арбитром» всех остальных наук. Более резко выражается знаменитый ис¬торик Ле Руа Ладюри - сторон-ник направления «теории факторов» (аналога направле¬ния русских «многофаторников» последней трети XIX века, представленного, прежде всего, П.Л. Лавровым и Н. И. Ка-реевым), один из лидеров движения «новых филосо¬фов» во Фран¬ции и один из авторов их знаменитого «Манифеста» (1978). Он считает, что в истории античности и средневе-ковья огромное значение играл климатический фактор, который задавал ритмику раз-вития культуры и её конфигурацию. В общем, ясно, что современная историография вплотную подходит к формированию Философии Ландшафта, хотя пока это не оформлено в принципиальную концепцию, не получило осознанной философской обработки, как и не получила осознанной и разви-той принципиальной концепции, утверждающей, что традиция – это центральный кон-цепт философии. Концепт «ландшафт» в этой концепции носит онтологический ха¬рактер, как оформленный в пространственно-телесную культурную форму «паттерн» традиции. «Ландшафтная» концепция начинает формироваться и в социологии. Здесь можно от¬метить социологов Э. Шилза и Ш. Эйзенштадта у которых использу¬ются те же ланд-шафтные мысле-образы. Имеет смысл отметить, что Э. Шилз является основате¬лем со-временной традиции, а Ш. Эйзенштадт развивает далее идей теории традиции Э. Шилза в конкретном анализе процессов модернизации обществ. . 3. ЛАНДШАФТНОЕ МЫШЛЕНИЕ В МАТЕМАТИКЕ Сейчас геолого-географическая парадигма все более и более выдвигается на первый план. Вполне вероятно, она станет играть такую же роль в XXI – XXII веке, какую иг¬рал механицизм в XVII-XVIII веках. Более того, она начинает формировать свои зоны в области математики, которая исходно является «первоидеологией» науки, что проявля-ется в формировании дискретной математики и фрактальной геометрии. 1. ЧИСЛО И ФИГУРА Формирование ландшафтной парадигмы в математике связано, прежде всего в развити-ем топологии в сфере дискретной математики. 2. ГИЛЬБЕРТ И БРАУЭР 3. ТОПОЛОГИЯ 4. ЛАНДШАФТНОЕ МЫШЛЕНИЕ В ФИЗИКЕ Важным мрментом в современной физике является утверждение о наличии подвижного наблюдателя в теории относительности и влияния его движения на результаты наблю-дений Другим моментом являетс утверждение о хаотичных и нелинейных процессах 5. ЛАНДШАФТНАЯ ФИЛОСОФИЯ НАТУРАЛИЗМА §5 ЛАНДШАФТНОЕ МЫШЛЕНИЕ В ОБЩЕМЕНТАЛЬНЫХ ПАРАДИГМАХ Как писал Ж. Делёз: «Даже чистейшая ткань силлогизмов уже складчата сообразно скоростям мышления. Идеи в душе, подобно вещам в природе, часто имеют столько складок, что не всегда поддаются разгибанию» (Делёз Ж. Складка. Лейбниц и барокко. М. 1998. С.85). Исследования на стыках наук часто приводят к смене общенаучной парадигмы – это относится к географии, которое занимает самое проблемное поле в знании – между ес¬тественными и гуманитарными дисциплинами. Это проблемное поле было выявлено еще представителями неокантианства – В. Виндельбандом и Г. Риккертом. Марков Отечественный географ, академик АН СССР К.К. Марков (1905-1980) подчеркивал в работе «Два очерка о географии» (1978), что идет процесс «географиза¬ции» науки: «Географизация находит свое выражение в развитии так называемых ре¬гиональных разделов в таких областях человеческого знания, которые, как совсем не¬давно казалось, весьма значительно удалены от географии. Можно привести немало примеров в под-тверждение сказанного, особенно это заметно в биологии, где многие понятия (о био-сфере) приобрели ярко выраженный географический характер. Хочется отметить, что географизация получает свое развитие и в общественных науках (курсив мой – С.Г.). Современная социология с её учетом территориальных различий в условиях со¬циальной жизни приобретает явно географическую окраску. В области эко¬номической науки развивается региональная экономика, научная дисциплина, смежная с экономи¬ческой географией, но с отчетливо выраженным отличием от последней в изучаемом объекте» (Марков К. К. Два очерка о географии. М. 1978. С.18-19). Интересна в этом отношении современного отечественного экономического географа Э.Б. Алаева, кото¬рый, базируясь на идеях Н. Баранского о «географическом» мышлении, выдвинул в 1981 году идею о геопространственной парадигме, которая станет, по его мнению, общенаучной парадигмой в ближайшем будущем. Алаев утвер¬ждал, что «…в совре-менном научном знании, наряду с уже сформироваавшимися и развивающимися пара-дигмами (кибернетическая, информационная, системно-структурная и т.д.) формирует-ся геопространственная парадигма как категория меж¬дисциплинарного общенаучного уровня. Все большее и большее число наук и научных направлений, имеющих в каче-стве объекта исследования (или операционного базиса объекта исследования поверх-ность Земли, начинают «мыслить географически»; можно сказать, что идет процесс географизации научного знания» (Алаев Э.Б. Географическое мышление и геопро-странственная парадигма \\ Известия Всесоюзного геогрфического общества. Т.113. Вып.5. 1981. С.419-4200. Он подчеркивает существенные черты этого географического мышления в рамках геопространственной парадигмы – это мышление не понятиями, тождествами и абстракциями, а мышление территориями, комплексами разнообразий и предметными конкретностями. Он подчеркивает, что это мышление имеет предметом «ландшафтные оболочки», он на символическом уровне мыслит кар¬тами и их легенда-ми, оно картографично-образно. Интересно мнение отечественного философа Б. М. Кедрова, «В свое время, когда различные науки только ещё зарождались и носили в основном описательный (я бы сказал – феноменологический характер- С.Г.), не существовало еще и резкого обособления между историей как зарождающейся общественной наукой и географией как зародышем будущего естествознания (курсив мой – С.Г.). География, как и все природоведение, выступала тогда в качестве естественной истории в отличие от истории вообще, т.е. истории человечества. При различии самого предмета (природа – в одном случае; человек, общество – в другом) обе зарождавшиеся отрасли знания были едины по методу исследования. Этим методом был метод описания исторических фактов, событий, равно как и явлений, происходивших в природе на поверхности Зем-ли. В последнем случае описательный метод в качестве рудиментарного признака во-шел в самое название географической науки» (Кедров Б.М. О геометоде как особом способе познания \\ География в системе наук. Л. 1987. С.7). Б. М. Кедров утверждает, что существует «геометод», который во многом родственен идее о «хорологическом методе» А. Геттнера. Этот «геометод» отличен от «историче¬ского» метода в исторических науках. Но «..оба метода (исторический и геометод) и соответственно генетический и структурный подходы взаимно обусловливают друг друга и должны быть рассматриваемые и применимы только в нераздельном единстве» (Кедров Б.М. О геометоде как особом способе познания \\ География в системе наук. Л. 1987. С.9). Здесь он подходит к тому, что «геометод» есть структурный метод. 1. МЕХАНИЦИЗМ 2. СИСТЕМНОЕ МЫШЛЕНИЕ 1. ОРГАНИЦИЗМ 3. СИНЕРГЕТИКА 1. ПОРЯДОК ИЗ ХАОСА Немецкий физик К. Вайцзеккер – специалист по теории турбулентности показал, что турбулентность является универсальным явлением в Космосе. Все системы Вселенной возникли из турбулентных вихрей. 2. ТЕОРИЯ КАТАСТРОФ Теория катастроф получила распространение в математике с начала 70-х годов. Она представлялась переворотом в математике сравнимом разве что с появление дифферен-циального и интегрального исчисления. Создателем теории катастроф является Р. Тома. Р. Тома не только математик, но и философ. Свою теорию катастроф он понимает как новую мировоззренческую парадигму, воссоздающую гераклитовское видение Вселен-ной и революцией сопоставимой с появлением психоанализа. Предшественниками тео-рии катастроф были философ и математик А. Пуанкаре и математик А. Андронов. В наше время один из продолжателей этой теории является выдающийся математик В.И. Арнольд. 3. ФРАКТАЛЬНАЯ ГЕОМЕТРИЯ В результате этого обзора, я надеюсь, стало ясно, что ландшафтная парадигма посте-пенно оформляется в ведущую общемировоззренческую парадигму неклассиче¬ского мышления XXI века. ГЛАВА 2 КООРДИНАТЫ ЛАНДШАФТНОГО ФИЛОСОФСТВОВАНИЯ §1 ЛАНДШАФТЫ ФИЛОСОФСКОГО ГРАДА Всякая культурная форма, будь то ментальная, социальная или хозяйственная, стро¬ится по принципу «центра» и периферии», по этому принципу выстраивается её ланд-шафт. В социальных и хозяйственных формах большое значение имеет соотношение города как формы организации социально-хо¬зяйственного регионального ландшафта (пространства). Такое же различение можно перенести на ментальные культурные формы, в частности на философию. В данном случае часто в реальности для менталь-ных форм употребляется вместо понятия «город» понятие «храм», да и реально соци-ально-хозяйственной формой обеспечения ментальной деятельности по формированию ментальных конструкций выступает именно храм или монастырь, храмовое или мона-стырское хозяйство. Но философии, ввиду её открытости, ближе именно понятие «го-род». 1. АРХИТЕКТУРА ФИЛОСОФСКОГО ГРАДА Философия в своей исторической ретроспективе не представляет из себя поток, дви¬гающийся в направлении совершенствования философского знания. Философия - вещь в истории статичная. Но это не значит, что она представляет из себя «болото», в кото¬рое неизбежно и безнадежно завязают все, кто имеет неосторожность туда залезть. Вернее всего, если применять терминологию Августина и арабских мыслителей сред-них веков, философия представляет из себя «Философский Град», «Град» философских сис¬тем, блуждающий как мираж ме¬жду вечным «Божьим Градом» и из¬менчивым «Гра-дом Зем¬ным». Если «Град Божий» и «Град Земной» четко оформлены в структуре мен-тально¬сти человеческой культуры, как «сакральный» и «профанный» по¬рядки, то «град Фило¬софов» – это «виртуальный» порядок ментально¬сти, не имеющий места, это «уто-пия», иногда входящая в мир иной, мир «За¬зеркалья», мир «Великих Миражей». В ситуа¬ции когда «Бог умер», функции «Божьего Града» переходят к «Фи¬лософскому Граду», хотя с этой новой ролью сама фи¬лософия до сих пор не может спра¬виться. В этом огромная вина философии перед человеческой культурой. «Фи¬лософ¬ский Град» обладает некоторыми характеристиками вечного «Божьего Града», ибо в философии плохо действует историческое время, она представляет из се-бя твор¬чество в двух координатах времени: в «дантовых» координатах вечности и в «бальзаковых» коор¬динатах истории. А потому Ясперс прав, считая, что в философии отсутствует развитие, и она не¬далеко ушла от Платона. И это верно, ибо философия размышляет о вечном, а потому в своих лучших образцах переходит в координаты веч¬ности. Странен этот «Град Великих Мира¬жей». В этом «Философском Граде» постройки раз¬ного характера - есть изумительные по совершенству здания-творения, охраняемые со¬обществом философов как памятники, но есть заброшенные и забытые, есть лачуги и шалаши, есть новые постройки. Но все они составляют единую топологию этого «Гра-да», единый Ландшафт, - где каждое строение составляет неотъемлемую часть ко¬лорита и «души» этого «Града Филосо¬фов». Основу этого «Града» составляют фанати-ки мысли - Фи¬лософы, которые в тиши создают новые конфигурации Ланд¬шафта этого «Града» или же с шумом и эпатажным видом бегают средь бела дня с фо¬нарем, ища «Человека». Есть фундамент «Философского Града» – Классические Фило¬софы, про-блематика философствования которых – это вечная проблематика филосо¬фии, - таковы Платон и Аристотель, Локк и Кант… Но есть менее талантливые, которые создают свои по¬стройки в рамках больше бальзаковых координат истории, чем в «дантовых» координатах вечности – это Исторические Философы. Их философство¬вание обуслов-лено определенным ис¬торическим моментом, актуально в определенный исто¬рический период, и к ним обра¬щаются иногда для прояснения некоторых вопросов, всегда с уче-том исторического пе¬риода, в котором они творили. Но граница между Классическими и Историческими Философами условна. Странна и абсурдна структура этого города «Зазеркалья»: нищие и голодные истинные творцы этого «Града» не живут в центре и в фешенебельных квартирах, - они живут на периферии, в трущобах, вылезая из своих «Бочек», греются у костра, подставляя по¬очередно то один, то другой подмерзший бок, греются теплом души друг друга, но спо¬рят и ругаются до безумства друг с другом, задирают друг друга. Они живут вечно, и все вместе у этого костра «Ло¬госа» Там греет опухшие от водянки свои ноги дерзкий Гераклит; иро¬низирует чу¬даковатый Сократ; декламирует «божественный» Платон; прогуливается со своими учениками Аристотель, краснеет от дерзких шу¬ток застенчивый стоик Зенон. Там ис¬поведуется Августин; пишет очередное письмо своей возлюбленной кастрат Абе¬ляр; молчит, «набычив¬шись», Фома. Там, стараясь быть незаметным, возлежит под одеялом Декарт; молится уродливый Мальбранш; подозрительно смотрит на всех заносчивый Руссо, - его задирает сарка¬стичный Вольтер; о чем-то думает педантичный Кант; проповедует параноик Конт, ле¬жит, положив голову на стопку книг, исто¬щенный Спенсер. Там раздает авто¬графы Диониса Ницше, очаро¬вывает всех красноречием Бергсон. Там сидят вдалеке Маркс и Энгельс; там читает книгу подслеповатый Лавров; пишет стихи Вл. Соловьев; лохматит волосы Бердяев; ворочает глыбами знаний Кареев, сидит в лагерной телогрейке биб-лиофил Лосев.. Там с удовольст¬вием греется Пирс; где-то вдалеке, «за кустиками» проводит очеред-ной сеанс психоанализа с женщинами Фрейд, - на него с иронией смотрит Юнг; гово-рит много и непонятно Гуссерль; молчит и все поглядывает на свою «лесную тропу» Истины отягощенный своей «ви¬ной» Хайдеггер; лечит всех фи¬лософский «фельдшер» Вит¬генштейн. Там переводит очередную книгу несчастный Петров; забав¬ляет «раблезианской» шут¬кой Бах¬тин; скучает по «тропической печали» Леви-Стросс, рисует диаграммы мен-тальности Фуко, блещет оригинально¬стью преследуемый манией суицида Делёз, по-глядывая на Маркса, об¬думывая план своей последней работы «Величие Маркса»; к ним безус¬пешно пробует пристроится «инородец» - профессор Мамардашвили. Внешний же и броский фасад этого «Града» создает самая многочисленная часть на¬се¬ления «Фи¬лософ¬ского Града» - огромная армия философст¬вующих интеллигентов или, как писал Ф. Ницше в «По ту сторону добра и зла. Пролегомены к философии бу¬дущего» (аф.211) – «научных работников» в философии, являющихся слугами Фило¬софов (хотя таковыми себя не считающих, вернее, наоборот): напыщенных сытых (и туповатых) «генералов от философии», «бизнесменов от философии» - чи¬новников и администра¬торов, шкодливых «борзописцев», «шарящих» по чужим карма¬нам «вори-шек», подбирающих «объедки» бесталанных бродяг и случайных туристов. В этом отношении интересно неоднократно повторяемое в вариантах высказывание А. Эйнштейна сказанное в отношении науки, где ситуация не на много лучше, и это высказывание можно отнести и к философии: «Храм науки – строение многосложное. Различны прибывающие в нем люди и приведшие их туда духовные силы. Некоторые занимаются наукой с гордым чувством своего интеллектуального превосходства, для них наука является тем подходящим спортом, который должен им дать полноту жизни и удовлетворение честолюбия. Можно найти в храме и других: плоды своих мыслей они приносят здесь в жертву только в утилитарных целях. Если бы посланный богом ангел пришел в храм и изгнал из них тех, кто принадлежит к этим двум категориям, то храм катастрофически опустел бы» (Эйнштейн А. Собрание научных трудов в 4-х то¬мах. Т.IV. м. 1967. С.39). Но, надо быть справедливым, есть самая благород¬ная и часто почти нищая часть фи¬лософствующих интеллигентов, из которых часто и рекрутируются Философы - это преподаватели, про¬светители и переводчики, - которые являются носителями философ-ской мысли этих Философов; хотя, часто и её извратите¬лями, уничтожающими своими ин¬терпре¬тациями живую мысль Философов. Иногда они часто до такой степени засо-ряют своими «мыслями» «Философ¬ский Град», что Философам хочется его покинуть. Философ – это идиот в многочисленной толпе этих философствующих интеллиген¬тов, он обычно бывает в их среде оди¬нок. Даже те, кто из Философов был в сфере ака¬демической философии, то он не долго там за¬держивался, - ибо он слишком свободен в своем философствова¬нии; а если он за¬держивался, то был на маргинальных позициях, - ибо им некогда де¬лать карь¬еру и заниматься кафедральными склоками – он мыслит. Вспомним И. Канта, который оп¬лачиваемую должность профессора получил только в 46 лет, а до этого, бу¬дучи приват-доцентом, которые не получали жалованья, был вы¬нужден просить долж¬ность помощника библиотекаря, которая ему было предоставлена лишь в 42 года. Но смысловую основу и реальное бытие этого «Философского Града» составляют именно часто несчастные, конфликтные и неудачливые в продвижении по рангам ие¬рархии служебной лестницы «временщиков», нищие в материальном отношении Фило¬софы. 2. ФИЛОСОФСКАЯ ТРАДИЦИЯ 1. ГЕГЕЛЬ О ФИЛОСОФСКОЙ ТРАДИЦИИ 2. ИСТОРИКИ ФИЛОСОФИИ О ФИЛОСОФСКОЙ ТРАДИЦИИ 3. ЧТО ТАКОЕ ФИЛОСОФСКАЯ ТРАДИЦИЯ 3. ФИЛОСОФ ЛАНДШАФТА – ВОИНСТВУЮЩИЙ ШИЗОФРЕНИК 1. ФИЛОСОФ-ГЕНИЙ И ИНТЕЛЛИГЕНТ Философ – это «Критически мыслящая личность» П. Л. Лаврова, это высшее выраже-ние интеллигенции – гений. Гений - это «свободно-парящая интеллигенция» (freischwe-bende Intelligenz) А. Вебера и К. Мангейма. Он скептик-нигилист. Собственно филосо-фия проявляется только там, где расцветает скептицизм и нигилизм. Писатель Д. Уиндем – один из последователей Уэллса назвал ситуацию появления лю¬дей из более или менее отдаленного будущего в прошлом – хроноклазмами – это преж¬девременные люди и открытия. Достаточно видный историк русской литературы В. И. Кулешов, рассматривая твор¬чество и жизнь Г.И. Успенского, писал: «Крупный талант, как правило, не целиком вписывается в рамки того или иного литературного направления. Он входит в него по-своему со своими «странностями» и пристрастиями, увлечениями и отступлениями. Ворвавшийся в семью «расчисленных светил» крупный талант нередко оказывается самым ярким выразителем наиболее заветных идей направления, его формул и лозун-гов. Это происходит потому, что истина для больших талантов, для гением – пре¬выше доктрин» (Кулешов В.И. История русской литературы XIX века. 70-90е годы. М. 1983. С.57). Следует отличать собственно «философов» и «интеллигентов». Интеллигент – это ра¬ботник умственного труда, который работает по созданию символических конструкций в той или иной области ментальности, в области управления и менеджмента, в области техники и производства. В какой степени он выходит из сферы этих своих занятий, поднимаясь на более высокий уровень, в такой степени он становится философом, он начинает философствовать. Потому, хотя эти типы взаимно пересекаются, но философ не интеллигент, он лишь задает идеологию интеллигенции, но сам интелли¬гентом не является, вернее всего, это его привходящее качество. Но, как не странно, социальные институты ментальности всегда склонны к самозамы¬канию.. это случается тогда, когда формируются школы и образовательные институты. Это, в частности, влияет на их язык. Они соревнуются друг с другом внутри этих соци¬альных институтов в тонкости анализа, превращаясь в схоластику. 2. ГЕНИЙ-ФИЛОСОФ И ДИКАРИ ВЫСШЕЙ КУЛЬТУРЫ 3. ШИЗОФРЕНИЯ И КАПИТАЛИЗМ: ШИЗОФРЕНИК КАК ЧЕЛОВЕК БУДУЩЕГО В мифологическом периоде ментальности, как было сказано, эту роль играли ша¬маны – определенная ка¬тегория людей, которая обладала специфическими чертами: не¬стан¬дартным строением психики, отсутствием атрибутов половой идентификации, с марги¬нальной формой по¬ведения. Эти же существенные черты сохранились далее, по¬тому творцы ментальности довольно часто - это ущербные, маргинальные личности. Эти черты были отмечены в свое время Ч. Ломброзо (1835-1909), М. Нордау (1849-1923) и Ш. Рише (1850-1935). Философия – это галлюцинация культуры, создание нереальных образов, инициирую¬щих образ мысли и поведение. Бред, депрессивные срывы и маньякальность.. Философия является идеологией суицида. Суицид – это основа философии, ибо фило-софия учит умирать. Известно со времен Платона, что философия в большее мере – это умение умирать. Такой странный вывод многих поражает, но так и не достигается по-нимания этого фе¬номена. Это явление смерти постоянно воспроизводится в культуре. Любой культурный герой в мифологии проходит очищение в «преисподней, в царстве «мертвых». Это же явление рассматривает, в частности А. Тойнби, который подмечает факт «Ухода –и – Возврата», как необходимого процесса для формирования деятеля культурных инноваций. Он пра¬вильно писал: «Уход позволяет личности реализовать свои индивидуальные позиции, которые не могли бы найти выражения, подавленные прес¬сом социальных обяза¬тельств, неизбежных в обществе» (Тойнби А. Дж. Постижение ис¬тории. М., 1991 С.267) Философ, как правило, это инициатор нового, новых смыслов. Творить же новое – это безумие и определенный род колдовства. Философ - как апологет абсурда авторитетен среди людей, которые обладают неустой-чивой психикой ввиду того, что их генотип «раздавлен» внебиологическим ко¬дом тра-диции. Философ – это проводник откровения каких-то потусторонних сил. Ж.Делёз пишет правильно, что в на¬чале философии лежит шизофрения, смещенность сознания. Философ как создатель инновационных проектов вообще человек со «странностями»,да и как подчеркивал в свое время наш «Базаров от философии» Д.Писарев: «Отвлеченно¬сти могут быть интересны и понятны только для ненормально развитого, очень незна-чительного меньшинства» (Писарев В.Д. Сочинения в четырех томах. М.,1955 т.1 с.127). Сам, в принципе, это доказал, показав свои «ненормальности» после выхода из заключения. Самый популярный «идеолог» отождествления гениальности и склонности к философ-ствова¬нию с состоянием помешательства был знаменитый итальянский уче¬ный и кри-миналист Чезаре Ломброзо (1835-1909). Ломброзо утверждает, что «вследствие тех же причин, ко¬торые так часто вызывают сумасшествие, т.е. вследствие болезней и повре-ждений головы, самые обыкновенные люди превращаются в гени¬аль¬ных» (Ломброзо Ч. Гениальность и помешатель¬ство. М.,1995 с.21) «Меланхолия, уныние, застенчивость, эгоизм – вот жестокая расплата за высшие умст¬вен¬ные дарова¬ния, которые они тратят, подобно тому как злоупотребления чувствен¬ными на¬слаждениями влекут за собой расстройство половой системы, бессилие и бо¬лезни спин¬ного мозга, а неумеренность в пище сопровождается желудочными катара-ми»( там же с.29) «Установив такое близкое соотношение между гениальными людьми и помешанными, природа как бы хотела указать нам на нашу обязанность снисходительно относиться к ве¬личайшему из человече¬ских бедствий – сумасшествию и в то же время дать нам пре¬достережение, чтобы мы не слишком ув¬лекались блестящими призраками гениев, мно¬гие из которых не только не под¬нимаются в заоблачные сферы, но, подобно сверкаю¬щим метеорам, вспыхнув однажды, па¬дают очень низко и тонут в массе заблуждений»( там же с.165) Интересно отметить последователя идей Ломброзо французского физиолога и психоло-га Шарля Рише (1850-1935), члена национальной Академии медицины и Ака¬демии на-ук (а далее и её президента). Он, как ученый, смог более четко и сжато изложить фено-мен гениальности в соотношении с помешательством. В начале своего очерка «Гени-альность и помешательство» он пишет, что гениальность и сумасшествие вещи родст-венные, в этом он полностью согласен с Ч.Ломброзо. Но он подчеркивает: «Само собой разумеется, что Лейбницев и Вольтеров надо искать не в домах для ума¬лишенных, и что те несчастные обитатели этих больниц, которые по¬свящают все свое время на соз-дание нелепых и безумных произведений, не сделаются ни Шек¬спирами, ни Гюго» (Рише Ш. Гениальность и помешательство. Одесса, 1895. С.3-4). Но, с дру¬гой стороны, он считает что свойство оригинальности необходимо для гения: «Гений – это че¬ловек, который может сделать больше, лучше и иначе, чем его современники. Это, следова¬тельно, существо анормальное, исключение» (Рише Ш. Гениальность и помешательст-во. Одесса, 1895. С.7). Он с чувством то ли симпатии, то ли сожаления пишет далее: «все великие люди отличаются предвзятыми идеями, предрассудками, маниями, нрав-ственными ненормаль¬ностями, какими-либо недостатками разума и по¬роками тела, по временам даже галлюцина¬циями и бредом наяву. Гордость, чувствен¬ность, легкая нравственная возбудимость, страх – все эти душевные настроения принимают у них иногда болезненно – преувеличенные формы. В их могучем мозгу есть крупные психи-ческие недостатки, и если им удается скрыть их, то эти не¬достатки снова появляются у их потомков. Я ни за что не посоветовал выйти замуж за сына ге¬ниального человека. Пусть она лучше выходит за сына крепкого и невежественного крестьянина; для её де-тей она создаст этим лучшие условия здоровья» (Рише Ш. Гени¬альность и помешатель-ство. Одесса, 1895. С.9) Творчество вообще процесс нерегулируемый, это состояние «помешательства», произ-вольного бреда сумасшедшего: «У великих изобретателей, как и у великих по¬этов, идеи почти также произвольны, по временам они странны и смешны; в домах умалишенных очень часто возникают удивительнейшие идеи; иногда не достает только очень немно-гого, чтобы эти глу¬пости обратились в гениальные изобретения» (Рише Ш. Гениаль-ность и помешательство. Одесса, 1895. С.11). Но, Ш. Роше отмечает сущест¬венное от-личие гения от сумасшедшего, от¬личие состоит в том, что гении отличаются критиче-ским чутьем, ясностью и широтой ума. И прежде всего именно «критическим чуть-ем»: «.. во всяком гениальном творении можно заме¬тить два совершенно различных элементы: с одной стороны, оригинальное и анормальное творчество, а с другой сторо-ны, критический дух. Умалишенные обладают оригинальным творчест¬вом, но они не в состоянии исправлять его строгой критикой; обыкновенные люди об¬ладают, может быть, некоторым критическим чутьем, но они не обладают способно¬стью ори¬гинального творчества. Благодаря этому они, как и сумасшедшие, но по дру¬гим причи-нам, не способны создать что-либо великое» (Рише Ш. Гениальность и по¬мешательство. Одесса, 1895. С.13-14). Здесь он приводит прекрасный пример Дон-Ки¬хота и Санчо Пансо: «Во всяком гени¬альном человеке должны одновременно жить обе души и Дон-Кихота, и Санчо Пансо: душа Дон-Кихота, -чтобы подвигаться вперед, чтобы сойти с проторенной дорожки, поступать иначе и лучше, чем толпа: душа Санчо Пансо, - потому что эта глубокая оригинальность не приводит ни к чему, если не со¬единяется с здравым смыслом, способностью правильного суждения и сознанием дей¬ствительности» (Рише Ш. Гениальность и помешательство. Одесса, 1895. С.24). И за¬вершает он свой краткий, но содержательный очерк следующими словами: «гениаль¬ный человек представляет исключение, аномалию. В этом отношении его нужно поста¬вить рядом с умалишенным; но умалишенный стоит ниже остального человечества, а гениальный человек – выше его» (Рише Ш. Гениальность и помешательство. Одесса, 1895. С.31) Этой же логике следовал выдающийся немецкий психиатр, президент Психотерапевти¬ческого общества (до 1933 г.) Эрнст Кречмер (1888-1964) посвятил достаточно много страниц анализу роль душевнобольных в истории. Этому он посвящает специальную работу «Гениальные люди»(1929). В начале этой книги он приводит слова Сенеки о том, что не бывает великого ума без примеси безумия. Он утверждает следующее: «Психопаты и душевнобольные нередко иг¬рают в истории развития народа чрезвы¬чайно важную роль, которую можно образно сравнить с ролью бацилл. Когда духовная температура эпохи не делает скачков и социальный организм здоров, девианты, кото-рыми он кишит, растворены в массе здоровых людей, бессильны и мало¬заметны. Но стоит только появится где-нибудь больному месту, возникнуть духоте и напряже¬нию в атмосфере, стоит чему-нибудь прогнить или треснуть, как бациллы тут же ста¬но¬вятся виртуальными и активными, они проникают во все органы и приводят всю здоро¬вую народную массу в воспаленное и возбужденное состояние» (Кречмер Э. Гениальные люди. Гу¬манитарное агентство. «Академический проект». М.,1999 с.27) В качестве этих «бацилл» выступают фанатики, пророки, энтузиасты, а также мелкие жулики и преступники, которые для него равноценны. Он утверждает, что большин¬ство гениальных лю¬дей биологически ущербны. Кречмер отмечает гиперсексуальность гениев, которая зачастую имеет выход в его гомосексуальности (пример М. Фуко), склонности к садизму и аскетизму (тут имеем множество примеров). Отмечает нелю-бовь философов к женщине и презрение к се¬мье. Кречмер здесь приводит высказыва-ние Ницше: «Женатый философ- это комедийный пер¬сонаж» С этими учеными тема не затихла, она продолжает свою жизнь Кемпинский, Фуко, делез Положение философа в мире трагично. Как подмечал Н.