Дугин - а у нас к нему вообще доверие есть? А то звучит как что-то плохое (политтехнолог на службе буржуазии).

Р. Генон: культура Авеля и цивилизация мантр

Так как Туран является принципиально зоной кочевых цивилизаций, то для исследования туранской идентичности важен символизм кочевых обществ. Так, французский философ-традиционалист Рене Генон (1887— 1953) обращает внимание на символические особенности структуры обществ кочевников (номадизм) и оседлых народов (седентаризм).

В библейском контексте фигурой, обобщающей кочевников и скотоводов, согласно Генону, является Авель, а оседлых земледельцев — Каин. Генон пишет: [Каин и Авель] представляют собой типы двух народов, которые существовали с эпохи истоков современного человечества или по крайней мере с тех пор, как произошла первичная дифференциация: на оседлые народы, занятые возделыванием почвы, и кочевые, специализирующиеся на разведении скота.

Согласно Генону, понятия Иран и Туран также отражают этот дуализм даже этимологически, поскольку, с его точки зрения, термин агуа, откуда образовано слово Iran, Агуапа, «страна ариев», изначально означал того, кто занимается сельским хозяйством — от индоевропейского корня *ar-, откуда латинское arare («пахать»), arator («пахарь») и arvum («поле»).

Так как древние евреи были кочевниками и скотоводами, то их сакральные тексты стоят однозначно на стороне Авеля, представляющегося жертвой Каина. Авель считается праведным, а Каин — братоубийцей и проклятым.

Генон считает, что скотоводы-кочевники воплощают в себе принцип времени, но перед собой — как свой приоритетный объект, как свою стихию — имеют неизменно пространство.

Оседлые общества — наоборот: воплощая в себе неизменность (синхронизм) пространства, они имеют своим главным объектом время. Оседлые общества живут в фиксированном месте. Поэтому пространство для них является «закрытым» и постоянным. Пребывая долгие циклы в одном и том же месте, оседлые культуры начинают пристально наблюдать за временем, исследовать его структуры и изучать его закономерности. Поэтому они осмысляют самих себя как историал, как историческое явление, то есть как нечто длящееся, объединяющее прошлое с будущим.

Кочевые народы, со своей стороны, не создают ничего основательного и долговременного. Они живут в открытом пространстве, которое и является их экзистенциальной стихией. В нем они развертывают свой потенциал, а проблемы времени считают второстепенными. Поэтому они и не обращают большого внимания на время и методы его измерения.

По Генону, в оседлых культурах воплощен принцип сжатия, а в кочевых — растяжения, экспансии. То обстоятельство, что кочевники приоритетно занимаются разведением скота, символически сопряжено с их подвижностью. Выращивание злаков и культивация растения, напротив, черта, присущая оседлым культурам — таким же неподвижным и привязанным к одному и тому же месту, как растения.

Так, у оседлых цивилизаций приоритетно развиваются визуальные формы сакрального искусства — живопись, скульптура, архитектура и т. д. В индуизме сакральные образы называются янтрами. Для кочевых народов, напротив, сплошь и рядом визуализация изображений является табуированной, и намного более развит символизм звука — индуистские мантры. 

Соответственно, оседлые культуры развивают пластические виды искусства (живопись, архитектуру и т. д.), кочевые — сонорные (музыку, поэзию и т. д.). Туран как концепт является, безусловно, полем кочевой цивилизации — цивилизации Авеля. Это не исключает наличия на территории Евразии значительных анклавов оседлых обществ, но доминантной идентичностью Турана является именно номадизм. Отсюда и главенствующий фактор пространства, и скудость визуальных памятников, и отсутствие развитой письменности, и многие другие специфические черты туранской структуры. По Генону, Туран является цивилизацией мантр. (с)
________________________________________

Прим.: Как-то в разговоре с одним казахом я сказала, что их музыка на национальных инструментах кажется мне монотонной. Он ответил: "А у нас с вами слух устроен по-разному. Мы слышим больше оттенков звука. Для кочевника важен слух. Хорошее зрение тоже важно, но в степи если ты кого-то увидел, то и он тебя увидел. Поэтому важно услышать врага первым: кочевник ловит звуки, приносимые ветром; ложится и слушает ухом землю, чтобы услышать топот копыт."

