Читаем и комментируем Гуссерля Запись 23 октября 2008

Подлинные и неподлинные ступени ясности. Сущность нормального прояснения.

«Наши описания должны быть продолжены. Говоря о ступенях данности или ясности, мы должны различать подлинные градации ясности, в параллель к которым можно поставить и градации в пределах темного, и неподлинные ступени ясности, а именно ступени экстенсивного расширения объема ясности, возможно и при одновременном возрастании степени интенсивности ясного.»

Первый и вернейший признак движения в сомнительном направлении - стремительное разрастание набора понятий. Ясность подлинная, неподлинная, темность и все это с градациями.. Да, это вновь введенное множество тут же частично структурируется («нечто ясное „само по себе" репрезентируется неясным»). Более того, переходя к постижению того, что находится за пределами наглядного, Гуссерль фактически дезавуирует свои понятийные новации, прекрасно описываю банальную в общем-то ( основополагающую, сквозную по отношению к любым исследованиям реальности ) процедуру самосогласования становящихся общих понятий с наглядными представлениями.

«Совершенно иначе обстоит дело, когда постижение, выходящее за пределы наглядно данного, сплетает пустые постижения с действительно наглядным постижением, а тогда, как бы поднимаясь по ступеням ясности, все больше пустых представлений могут становиться наглядными и все больше наглядных представлений могут становиться пустыми. Прояснение состоит в таком случае в двух соединяющихся друг с другом процессах — в процессе перехода в наглядность и в процессе возрастания ясности всего уже ставшего наглядным."

По существу в последней фразе он проговаривается. Ведь получается, что именно через ненавистные общие понятия и достигается в последовательности итераций желанная ясность…

"Тем самым описана, однако, сущность нормального прояснения, ибо правило состоит вот в чем: не бывает „просто" созерцаний и только, не бывает так, чтобы исключительно пустые представления переходили в исключительно наглядные; напротив, главную роль, иногда в качестве промежуточных ступеней, играют созерцания, лишенные чистоты, — соответствующая им предметность представляется в известных своих сторонах или моментах наглядно, в других — лишь пусто.»

Метод совершенно ясного схватывания сущности

«Совершенно ясное схватывание обладает тем преимуществом, что по своей сущности позволяет с абсолютной несомненностью идентифицировать и различать, эксплицировать и сопрягать, то есть с ясным „усмотрением" совершать любые „логические" акты. К числу таковых относятся и акты схватывания сущности, на предметные корреляты которых переносятся, как было сказано выше, более проясненные теперь нами различия в степени ясности, подобно тому как, с другой стороны, наши только что полученные методологические выводы переносятся на достижение совершенной сущностной данности.»

Но, конечно же, в последней главке Гуссерль проговаривается. Он не думает так, и не может так думать - должен не позволять себе думать подобным образом . Ведь из только что приведенного абзаца с очевидностью следует предположение, что та неопределенность , что вносится единичным в процессе познания реальности у Гуссерля вовсе не фундаментальное качество реального восприятия ,как можно было допускать, а помеха, досадная неясность, которую нужно, и главное, можно прояснять (приблизительно так Эйнштейн воспринимал квантовую теорию с ее вероятностными мотивами и соотношением неопределенности ). То есть Гуссерль в своем рационализме не просто вполне , он - последовательно классичен. Та самая интуиция, на которую он уповает в своей феноменологии, подталкивает его к неклассическим формам рацио. Но сопротивляется он этим тенденциям с воистину стоическим упорством. Для него ,увы, описанный им же процесс самосогласования наглядной, казалось бы , особенности реальности с таким общим понятием , как неопределенность, заканчивается, и уже на первых итерациях , признанием пустоты общего понятия.