А. Бердяев: «Его почти никто не лю¬бит. На протяжении всей истории культуры обнаруживается вражда к философии, и притом с самых разнообразных сторон. Философия есть самая незащищенная сторона культуры» (Бер¬дяев Н.А. Философия свободного духа. М.,1994 с.230) Во-первых, ментальная деятельность всегда была деятельностью маргинальной. Чело¬веку, как это не странно не свойственно постоянно мыслить, он более полагается на привычку и перенимаемый опыт других поколений и людей. Всегда ментальная дея¬тельность была сферой избранных людей, которые отличались особыми чертами. В психофизиологическим плане – это человек, которому присущи какие-то органические изменения в психике. Другого быть не может, всякий мыслитель – это шизофреник. Создание символических конструкций (да и, хотя в меньшей мере, творчество в облас-ти социальных форм и в области технико-экономической деятельности) – это профес-сиональная деятельность шизофреников. Шизофрения – «царская болезнь» в данном аспекте является необходимым психофизическим условием для успешной дея¬тельности в сфере изобретения символических конструкций. Но, надо различать про¬дуктивную стадию шизофренической деятельности и стадию развала. Ибо мыслитель всегда нахо-дится на грани развала своего сознания. Это наказание его за то, что он по¬зволяет себе мышление сделать своим основным атрибутом существования. Во-вторых, человек, который создает символические конструкции - это, как правило, личность независимая и необщительная, ибо только благодаря «отстраненности» от интересов той или иной социальной группы или общества в целом возможен мысли-тельный процесс. Человек в группе мыслить не способен, он в данном случае действует не согласно законам мысли, а согласно тем или иным принятым «паттер¬нам», которы-ми руководствуется эта группа. Человек, органично встроенный в принятые сообщест-вом паттерны поведения не в состоянии к инновационному творчеству, ибо заданные паттерны социальных форм создают эффект «слепоты», он не способен мыслить – он способен лишь «подражать» заданным обществом паттернам поведения. Вся его «муд-рость» заключается в способности адаптироваться к заданным паттернам. В-третьих, что очень важно, это личность фанатичная, ибо для создания символиче¬ских конструкций необходима фантастическая работоспособность. «Идиот» живет на грани человеческих возможностей, более того, он его деятельность не обеспечивается обществом, ибо любая инновация чужда установившимся формам хозяйственной дея¬тельности. Экономически обеспечивается лишь та форма деятельности, которая функ-ционально необходима обществу – это сфера образования или сфера символиче¬ского обеспечения власти. В этом исходный парадокс инновационного творчества в об¬ласти изобретения символических конструкций. Подытожим. Человек, создающий символические конструкции, - это шизофреник, ин¬дивидуалист и фанатичный трудоголик. Только таковой может претендовать на изобре-тателя символических конструкций. За это ему природа мстит: его типичная форма су-ществования – это постоянные головные боли, болезненные отклонения пси¬хики, де-прессии, отягощенное, как правило, физическим уродством и серьезными от¬клонениями в сексуальной сфере. Только такой уродливый «идиот» способен дать нетрадиционные решения каких-либо проблем, и иногда эти решения приводят к каким-то удивительным открытиям, рас-крывающим новый горизонт для человеческой культуры. Именно такие «идиоты» и создали в свое время человеческую культуру, предложив идиотские решения проблем, возникших перед стадом человекообразных обезьян. Хотя это бывает не всегда, бы¬вает, что это остается так и неверифицированным практикой бредом. Тем не менее, «Иванушка-дурачок» иногда становится «принцем» – таков типичный сюжет сказок. Основатель европейского стиля жизни – Солон, только тогда смог перевести афинский полис, а через него и всю историю Европы на новые пути развития, прикинувшись су¬масшедшим. Такова суть ментальной сферы культуры – дурачок что-то скажет или сделает, иногда прямо идиотское, и целая куча толкователей потом мучает голову над поиском смысла его невразумительных слов и действий. По такой логике и действуют в этой сфере культуры. Давайте рассмотрим типичную разновидность «идиотов» - философов, кото¬рые и являются в своей основе создателями символических конструкций в формах мен¬талитета. Насколько человек – философ, настолько он способен что-либо создать в лю¬бой сфере ментальности. Ученый, художник, проповедник только тогда становится изобретателем символических конструкций, когда он поднимается на уровень фило-софствования. Изобретатель символических форм – это свободно гуляющий по ланд-шафту культуры философ-шизофреник, фанатично влюбленный в мысль. При этом он часто вы¬глядит Идиотом – вольно гу¬ляющим по Ландшафту современной культуры Шизофре¬ником – гене¬тическим отпрыском Сократа. Часто он бывает похож на эпатирующего киника Диогена, но еще чаще на более благородный образ киника Кратета Фиванского. Иногда же он напоминает блуж¬дающего по культурному Ланд-шафту озлобленного «Заратустру» Ницше, и в этом не его вина. Он, может быть, и есть ниц¬шеанский «Сверхчеловек» – «Ши¬зофреник» – но¬вый тип «Четвертого чело¬века» А. Вебера, кото¬рый пока появ¬ляется лишь в виде от¬дельных Личностей-Философов. Фи-лософия Ландшафта - это идеология воинствующего Шизофре¬ника. Самое важное – это то, что ранее человек был Человеком Верующим, потом он стал Человеком Разумным, теперь он станет Шизофреником – т.е. Человеком Философст¬вующим. §2 ВЕКТОРА ЛАНДШАФТНОГО ФИЛОСОФСТВОВАНИЯ 1. ФИЛОСОФИЯ ЭТО КРИТИКА И ТЕХНОЛОГИИ МОДЕРНИТИ Философия – это не кабинетное занятие, философия – это реальная культурно-социальная прак¬тика, реальная работа человеческого ума по установлению надежных скреп между раз¬ломами человеческой культуры, установка надежных стоек в пещерах ее фундамента. Достигается это путем критики, доходящей до террори¬стических край-ностей. Путем этой критики достигается врачевание культуры: очищение наносов, про-яснение смысловых основ культуры, лечение злокачественных опу¬холей её. В данном случае Философ Ландшафта является врачом культуры. Философия как реальная культурно-социальная практика включена в историю. Без этой реальной включенности в историю, она лишь бессмысленный набор фраз. Когда философия выключается из истории и превращается в архивную работу, то она само-уничтожается. Собственно этот процесс самоуничтожения наблюдается сейчас. Карди-нальное лечение современного философского знания именно состоит в обращении фи-лософии к истории. Философия приобретет новый жизненный импульс только в исто-ричности человеческого бытия, в присутствии ее в решении реальных забот и проблем культуры. Философия всегда это философия Настоящего, и только с точки зрения бу-шующего Настоящего она понимает свое Прошлое и инициирует свое Будущее. Только будучи философией своего Настоящего она становится Вечной философией. Именно таковой была философия Гераклита, Платона, Аристотеля и Канта. К. Ясперс писал: «Будущая мировая философия должна стать про¬странст¬вом, в кото-ром специфическая историчность когда-нибудь имевшего место соб¬ствен¬ного фило-софст¬вования проясняется в отношении историчности человече¬ского бытия в целом» (Ясперс К. Все¬мирная история философии. Введение. СПб., 2000. С.133). Уместно тут ещё вспомнить выдающегося итальянского фило¬софа Б. Кроче (1866-1952), который утверждал, что единственная цель и задача философии – быть ме¬тодологией истории культуры, видя в этом единственный способ преодоления «метафизической» филосо-фии. 1. ФИЛОСОФСКОЕ МЫСЛЕДЕЙСТВИЕ Философия является реальной культурной практикой, включенной в контекст истори-ческого процесса, в тот или иной тип социальной группы, принимающей тот или иной вид философствования. Как писал, в частности Б. Кроче: «Настоящая философия, в от-личие от безжизненных школярских схем, исполнена страстью: чувством добра она пи-тает умственные закоулки, утишает боль душевного подполья. Именно страсть выносит на передний план философских истин историческую ситуацию, готовя ее последующее разрешение провоцируемым действием. Это не стерильное созерцание и поклонение божественной жизни, описываемое фанатичными риторами, хотя и этому можно найти подходящие поводы, и не мучительное освобождение от жизненных тягот. эТо, скорее, всегда непростое соучастие в непрекращающемся творении всегда нового мира. Такой логике отвечает вся история философии, любому из понятий которой так или иначе со-ответствует жизненная роль» (Кроче Б. Антология сочинений по философии. СПб. 1999. С.22). Это не только тотальная критика, как известно, именно так понимали философию пер-вое поколение представителей социальной франкфуртской школы, но и тип культурно-го действия, как понимает её поздний представитель этой же школы Ю. Хабермас. 2. ФИЛОСОФИЯ – МЕТОДОЛОГИЯ ДЕКОНСТРУКЦИИ Философия является технологией модернизации культуры. Как говорил М. Хоркхай¬мер: «Под¬линная общественная функция философии состоит в критике существую¬щего» (цит. Ба¬бушкин В.У. О при¬роде философского знания. М.,1978 с.128). Её расцвет всегда прихо¬дится на периоды, когда со всей остротой встают проблемы модернизации ментально¬сти, социальных форм и систем хозяйствования. Её расцвет приходится на тот период, когда в теле культуры образуются «разрывы» и «складки», в которых начи¬нают «копошиться» разного рода философские концепты. Это от¬носится к периоду возникнове¬ния философии как суверенной формы мен¬тальности, т.е. к греческому об¬ществу от времен Солона до времен Александра. Это относится к китайской, индий-ской и арабской культуре, это от¬носится и к западноевро¬пейскому обществу XVI-XX вв. Ввиду принятого стиля «модернити» в нашей жизни философия сей¬час вы¬ступает вообще как центральная и структурообра¬зующая мен¬тальная форма, заменив рели¬гию. Если отсутствует необходимость модернизации, принимается идео¬логия кон¬серватизма, то фи¬лосо¬фия автоматически преобразуется в процессе культурного твор¬чества в религиозную форму са¬краль¬ного или секуляризированного типа, постепенно приобретая свойственные религии черты. Мысль – есть суть процесса модернизации, размышление – суть философии. Мыслить – это оз¬начает философствовать. Философия, как технология модернизации, всегда вы¬ступала против здравого смысла - носителя тра¬диции. «Философия встает на сторону идиота, как человека без допущений» (Делёз Ж. Различие и повторение. Спб., 1998. С.164). Потому постановка парадоксаль¬ных вопросов, особенно со вре¬мени Парменида и Зенона, яв¬ляется одной из функций философии. Парадокс разрушает тради¬цию, тре¬нировка в парадоксальных размышле¬ниях формирует мен¬тальность модерниза¬цион¬ного типа. Это осо¬бенно заметно, к при¬меру, у представите¬лей мегарской школы, когда в элли¬нистический пе¬риод философия и воспринималась в большей степени как игра ума. К сожалению, эта функция философии часто губительно сказывается на её языке и смысловом содержании философии, которая обычным людям часто непонятна, ибо от¬рывается от реальностей их жизни. С одной стороны, это полезно, ибо путем «отрыва» формируются новые области понимания, новые перспективы мысли, - а именно в этом состоит суть философии как технологии модернизации. Но, во всем должна быть мера, ибо излишняя гипертрофированность языка и смыслов приводит к прямом противопо¬ложному результату, - непонятный язык и смысловая сумбурность философствования не будит у людей мысль, не открывает им новые горизонты реальности, а, наоборот, за¬крывает все горизонты, приводит саму философию к отрыву от действительности, фи¬лософия сво¬дится в внутрицеховым словопрениям «посвященных», а культурная функ¬ция философии как технологии модернизации не выполняется. Но иногда эта «инновационная болезнь» приобретает уродливые формы, что позволяет некоторым говорить о бессмысленности философствования, делать вывод о бесполез¬ности фи¬лософии. Как, к примеру писал Э.