Индоевропейский Туран 

Наличие индоевропейских народов и цивилизаций на территории Северо-Восточной Евразии, начиная с глубокой древности, бесспорно и признается всеми. Более того, большинство существующих гипотез (которые мы разберем более подробно) утверждают, что источником индоевропейских народов и были земли Турана, откуда индоевропейцы (часто называвшие себя «ариями») распространились во всех направлениях — к югу (через Балканы и Анатолию вплоть до Сирии, Палестины, Египта, а также на земли Элама, будущей Персии, Индостана и Афганистана), к востоку (до Южной Сибири, Северного Китая и Монголии) и к западу (покрыв всю территорию Европы).

В кочевом состоянии, вероятно, продолжающем изначальные условия жизни древних индоевропейцев, на территории Турана сохранялись племена скифов и сарматов вплоть до IV века по Р.Х. (аланы на Северном Кавказе намного дольше), а если учитывать эфталитов, хионитов, юечжэй и их потомков — кочевые племена Афганистана, а также курдов, то следы этих индоевропейских кочевников мы можем различить в XX и XXI веках.

В III веке н.э. в Северном Причерноморье и вдоль русла Днепра обитали индоевропейцы остготы. А с VI века здесь также зафиксированы славянские племена (в том числе предки русских), чей язык и культура также были индоевропейскими. К северу от славян в районе Балтики жили индоевропейские племена балтов (пруссы, литва и летты). И позднее русское государство, в конце концов, объединившее территории Турана, также было индоевропейским. Таким образом, индоевропейский элемент мы встречаем в глубокой древности Евразии, и одновременно именно он доминирует на этой территории в настоящее время. 

Учитывая евразийское происхождение всех индоевропейских этносов, территория Турана для индоевропейской цивилизации приобретает центральное значение. Именно в пространстве Турана сосредоточено сердце индоевропейского Dasein'а. (с)

Прародина индоевропейцев

"Общая для всех терминология доказывает, что индоевропейцы занимались земледелием, разводили крупный рогатый скот (а также свиней и, возможно, овец) и были знакомы с дикой или прирученной лошадью. Не пренебрегая плодами земли, индоевропейские народы развивали в основном пастушеское хозяйство. Пастушеский номадизм, патриархальная структура семьи, вкус к набегам,
военная сфера, специально организованная для осуществления завоеваний, — все это характерные черты индоевропейских обществ.

Достаточно радикальная социальная дифференциация видна из контраста между курганами (гробницами, построенными в форме жилища и богато украшенными) и гораздо более скромными захоронениями. Весьма возможно, что в курганах погребались останки вождей".
Мирча Элиаде

Детальный разбор существующих гипотез об индоевропейской прародине дает современный французский философ и историк Ален де Бенуа в своей работе «Индоевропейцы: в поисках изначального очага». 

1. Азиатская гипотеза. 
Согласно ей, праиндоевропейцы сложились в районе Памира, хребта Гиндукуш или на территории Туркестана. В библейской версии индоевропейцы однозначно отождествлялись с потомками Иафета, сына Ноя, мигрировавшими в Азию. Эта точка зрения преобладала в XVII —XIX веках. 

В XX веке от этой гипотезы постепенно отошли, поскольку в ее основании были библейские представления, потерявшие убедительность по мере секуляризации науки Нового времени. Тем не менее ее приверженцы наличествовали и в более позднее время.

Присутствие индоевропейских народов в этих областях документально засвидетельствовано — в том числе на археологическом уровне. Вопрос лишь в том, были ли «азиатские» индоевропейцы первыми и прямыми предками всех индоевропейских народов или представляли собой одну из ветвей наряду с другими.

2. Европейская гипотеза. 
Противники азиатской гипотезы исходили из того обстоятельства, что индоевропейские языки распространены преимущественно среди народов Европы, что стало основанием для помещения прародины западнее. При этом одни сторонники европейского происхождения праиндоевропейцев считали, что эта территория располагалась на территории юга России, а другие — преимущественно немцы смещали ее еще западнее — либо в бассейн рек Вистулы и Одера, либо в район Балтийского моря, либо в Скандинавию.

