Ответ никак не писался. Никак не мог найти форму, которая бы казалась мне убедительной. В самом деле, чуть ли не классик богословия высказал  уничтожающую критику моей точки зрения. Что мне оставалось делать? Вступить в теоретический спор с давно умершим человеком? Показать противоречивость его позиции? Насколько все это будет убедительным? И кому мне надо все это доказать? Себе? Или Вам? Ответ нашелся сам собой. Мнение Флоренского не имеет никакого отношения ни к истине, ни к Богу, а продиктовано верностью корпоративным интересам церкви. 

Моя точка зрения родилась не сегодня и не вчера и была результатом долгих раздумий, гораздо более долгих и обстоятельных, чем у Флоренского. Поэтому его "критика" меня не задевала, но плевок жег душу…

Свою позицию Флоренский характеризует  как "философию личности и творческого подвига". Подвиг заключается в следующем:

«В самой вере я неожиданно нашел для себя первый намек на искомое мною. Как бывает в феврале: улыбнется ясною-ясною улыбкою примытое солнышко; повеет мягкий ветерок; хотя до весны-то далеко, но… природа сквозь сон встречает утро года, – па́хнет чем-то вешним. Так и в молитве. Сделав усилие над собою ради любви к Истине, я вступил с Истиною в личное, живое общение»....

В чем же заключается усилие Флоренского? Он раскрывает свой подвиг следующим образом:

 «Любить невидимого Бога – это значит пассивно открывать перед Ним свое сердце и ждать Его активного откровения»…

Что ж Флоренский очень точно обозначил, что он считает подвигом. Для него подвиг – ожидание, деятельность делающая личность героической: «…личный характер личности – это живое единство ее самосозидающей деятельности». Молиться, то есть просить, – вот кредо Флоренского, которое он исповедует как путь к Богу. Быть аскетом, молиться до полного самозабвения, чтобы в этом самозабвении «опустошиться» и дать возможность Богу войти в ищущего его и тем самым приобщиться божественной жизни : « …вхождение познаваемого в познающего, – реальное единение познающего и познаваемого». «Подвижничество» Флоренского, «личный подвиг» это молитвенное попрошайничество, которому  «посвящают целые книги, чтобы описать аскетический путь к вечной Истине»… Молиться и уповать на то, что Бог смилоствится и снизойдет до просящего, это, по Флоренскому, «путь единственный», хотя, «…в аскетике, как и в математике, нет царских путей, ибо только очищенное сердце может принять в себя неизреченный свет Божества и стать прекрасным».

Заявляя, что в аскетике нет «царского пути», кроме ожидающего Божьей милости очищенного сердца, Флоренский с пеной у рта отстаивает тезис, что только православному асекту может явиться Бог. Всех остальных подстегегает дьявол: « ибо видение внутреннего света может быть и «прелестью», т. е. явлением чисто субъективного и психофизиологического значения, иногда, – а быть может и всегда, – не без соучастия темных сил, принимающих вид ангела света». Единственной гарантией, оберегающего православного отшельника от искушения темной силы выступает «догмат Троичности»…   

Флоренский настаивает, что любовь онтологична, фундаментальна,  должна быть лишена всякой психологичности: « …любовь моя есть действие Бога во мне и меня в Боге; это содействование – начало моего приобщения жизни и бытию…». Да, Бог как начало мироустройства  фундаментален и психологизм с его апелляцией к человеческой чувственности на таком уровне познания выглядит несерьезным. Флоренский, оседлавший такого выигрышного конька как онтология неустанно повторяет: «Только познавший Триединого Бога может любить истинною любовью». Кажется, что и возразить Флоренскиму нечего. Но как узнать, что человека посетил Бог, а не диавол? Как отличить онтологическую любовь, от любви мирской, неистинной?  Флоренский отличает следующим образом: ««Не имеющий жизни вечной», т. е. не вошедший в жизнь Троицы и любить-то не может, ибо самая любовь к брату есть некое проявление, как бы истечение Божественной силы, лучащейся от любящего Бога».

Любовь к собрату по церкви – вот то, что Флоренский считает признаком онтологичности любви. Флоренский развивает целую теорию, согласно которой «…взаимная любовь учеников Христовых есть знамение, знак их наученности, их ведения, их хождения в истине. Любовь есть собственный признак, по которому признается ученик Христов»…  Церковная ритуалистика, литургия, - лучшее свидетельство близости паствы Богу: «Диакон возглашает: «Возлюбим друг друга да единомыслием исповемы»», «…если же священников несколько, то они, сверх того, выражают друг другу свою любовь братским целованием и взаимно свидетельствуют: «Христос посреди нас»».

 «Идея такого порядка богослужения ясна: любовь взаимная одна только и бывает условием едино-мыслия…», «…едино-мыслие дает почву, на которой возможно совместное исповедание…».

Совместное исповедание, единомыслие, по мысли Флоренского,  это главное условие и причина причастности общины верующих Богу.

 «Ты, в силу отказа от себя ради другого, и – Я, в силу отказа от себя другого Я ради первого. Вместо отдельных, разрозненных, самоупорствующих Я получается двоица, – двуединое существо, имеющее начало единства своего в Боге»… «Но, притом, каждое Я, как в зеркале, видит в образе Божием другого Я свой образ Божий». «…чрез отдачу себя двоице, разрывом оболочки своей само-замкнутости, третье Я приобщается ее единосущию в Боге, а двоица делается троицею…» «Третьими Я все троицы срастаются между собою в единосущное целое – в Церковь или Тело Христово, как предметное раскрытие Ипостасей Божественной любви».

Ради апологии церкви, Флоренский не останавливается перед искажением трактовки святого Писания. Когда Павел писал свои знаменитые строки:

«И если все раздам имущество свое и если тело я предам свое, чтоб быть сожженным мне, – любви же не имею: нет пользы мне».(1Кор.13:1–3). 117

То он имел ввиду, что альтруизм и самопожертвование ценны не сами по себе, а только как акт гармонии духа, дела и тела. Если человек поступает альтуистично только по тому, что так «надо» или потому, что так «модно», так "принято в обществе", но не из внутренней убежденности, то в таком поступке нет ничего, что выразило бы внутреннюю суть Бога и бытия. Любовь у Павла это суть Бога как истока всякой Жизни. Любовь истинна тогда, когда идет из глубины сердца, когда альтруизм поступка находится в гармонии с внутренним убеждением человека, его духом. Флоренский же, в угоду церкви, оболгал альтруизм  и самопожертвование, оскорбив их  как «величайшее заблуждение». 

Whale, вы хотите оспорить мое убеждение, что путь к Богу лежит через очищение человеческой души добрыми делами, идущими от чистого сердца, опираясь на мнение вот этого апологета церкви? Этот рьяный поборник православия, который по совместительству и немного богослов, соорудивший постулат, согласно которому онтология это церковное устройство, у которого лобызающиеся священники олицетворяют бытийную любовь действительно выражает вашу точку зрения?