Б. Кондильяк: «Таков в общем характер фи¬лософских школ: стремящиеся к исключительному господству, они редко ищут истину, больше всего хотят быть оригинальными. Они рассматривают пустые вопросы, выдают свои грезы за истолкования при¬роды. Наконец, занятые тем, чтобы нанести друг другу вред, а себе создать новых привержен¬цев, школы используют для этого всякие средства и все приносят в жертву взглядам, которые хотят распространять» (Кондильяк Э.Б Со¬чинения: в 3-х т. Т.3. М.: Мысль, 1983.с.231) «…скептицизм есть привал для человеческого разума, где он может обдумать свое дог¬матическое странствование и набросать план местности, где он находится, чтобы из¬брать дальнейший свой путь с большей уверенностью, но это вовсе не место для посто¬янного пребывания; такая резиденция может быть там, где достигнута полная досто-верность познания самих предметов или границ, в которых заключено все наше знание о предметах» (Кант И. Сочинения в 6-ти томах. М. 1964. Т.3. С.632). Технология модернизации выступает в разных формах. Во-первых, модернизация идет путем, декон¬струкции ментальности самого субъекта: во-вторых, путем деконструкции понимания мира этим субъектом. Это приводит к различению форм философии на «идеалистические» и «материалистиче¬ские», но это различение может иметь лишь «пропедевтический» характер, ко¬торый при более под¬робном анализе «снимается», а выступает на первый план та роль и значе¬ние, которую выполняет та или иная филосо¬фия в качестве технологии модернизации. Эту за¬дачу философия решает в разных фор¬мах. Главный же метод модернизации состоит не в от¬вержении традиции, а, как прави-ло, в проясне¬нии и уточнении существующей традиции. Воз¬можен и иной вари¬ант – обращение к более древней тради¬ции. 3. АБСУРДНЫЙ РАЗУМ Философ создает фикции (Г. Файхингер) – концептуальные замыслы, которые созда-ют лишь предпосылки для зарождения каких-либо религиозных систем, художествен-ных творений, научных теорий, но сами таковыми не являются. Удивите¬лен факт, что, к примеру, совершенно ненаучная концепция С. Киркегора привела Н. Бора к его кван-товой теории и к принципу дополнительности, т.е. как та или иная фи¬лософская кон-цепция порождает разнообразнейшие символические формы в менталитете. Суть фи-лософской концепции не в ее истинности или соответствии ре¬альности, а в том, что она образует энергетические потенциалы, порождающие религии, творения искусства и на-учные теории, которые отвечают тем или иным по¬требностям человеческой культуры Это абсурдное образование ментальности – оно конструирует абсурды, которые своими импульсами взрывают устоявшиеся ментальные структуры, вызывая в ней ин¬новаци¬онные процессы. Как верно подмечал в своем «Левиафане» Т. Гоббс человеку свойственно не только го¬ворить, писать и размышлять, но и «человеческое превосходство связано с противо-по¬ложной привилегией, а именно привилегией абсурдов, которым подвержено ни одно живое существо, кроме человека. А из людей более всего подвержены им те, кто зани¬мается философией. Очень верно Цицерон где-то сказал, что нет такого аб¬сурда, кото¬рого нельзя было бы найти в книгах философов» (Гоббс Т. Со¬чинения в двух томах. Т.2 М.,1991 с.33) Возвращаясь далее к этой теме при анализе типов речи и неправильных форм её упот¬реб¬ления он пишет следующее: «Есть еще недостаток в рассуждениях людей, которые также может быть при¬числен к видам сумасшествия, именно то злоупотребление сло¬вами, о ко¬тором я сказал раньше в главе V, говоря об абсурдах. Это когда люди говорят такие слова, в сочетании кото¬рых нет ника¬кого смысла, но которыми одни просто поль¬зуются, не по¬нимая этих слов, вос¬принятых от других и заученных, другие- ставя це¬лью ввести в за¬блуждение нелепостью. И это свойственно исключи¬тельно тем, кто вро-де схоластиков разговаривает о непонятных предметах или обсуждает вопросы тем¬ной философии» (там же с.61) Философ вообще творец абсурда, парадоксально, но именно само существование че¬ло¬века яв¬ляется абсурдом в этом мире. Самое главное, люди склонны прислушиваться к абсурдному, ибо абсурд – это уход от каких-то заданных схем, сулящий какие-то но¬вые пути. Человек и произошел от обезьяны благодаря абсурдным решениям, которые не соответствовали заданным обезьяне генетическим программам видения мира и по¬ведения. Р. Карнап был абсолютно прав объявив, что философские предложения не поддаются верификации, имеют квазисинтаксиче¬ский характер. И это действительно так, но эти предложения, как сам он подчеркивает не явля¬ются и «неподлинными», они, следовательно имеют какой-то иной характер – этот характер со¬стоит в том, что они создают и инициируют «возможные миры», возможные концептуальные направления Мысли. Как пишет И.Т. Касавин: «…заблуждение – продукт высокоорганизованного мышле-ния» (Заблуждающийся разум?: Многообразие вненаучного знания. М. 1990. С.7) Именно роль философии состоит в том, чтобы дать набор абсурдных с точки зрения обыденного мировоззрения решений. В этом состоит роль философии в создании нау-ки, в соз¬дании, как ни странно, научных предложений и высказываний. Правильно под-черкивает один их лидеров современной русской философии В.С. Степин: «Как прави-ло, в фундаментальных областях исследования развитая наука имеет дело с объ¬ектами, еще не освоенными ни в произ¬водстве, ни в обыденном опыте (иногда практическое освоение таких объектов осуществляется даже не в ту историческую эпоху, в которую они были открыты). Для обыденного здравого смысла эти объекты могут быть непри-вычными и непонятными. Знания о них и методы полу¬чения таких знаний могут суще-ственно не совпадать с нормативами и представлениями о мире обыденного познания соответствующей исторической эпохи. Поэтому научные картины мира (схема объ¬екта), а также идеалы и нормативные структуры науки (схема метода) не только в пе-риод их формирования, но и в последующие периоды пере¬стройки нуждаются в свое-образ¬ной стыковке с господствующим мировоззрением той или иной исторической эпохи, с категориями ее куль¬туры. Такую «стыковку» обеспечивают философские ос-нования науки. В их состав наряду с обосновывающими постулатами входят также идеи и принципы, которые обеспечивают эври¬стику поиска. Эти принципы обычно це-ленаправляют перестройку нормативных структур науки и картин реальности, а затем применяются для обоснования по¬лученных результатов – новых онтологий и новых представлений о методе»(Степин В.С. Тео¬ретическое знание. М. 2000. С.260-261). Да-лее он пишет: «Если в культуре не сложилась кате¬гориальная система, соответствую-щая новому типу объек¬тов, то последние будут восприни¬маться через неадекватную сетку категорий, что не позволит науке раскрыть их существенные характеристики. Адекватная объекту категориальная структура должна быть выработана зара¬нее, как предпосылка и условие познания и понимания новых типов объектов. Но тогда возни¬кает вопрос: как она формируется и появляется в науке? Ведь прошлая научная тради-ция может не содержать категориальную матрицу, обеспечи¬ваю¬щую исследование принципиально новых (по сравнению с уже познанными) пред¬метов. Что же касается категориального аппарата обы¬денного мышления, то, поскольку он складывается под непосредственным влиянием предметной среды, уже созданной человеком, он часто оказывается недостаточным для целей научного познания, так как изучаемые наукой объекты могут радикально отличаться от фраг¬ментов освоенного в производстве и обыденном опыте предметного мира. Задача выработки категориальных структур, обеспечивающих выход за рамки тради-ционных способов понимания и осмысления объектов, во многом решается бла¬годаря философскому по¬знанию.* Философия способна генерировать категориальные матрицы, необходимые для науч¬ного ис¬следования, до того как последнее начинает осваивать соответствующие типы объектов. Разви¬вая свои категории, философия тем самым готовит для естество¬знания и социальных наук своеобразную предварительную программу их будущего по¬нятийного аппарата» (Степин В.С. Теоретическое знание. М.; 2000. С.263-264) 4. ФИЛОСОФИЯ – ЭТО ИДЕОЛОГИЯ ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОГО ТЕРРОРИЗМА Философ всегда взрывает устоявшиеся система ментальности, общества и типы дея-тельности, выпуская в мир «красные бригады» философских концептов Философ – это генератор инноваций, изгой-революционер и чудак-изобретатель Философы – это шахиды культуры. Как правило, после того как произошел процесс революционных преобразований, от такого типа людей общество избавляется. 2. ФИЛОСОФИЯ КАК ПРОЯСНЕНИЕ МИРА 1. РАЦИОНАЛЬНОСТЬ И ФИЛОСОФИЯ В философии, до последнего момента ин¬новаторская черта превалирует, потому её по¬стоянно сотрясают различные «новые» философские «революции». Всю энергию сво¬его ума философы направляют по преимуществу на изобретение чего-то «нового», не утруждая себя серьезным исследованием сути культурных явлений, не проявляя долж¬ной аккуратности в оформлении своих мыслей, действуя в угоду сиюминутности, живя «здесь и теперь». Если это и было допустимо ранее, то не¬допустимо для современности отягощенной многовековым опытом культуры, об¬ремененной грузом ответственности за принятие тех или иных стратегических решений, могущим привести не просто к до¬садным ошибкам, ко¬торые можно было бы и исправить, а к гибельным последствиям для всего человече¬ства, которые исправить уже будет невозможно. Здесь должна действовать другая сторона мысли. Если мысль, с одной стороны, вы¬ступает как инновационная сила, в которой могут в своих крайностях проявится её крайне деструктив¬ные элементы, то, с другой стороны, мысль выступает и как меха-низм прояснения смысла и уточнения значений тех или иных артефактов культуры. Как подчеркивал, к примеру, Т. Гоббс: «Свет человеческого ума – это вразу¬мительные сло-ва, однако пред¬варительно очищенные от всякой двусмысленности точ¬ными функ¬циями» (Гоббс Т. Избранные произведения. В 2-х т. М.,1964 т.1 с.117). В этом отноше-нии путь философии таков, как и путь человеческой культуры. Путь же че¬ловеческой культуры состоит в рационализации ментальности, социальных форм и ти¬пов хозяйст-венной деятельно¬сти. Круг философских проблем становится более ясным и прозрач-ным, современные «постмодернисты» в своем стремлении иррационализиро¬вать фило-софию, все равно, сами того не осознавая, служат делу прояснения философских про-блем и движению её к рационализации, ибо, обращая внимание на ир¬рациональное, они невольно его рационализируют, сужают поле иррационального в культуре. В свое время создатель философии «перспективизма» Х. Ортега-и-Гассет писал: «Фи¬лософия- это могучее стремление к прозрачности и упорная тяга к дневному свету. Ее главная цель – вынести на поверхность, обнажить, открыть тайное или сокрытое; в Греции философия сначала называлась aletheia, что означает разоблачение, обнажение, раскрытие – короче, проявление. А проявить – значит произнести слово: logos. Если мистицизм – молчание, то философия – слово, открытие бытия вещей в полной обна-женности и прозрачности речи, слово о бытии: онтология. В отличие от мистицизма философия стремится быть произнесенной тайной» (Ортега-и-Гассет Х. Что такое фи-лософия? М., 1991. С.107) Так критикуемая в былое время направленность философии на параллельное исследо-вание тех же проблем, которые исследует более состоятельное в этом отношении науч-ное знание, до сих пор довлеет над философией. Потому по инерции этой мощной кри-тики её со стороны научного знания она до сих бежит от создания ми¬ровоззренческих картин, занимаясь анализом языка или же облюбовав себе сферу ху¬дожественного творчества. Но это ошибочно, ибо дифференциация современного на¬учного знания привела к тому, что у современного человека и научного работника ка¬кой-либо кон-кретной области науки совершенно отсутствует цельное мировоззренче¬ское знание, что приводит к эффекту дезориентации человека в современной культуре; к отсутствию плодотворных творческих импульсов у научного работника, ибо известно, что творче-ская мысль рождается от каких-то исходных общемировоззренче¬ских посылов. Само научное знание, лишенное мировоззренческих ориентиров создает фрагментар¬ную частную мировоззренческую систему «ad hoc» и вообще «заболевает», изобретая корпоративный язык-«сленг», понятный только им самим. Возникает эффект «самоде-струкции» научного знания. Все это обусловлено как раз – таки «предатель¬ским» пове-дением философии, которая «ударилась» в мистику, в эротические откровения и т.д… Насущная задача современной философии как раз состоит именно в восстановлении мировоззренческой «онтологической» функции философии, ибо она должна стать свя-зующим звеном между «корпоративным» научным знанием и знанием обыкновенного человека. Она должна стать не противопоставленным научному знанию мировоззрени-ем, создающим дикие натурфилософские спекуляции гегелевского типа, а создающим общую мировоззренческую картину современной науки, изложенную по¬пулярным языком, выполняя при этом не только крайне важную функцию «популяри¬зации нау-ки», но и интегративную роль в самом научном знании. Более того, при инте¬грации знания выявляются новые перспективы развития самого знания. Задача крайне слож-ная, но кто сказал, что философия – это дело простое. Философ должен знать все. Тем более, что у философов энергии, как видно, много, - судя по тому, как много они её затрачивают в интерпретации и анализы своих таких же путаных, как и они, предшест-венников, как много энергии тратится на создание каких-то новых совер¬шенно умозри-тельных «авангардных» идей. Вот эту-то энергию надо направить на изучение удиви-тельных, часто фантастичных и действительно «авангардных» идей со¬временного на-учного знания. В связи с тем, что философия является методом прояснения смыслов, то во многом её деятельность в этом качестве выступает как просветительски-популяризаторская и этого не следует бояться. Именно в этом её суть – она должна систематизировать все данные современных достижений человечества, или, как говорил Гейне – «починить дырки мироздания», и после этой «починки» преподнести это в цельной и понятной форме как единое мировоззрение. Философия в этом смысле вечно профанирующая наука и искусство и политика и т.