Доказательства бытия Бога

Вера не нуждается в доказывании, рациональный подход к чуду губителен, а все, так называемые, «доказательства» бытия Бога не более чем спекуляции, обосновывающие «истинность тезиса» причиной, выводимой из её же следствия, что абсурдно. Каковы же эти доказательства?

Космологический аргумент. У Вселенной было начало, следовательно, у нее должна быть и причина. И самая первая, приходящая на ум, – Бог.

Телеологический аргумент. Порядок, гармония и признаки цели во всём сущем (целеполагание) доказывают существование разумной причины такого устремления – Бога.

Моральный аргумент. Совесть – нравственный императив не от мира сего, следовательно, существует Бог – источник нравственности.

Онтологический аргумент. Думая о самом совершенном существе, мы самим актом мышления удостоверяем его существование, а, следовательно, Бог есть - поскольку мы его мыслим. Или, говоря иначе: Бог -  то, более чего нельзя помыслить, но так как существующее в действительности куда выше по рангу существующего только в понятии, а Бог, как совершеннейшее  существо, включает в себя как сущее, так и мышление о сущем, то Бог существует.

Кант, как известно, «преодолел» антологическое доказательство в сфере чистого (теоретического разума), - из понятия Бога, понятия об А, нельзя вывести существование Бога, существование А, поскольку из этих понятий «выводимы» лишь предикаты, содержащиеся в этих понятиях, но не кванторы и не сами эти понятия. Однако, говоря о практическом разуме (нравственной свободе), философ приходит к обоснованию безусловного принципа морали или категорического императива (от лат. imperativus – повелительный), рассматривая его как долженствование, внутреннее разумное принуждение к нравственным поступкам, что составляет объём понятия долг, и, по сути, обосновывает существование Бога как «вещи в себе». 

Мои «доказательства» в пользу бытия Бога-кинематографиста, будучи слабыми аргументами, не безупречны с позиции силлогистики. И всё же я хочу о них рассказать.

1. Слабое логическое.

Если фильм лежит на полке, значит, есть и режиссёр, снявший его, и автор, написавший сценарий (даже если этот автор – режиссёр). Нет фильмов без режиссёра и автора, следовательно, Автор существует.

2. Слабое эстетическое.

Раз созданы такие шедевры, как «Аталанта» Жана Виго, «Андрей Рублёв» Андрея Тарковского, «Под стук трамвайных колёс» Акиры Куросавы, то существует и Бог, поскольку всё совершенное – не от мира сего. Вначале истории, рождённые в Божественном Уме, экранизируют ангелы. Затем, показав фильмы в небесном кинотеатре, передают права на них режиссёрам, и те уже снимают сиквелы (англ. Sequel, от лат. sequella «продолжение; приложение»), чтобы показать киноманам, набивающимся в клубные залы. 

3. Слабое онтологическое.

Предпошлём доказательству отступление: каковы шансы субъекта не раствориться в ментальности постороннего? Вопрос: существую ли я (как субъект) в сознании Другого, когда обо мне мыслит посторонний, чьим предметом (феноменом) я стал в процессе коммуникации, объективации, опредмечивания? Проще говоря: на какую свободу (в экзистенциальном смысле) может рассчитывать «моя» мысль, угодив в чужое сознание? Однозначного ответа нет. Первый сценарий предполагает, что мой ментальный след заметёт первая же вспышка хозяйского гнева, или волна сентиментальных чувств слижет мои пятки, как таким же образом  хозяйский ум поступал с тысячами песчаных замков (Сверх-Я, Другой, Коллективное бессознательное). Второй сценарий обнадёживает больше, предоставляя моей мысли, став потенцией моего «Я», затесаться в чужой ум - между хозяйскими страхами, застарелыми обидами и планами на уикенд; но, даже если мой «концепт» укоренится, вручит сюзерену верительные грамоты на право разбить посольский указ, чтобы представительствовать от моего имени, что помешает гурману на троне пичкать мой «фантом» пирожными, повышая холестерин, морить голодом или пририсовывать ему «рожки и ножки». Третий сценарий, «фантастический», предполагает, что мою мысль не расщепить, не растворить, что, став одной из субъект-объектных доминант (монад, субстанций), она органично войдёт в континуум постороннего сознания, позволив ему мыслить моей мыслью, а моей мысли мыслить всей совокупностью идеальных объектов, расквартированных на территории Другого.

Но даже эксплицируя проблематику доказывания существования Бога-кинематографиста мы сталкиваемся с той же вариабельностью, зыбкостью конструкций. Будучи феноменом, занозой входящим в миллиарды умов, Творец гипостазирован вне воображаемого, вне апперцепции, т.е. существует и как ноумен, действительность, наличное бытие. При этом Бог экстраполирует Себя в вечность, неизменность, безначалье, лишь изредка фрагментируя ЕДИНОЕ сущим, умаляясь до твари, становясь усечённым, ущербным бытием. Мотив такой фрагментации неочевиден. Но мы предполагаем, что, Выделив из Себя человеческое, слишком человеческое, Господь преисполняется Милости, поскольку, - через искупительную жертву Христа, через распятие, смерть и воскресение из мёртвых (самой низшей точки божественного нисхождения), - входит в грех, чтобы убелить его СВЕТОМ.

