Габриэля затягивало практически все, к чему ему стоило хоть раз прикоснуться. Каждый раз дотрагиваясь до чего-то из этого мира и посмотрев в зеркало, он видел только абсолютное отражение того, с чем соприкоснулся.

У него не было ни лица, ни глаз, ни рта... ни чего-либо, чтобы хотя бы отчасти попытаться понять, что он такое. Его переполняла лишь какая-то необъятная и непримиримая боль. Боль от понимания того, что он не существует. Боль от осознания того, что он всего лишь бесформенная и неопределенная вязкость, способная в любой момент принять любые формы и очертания. 

Он давно уже не хотел существовать, хотел навсегда стереться, но казалось кем-то или чем-то был приговорен. Приговорен — быть отражением.

Изредка у него получалось хоть на какое-то время удержаться и отстраниться от всего, всего того глупого и бессмысленного, замкнутого и затвердевшего.. и тогда, казалось на нем вот-вот уже начинали проступать какие-то неведомые и необъяснимые до того черты. Но эта пустота в которую он попадал в такие моменты была настолько тяжелой и неумолимой, что через некоторое время ему неизменно приходилось вновь дотронуться до чего-либо, чтобы спасаясь бегством принять хоть какие-либо черты.

 

Бога Габриэль никогда не знал, но зато прекрасно знал демона, и не те фантастические и вымышленные субстанции из фильмов и сказок, но обитающую в реальности и контролирующую все темную материю. Темную материю заполоняющую все, и вне и внутри, и поглощающую еще прежде своего физического рождения то любое, что могло бы напомнить ему и подсказать, что он такое.

И здесь казалось бы необходимо было ставить точку. Безысходность и обреченность человеческой природы перед непостижимыми высшими силами во всей своей красе.

Но только где-то очень далеко, пусть и на самом краю той бескрайней внутренней вселенной, в Габриэле еще прежде материального его рождения начало мерцать некое невозможное и очень странное сочетание. Сочетание которое всей своей конструкцией опровергало практически все законы вселенной этой. Просто чтобы добраться до того сочетания, он был все еще недостаточно жив и недостаточно мертв. 

Недостаточно мертв, потому как все еще отображал скомканную и чуждую подлинной своей природе навязанную реальность, и недостаточно жив, чтобы сумев пробить все те искусственные и чуждые значения, суметь наконец отобразить то захороненное и спрятанное под всем этим застывшим и механическим… Живое.