д. её функции как образования – это первоначальное образование. 2. ФИЛОСОФСКИЕ СИНТЕЗЫ 3. ФИЛОСОФИЯ – ИНИЦИАТОР МЕНТАЛЬНЫХ ПАРАДИГМ 3. КООРДИНАТЫ ЛАНДШАФТНОГО ФИЛОСОФСТВОВАНИЯ Все эти вектора философствования формируют пространство философствования, за¬данное в сетке координат: это координаты восхождения – «дантовы» координаты; это координаты реальной жизни – «бальзаковы» координаты; это, как синтез – извилистые многомерные координаты философских «одиссей» - путешествий по многообразиям мира и культуры. 1. ДАНТОВЫ КООРДИНАТЫ Путешествия сознания по дантовым координатам имеют свою логику, оно «блуждает» в ином пространстве. Блуждания Фауста по «дантовым» координатам мира – вот путь философа в мире культуры. Это его дорога. Эрнст Блох сравнивал «феноменологию духа» Гегеля с блужданиями Фауста. 2. БАЛЬЗАКОВЫ КООРДИНАТЫ Человеческая культура, как верно подметил один из первых европейских «геологов» культурного Ландшафта – О. Бальзак, представляет из себя «Человеческую Комедию». Комедию «взлетов» и «падений» «Мысли», «подъемов» и «опусканий» тектонических плит «Обществ», «прорывов» и «изгибов» золотых рек «Капиталов- Товаров», «болот», «трущоб» и «гнилых местечек» «Жизненного мира» Повседневно¬сти – т.е. «Комедию» всего культурного Ландшафта, в котором «Личности» выступают ничтож¬ными углова-тыми камешками, нещадно перемалываемыми в «муку» жерновами Исто¬рии. Вот как красочно описывает выдающий французский историк и философ И. Тэн ми¬ро¬воззрение О.Бальзака: «Слог Бальзака поражает вас своим величием, своим богатст-вом и своей оригинальностью. Это гигантский хаос; здесь вы находите все: ис¬кусство, науки, ремесла, ис¬торию, философские и религиозные системы; нет * предмета, о кото¬ром он бы не говорил. В десяти строках у него укладываются мысли, пришедшие со всех концов света. Тут вы встретите идею Сведенборга, рядом с ней метафору мясника или химика, через две строчки вам попадается кусочек философской тирады, затем шуточка, намек на волнение, греза художника, музыкальная фраза! Мимо вас в своеобразной процессии проходят педанты, метафизики, сладострастные силены, бледные ученые, неунывающие артисты, рабочие в блузах; тут вы увидите кос¬тюмы всех веков, наряды серьезные и шутовские, блеск роскоши и отрепья нищеты: здесь мелькает рубище, тут возле него вы замечаете платье, шитое золотом, там лохмо-тья, украшенные пурпуром и алма¬зами; пропитанная пылью атмосфера оглашается криками толпы, и газ обливает её своим рез¬ким, но обольстительным све¬том» (Тэн И. Бальзак. Спб.,1894. С.52-53). Прекрасно понял основной «нерв» творчества гения Бальзака в такой же степени гени¬альный мыслитель И. Тэн. Вот что он пишет: «..преследуемый и наученный, он понял, что деньги – могуществен¬нейшая пружина современной жизни. Он рассчитывал со¬стояние своих действующих лиц, объяснял их происхождение, увеличивание и упот-ребление; уравновешивал из¬держки и доходы и в роман внес привычки бюджета. Он излагал спекуляции, экономию, покупки, продажи, контракты, коммерческие при¬ключения, промышленные открытия, комбинации и ажиотаж. Он изображал адвокатов, сыщиков, банкиров; он всюду ввел гражданский кодекс и векселя. Коммерческие дела он сделал поэтическими. Он описывал турниры в роде турниров античных героев, но на этот раз около наследства или приданного, среди законников вместо солдат» (Тэн И. Критические опыты. Спб., 1869) 2. Структура «человеческой комедии» истории. Деньги – Желания. Мир Парижа – как мир театра и гонки вверх – как исходной мен-тальности буржуазного общества. 3. «ОДИССЕИ» ФИЛОСОФСТВОВАНИЯ В классической новоевропейской философии существовал, как правило, абст¬рактный субъект философст¬вования. Для философии Ландшафта же, как и для древних филосо-фов, нет абстрактного субъекта, нет абстрактных идей, - есть «идея-человек» (М. де Унамуно), есть осуществление своей философии как своей жизни. Этот момент пра-вильно подчеркнул современный французский историк философии Пьер Адо. Он ут-верждает, что античная философия была образом жизни: «Мудрость рас¬сматривается во всей античности как способ бытия, как состояние человека, сущест¬вующего совер-шенно иначе, нежели остальные люди, и являющего собой своего рода сверхчело¬века. Если философия есть активность, смысл которой – упражнение в муд¬рости, то уп¬ражнение это по необходимости заключается не только в том, чтобы гово¬рить и рассу-ждать определенным образом, но и в том, чтобы определенным образом быть, действо-вать, смотреть на мир. Следовательно, если философия не только дискурс, но и жиз-ненный выбор, экзистенциальное предпочтение, то именно потому, что она есть стрем-ление к мудрости» (Адо П. Что такое античная философия? М. 1999. С.236-237). Фило-софский дискурс, как правильно подчеркивает П. Адо, - это лишь оп¬равдание и обосно-вание «философской жизни». А «философская» жизнь – это и есть странствие по ланд-шафтным многообразиям мира. §3 ФИЛОСОФСТВОВАТЬ МОЛОТОМ: ТРАНСЦЕНДЕНТАЛЬНАЯ ГЕОЛОГИЯ Над созданием «трансцендентальной геологии» размышлял М. Мерло-Понти. «Философствовать молотом» – эту метафору применил один из ландшафтно мысля-щих философов - Ф. Ницше в своей работе «Сумерки идолов, или как философ¬ствуют молотом» (1888). Но, как и во всех своих работах, он, ввиду своего больного сознания, не смог четко развить эту метафору. Это свойство всех его мыслей, но, тем не менее его броские метафоры и афоризмы, служат часто хорошим «возбудителем» и подсобным материалом для нормального философствования. В этом его непреходящая роль в со-временной философии. Хотя схожую метафору применил сократик Диоген, который рассматривал свое киническое философствование как «перечеканку монет». Для Философа Ландшафта «философствовать молотом» – это означает «взрывать» тек¬сты, находя скрытые смыслы; «философствовать молотом» - значит стать «геофилосо¬фом» - географом бытия и геологом культуры; философствовать молотом» – т.е. забо¬титься об обустройстве бытии и своего присутствия в нем.. У М. Фуко философ – это «археолог» культуры или её «ар¬хивист», но философ Ланд¬шафта более радикален – он «де¬конст¬руктивист». Он философствует «молотом» крити¬ческой мысли и острым «кайлом» философского концепта. Он понимает слова ницше-анского «За¬ратустры», который утверждал, что только с «по¬мощью гор должен учиться строить познающий» и что «дух двигает го¬рами» (Ницше Ф. Сочинения Т.2. С.74). Он не только делает «картографирование» культурного Ландшафта, но еще и врезается в пла¬сты культуры с ост¬рым философским концептом - «кайлом» и сотрясает человече¬скую культуру критической мыслью - «мо¬лотом», высе¬кая «искры духа». Это мысли-тель, ко¬торый с опы¬том человека начала III тысячелетия и «детской наивностью» Лао-цзы (бу¬квально – «Старого ребенка») и Со¬крата проникает в пла¬сты её текстов; вникает в пла¬сты социальных систем и их изломов; изучает тропы мироэкономических образо-ваний, типы производств и товаров, - в общем, он выявляет разломы тектониче¬ских плит куль¬туры, её пликатив¬ные и дизъюнктивные дислокации складок, типологии фа¬ций в менталь¬ности, обществе и хо¬зяйстве. Он как «Критически мыслящая личность» П. Лав¬рова - выяс¬няет: что произошло, почему не все ладно в че¬ловеческой культуре, от¬чего человек в ней несчастен, что нужно сделать для ее «sustainаble development». 1. ГЕОЛОГОРАЗВЕДКА ТЕКСТОВ 1. ТЕКСТОРАЗВЕДКА Современный философ – это «геологоразведчик» текстов. Наша современная куль¬тура - это «галактика Гутенберга» (В.И. Вернадский). Потому естественно появление концепции Деррида, утверждающей о первенстве письма перед речью. Дей¬ствительно, для первобытного человека были важны не только звуковая речь, а и сим¬волы- иконы («руны»), обозначающие те или иные «значимые значения» их жизни. Со¬временный философ буквально «завален» текстовыми массивами современ¬ной культуры и тексто-выми фациями текстов прежних культур. Он становится в боль¬шей степени не «геоло-гом» культуры вообще, а во времена информационной цивилизации именно «геологом» символических конструкций-тек¬стов, сопровождающих все культурные процессы. Текст как цельность обладает «геоморфологической» простран¬ственной структурой – в нем есть горы, разрывы, трещины и разрезающие текст кань¬оны; в нем есть вершины откровений, эмоциональные взлеты и поднятия мысли. А по¬тому, встает задача путем «геологораз¬ведки» этих текстов понять «текстуру» са¬мой жизни настоящего и прошло-го. Для этого необходима методология «деконструк¬ции» текстов. И эта «деконструк-ция» должна идти по нескольким направле¬ниям. «Бу¬рения» текстового мас¬сива долж-ны идти по трем путям: а) по пути выяснения пси¬холо¬гии са¬мого создателя текстов; в) по пути вы¬яснения традиций, в ауре которых тво¬рился текст; с) по пути вы¬яснения то-го, как текст реально функциони¬ровал в совре¬менной культуре, и как он проецировался на последующую культурную историю. Ландшафт текста крайне мно¬гообразен, он час-то не имеет общего сюжета и компози¬ции, да и если они присутст¬вуют, то этот единый сюжет и композиция текста, как пра¬вило, лишь по¬верх¬ностная ви¬димость. При карди-нальной «деконструкции» тек¬ста вы¬являются скры¬тые «разломы» текстового массива и некоторые аттракторы, орга¬ни¬зующие текстовой мас¬сив, которые часто при трансляции в культурной истории этого текста буквально взры¬ваются как «вулканы», вскрывая не-видимые для самого ав¬тора текстов новые смыслы и новую конфигурацию значений текста. При снятии пер¬вона¬чального «покрова» текстового массива мы нахо¬дим мно-жество различных на¬пла¬стований, часто при этом выясняется, что фундамен¬том по внешности единого тек¬сто¬вого ландшафта являются совершенно разнородные «породы – традиции», и именно это раскрывает наиболее адекватно реальную жизнь культуры, в которой этот текст творился; - а сама же внешняя форма и содержание текстов оказы¬ваются при этом, как не удивительно, ме¬нее значительными для выяснения «ауры» культуры, в которой он творился. Именно развернутая «геологоразведка» многих давно уже известных текстов – это одна из пер¬воочередных задач Философов XXI века – этих «геологов» культур¬ного Ландшафта. 2. ДЕКОНСТРУКЦИЯ ТЕКСТА 3. ГЕРМЕНЕВТИКА 2. ГЕОГРАФИЯ БЫТИЯ И ГЕОЛОГИЯ ИСТОРИИ Философ – «геолого-географ» всегда должен уметь читать не только философский текст, но читать и «Книгу Мира», выявляя смыслы и значения текстов этой «Книги Ми-ра», следуя в этом посылу «отца» новоевропей¬ской философии – Р. Декарту. Вообще, как правильно подчеркивал французский «Сократ» - Ж.Ж. Руссо: «Злоупот¬ребление чтением убивает науку. Чело¬веку представляется, что он усвоил все им про¬читанное, и он уже не считает нужным что-либо изучать. Чрезмерное пристрастие к чтению создает лишь самонадеянных не¬вежд» (Руссо Ж.-ж. Избранные произведения в 3-х томах. Т.1. с.672). Философ – это «географ» природного и культурного Ландшафта и «геолог» исто-рии «земной» жизни человече¬ства. Философ – это исследователь Ландшафта, его есте-ственных и культурных состав¬ляющих. Но исследование естественного Ландшафта для него вторично, он дает лишь мировоззренческую картину этого естественного Ланд-шафта, используя достижения современной ей науки. Философ всегда антрополо¬гически ориентирован даже в сфере исследований естественного Ландшафта. 1 СКЛАДКИ ДУШИ Перед этим философ Ландшафта гуляет по складкам своей души. 2. ЭКСПЕДИЦИИ ПО МИРУ ПРИРОДЫ: ПЕЩЕРЫ БЫТИЯ Философ Ландшафта – это путешественник, принципи¬аль¬ный онто¬ло¬гист; он «роман-тик – реалист», оперирующий «мысле-образами» Ландшафтных Сти¬хий, про¬пахший дымом гераклито¬вого «Огня-Логоса», с лицом, об¬ветрен¬ным стои¬че¬ским «Воз¬духом- Пневмой». Он не знает разделения на субъект и объект, ибо, как пи¬сал Ж. Де¬лёз: «По¬ня¬тия субъекта и объекта не позволяют подойти вплотную к существу мысли. Мысль – это не нить, натянутая между субъектом и объ¬ектом, и не вращение первого вокруг второго. Мысль осуществляется скорее через со¬отношение территории и земли» (11, с.110). Он знает «тайну» философии, знает, что в её «…начале была шизофрения: досо-крати¬ческая фи¬лософия, абсо¬лютная глубина, вскры¬тая в телах и в мысли» (9, с.160). 3. СТРАНСТВИЯ ПО МИРУ ИСТОРИИ: РАЗЛОМЫ ЦИВИЛИЗАЦИЙ 3. «ЗЕЛЕНАЯ» ФИЛОСОФИЯ Философия Ландшафта – это «зеленая» философия. Философия Ландшафта – это эко¬логия мысли, поведения и деятельности. Она сочетает в себе праг¬матическую, мировоз-зрен¬че¬скую и ценностную направленность человеческого знания, – создавая экологию мен¬тальности. Как известно экология менталитета, экология мысли – одна из насущ-ных задач современной культуры в ситуации информационного взрыва. Во-вто¬рых, - эколо¬гиче¬ское мировоззрение содержит в себе также идею социальной экологии, ибо, как из¬вестно, многообразие социальных форм современного общества, местами часто дегармонизированое, инициирует множество деструктивных процессов в социальном устройстве современной культуры. В-третьих, - экологическое мировоз¬зрение также формирует идеологию бережного отношения к окружающей среде, ибо ясно, что спон¬танное развитие современного общества создает мощные про¬блемы, формирует совер-шенно непригодную среду обитания для человека. 