Часть бытия. 4. Часть и целое в бытии

1. Философия у края
   Никакие натужные теоретические построения не заменят естественного развития философской мысли от одной замысловатой фальши к другой, ещё более самонадеянной и изощрённой. Такое развитие наглядно показывает способность человеческого ума запутывать простые философские проблемы и, в то же время, его ограниченность в выборе средств, которые могли бы помочь ему выбраться из созданных им же ментальных лабиринтов. Вполне возможно, что такое глобальное философское недомыслие - часть плана, по которому развёртывается распадающееся бытие и, согласно которому, оно себя реализует в богатстве своих элементов. Нет удовлетворительного решения проблемы определения элемента бытия, его суверенной части, нет и знания о бытии, как нет самого бытия, есть только его приблизительная имитация да утоптанная земля по кругу. Но как только философия дойдёт до края и уже не останется никакой другой дороги, как броситься в пропасть, в неизвестность, тогда и сконденсируется знание о части бытия, а значит - встанет во весь рост само бытие, явится сознанию во всей своей полноте. Это произойдёт только за краем, но не раньше, когда распад бытия достигнет своего пика и станет окончательным и бесповоротным.
  Для сторонников дружбы и партнёрства с ничто вероятность подобного совпадения в бытии собственно бытия и его иного состояния - бытия распавшегося равна нулю, если только не признать неизбежность кооперации друг с другом бытия и ничто, предписанной большим начальником от философии. Согласно логике Гегеля, ничто и есть тот край, дальше которого уже ничего нет и потому идти некуда. Но, если сознание человека как-то ещё может представить себе небытие в виде окоченевших останков покинувших этот мир живых существ, то связать в понятиях мир живых и мир мёртвых друг с другом оно может только с помощью мифов или посредством натужной софистики, подобной гегелевской, что оно и делает, плодя бесконечные интеллектуальные лабиринты философских резонов. Поэтому, философ, подойдя к самому краю философии, какой он только способен обнаружить в своей голове, обратно домой вернуться уже не может, будучи не в силах отыскать обратную дорогу.

2. Отношения субординации в бытии
  Именно поэтому, по причине своего страха потеряться среди предельно бессодержательных философских абстракций философия учит тому, чему учат частные науки, а именно - игре на гармошке причинно-следственных связей. Находить единство там, где его проще всего найти - в сплочённости и, соответственно, аккумуляции силы, а многообразие, дробность, разделение просто констатировать как очевидный факт разрозненности и бессилия, на это много ума не требуется. Достаточно одно и другое развести в стороны и установить между ними отношения субординации, подобные тем, какие философ может наблюдать повсюду - от стада бабуинов до тоталитарной секты. Другие же варианты будут нарушать жёсткую иерархию вековых ценностей - единство хорошо, дробность плохо. Следовательно к единству нет иного пути как двигаться от плохой дробности к хорошему единству.
  Можно, конечно, исповедовать движение от плохого единства к хорошей дробности, к собственно многообразию под цветными флагами, но здесь не стоит питать иллюзий - сила скрыто доминирует и в многообразии, тем более в нём, как фактор компрометации стремления к единству, которое возникает спонтанно в многообразии помимо воли поводыря, направляющего стадо намеренно разделённых к обещанному процветанию. В такой парадигме ещё труднее представить себе распад единства как его реализацию, потому что в ней единство если не проклято и не изжарено на электрическом стуле, то уж точно сведено до статуса изгоя, парии, который всеми отвержен, но может быть иногда помыт и привлечён на службу в качестве лакея, когда в нём возникает нужда.
  Тем не менее, философская традиция всегда тяготела к постулированию единства бытия за счёт умаления его многообразия и на его фоне. Неизменно уютный комфорт учёных кабинетов позволяет не замечать текущих тенденций и трендов - мало ли чего ещё, какую хулу изобретут лживые политики про единство и многообразие. Однако все эти релизы знания о единстве бытия сходятся в одном - единство и многообразие раздельны и даже противоположны друг другу.

3. Сходство частей
   Распад бытия как его переход в своё иное состояние - достаточно болезненный процесс, но не столько для самого бытия, сколько для знания о нём, для знания, которое философия не может сформулировать без издержек, без трудных поисков этой самой мнимой противоположности, без блужданий в тупиках философской души, обманутой призрачными надеждами. В том знании о единстве бытия и его распаде, в знании, которое философия в состоянии сгенерировать на настоящий момент, может присутствовать только человеческое намерение положить единство бытия как простое единство, как некое предустановленное сходство частей одного целого, но не как единство, наполненное своей прямой и, вместе с тем относительной, условной противоположностью, подобное ей.
  Философия может сколько угодно настаивать на единстве бытия, брезгливо поплёвывая на многообразие, на распад бытия, однако такое отношение будет всегда оставаться стимулом для дальнейшего распада бытия, уже распавшегося в некотором отношении, но никак не вектором в сторону достижения действительного его единства. Поэтому и предназначение философской традиции, имеющейся в наличии у цивилизации на настоящий момент, есть лишь продуцирование распада бытия, в том числе и распада знания о бытии, причём в таких количествах, чтобы как можно быстрее создать критическую массу действительного бурлящего многообразия и получить на выходе интеллектуальный цивилизационный взрыв, сметающий вековые человеческие предрассудки и освобождающий место для нового понимания единства бытия.

