Говоря словами А.Ф.Лосева, «идея вещи, взятая сама по себе, совершенно не вещественна», «идея вещи есть чтойность вещи», то есть «идея вещи есть ответ на вопрос, что такое данная вещь», чем она отличается от всякой другой вещи (А.Ф. Лосев. О жизненном кредо // Credo New теоретический журнал. – 2005, №1. http://credonew.ru/content/view/452/30/).

Однако эти слова Лосева требуют определенного разъяснения и дополнения. В идее имеется два аспекта ее содержания. Во-первых, идеи – идеальны. Это означает, что они не материальны, то есть не доступны нашим органам чувств, а - умопостигаемы. Во-вторых, идея той или иной вещи – это то, чем данная вещь должна быть или стать «по идее». А это означает, что идеи являют собою образец, эталон их воплощения.

Прозвучало слово «воплощение», и поэтому сразу возникает вопрос: означает ли это, что, не будучи вещественной, идея в то же время содержит в себе указание на свою должную, то есть идеальную, плоть?

Да, означает! Ведь увидел же А.С.Пушкин в Наталье Гончаровой воплощение идеи женской красоты, выразив это в своем стихотворении в виде настоящей философской формулы: «Чистейшей прелести чистейший образец». Здесь речь идет о том, что чистая идея как возможность обрела действительную идеальную форму материального воплощения.

И примеры подобного – ожидаемого или же состоявшегося идеального воплощения идеи мы можем обнаружить всюду и всегда. Так, хирург, накануне предстоящей ему сложнейшей операции, проигрывая в уме, то есть идеально, разнообразные ее детали и возможности, мечтает об идеальном сочетании всех материальных условий ее протекания, и он знает, в чём они заключаются. Да, всё было идеально, думает дирижёр, приходя в себя после бурных оваций публики. И он имеет в виду не только идеальную красоту музыки сыгранной его оркестром симфонии, а и вполне материальное – слаженное и мастерское звучание инструментов.

Обобщим сказанное: идея как образец содержит в себе все оттенки своего наилучшего (из возможных его форм и способов) воплощения. Идея содержит в себе информацию о необходимой для своего воплощения материи. Поэтому-то Платон часто и называет идею эйдосом.

Эйдос – это не просто характерный для той или иной вещи способ бытия, ее смысл. Первоначальное значение эйдоса в греческом языке – это вид, образ, то есть «видимое», «то, что видно». Позднее специфика данного видения была греками уточнена : "телесная или пластическая данность в мышлении" (См.: БСЭ). Особенно хорошо характер способности (или неспособности) человека к такому мысленному видению демонстрирует несколько нервная по форме, но интересная по содержанию, беседа Платона с Диогеном. Известный киник Диоген никак не мог согласиться с Платоном в том, что, кроме всем известных, чувственно воспринимаемых вещей, где-то существуют еще их идеи (эйдосы). «Почему, - вопрошал он, - я вижу вот эту чашку на столе, но не вижу ее идеи?». Платон на это раздраженно заметил, что Диоген видит чашку, потому что у него есть глаза, но не видит идеи чашки («чашности»), потому что у него нет ума. Вот в чем дело: эйдосы, то есть сущности вещей, умопостигаемы. Но, сразу подчеркнем это, умопостигаемость совсем не означает, что сущности вещей существуют только в уме.

Можно видеть, что два, казалось бы, различных значения идеального – идеальное как нематериальный смысл, «чтойность» вещи и идеальное как высшая степень материального (реального) совершенства этой вещи – это одно и то же. Одно, как выражался Гегель, светится в другом. Только в первом значении их единство проявляется в форме возможности, а во втором – в форме действительности.

Таким образом, «эйдос» является не синонимом «идеи», а – ее существенной конкретизацией.

Одновременно мы должны понять, что все окружающие нас вещи не существуют вне своей идеи, они, в стремлении «подражать» своей идее, делают это путем ее воплощения в себе и собою. Так что выходит, что мир идей и мир воплощающих их вещей – это один и тот же мир. Разница здесь лишь в том, что среди всех вещей нашего мира есть вещи, идеально, то есть в совершенстве, воплощающие свою идею. И, соответственно, есть масса вещей, не сумевших воплотить свою идею, и поэтому те формы становящегося «Homo sapiens», которые оказались неспособными «найти», «приобрести» необходимое для воплощения идеи человека материальное устройство тела в виде, например, обладания им специфически устроенной гортанью и мозгом с развитыми передними долями, безнадежно отстают от своих более удачливых собратьев и остаются на обочине природной эволюции, оказавшись неспособными к членораздельной речи – идеально выполняющему свою функцию материальному носителю мыслительной информации.

По этой и по ряду иных причин мы не можем сказать, что питекантропы, синантропы и неандертальцы в полной мере обладали эйдосом, то есть сущностью, человека. Увы, в них идея бытия человека человеком не нашла своего идеального воплощения.

Положение в данном случае усложняется и тем обстоятельством, что быть «Homo sapiens», то есть человеком разумным – это не индивидуальная, а коллективная сущность. Вновь и вновь призываю вдуматься в мудрые слова Блеза Паскаля: «Итак, всё наше достоинство – в способности мыслить. Только мысль возносит нас, а не пространство и время, в которых мы – ничто. Постараемся же мыслить достойно: в этом – основа нравственности…». Таким образом, разум и нравственность неотделимы друг от друга и поэтому нельзя считать подлинным человеком, представителя рода «Homo sapiens», неспособного к культивированию в самом себе нравственных качеств, к любви к человеческому в другом человеке и к любви к Абсолюту, являющемуся идеалом человеческого бытия. И здесь происходит та же беда: идея человечности не находит своего идеального воплощения. Так что получается, что можно иметь нормально развитый мозг, но не быть человеком в философском и религиозном смысле этого слова.

Итак, мир идей – это мир «чистых» идей, а мир эйдосов – это мир идеально воплощенных идей. Бытие же (как Sein, так и Dasein) – это единство того, и другого. При этом важно заметить, что в диалектической паре «идеальное – материальное» основанием всегда выступает идеальное. Именно оно определяет собою тот канал эволюции, в котором происходит отбор необходимых материальных преобразований.

Познавательной моделью бытия (Sein) выступает бытие человека (Dasein), способного соединять в своей голове и в своих действиях духовную культуру (мир чистых идей) и материальную культуру (воплощение этих идей) и способного заботиться о соответствии этих двух миров друг другу и приоткрывающемуся в нем и ему Sein.

Модель эта, правда, далеко не совершенна, так как и духовная культура и материальная культура человека в массе своей еще очень далеки от идеального совершенства. Однако принципы моделируемого ею Бытия она нам все-таки помогает раскрывать.