1. ФИЛОСОФИЯ ЛАНДШАФТА – ЭТО ЭКОЛОГИЯ МЫСЛИ Экология отношений между субъектом и объектом – как парадигма новой менталь-но¬сти. Если в прежней философии объект - это поле деятельности субъекта, его мас-терская, то для ландшафтного мыслителя объект активен, окружающий мир не объ¬ект, а храм. Суть экологии мысли выразили киники – одни из ярких провозвестников ландшафт-ной философии. Они утверждали, что всякая мысль должна быть подтверждена дейст-вием. Более того, мысль должна не только выражаться в действии, сама структура её долж-на быть прагматична и соответствовать критериям «принципа Пирса». Для экологической философии важен геоцентризм. Геоцентризм - это принципиаль-ная установка человека на «земные дела». Мир Космоса мы не сможем ос¬воить и не смо¬жем понять полностью, мы можем и должны лишь надежно защититься от изна-чально враждебного человеку этого космического мира, и крайне осторожно ис¬пользовать ни¬чтожную толику необходимого для человека ближайшего от Земли про¬странства, а по¬тому и нет особо смысла делать попытки прыгнуть «выше головы», тем более искать иные формы жизни, которые, с огромной степенью вероятности, губи-тельны для чело¬веческого существования. Но экология мысли состоит не в том, чтобы быть руководством к действию, но и долж-на быть насыщена эмоционально, ибо только тогда она является живой и действенной. Экология мысли состоит еще в том, чтобы она способствовала пониманию, а не запу-тывала и без того сложные для понимания явления в мире природы и культуры. 2. ЭКОЛОГИЯ ОБЩЕСТВА: КРИТИКОВАТЬ-БОРОТЬСЯ - ПРОПОВЕДОВАТЬ Рационализация ментальности в социальной области имела аналогом формирование власти, формирования монополии на насилие. Связь власти и знания как рационализи¬рующей деятельности связаны, что было, в частности, подчеркнуто М. Хоркхаймером и Т. Адорно в «Диалектике Просвещения» (1947). Философия Ландшафта выступает пре-емником этой критической традиции левой философии. «Философствовать молотом» – это означает не только стать «геофилософом», но и со¬трясать мир культуры динамитом своих проповедей за справедливость обществен¬ного устройства, за интересы народных масс – за его земные интересы. 3. ГЕОФИЛОСОФИЯ ЗЕЛЕНОЙ ЭКОНОМИКИ: НОВЫЕ КРИТЕРИИ РОСТА. В области хозяйственной деятельности – рационализация – это упорядочение хозяйст-венных техник. В известном докладе Римскому клубу Э. Вайцзеккера, Э. Ловинс и Л. Ловинс «Фактор четыре: затрат – половина, отдача – двойная» (1995). После серии тревожных докладов «Римскому клубу», сигнализурующих о катастрофическом положении дел с экологией, в нем предлагается за счет введения энергосберегающих технологий получить новый импульс для развития. ГЛАВА 3 ФИЛОСОФИЯ ЛАНДШАФТА – ЭТО ЛЕВАЯ ИДЕОЛОГИЯ В европейской философии «затишье», а с само¬убийст¬вом Ж. Де¬лёза – самого вы¬даю¬ще¬гося Философа по¬следней трети XX века, вообще ничего не изменится и в бли¬жай¬шее время, хотя Эпоха Делёза прошла. Я, - при скептичном отношении к фран¬цуз¬ским «по¬стмодер¬ни¬стам», наиболее ярким представителем которых был Ж. Де¬лёз, - всегда чув¬ство¬вал с ними кровное родство: они дети буй¬ного «1968» - «ле¬вые бунтари», - а я всегда был и буду «ле¬вым», - прав «бунтарь-Фи¬лософ» Жан-Поль Сартр, говоря, что истинный Фи¬лософ все¬гда «ле¬вый». Скажу даже более: пока существует «левая» идея», выражаемая в раз¬ных формах, – до тех пор и существует философия. Проявленная в разных формах философии XIX-XX вв. «левая идея»: в марксизме, в анархизме, в русской философии народничества (и в разных аналогах его в развивающихся странах XX в.), в экзистенциализме, неомар-ксизме, постмодернистской философии, - теперь ждет своего нового воплоще¬ния в фи-ло¬софии эпохи Мировой Ста¬биль¬ности, в Философии «Тревоги» - в филосо¬фии времен вступления Человечества в тре¬вож¬ный век глобальных потрясений. Что такое левая идеология? Левая идеология – это идеология, не «опускающая руки», не признающая, что мир «безнадежно погряз во зле», левая философия создает утопии, хочет усовершенствовать человеческое общество, и часто ошибается, но ис¬тину позна-ет только идущий. Левая идеология обращена в будущее, она дает правой консерватив-ной идеологии право сетовать на то, «а мы ведь говорили». Но консерва¬тор не создает, он только сохраняет, и сохраняет при этом не только старое доброе прошлое, но и ста-рые мерзости, левый с этим не согласен. Пусть он с созданием но¬вого, создает и новые мерзости, но он стремится к лучшему. Истоки левой идеологии лежат в самом истоке философии. Первый «левый» – это Сократ. «Царя философов» Платона тоже можно отнести к «левым», ибо он первый создал коммунистическую утопию устройства спра-ведливого общества, хотя эта утопия воплотила в себе все ошибочные моменты «ле-вой» идеи. Традиционно носителями «левой» идеи считались социал-демократы различных от¬тенков, анархисты и марксисты. В наше время все эти традиционные левые направле¬ния потеряли своё влияние и начинают вырабатываться новые формы – это разного ро-да гуманистические политические организации, во многом возрождающие идеи рус¬ских народников, это движение зеленых и «антиглобалистов». Прежние же «левые» партии в большинстве стран выродились и находятся в стагнирующем состоянии, что более явственно стало видно после окончательного краха коммунистической идеологии в бывшем СССР. §1 ФИЛОСОФИЯ ЛАНДШАФТА - ЭТО НАРОДНИЧЕСКАЯ ИДЕОЛОГИЯ Фило¬софия Ландшафта – это народническая идеология. Именно как народническая идеология сло¬жилась по преимуществу античная философия в противовес замкнутой храмовой муд¬рости египетских, вавилонских и дельфийских жрецов. Идеал западноев¬ропейской тра¬диции философствования - первый философ-народник - Сократ, пропо-ведовал на пло¬щади среди людей, был проникнут духом и заботами современной ему народной куль¬туры, выступая в этом отношении антиподом софистам. Потому фило-соф Ландшафта - это фи¬лософ, возрождающий стилистику философствования рус¬ских на¬род¬ников, он - на¬род¬ник: он погружен в жизнь, он расположен в непосредствен¬ной массе бытия как мыслящее, пе¬реживающее и действующее «тело». Истинная Философия – это знание и переживание жизни: её текстов, её обществен¬ного устройства и хозяйственной деятельности, погруженных в ре¬альный «Жизненный мир», это еще реальная (а не «хайдеггеровско-профессорская») Забота об этой жизни. Философ культурного Ландшафта – это бытоописатель «Жизнен¬ного мира», ибо «Жиз¬нен¬ный мир» и есть истина всех культурных форм, норм и тради¬ций, погружен¬ных в этот «Жизненный мир». Потому истинный философ - это на¬родник, а Философия Ландшафта, продолжающая традиции подлинного философствования, – это народни-ческая идеология. Философ отправляется в «народ», изучает «нравы Расте¬ряе¬вой ули-цы» и пропитыва¬ется «Властью земли»; он выявляет реальные практики «Жиз¬ненного мира», во¬площая свой опыт в Фе¬номенологический Роман «Жизненного мира». Более того, он еще и личностно переживает за судьбу этого мира. Народничество как широко развитое интеллектуально-общественное движение наи¬более ярко проявилось в российской культуре второй половины XIX века. На базе на¬роднических идей сложилась классическая русская литература, которая дала миру Тол¬стого и Достоевского. Именно народничество сформировало русская интеллигенцию, дала вообще понимание того, что такое интеллигент. Народничество – это широкое движение, которое играло свою роль, как в ментальной, так и в социально-экономиче¬ской области культуры. В основном работы народников – это публицистика, не подни-мающаяся до уровня философских обобщений, и это верно, ибо истинная философия – это публицистика мировых проблем-событий. Но тем не менее в их среде резко выде-лялся П. Л. Лавров, которому удалось сформировать философию народниче¬ства. К со-жалению, его роль недостаточно оценена, но так бывает со всеми, кто своими идеями переживает века. 1. ЛАВРОВ – СОЗДАТЕЛЬ ФИЛОСОФИИ НАРОДНИЧЕСТВА Следует заметить, что многие часто увлекаются новыми философскими концепциями, считая, что они лучше и «новее». Но в философии понятие настоящего, прошлого и бу¬дущего смещено. Да, есть философские концепции «философствую¬щих интеллиген¬тов», которые имеют исторически преходящий характер, они актуальны только «здесь-и-сейчас»; но есть кон¬цепции Философов, которые вне времени определяют суть фило¬софии, являются по¬стоянным источником философских откровений, они не только все¬гда «новы», но и глядят в будущее, - таковы для европейской традиции философство¬вания: Сократ, Платон, Аристотель, Декарт и Кант – это «Классические Философы». Есть также в философ¬ской истории еще и среднее между «философствующими интел-лигентами» и «Классиче¬скими Философами» - это «Исторические Философы», которые погружены в реальное историческое время, но их прозрения часто опережают время и задают траек¬тории фи¬лософствования достаточно большого исторического пе¬риода. Иногда они становятся в традиции философской мысли «Классическим Философами». Философемы «Исто¬рических Фи¬лософов», периодически всплывают в истории мысли, но их часто приходится очищать от напластований того исторического времени, в ко-тором они творили. Таков П. Л. Лавров, который является «Историче¬скими Философа-ми», имеющими тен¬денцию стать «Классическим Философом». Петр Лаврович Лавров – «Сократ» русской философии. Он первый серьезный и само¬бытный русский философ, предыдущие же русские философы были либо шеллингиан¬цами, либо гегельянцами, либо философами «между делом». Его фи¬лосо¬фия совер¬шенно неверно понимается, как и неверно понимается его место в рус¬ской философии. Как правильно подчеркивал один из немного¬численных исследовате¬лей творчества П.Л. Лаврова В. Богатов: «.. в исследованиях о Лаврове мы на каждом шагу сталкива¬емся с субъективизмом и произволом авторов» (Богатов В.В. Философия П.Л. Лаврова. М., 1972. С.6). Первой попыткой изменить ситуацию в отношении оценки роли философии П.Л. Лав¬рова был вы¬пуск соб¬раний сочинений П.Л. Лаврова (в отдельных выпусках небольшого формата) в 1918 году, кото¬рый так и не был завершен; сборника статей «Вперед!» в 1920 году и «П.Л. Лавров» в 1922 году. Представляет большой интерес именно послед-ний сборник. Для характери¬стики направления и уровня этого сборника достаточно пе-речислить его авторов: Н.И. Ка¬реев, П. Сорокин, Г. Шпет, Д. Овсянико-Куликовский, П. Кропоткин, А. Гизетти и т.д. Авторы этого сборника ставили задачей сделать этот сбор¬ник статей введением в изучение творчества Лаврова, ибо, по их мне¬нию, вряд ли «…есть надобность доказывать, что Лавров более чем кто-либо из русских пи¬са¬телей принадлежит к числу тех, которых давно уже пора изучать самым тщательным и вни-ма¬тельным обра¬зом. В истории нашей общественности Лавров явля¬ется как бы уз¬ловой станцией, от которой идет целый ряд веток и линий чуть ли не по всему необъятному полю на¬шего духовного развития» («П.Л. Лавров» Сб. ст. Пг.,1922, С. II). Была попытка выпустить собра¬ние сочинений Лаврова в 8-ми томах в 1934 году, кото¬рое тоже было не закончено. Был выпу¬щен двухтомник сочинений Лаврова в 1965 году, который не вызвал интереса, ибо в то время все отечественные философы были увлечены сциенти-стски ориентированной философией. К сожалению, до сих пор не удается переломить си¬туацию и в отношении совершенно ошибочной интерпрета¬ции русской философии второй половины XIX века, в которой философская антропология П.Л. Лаврова занима-ет центральное место. В новых учебниках по¬следних лет философская антропология П.Л. Лаврова вообще не рассматривается или же ей уделяется максимум одна - две страницы. Большинство относят Лаврова к народникам, что, с одной стороны, верно, но, с дру¬гой ошибочно, ибо масштаб мысли П. Лаврова не может быть уложен в русло одной лишь политической концепции народничества. Здесь уме¬стно вспомнить исследователя русской культуры, американского историка Алана Ким¬бэлла, который правильно счи¬тал, что философия Лаврова имеет мало общего с тра¬ди¬ционным учением народниче¬ства. П.Лавров в такой же степени народник, как и народниками были почти все Фило¬софы. Его можно считать создателем народнической философии - Философии с боль-шой буквы. Автор самой толковой работы по истории русской философии В.В. Зеньковский пи¬сал, что Лав¬рову «…очень не по¬везло на русской почве. Высылка в Вологду, бегство его за границу, где он скоро стал во главе революционного издательства, членство в «Интернацио¬нале», - все это долго де¬лало самое имя его в Рос¬сии запретным» (Зень-ковский В.В. Ис¬тория русской философии. Т.1,ч.2. С.155). К слову сказать, Зень¬ковский в силу своих клерикальных взглядов так оценивает Петра Лав¬ровича: «Его (Лаврова – С.Г.) можно сблизить с Г. Спенсером, с В. Вундтом по ши¬роте син¬теза и ос¬нователь¬ности его по¬знаний, - но в его «полупозитивизме» очень оп¬ределенно высту-пает и его философский дар, стесненный, но не подавленный поклонением науке» (там же т.1,ч.2; С.156). По¬нятно, что отцу Василию Зеньковскому, как богослову и ир¬рационально мыслящему фи¬лософу, ближе околонаучная «бравада» Белинского и «бывшего семинариста» Чер¬нышевского, которая похожа на религиозную проповедь, а не на серьезную фило¬соф¬скую рефлексию, коей отличался П. Лавров. Большевики безуспешно старались после революции сделать из него революционный «сим¬вол», но в 30-х годах полностью убедились, что этот уникальный рус¬ский мысли-тель для этой роли не подходит и не «вкладыва¬ется» в «прокрустово ложе» их идеоло-гии, а потому, на¬шли вполне под¬ходящие для этой цели другие «идолы»- Белин¬ского, Чернышевского и «иже с ними». В этом они в чем-то схожи со своими «антиподами» - Бердяе¬вым и Зеньковским, как это ни странно. Тут сыграл свою роль «неблагодарный ученик» Лаврова – Г. Плеханов, которому Петр Лаврович всячески помогал в эмигра-ции, буквально спасая его от го¬лодной смерти от¬крыл дорогу в лите¬ратуру. Плеханов же в своей работе «Н.