4. Распад философии как её цель
  Как закономерный результат и итог распадающегося бытия могут представлять собой философские концепции, которые вовсе отрицают какую-либо ценность для философии проблемы единства бытия, но и они, озабоченные единственно поиском смыслов действительного многообразия в бытии, будут вынуждены, в конце концов, указать критерии элемента такого многообразия, целостной части подобного ей целого, но мыслимой в различии с ним. Видно по всему, что в какую бы сторону философия ни двигалась, везде её ждёт распад, как всего бытия в целом, так и её самой. Также и трудности, с которыми может столкнуться любой философ при определении части бытия, будут одними и теми же.
  Стараясь идентифицировать элемент бытия через его выделение в самом бытии, то есть элементарно, по бытовому указав на него пальцем, философия сразу же утрачивает его целостность, которая ему принадлежать не может, поскольку любая вещь сама состоит из вещей вплоть до полного растворения множества вещей в целостном бытии. Но философия не может также помыслить элемент бытия целостно через понятие качества, потому что о связи между частями бытия не может существовать никакого целостного знания, которое не могло бы быть оспорено, по крайней мере, с двух разных точек зрения.

5. Трудности дезинтеграции и дефрагментации бытия
  Получается, элемент бытия не может быть выделен из целостного бытия, идентифицирован как его отдельная самостоятельная часть, подобная ему, так как этому препятствует понятие, которое дробит бытие на части, каждая из которых не может обладать самостоятельным бытием, но только бытием, обусловленным отношением к нему сознания, мыслящего понятийными иерархиями. Но он также не может реализовать себя в единстве с самим собой, так как этому препятствует бытие, которое поворачивается к каждому отдельному взгляду на него именно той стороной, которая для сознания кажется предпочтительной.
  Таким образом, философия не в состоянии ни разделить бытие на части, чтобы их целостность была подобна целостности самого бытия, то есть - на такие элементы, каждый из которых имел бы предел делимости, ни совместить в понятии о далее неделимой части различные стороны её идентичности, которых также может существовать невообразимо много. В любом случае философия имеет дело не с бытием части как целым, но с разделением части бытия, с её дробностью, устремляющейся в бесконечность, что само по себе и неплохо для изучения частными науками, так как даёт им возможность зарабатывать на хлеб с маслом, но фатально для философии, которая тем самым расписывается в своём интеллектуальном бессилии.
  Как и в проблеме определения бытия, при определении части этого самого бытия легко усмотреть ту же самую трудность: философия пытается совместить несовместимое в отношении части бытия - дезинтеграцию бытия на неделимые далее части и внутреннюю дефрагментацию бытия на те же самые части до некоторого желаемого предела. Философия может выбрать за один раз лишь одно решение проблемы, каждое из которых а отдельности заводит философию в тупик. Простая логика поиска различия и сходства там, где их нет, взаимной работы единства и многообразия не оставляет места для произвольных спекуляций по поводу, чьё решение проблемы части бытия лучше, так как и там, и там философия не может не мыслить оппонирующими определениями, не может даже представить, что можно мыслить по-другому, насколько велика её многовековая интеллектуальная инерция. Поэтому трудно всё это осознать философу, который берёт за основу своей концепции известные имена, звучные термины, красивое выравнивание абзацев и выделение фраз в текстовых редакторах, но пренебрегает элементарной логикой.

6. Философия - строгая дисциплина
  Поскольку философия есть всё же строгая дисциплина и должна ею оставаться, за что ратовал даже Гегель, она не может опираться на пафосное поэтическое жонглирование некими тайными или размытыми смыслами, почерпнутыми из обыденности, из личного опыта обращения человека с многоликой, окружающей его средой, в том числе и с безнадёжно устаревшей философской традицией. Апеллирование к примерам из жизни, из того, что есть на небе и на земле, далеко не лучший способ философской аргументации. Поэтому всё, что у философии есть рабочего из инструментов, это только логика, но пока философия не натерпится от её дурного употребления, от плохого обращения с нею, логика хорошо не заработает, хотя, это вопрос времени.
  Логик при желании можно наоткрывать много, особенно логик самого бытия. Однако философия почему-то выбирает самые агрессивные варианты, продвигаемые наиболее упёртыми и непримиримыми апологетами. Ведь это очень соблазнительно - первым открыть и сформулировать универсальный код Вселенной, а потом зарабатывать на этом дивиденды с процентами. Но логика бытия не предусматривает никакой для себя антагонистической оппозиции, кроме, разве что, логики мышления оппонирующими определениями, которая характерна для любой революционной философской инициативы. Поэтому заявить инициативу легко, а соскочить с иглы разделяющего и разделённого мышления практически невозможно.