И судя по всему, главной помехой для него самого является та абсолютизация всего интуитивного, которую он исповедует.. Интуиция для него данность, а не приобретение. Отсюда и все эти феноменологические иллюзии. Вот прекрасно, казалось бы, изложена в следующем абзаце идея аппроксимации впечатлений некой динамичной, становящейся понятийной моделью. Ан нет - для всесильной единичной интуиции в этой схеме все- таки оставлены почти исключительные возможности. Какая уж же тут фундаментальность неопределенности - при таких- то все и насквозь проясняющих возможностях интуиции:

«Итак, в общем и целом метод, составляющий основу метода эйдетической науки вообще, требует от нас, чтобы мы двигались вперед шаг за шагом. Вполне может быть так, что единичные интуиции, служащие целям постижения сущности, ясны уже в той степени, что позволяют в полной ясности обрести нечто сущностно-всеобщее, — однако этого недостаточно для нашей ведущей интенции; нет ясности со стороны более конкретных определений иных, сплетающихся с этой сущностей, а потому необходимо приблизить к глазам некоторые показательные детали или позаботиться о приобретении иных, более подходящих, по контрасту с которыми ярче выступят и затем будут доведены до максимально ясной данности такие отдельные черты, которые до этого интендировались сбивчиво и темно.

Обратим внимание и еще на одно: вероятно, чрезмерным было бы утверждение, будто очевидное схватывание сущности всякий раз нуждается в полной ясности лежащих в основе деталей, в их конкретности.. Наиболее всеобщих сущностных различений, например, цвета и звука, восприятия и воли, вполне достаточно для того, чтобы дать показательный образец на низкой ступени ясности. Представляется, что в них уже вполне дано наиболее всеобщее, род (цвет вообще, звук вообще), но не различение. Такое мое утверждение вызывающе, но не знаю, как избегнуть его. Представьте себе существо дела посредством живой интуиции.»

Метод прояснения сущности и роль восприятия в нем.

Преимущественное положение нескованной фантазии.

"Выделим следующие особо важные черты метода сущностного схватывания. От общей сущности непосредственно интуитивного сущностного постижения неотделимо то, что оно… может осуществляться на основе просто лишь того, что мы вызываем в себе показательные детали. И … такое вызывание, например фантазия, может быть столь совершенно ясным, что допускает совершенное схватывание и усмотрение сущности. В общем и целом восприятие, дающее саму доподлинностъ, обладает преимуществами перед всеми видами вызывания, особенно же, конечно, внешнее восприятие. И притом не просто как акт постижения в опыте, дающий основания для констатации наличного существования…,но как фундамент феноменологических сущностных констатации. Внешнее восприятие располагает совершенной ясностью в отношении всех предметных моментов, которые на деле достигают в нем данности в модусе доподлинности…. Однако восприятие при возможном соучастии и рефлексии, возвратно направленной на него, предлагает также некоторые ясные и выдерживающие критику обособленные единичности для всеобщих сущностных анализов в феноменологическом духе…»

О чем, собственно, здесь речь… О возможностях интуитивного постижения сущности, причем, не на основе восприятия , а через вызывание ( фантазия, как форма вызывания). Нет, восприятие, особенно внешнее, отнюдь не лишается свойства быть носителем доподлинности - внешнее восприятие по-прежнему «располагает совершенной ясностью». Но восприятие в связке с рефлексией… Результат восприятия под действием возвратной рефлексии, увы, оказывается не очень устойчивым…:

« Так, гнев испаряется благодаря рефлексии и по содержанию своему быстро модифицируется….. Рефлексивно исследовать гнев в его доподлинности значит изучать гнев, который тает и испаряется… Внешнее же восприятие, несравненно более доступное, напротив того, не „тает" и не „испаряется" вследствие рефлексии; его общую сущность, как и сущность общих относящихся к нему компонентов и сущностных коррелятов, мы можем изучать в рамках доподлинности, не особенно беспокоясь о достижения ясности.»

Зафиксировав эту ущербность невнешнего восприятия, Гуссерль переходит к следующему ( достаточно дерзкому) утверждению:«Есть основания для того, чтобы в феноменологии, как и во всех эйдетических науках, вызывание, а, точнее, свободное фантазирование обретало преимущественное по сравнению с восприятием положение, причем даже и в феноменологии самого же восприятия, правда, за исключением феноменологии данных ощущения.»