«Царство божие внутри вас есть», - говорит Христос (Лк. 17:21). Впервые услышав эту фразу в отрочестве, помню, как я был огорошен ею, как потерял аппетит и сон. Если, думал я, в хороших мыслях квартируют ангелы, а фантазии, фантазмы, фантасмогории – отданы бесам, то мне, погрязшему в подростковых (богомерзких) фантазиях, сам нечистый велел отдать ему ключи от моей комнаты. Придя в чувство от внутреннего обморока, я излазал себя изнутри, надеясь увидеть, увитые плющом врата Рая, или – поросшие сорными травами, укутанные тёрном, проржавевшие и опалённые адским пламенем, двери в преисподнюю. Но ничего, кроме приязни к девчонке из летнего лагеря и ужаса перед математикой, я не обнаружил.

В пятьдесят пять лет я наткнулся в Интернете на видео, снятое любительской VHS-камерой. На плёнке насельник Псково-Печерского монастыря архимандрит Иоанн (Крестьянкин) совершал прогулку в обществе молодого монаха. Меня поразило тогда, что обычный, казалось бы, поход за хлебом, вылазка с целью проветриться, - я намеренно избираю мирское обоснование пути, который изо дня в день проделывают миллиарды человек, - отец Иоанн превратил в то, что Мамардашвили называл «топологией пути». Старец и шагу не мог ступить, чтобы не придержать бойкого спутника, и не прочитать наизусть духовный стих, не пропеть Тропарь (греч. Τροπάριον, в православной церкви — краткое молитвенное песнопение). Опираясь о плечо монаха, отец Иоанн иногда останавливался  и  виновато, с надеждой просил подсказать, выпавший из памяти фрагмент, а, получив поддержку, с любовью и новыми силами продолжал Служение Богу. Священнодействие он не прерывал ни на секунду; в его миропонимании, основанном на искреннем исповедании Православия, не было места пустотам, лакунам, которые, как полагал старец, немедленно заполняет сатана. Как стойко охранял архимандрит подступы к своей душе, обходя внутренним каждением сокровищницы духа, которые он копил, чтобы щедрой рукой дарителя возвращать тем, кто убог, слаб телом и духом, кого бес попутал… Вспомнив об этом «несвятом святом», как сказал об отце Иоанне (Крестьянкине) митрополит Тихон (Шевкунов), я пришёл к выводу, что ментальное и священное со-присутствуют. Им не требуется демаркация,  буферная зона. И если Христос входил в души апостолов через притчи, - а что это, как ни пересказ фильмов, снимаемых ангелами, - не следует ли и мне поискать следы Вседержителя в разуме, в уме, в воображаемом? Царство Небесное внутри нас. Но в какую дверь ломиться? И откроют ли? А, если откроют, то – кто? Я решил, что если как следует поскрестись по сусекам, что-то да наберётся. Я был так горд, что сам додумался до такой простой мысли, что ходил с высокоподнятым носом по вагону трамвая. Но, облазав окрестности внутри себя, изгваздавшись, я не обнаружил никакого Чертога. Я был обескуражен. Я надеялся на соучастие высших сил, но получил от ворот поворот. Выйдя из трамвайного парка, я увидел над собой свинцовые тучи. Шквалистый ветер разметал сгустившийся мрак, а в прореху, зияющую синевой, устремились столпы света, - косые лучи закатного солнца Достоевского, послегрозовые зарницы Рембрандта. Ударил ливень. Я вымок до нитки. А, утерев лицо от дождевых капель, продышавшись полной грудью, поймал себя нам мысли, что всё это глупости: выступать в роли дознавателя, ищущего следы подозреваемого. Но Царство Небесное и в самом деле находится в каждом из нас. И что такое мысль - как не подворье мира Горнего. А во тьме мы скитаемся по той причине, что Царство Света укутано грехом. Сорвём мешковину – и обнаружится пропажа)))

В молодости, став режиссёром, я щурился от слепящего света фотовспышек, когда робко плёлся по красной ковровой дорожке Канна, где моя короткометражка о детских годах Гитлера должна была вытащить меня из нищеты. Позже, упав на «дно», я морщился от ядовитых поцелуев ламп, начинённых ртутью. Но свет – та благодатная материя, к которой всегда удобно апеллировать. Поэтому, избрав в качестве доказательства бытия Бога слабый онтологический аргумент, я беру кино в союзники, поскольку к свету, как источнику чистоты, одинаково благоволят и Всевидящее Око и линза кинообъектива. 