Г. Чернышев¬ский» всемерно возвышая этого философа низкого уровня, в такой же степени принижал значе¬ние П.Л. Лаврова. Как говорится, «отблаго-дарил по полной программе». Но тем не ме¬нее, в начале этой ра¬боты о Чернышев¬ском он вынужден признать факт, что в обществен¬ном мнении России того времени призна-ние роли и значения П.Л. Лаврова как философа пер¬вого плана было неоспоримым, во что он пи¬шет: «.. до сих пор, если вы спросите среднего рус¬ского «интеллигента» были ли философами Лавров и Владимир Соловьев, вы тотчас услышите: конечно были. А если вы скажете такому «интеллигенту», что Чернышев¬ский тоже был фило¬соф и при-том гораздо более глубокий, не¬жели Лавров и Соловьев, то вы приведете его в нема¬лое изумление» (Пле¬ханов Г.В. Избранные философские произведения. В 5 томах. Том IV. М.,1958 С.289). Меня, как среднего «интеллигента» средних способностей, также при-водит та¬кое мне¬ние в изумление. Лаврова считают то «позитивистом», то «идеалистом», который «своей эк¬лектиче¬ской и на¬сквозь идеалистической позицией» дискре¬дитировал революционно-демократиче¬ское движение. Себя же он считал марксистом и «реалистом» (я же думаю, что быть ему просто Петром Лавро¬вичем Лавровым - это более чем достаточно). Лавров был близ¬ким другом К. Мар¬кса и Ф. Эн¬гельса, они его называли «наш друг Петр». Но он всегда занимал нейтральную по¬зицию в споре между марксистами и народни¬ками. Это его объединяло с нашим гением рус¬ской социологии М. М. Ковалевским, с которым он также был очень дружен - его приезды в Париж для Лаврова были праздником. Именно бла¬годаря М.М. Ковалевскому было издано множество его статей и работ в России (под псевдонимами естественно). Если стараться определить место П. Лаврова в историко-философском процессе, то я склонен его связывать с неокантианством; неокантианством, которое более при¬ближается к неокантиан¬ству в марксистской интерпретации данное ближайшим другом Ф. Энгельса Э. Бернштейном (1850-1932) в западноевропейской традиции. Собственно именно так считал, к примеру, Карл Форлендер (1860-1928), ко¬торый в своей работе «Кант и Маркс» говорит о том, что Лавров близок к неокантианству. Переход неорто-доксальных марксистов к неокантианству - это зако¬номерное и естественное движение западноевропейского марксизма, которое потом привело эту традицию к не¬омарксизму второй половины XX века – самого влиятельного направления в западноевропейской философии. Сам Лавров именно таковым «неокантианцем» себя и считал. Когда он уз-нал, что осуществляется перевод Вл. Соловьевым работы известного неокантианца Ф.А. Ланге «История материализма и кри¬тика его значения в настоящем» (1865, рус. пер. 1899), с работ которого (и работ О. Либмана) начался из¬вестный «поворот к Кан-ту», он с чувством удовлетворения за¬метил что, на¬конец-то, перевод этой книги быдет сделан, замечая при этом, что идеи, ко¬торые развивал Ф.А. Ланге в этой книге в 1865 году, он развивал в это же время, и даже раньше Ф.А. Ланге. Многие, с достаточным на то основанием, считают его не только первым русским са¬мобытным философом, но и первым русским социологом, основа¬те¬лем субъективной «русской» социологической школы. Я же в абсо¬лют¬ном со¬гласии с вы¬дающимся рус¬ским социологом Н.И. Кареевым считаю его культуро¬логом, - пер¬вым русским культу¬рологом и первой величиной в рус¬ской философии по таланту, разделяя это первое ме¬сто только с Вл. Соловьевым. В отношении этого мнения о «ранге» П. Л. Лаврова, хочу привести высказывание од¬ного из ав¬торов сборника «П. Л. Лавров», выпущенного в 1922 году, А.А. Гизетти (1888-1938), умершего в сталинских лагерях под г. Куйбышевым (ныне Самарой): «.. Лавров в основных трудах своих выступает перед нами, как мыс¬литель не менее само¬стоя¬тельный, своеобразный и, пожалуй, даже более систематиче¬ский, чем Вл. Соловь-ев. Влияние Лаврова именно как фи¬лософа на последующую ис¬торию русской мысли тоже, по¬жалуй, не менее зна¬чительно, чем влияние Соловь¬ева» (П.Л. Лавров. Сб. ст. Пг., 1922. С.385). Гизетти пишет далее: «Лавров и Соловьев – крупнейшие пред¬ставители и, можно ска¬зать, почти основатели двух основных течений русской филосо-фии - антропологизма позитивного «гуманистического» и антрополо¬гизма хри¬стианского. Одно течение идет ближайшим обра¬зом от западников- социалистов Гер¬цена и Белинского, другое от Чаадаева и славянофилов. В Лаврове и Соловьеве оба те¬чения впервые становятся строго философскими. «Школы» Лаврова и Соловьева до¬ныне относятся друг к другу резко враждебно» (П.Л. Лавров. Сборник статей. Пб.,1922. С.387) А. Гизетти, подводя итог сопоставления равновеликих по таланту русских филосо-фов Лав¬рова и Со¬ловьева, говорит: «Разные, друг друга не знавшие, может быть, пред-взято враждебные; они оба бесконечно нужны и дороги нам сейчас. Именами Лаврова и Со¬ловьева начались но¬вые главы в истории русской филосо¬фии….Начались и оборва¬лись… Но теперь, через откровение нового Ада и Чистилища истории - Рос¬сия поймет, что они шли к одной цели раз¬ными путями, и сохранит вме¬сте зерна до дня, когда все оживет и воскреснет» (там же. С.403). Время Вл. Соловьева пришло – он «воскрес». Теперь, по всей логике, время за Пет-ром Лавровичем Лав¬ро¬вым. Но, к сожалению, «воз и ныне там». Это обусловлено тем, что идеологам «криминальной революции» чуждо интеллектуальное и граждан¬ское подвижничество Лаврова. Этих новоявленных «софистов» раздражает сократиче¬ский стиль его философствования, смущает высокий уровень требований, который он предъявляет к интеллигенции 1. ЧТО ТАКОЕ ФИЛОСОФИЯ ПО ЛАВРОВУ Мнения о философии Лавров высокого, что для философа довольно порази¬тельно. В «Трех беседах…» он говорил, что «…философия, и она одна, вносит смысл и человече-ское значе¬ние во все, куда она входит. Мы осмысливаем нашу деятельность на столько, на сколько вно¬сим в нее элемент философии. На сколько человек обязан себе отдавать ясный отчет в каж¬дом своем слове, в своих мыслях, чувствах и действиях, на¬столько он обязан фи¬лософство¬вать. Пренебрежение философией есть искажение в себе челове-ческого сознания. Требование созна¬тельной философии равнозначительно требованию развития человека» (Лавров П.Л. Философия и социология. Избранные произведения в 2х т. Т.1. М.,1965. С.517). Звучит как услаждающая слух и душу по¬эзия. Можно только позавидовать, что Лавров родился в 1823 году, а не спустя полтораста лет. Он бы так уже не сказал, обогатившись опытом современных «философов». С мно¬гими он, ес¬те¬ственно, не согласился, ибо для него философия есть настолько «существенно-про¬грес¬сивная» форма, насколько опирается на достижения научной мысли. Но он не «карди-нальный сциентист». П.Л. Лавров не считал, что философия наука. Вообще все мысли о научной философии давно пора забыть. Еще Кант убедительно показал, что метафизика как наука невозможна. Лавров в своих «Исторических письмах», которые читала и пла¬кала над которыми вся обра¬зованная Россия того времени пишет: «Философские идеи важны не как проявле-ние процесса развития духа в его логической отвлеченности, а как логические формы сознания человеком более высо¬кого или более низкого уровня своего достоинства, бо¬лее обширных или более тес¬ных целей своего существования; они важны как форма протеста против настоящего во имя желания луч¬шего и справедли¬вейшего обществен-ного строя или как формы удовлетворения на¬стоящим» (Лавров П.Л. Философия и со-циология. Избранные произ¬ведения в 2 т. Т.2. М.,1965. С.22). Вот бы всем философам на каком-нибудь очередном международном конгрессе зачитать эти слова Петра Лав-ровича в назидание, особенно сторонникам абстрактного философствования «в-себе –для-себя». В связи со своим видением философии П.Л. Лавров критикует гегелевскую филосо¬фию, подчеркивая: «Философия Гегеля не обнимает процесса жизни: она только обни¬мает мышление о жизни. Она есть частная философия, а не вся философия. Она обни¬мает лишь все сущее как мыслимое и мыслимое од¬ним способом принимая действи¬тельным лишь процесс мышления; она не обнимает мышления всего сущего как дейст¬вительного вне процесса мышления. Но мышление не есть единственный про¬цесс, со¬единяющий сознающее Я с реальным ми¬ром: остается еще процесс реализова¬ния, как творчество и как жизнь. Обе эти отрасли, в их реальности, вне философии Ге¬геля, ко¬торая их только мыслит. Поэтому истинная философия нашего времени должна вклю-чать в себе ге¬гелизм, но не заключаться в него» (Лавров П.Л. Ответ г. Страхову \\ Оте¬чественные записки 1860 №12. С.107) Но он критикует также материализм Бюхнера и Молешотта, которому Лавров первый посвятил серию работ в русской печати. Тогда их имена в России были «за семью печа¬тями». В Германии «Сила и мате¬рия» К. Бюхнера вышла в 1855 году, а уже в «Отечест-венных за¬писках» в 1859 году появилась статья П.Л. Лаврова «Механическая теория мира». И вот что он пишет о материализме: «..материализм (и всякий догматизм), вы-ходя из начала отдельного человека в его це¬лостности, из начала подчиняющего себе человека, неиз¬бежно приходит к необходимо¬сти всех поступков человеческих, к при-зрачности всех поступков человеческих, к при¬зрачности нравст¬венной оценки и к тре-бованию (безнравственному и невозможному), чтобы человек из¬бегал нравственной оценки, от¬выкал от нее, страшился к полному ин¬дефферентизму и тем самым от¬рицал всякое по¬буждение к деятельности» (П. Л. Лавров Моим кри¬тикам \\ Русское слово 1861 июль VI. С.68). Он, в отличие от «идеалистов» и «материалистов», считает: «Задача будущей, еще не существующей философской системы, должна заключаться в стройном уяснении всего человека в его тройном отношении: к своему познанию, к внешнему миру и к преда-нию. Все видоизменения сознания, все законы природы, весь процесс предания истори-ческого должен построиться в этой системе в единое целое. Но, по всей вероятности, ис¬ходной точкой должно будет служить не наблюдение чув¬ственное, а сознание, пото-му что оно обуславливает знание внешнего мира и преемственность пре¬дания. Оно есть необходимое звено, связывающее все сущее; потому что оно есть су¬щественная осо-бенность всего мыслящего» (Лавров П.Л. Механическая картина мира \\ Отечественные записки 1859. №4. С.491-492). И это зачатки антропологической фило¬софии и культу-рологии – единственно возможной формы современной философии. Он это понимал: «Насколько методы естествознания и их приложения к вопросам всех областей мышления со¬ставляли главную характеристическую черту первой половины нашего века, связывая его не¬разрывно с великими начинаниями эпохи Галилея, Декарта и Ньютона, настолько же едва ли не следует признать характеристической чертой вто¬рой половины того же века приемы сравни¬тельно – социологические и исторически-эволюционные» (Лавров П.Л. (Арнольди С.С.) Задачи понимания истории. Проект вве¬дения в изучение эволюции человеческой мысли. М.,1895. С.XI). Конечно надо учиты-вать, что начало перестройки ментальности в русло культурологической парадигмы шло болезненно, оно продолжается и сейчас. Его понимание философии как носительницы смысла прекрасно и уникально, как нельзя актуально для нашего времени «постмодерна». Для него философия есть некое целостное образование, которое объединяет смыслы человеческой культуры. Вот что он писал: «.. каждый имеет свою философию, но, рассматривая вместе ряд замечатель¬нейших личностей данного периода, мы улавливаем характеристические черты, отли-чающие стремления эпохи, дающие ей образ и позволяющие нам оживить её в её осо-бенностях в нашем воображении. Религиозный элемент указывает связь мысли дан¬ной эпохи с минувшим; научный элемент измеряет силу этой мысли; эстетический – её при-влекательность; философский элемент составляет её жизнь. Из этих четырех элементов строится человеческая мысль, из их развития состоит и ис¬тория мысли. Традиция предъявляет свои требования; наука и знание завоевывают но¬вые области; искусство украшает путь своими нестареющими, бессмертными созда-ниями; философия организует воспоминания минувшего, заботы настоящего и стрем-ления в будущему в одно целое» (Лавров П.Л. Собрание со¬чинений. IV серия. Вып.1 Пг.,1918. С.37) Интересна точка зрения Лаврова: «Философское доказательство – это доказательство единства в человеке теоретической и практической деятельности, т.е. доказательство единства личности» (Энциклопедический словарь. Т.V. Спб., 1862. С.7) Философия есть везде. На вопрос : что такое философия, П.Л. Лавров отвечает сле¬дующим образом: «Философия в знании есть построение всех сведений в стройную систему, понимание всего сущего как единого, единство в понимании. Философия в творчестве есть внесение понимания мира и жизни в творческую деятельность, вопло-щение понятого единства всего сущего в образ, в стройную форму, единство мысли и формы. Философия в жизни есть осмысление ежедневной деятельности, вся¬кое пони-мание всего сущего как единого в нашу деятельность, воплощение понятого единства всего сущего в практический идеал, единство мысли и действия. Довольно сблизить эти выражения, чтобы в них прочесть отдельные термины одного понятия, отдельные признаки одной деятельности. Философия есть понимание всего сущего как единого и воплощение этого понимания в художественный образ и в нравственное действие. Она есть процесс отождествле¬ния мысли, образа и действия» (Лавров П.Л. Философия и социология. Избранные произведения в 2-х томах. М., 1965. Т.1. С.571). 2. ЛАВРОВ И ДЕЛЁЗ Невольно возникает мысль, уже не получилось ли так, что современные француз¬ские философы Ж. Делез (1925-1995) и Ф. Гваттари (1930-1992) тайком «оп¬ри¬ходовали» па¬рижский архив Петра Лаврова? В их последней работе «Что такое филосо¬фия?» (1991), мы читаем следующее: «..