Причем основания, на которые ссылается Гуссерль, не являются логическими, они не следуют из каких -либо первых принципов. Они, похоже, результат то ли крайне разбалансированного( по части рефлексии) восприятия, то ли слишком уж самозабвенного вызывания:

> «Геометр в своем исследовательском мышлении несравненно больше оперирует с фигурой или с моделью в фантазии, чем в восприятии... Правда, в фантазии он обязан стремиться к ясности созерцания, от чего освобождают его рисунок и модель. Однако, рисуя и моделируя на деле, он связан, тогда как, фантазируя, он пользуется несравненной свободой, поскольку может произвольно преобразовывать воображаемые фигуры, пробегать целым континуумом модифицируемых форм, порождая таким путем бесчисленное множество новых фигур; такая свобода впервые открывает перед ним доступ в широту сущностных возможностей с их бесконечными горизонтами сущностного познания. Поэтому нормальное положение таково, что рисунок следует за фантастическими конструкциями, следует и служит главным образом для того, чтобы фиксировать этапы уже пройденного процесса с тем, чтобы их в свою очередь было легче вызывать в сознаниии»

Итак, вчитаемся в этот фрагмент. Геометр оперирует в своем мышлении с фигурой - не в восприятии, а в фантазии. Рисуя и моделируя на деле он связан, фантазируя же он свободен и может генерировать бесчисленное множество новых фигур, получая через это доступ к « бесконечными горизонтами сущностного познания».Взаимодействие же фантазирования и рисования выражается в том, что рисунок следует за фантазиями - следует за « осуществляющимся на основе фантазии эйдетически чистым мышлением»

Здесь есть смысл обратить внимание на два момента. Во-первых, «рисунок следует за фантазиями» - это утверждение явно из числа фантазий. Рисуя геометр , действительно, связан. Явно( и это Гуссерль признает) - зафиксированным уже в фантазии. Не явно( подсознательной рефлексией) - скрытым сопоставлением своей фантазии с реальностью ( это Гуссерль почему-то упускает из виду ) . Во вторых( это в определенной степени объясняет то, что во- первых) сие скрытое сопоставление и в самом деле не очевидно в силу специфики математики. Степень отвлеченности ее понятий - наивысшая среди естественных наук, она в этом смысле ближе к философии, чем, скажем, к физике. То есть почва для фантазий по части роли фантазий крайне благоприятна. Гуссерль вообще ,кажется, находился в известной степени под гипнозом математического, что играет не последнюю роль в его феноменологических разработках.

Это в общем-то очень хорошо просматривается в следующем фрагменте:

«В самом общем смысле ничуть не отличается от этого положение феноменолога, который имеет дело с подвергшимися редукции переживаниями и относящимися к ним по мере сущности коррелятами. И феноменологических сущностных образований тоже бесконечно много. Вспомогательным средством доподлинной данности он может пользоваться тоже лишь в ограниченной степени. Правда, в его полном распоряжении, причем в их доподлинной данности, все основные типы восприятий и вызывания — они доступны ему в качестве перцептивных экземплификаций для целей феноменологии восприятия, фантазии, воспоминания и т.д. Точно так же он располагает в сфере доподлинности, — что касается наиболее всеобщего, — примерами суждений, предположений, чувств, волнений. Однако, разумеется, он располагает примерами не всех образований, как не располагает и геометр рисунками и моделями всех бесконечно многообразных видов тел. Во всяком случае, и здесь свобода сущностного изыскания необходимо требует оперирования в фантазии.»

Самое же любопытное заключено в том, что Гуссерль прекрасно чувствует все вольности своих построений. И пусть в при-сокрытой форме ( когда заводит речь о необходимости упражнения фантазии в перестраивании данностей фантазии ), но признает их (построений) зыбкость. Не забывая, естественно, лягнуть, дискредитировать при этом опыт:

«С другой стороны, и здесь, естественно (вновь как в самой геометрии, где в последнее время не напрасно придают такое значение собраниям моделей и т. п.), необходимо упражнять фантазию в достижении совершенного прояснения, без чего здесь не обойтись; необходимо упражнять ее в свободном перестраивании данностей фантазии, однако прежде всего необходимо оплодотворить фантазию предельно разнообразными и четкими наблюдениями сферы доподлинного созерцания, — впрочем, необходимость оплодотворения фантазии, естественно, не означает, что опыт как таковой наделяется функцией, фундирующей значимость»

Однако в конце концов, подает все-таки нам эту зыбкость , и очень изящно, в качестве некого фундаментального принципа:

"А потому мы, при известном пристрастии к парадоксам, действительно, можем сказать, сказать, твердо соблюдая истину, — и при условии хорошего разумения многозначного смысла, — что „фикция" составляет жизненный элемент феноменологии, как и всех эйдетических дисциплин, что фикция — источник, из которого черпает познание „вечных истин".»