Говорят, надо российское государство переформатировать, чтобы оно выжило, не развалилось. Мол, если настоящей федерацией станет, не фейковой, то отсюда и жизнь людей на местах станет налаживаться, очеловечиваться, чтобы дальше не были они просто глиной в основании  вечной имперской стройки.

Только маловато этого будет, если саму историю нашу не переформатировать, потому как прошлых опор, камней краеугольных, на которых всякое понимание наше мира и самих себя стояло, как казалось, прочно, больше уже нет. У нас были две оппозиции, с которыми можно было российскому человеку себя и других определять в мире. Первая – "красные" и "белые", что позволяла нам меняться, путешествуя в жизни между "комиссарами в пыльных шлемах" и "поручиком Голицыным", но никогда не забывая, что они если уже не враги, то противники. Теперь они слились в окопах Украины в единую серую массу, где потомков большевиков от потомков Колчаков ничем не отличить ни для других, ни для себя самих. 

Еще важнее происшедшее с "фашистами, нацистами" и "советскими", что было ключевым для ориентации нашей в мире. Сначала "советские" в этой оппозиции съежились до "русских", среди которых, разумеется, были и фашисты, как везде, но поскольку не должны, так их и не стало. "Фашисты" подверглись процессу вынесения вовне, благодаря чему имя это могло быть приклеено к любому чужому национализму и даже просто к чужому миру. Украинской войной процесс этот завершился: россияне теперь называют нацистами и фашистами любого. Как Геринг определял когда-то, кто у него еврей, так и россияне стали определять, кто в мире нацист, и никаких оснований для этого не требуется, кроме собственных хотелок. Когда нужно, любые "они" - всегда нацисты, а "наши" – это борцы с ними, с нацистами.

Казалось бы, идеальная позиция, в которой черным можно закрасить любое, а самим всегда посреди во всем белом, но из памяти народной не выскоблить: "Двадцать второго июня ровно в четыре часа, Киев бомбили, нам говорили, что началася война…" Тут же только дату поменять, и кого в какой цвет красить? И еще в книжках российских с насмешкой писали: Гитлер, мол, с Геббельсом убеждали народ свой германский, что если б не они первые, так на них бы точно большевики с евреями напали. Нынче же какой месяц с телевизора люди с другими именами-фамилиями твердят это самое про Украину. Получается так, что вдруг Гитлер с Геббельсом не столь уж неправы, и не все однозначно и тогда было? И что это за освобождение братского народа, когда города его и села в пыль стираются, а любовью к российским братьям он должен проникнуться, прячась под бомбами и ракетами в темноте и холоде? И вообще, "На Вашингтон!" – это единственно правильный ответ на вопрос: "Хотят ли русские войны?" Вопросики, понимаешь ли. 

Есть еще одна оппозиция: "современность, цивилизованность против архаики", которая популярна весьма для объяснения происшедшего в Италии, Японии и Германии, когда они превратились в ужас-ужас, и весь мир от этого пострадал, и они сами тоже. Она объясняет, что в какой-то момент элитам этих стран для удержания власти потребовалось возродить архаичные символы, для чего вытащили их из глубокого прошлого этих народов, подрисовали и сумели снова внедрить в головы не слишком грамотных масс тотальной пропагандой. То есть архаизация – это что-то вроде массового помешательства, где одни жили себе жили, да вдруг решили возродить великий Рим, другие тоже вдруг, страшно возлюбив своего императора, больше, чем древние египтяне фараона, под знамя его вздумали всех вокруг преклонить, третьи вспомнили, как они из вечного льда вышли затем только, чтоб над всем миром воцарить – не меньше. Понятно, временный психоз был, потому народы этих стран с ужасом и изумлением смотрят сегодня на то, что их деды-прадеды тогда натворили. 

В общем, в цивилизованном мире теперь это для учебников истории, где пальчиком грозят, чтоб так больше не делали, потому нельзя, потому от этого никому ничего хорошего. И тут российская элита, которая воровала себе, воровала, вдруг собрала в кучу Грозного, Сталина с Петром и Александрами и изо всех утюгов принялась твердить о величии русского государства и народа. Про то самое величие, которое было преступно утрачено, теперь должно быть возвращено, а враги, укравшие его, должны быть предметно наказаны. И народ поверил в то, как бессовестно отобрали его величие, без которого ему теперь и жизни никакой, хоть с койки не вставай. 

Не весь народ, конечно, но многие, многие в России обрели теперь восторг в танцах с бубнами вокруг своего вероломно похищенного и требующего возвращения величия. Печальная судьба предыдущих претендентов на мировое величие не пугает: ведь у тех ядреной бомбы не было, а тут есть, и потому никто не посмеет наказывать, как тех, прошлых. Испугаются, поэтому можно попробовать. Даже нельзя не попробовать, пока другие не опередили. Бить первым - это половина успеха, как гласит народная мудрость. Правда, та, другая половина, которая до поражения, короче и проще.

России, вообще-то, две. Одна - провинциальная, Россия пригородов, городков, сел, поселков. Свалившаяся на них вдруг война поманила окном возможностей, эдаким социальным лифтом, чтобы вырваться из привычной безнадеги, которая кажется страшней смерти. И чем эта Россия захолустней, тем терпимей и даже позитивней оттуда видится война. И вообще, не они ее начинали, не им и кончать, потому война и мир - дело начальников. 

Другая Россия, которая страна больших городов, она посложней будет, позаковыристей. Ее тоже не спрашивали начальники, когда все затеяли, однако на нее им приходится оглядываться. Она не повторяет просто за телевизором, но либо готова бежать впереди него к заявленному величию, не важно, насколько искренне, либо отвергает все это как ужасающий заговор верхов конкретно против них и страны вообще, либо - и это, как всегда, большинство - согласна потерпеть, но не слишком долго.  Для последней, если победа слишком далеко, то предпочтительней отползти за ядерный забор, который должен защитить от неизбежности каяться, как пришлось это прошлым претендентам на величие, чего не хочется, очень-очень не хочется. 

Отползти, чтобы там, за забором, самим себя определить снова в этом мире большом и в собственной истории. Ответ на вопрос, что такое у нас с Украиной было, станет неизбежным, но только началом мучительных поисков про то: "Зачем вообще Россия на этой земле? Где ее место в мировой истории и, следовательно, в том самом будущем мире, который не столь давно еще представлялся для нее непременно голубым и зеленым?" Привычные оппозиции: "красные - белые", "капитализм - социализм", "фашисты - антифашисты" - скорее будут помехой, нежели полезными инструментами в этих поисках. Тогда как оппозиция "цивилизованность - архаика" слишком обидна и потому неприемлема для городской России, поскольку она, само собой разумеется, современна и цивилизованна, и потому сама должна найти ту точку, откуда видно будет про себя все, как есть, и куда ей жить дальше.

Нынче же дошла она только до вселенской обиды, до пункта обличения всех: "А судьи кто, чтоб сметь учить нас жить?" Оттуда про себя ничего не видно, а про других только то, что все люди - грязь, потому жить надо ощетинившись, одному против всех и со своими вместе против чужих. На том стоит и стоять будет Русская земля. Ну да, на том и стоит.  Пока стоит.