у Хаоса есть три дочери, от каждого из пересекающихся его планов - это Хаоиды: искус¬ство, наука и философия как формы мысли или творчества, Хао¬идными называются реально¬сти, об¬разующиеся в планах, которые пересекают хаос. Стыком (но не единством) этих трех планов является мозг» (Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? СПб. С.266). И далее: «Философия, ис¬кусство и наука- это не ментальные объекты мозга-объекта, но три аспекта, в кото¬рых мозг становится субъек-том Мыслью - мозгом; это три плана, три плоти, на кото¬рых он ныряет в пучину хаоса, чтобы победить её» (Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? СПб., С.268). «Хаос» – это есть первозданный «мозг», естество сознания, которое еще не подверглось коди-ровке ментальными формами: «Мысль в своих глав¬ных формах - искусстве, науке и философии – характеризуется одним и тем же: противостоянием хаосу, начертанием плана на хаос. Но философия стремится сохранить бесконечность, придавая ей конси-стенцию, - она чертит план им¬маненции, который увлекает в бесконечность* со¬бытия или консистентные концепты под воздействием концептуальных персонажей. Напро-тив, наука отказывается от бес¬конеч¬ности, чтобы завоевать референцию, - она чертит лишь план индефинитных коор¬динат, которым в каждом конкретном случае оп¬ределяются состояния вещей, функции или референциальные пропозиции под воздей¬ствием частичных наблюдателей. Искусство стремится создать такое конечное, которое вновь дает бесконечность, - оно чертит план композиции, который сам несет в себе па¬мятники или составные ощущения под воздействием эстетических фигур» (Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое философия? М.-Спб. 1998. С.253). И далее: «Три вида мысли пересекаются, переплетаются, но без всякого синтеза или взаимоото¬ждеств¬ления. Философия вызывает события с помощью концептов, искусст-во воздвигает памятники с помощью ощущений, наука конструирует состояния вещей с помощью функций. Между этими планами может образоваться плотная ткань соответ-ствий. Но в этой сети имеются и высшие точки, в которых ощущение само ста¬новится ощущением концепта или функции,* концепт – концептом функции или ощу¬щения, функция- функцией ощущения или концепта» (Делез Ж., Гваттари Ф. Что такое фило-софия? М.-Спб. 1998. С.254-255) Нет необходимости рассматривать как понимали вышеуказанные авторы специфику ментальных форм (форм кодировки), ибо их анализ специфики частных форм менталь-ности – философии, религии, науки и искусства мало чем принципиально отли¬чается от анализа специфики ментальных форм, данных П. Л. Лавровым еще в 1860 году, и кото-рая была развита далее в его последующих работах. Философия – это шизофрения культуры. Шизофреник – это человек будущего. 3. «КРИТИЧЕСКИ МЫСЛЯЩАЯ ЛИЧНОСТЬ» 2. ТРАДИЦИЯ РУССКОГО НАРОДНИЧЕСТВА 1. НИГИЛИЗМ И АНАРХИЗМ Наиболее близок к философии ландшафта анархизм, и прежде всего его существен-ные черты: это тяготение к традиционным формам культурно-социальной организации, апология свободы и тяготение к естественности. Неудивительно, что один из основате-лей анархизма П. Кропоткин был еще и выдающимся географом. Первым анархистом считается софист Антифонт. Далее Ж.Ж. Руссо. У. Годвин. Прудон и посмодернистского бунтарства лежат в французском экзистенциализме. Подавляю-щее большинство французских экзистенциалистов было коммунистами. 2. СЛАВЯНОФИЛЬСТВО 3. ЛИБЕРАЛЬНОЕ НАРОДНИЧЕСТВО 3. ПОПУЛИЗМ В РАЗВИВАЮЩИХСЯ СТРАНАХ 1. НЕГРЮТИД: ФАНОН 2. ИНДИЙСКИЙ ПОПУЛИЗМ 3 СОВРЕМЕННОЕ ЛАТИНОАМЕРИКАНСКОЕ НАРОДНИЧЕСТВО §2 МАРКСИЗМ 1. ОРТОДОКСАЛЬНЫЙ МАРКСИЗМ 2.КРИТИЧЕСКИЙ МАРКСИЗМ КОНЦА XX ВЕКА 1. КРИТИКА МАРКСИЗМА КАТЕДЕРСОЦИАЛИСТАМИ 2. БЕРНШТЕЙН Наиболее выдающимся представителем левой идеи в начале XX века является Э. Бернштейн, ближайший соратник и ученик К. Маркса и Ф. Энгельса. В его учении бы-ли убраны все негативные аспекты левой идеи, хотя и он не лишен недостатков. К сожалению, опыт социального переустройства общества в России привел к разочаро-ванию в идеях марксизма многих в мире. 3. КРИТИКА МАРКСИЗМА РУССКИМИ НАРОДНИКАМИ 3. ТРАДИЦИЯ НЕОМАРКСИЗМА Неомарксизм представлен представителями Франкфуртской школы М. Хоркхаймером, Т. Адорно, Э. Фроммом и др. Она сформировалась на базе Франкфуртского института социальных исследований и основного печатного органа этого института «Zeitschrift für Sozialforschung». Сам институт был основан в 1923 году, первым директором был К. Грюнберг, стоявший на позициях катедерсоциализма. Свое критическое направление он получил с приходом директором института М. Хокхаймера в 1930 году. Именно благодаря ему Институт перешел от умеренного катедерсоциализма к левому радика-лизму. Высшей точкой в интеллектуальном отношении была книга М. Хоркхаймера и Т . Адорно «Диалектика просвещения. Философские фрагменты» (1947). 1. КУЛЬТУРНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ После неудач стремления радикального реформирования общества постепенно в тра¬диции марксизма выдвигаются идеи «культурной революции». Эту идею выдвигал А. Грамши. 2. ФРАНКФУРТСКАЯ ШКОЛА Основателем традиции неомарксизма является Д. Лукач. Он является и создателем со¬циального института традиции неомарксизма. - институт социальных исследований во Фракфурте. Наиболее знаменательна деятельность М. Хоркхаймера, Т. Адорно, Г. Маркузе. 3. ХАБЕРМАС Продолжателем этих традиций является выдающийся философ современности Ю. Ха¬бермас (р.1929).. В своей теории коммуникативного действия, он во многом приближа¬ется к принципам ландшафтной философии. §3 НЕОСОКРАТИЗМ КАК НОВАЯ ЛЕВАЯ ИДЕОЛОГИЯ Идеологическим выражением философии Ландшафта является неосократизм 1. НАЗАД К СОКРАТУ ! Философ Ландшафта для вывода европейской ментальности из кризиса должен к Со-крату, восстанавливая со¬крати¬ческий метод «май¬ев¬тики», высокую гражданственность его мысли, жизненную силу его философствова¬ния. Философия будущего как идеология будущей культуры должна стать сократической, отвратившись от пагубной для философии практики «библиотечного» философствова-ния. Философия в своей идеологической функции должна стать реальной практикой критики культуры, деятельностью по её конструктивному реформированию. При этом философ современности, как писал Х. Ортега-и-Гас¬сет, должен пользо¬ваться принципами «но¬вого вида ра¬зума» - «повество¬ва¬тель¬ного» разума, кото¬рый «..вновь свя¬жет человека с ог¬ромной трансцен¬дентной ре¬альностью – реальностью его судьбы» (Ортега-и-Гас¬сет Х. Что такое философия?. М. 1991. С.209). Учиться умению владеть этим «по¬вествова¬тельным разумом», разумом «профана» (Н.К. Михайловский), оперирующим обычным естественным языком, не под¬даваться наркотическому туману путаных спе¬куляций, коими полна анонимная академическая философия и философия элитных «салонов»; не увлекаться использованием форм ис¬кусственного языка, который приемлем лишь для отражения частных сторон реально-сти, - я советую всту¬пающим на путь фи¬ло¬софствования юным фи¬лософам, го¬то¬вым понести неблагодарное бремя со¬кратова наследства. Но задача новой «левой» идеологии – это не задача революционного переустройства общества. Сам Сократ выступал не за революционное преобразование общества, к это-му ближе всего были «реформаторы» – софисты, противником которых он выступал. Носитель «левой» идеи в Новое время – социализм, сам по себе консервати¬вен, ибо он выступал против капитализма, во многом вырос из романтизма, восхваляв¬шего общин-ный традиционный уклад феодального общества. Потому новая «левая» идея – это идея, основанная на традиции. 2. ИДЕОЛОГИЯ КИНИЧЕСКОГО РАЗУМА 3. ШВЕЙ КИЗМ – ПРОДУКТИВНОСТЬ ВЕСЕЛОГО РАЗУМА 2. ЖИЗНЕННЫЙ МИР КАК ОБЪЕКТ НЕОСОКРАТИЗМА 1. ФИЛОСОФИЯ «ЗЕМЛИ» МИШЛЕ Г.УСПЕНСКИЙ В России в народнической литературе проявились первые ростки анализа «жизненного мира». Писатели-народники открыли мир реальной жизни повседневности. Это свойст-венно всему Г. БАШЛЯР - ФЕНОМЕНОЛОГИЯ ЛАНДШАФТНЫХ СТИХИЙ 2. ЖИЗНЕННЫЙ МИР Философ современности – это мыслитель, отправляющийся периодически в «экс¬пе¬диции» в повседневность народной жизни. Знание базируется на опыте повседневно¬сти, которое не имеет древовидного характера, существует как переплетение разных практик – ad hoc «габитусов», кото¬рые по¬рождаются в реальной жизни людей. Они многообразны, как луговое поле, на котором существуют лишь отдельные места, где возвышаются группы «древесных» структур «правильного знания». Именно в обыден-ном мировоз¬зре¬нии кроется «тайна» нормативного знания – в реальных практиках лю-дей происходит ин¬ституализация ба¬зовых концептов нормативного зна¬ния. Эти «экс-педиции» в повседневность «хабитуальностей» позволят будущей философии наконец-то выяснить досконально механизм возникновения кон¬цептов, по¬нятий и кате¬горий че-ловеческой ментальности. Направляясь в «экспедицию», следует учитывать еще и социальный момент «повсе-дневности». В реальной жизни человек сталкивается не с правильными формами госу-дарствен¬ного устройства, имеющим для него анонимный характер, а с многообраз¬ным ландшафтом неформальных образований, со своими «нравами Растеряевой улицы». Каждая социальная страта вырабатывает свой «сленг», свой ритуал- моду по¬ведения. Здесь философ - «геолого-географ» найдет очень много, не надо игнорировать исследо-вание реальной жизни, общаясь в магазине, на улице, выявляя своим философским умом и просвечивая «философскими глазами» синергетические образования в менталь-ности и социально-хозяйственных группах, вырабатывающих протоментальные симво-ло - ритуальные системы. БАЛЬЗАК ФИЛОСОФИЯ ЖИЗНИ 3. ФИЛОСОФИЯ ПОВСЕДНЕВНОСТИ ОБЫДЕННОЕ МИРОВОЗЗРЕНИЕ СОЦИАЛЬНОЕ ОБЩЕНИЕ РЕМЕСЛО 3. НОВАЯ ЛЕВАЯ ИДЕОЛОГИЯ 1. ГУМАНИЗМ Истоки гуманизма мы видим в позднем средневековье. Латиноамериканский гуманизм имеет истоком русскую народническую мысль. В 1989 году оформился Гуманистический интернационал. За основу идеологии гума-низма взята забота о конкретном человеке, его забот и стремлений. Стремлением явля-ется то, чтобы через самосовершенствование личности, через гуманизацию отношений между людьми и между человеком и природой перестроить общественные институты современной культуры на основе идеалов доброты и справедливости. Центром становления гуманистического движения послужили идей студенческой и ин¬теллигентской среды Аргентины, потом распространились в других странах Латинской Америки и Западной Европы. 2. АНТИГЛОБАЛИЗМ 3. БОРЬБА ЗА ТРАДИЦИЮ Важным моментом в преодолении модернизационного похмелья является усиленное внимание к проблемам традиции. Собственно сеть традиций является основой возник-новения культуры. Если сообщества животных живет по законам большей ча¬стью по законам инстинкта, задаваемых геномом той или иной популяции, то популяция чело-века живет большей частью по законам традиции. Собственно все модернизационные процессы – это хищническое использование не только энергетического капитала, аккумулированного сотнями миллионами лет орга¬нической деятельности, но и культурно-социального капитала, накопленного опытом сотен тысячелетий существования человеческой культуры. Борьба за традиция в период модернизма осуществлялась, как правило консерватив¬ными, «правыми» элитами общества того времени. В этом отношении можно согла-ситься, что это была борьба за сохранение «старых мерзостей». Потому- то «ле¬вое» со-циал-демократическое движение всегда негативно относилось к традиции. Но, как не странно, в левой идеологии есть еще черта, которая в период модернизационных рево-люций была затемнена. Дело в том, что социалистические идеи, как не парадок¬сально, имеют истоком именно романтическо-консервативную идеологию начала XIX века. Социализм, как и романтический консерватизм противопоставляют себя буржуазному индивидуализму, либерально-модернизационным идеологиям. Не удивительно, что опыт социалистического строительства в тех или иных странах при¬вел к становлению застойных обществ феодального типа. с одной стороны, это явление можно рассматри-вать как крах социалистических, «левых» идеологий, но, с другой стороны, негативны последствия буржуазной модернизации, приводят в наше время в укреплению левой идеологии. Весь вопрос состоит в том, чтобы эффективно модернизировать социали-стическую идеологию, выявить новую её форму. Примечате¬лен в этом отношении факт, что все традиционно «левые» идеологии и партии, их про¬поведующие, повсеме-стно потеряли свое влияние, но сама левая идея не умирает, по¬степенно оформляясь в новые формы и в новые движения – экологические, антиглоба¬листские и гуманистиче-ские. Именно сейчас мы и живем в период их становления но¬вых форм левой идеоло-гий и новых форм общественно-политических организаций, их проповедующих.. Левая Философия «Тревоги» во многом отличается от форм левой философии прошло-го. Если левая философия прошлого была идеологией революции, то современная левая философия будет идеологией реформ, следуя в этом идеям Э. Бернштейна. Она будет не философией негативной сторонней критики, а реальной стратегией и практикой ре-форм, которая сочетает радикальный терроризм и анархизм в сфере ментальности с ли-берализмом в сфере социальной жизни и социализмом в сфере хозяйственной жизни. И если левая философия прошлого была то философией разума, то философией кри¬тики разума, то новая левая философия будет Философией Традиции, которая сочетает в себе в диалектическом единстве разум и «неразумное». Вспомнить Лао-цзы. Как сказала Герцогиня из «Алисы в стране чудес» Л. Кэррола, что если бы кое-кто не совался в чужие дела, то и Земля бы вертелась быстрее.