Каков же, наконец, мой антологический аргумент? Взглянем на съёмочную площадку. Что мы видим? Горстка людей, сгрудилась у камеры, обставленной световыми приборами: художник декорирует пейзаж, режиссёр разводит мизансцену с актёрами, оператор репетирует с объективом, переводя фокус то с одного героя, то на другого. Но есть и незримый Автор, - этот «топчется» где-то рядом, отбрасывая тень «присутствия» в кадр. Что же такое кино, как не метафизика. В кадре (психология) - то, что ограничено кадровым окном, рамкой познания. За кадром (онтология) - то, что Кант называл «вещью в себе», о присутствии чего мы догадываемся  по «тени», отброшенной в кадр и запечатлённой на плёнку. Таким образом, Бог-кинематографист («Я свет миру; кто последует за Мною, тот не будет ходить во тьме» Ин. 8:12) и есть тот источник Света. Препятствуют же ему тварь и грех, - именно эти двое загораживают собой Создателя. Их тени мы и видим на плёнке. Они источник тьмы, которая вместе со светом образуют «свето-тень» - наличное бытие. Всё перечисленное: и мир, который режиссёр поместил перед объективом, и то, что запечатлено, и Творец, и Свет, бомбардирующий атомы серебра на плёночном ландрине (сознание, воображаемое), - всё это, повторюсь, и доказывает неверифицируемое: Аз есмь!

4. Слабое теистическое.

Думая о доказательстве бытия Бога с позиции откровения, трудно не поймать себя на том, что опыт самочувствия, самосозерцания, зыбок, недостоверен, а в аспекте религиозной прагматики, онтологии, лингвистики, психологии, феноменологии – представляет, вероятнее всего, неудобоваримый дискурс. Ясно, что даже для того, чтобы повествовать о Боге, - о свидетельстве речь не идёт, - нужно: а) знать грамматику, лексику, коммуникативные стратегии и когнитивные стили, которыми приемлимо изъясняться о Чинах (при этом, разумеется, речь наша не должна быть калькой с традиции вопрошания, заискивания или юродства, которыми тварь, желая подстелить соломку, снабжает тексты булл, бреве, моту проприо, энциклик, апостольских писем (epistolae apostolicae), синодальных обращений); б) стать малым Логосом, удалив из себя всё аполлоническое и дионисийское; в) иметь религиозный опыт умной молитвы, умного делания, нестяжателсьтва, виде́ний, которые, однако, следует поставить под суровый контроль духовника, дабы избежать прелести, соблазна, искушения, грехопадения. И это только «скорая помощь», которой следует воспользоваться своевольнице-мысли, затеявшей опасное предприятие. Молчу об этике, эстетике, педагогике, психотерапии, которыми ум, вознамерившийся пройтись по верхам теологии, должен прежде угостить себя, взяв пучёк свежих роз, отряхнув пахущие лепестки, замочив стебли в соляном растворе, чтобы - упругие, податливые, ощеренные десятком акульих зубов, - розги эти чудесным образом оказались той спасительной рукой, что выхватит из мутных вод Стикса незадачливого пловца. Таким образом, поскольку Бог как не-сущее мыслится, а мышление есть ничто, то мысль и Бог тождественны. Следовательно, если "есть" мысль, то "есть" и Бог.

5. Слабое когнитивное

Итак, подарив твари свободу само-полагания, Бог не мог обеспечить «вольную», если бы не самоустранился, не вышел из класса, предоставив ученикам право самим зубрить, списывать, «валять дурака». И это самоограничение парадоксальным образом доказывает Всемогущество Творца, позволяющего миру самоопределяться, расширяя границы субъектности. Рамка, которой Господь редуцировал собственную мысль, в действительности лишь расширила Его полномочия до абсолютной свободы полагать Себя любым пределом внутри своего беспредела. Что это, как ни   имманентность, как ни априори. И, умаляясь, Бог трансцендирует за пределы своего Всеобщего, структурирует своё всеобщее (только для себя) на вещь в себе, - то, что знает Сам, - и на своё особенное, - то, что дано субъекту как вольноотпущеннику. Эту свободу бытийствовать без «полицейского надзора», мысль превратно истолковала как слабость Создателя, как его  конечность. Разум, однако, опростоволосился с бесконечным, которое на  поверку оказалось фикцией, ложным предикатом Бога как субъекта деятельности. Подлинная же бесконечность (не «дурная», как справедливо заметил Гегель) присуща одному Творцу, конституирующему принцип самоограничения. Что этот принцип, как ни предикат божественного Ума? Другими словами, Бог пожелал иметь свой «шесток», но не затем, чтобы «знать» предел, который ему кем-то положен (что нонсенс, поскольку Бог и есть самополагание, а не объект чьих-либо притязаний), а для того, чтобы разум, уняв богоборческий пыл, склонил, наконец, колено перед величием, всемогуществом и беспредельностью божественного редукционизма.

Бог создал классический мир, бес - многомирие. Бог самоограничился лучшим из миров, дiавол, не способный к редукции, дисциплине ума, искушает тварь - бесконечностью, вариативностью, избыточностью, беспределом.

Таким образом, если в мире есть предел, то есть и Бог, поскольку то, что не знает предела - «дурная бесконечность» (Гегель), а «дурное» - несовершенно. Следовательно, самоограничение, - при наличии потенции быть беспредельным, - признак Высшего Ума. Такой ум, будучи Совершенством, принадлежит только Богу. Следовательно, Бог существует.