3. Анатолийская гипотеза. 
Еще одна версия прародины индоевропейцев сводится к утверждению того, что эти племена сложились на территории Малой Азии и оттуда распространялись на север, запад, восток и юг. Сторонники этой версии исходили из того, что наиболее архаическим индоевропейским языком является хеттский (а также близкие к нему языки палайцев и лувийцев), но это не означало, что именно хетты были прародителями остальных индоевропейцев, а Анатолия — их прародиной. 

4. Гиперборейская теория
Наконец, еще одной довольно экстравагантной, но чрезвычайно интересной гипотезой является нордическая гипотеза или гиперборейская теория. В ее основании лежат древние легенды, известные различным индоевропейским традициям, о существовании «где-то на далеком севере» страны, откуда вышли мифические предки  ндоевропейских народов. Греческие мифы рассказывают о Гиперборее и о божественном народе гиперборейцев, населяющем ее. Аполлон считался гиперборейским божеством. С гиперборейцами были связаны культы Аполлона на Делосе.
В зороастрийской традиции упомянут город Вара, лежащий на Крайнем Севере, куда злой дух Ангро-Манью наслал холод, и его население — предки ариев — было вынуждено мигрировать в южные земли.

Но наиболее серьезные аргументы в пользу нордической прародины привел индийский мыслитель Балгангадхар Тилак (1856 — 1920) в своей книге «Арктическая родина в Ведах». С точки зрения Тилака, природные явления и их мифологические описания, которые мы встречаем в древнейшем пласте индийских священных текстов, Вед, могут быть корректно интерпретированы только в том случае, если мы примем за аксиому, что речь идет о наблюдениях годового цикла, сделанных севернее Северного полярного круга. Именно там наглядно виден «день богов», который соответствует «году людей». При этом анализ данных индийской астрологии, имен созвездий и связанных с ними мифов приводит Тилака к убеждению, что изначальные сюжеты Вед были сформированы от 4000 до 2000 лет до Р.Х. в арктических условиях. Аргументацию он подробно излагает в своей работе «Орион», опираясь как на выводы французского астронома Жана Сильвена Байи (1736— 1793), первым заметившего, что данные индийской астрономии совершенно не соответствуют широтам Индостана, но напротив, точно подходят зоне, севернее 49-го градуса северной широты, так и на обширные знания Вед, индийской мифологии и накшастр (лунных стоянок в индийской астрологии).

Колесо: полюс, солнце, карта 

Отличительной чертой индоевропейской культуры является колесо. Первые колеса найдены на территории Восточной Европы и Южной Руси и датируются они концом V тысячелетия до Р.Х. Со II тысячелетия мы все чаще встречаем колесо со спицами — при этом впервые оно было найдено в погребениях индоевропейского типа на Южном Урале, откуда затем начинает расходиться по всей Евразии. География распространения колеса соответствует индоевропейской ойкумене. И лишь с территории Евразии колесо и, соответственно, повозки и колесницы попадают в Китай, в Месопотамию, а затем на Ближний Восток. Есть все основания считать колесо интегральной частью именно праиндоевропейской культуры.

Колесо стало основанием целого ряда хозяйственных практик и предметов — прежде всего повозок и колесниц, а также гончарного круга, прялок, мельниц и т. д. 

В некоторых индоевропейских мифах колесо представляется живым небесным существом, связанным с солнцем. Этот сюжет мы видим, например, в Нартовском эпосе осетин, где идет речь о Колесе Балсага (Балцаеджы Цалх), которое может говорить, принимать решения, сражаться с главным героем (Сосланом), превращаться в различных существ, умирать и страдать.

Колесо изначально имело сакральное и символическое значение. При этом в нем могли быть отражены как полярное, так и солярное измерения. Ось колеса представляет собой неподвижный центр, вокруг которого происходит вращение всех вещей и явлений мира. Колесо сочетает в себе неподвижность и движение, центр и периферию, и поэтому может считаться образом мира по преимуществу. Не случайно у многих индоевропейских народов Полярная звезда, вокруг которой вращается ночное небо и которая находится в центре эклиптики, представлялась частью созвездия (альфа Малой Медведицы), называемого колесницей. На этом основаны многочисленные версии полярного символизма колеса, которое выступает как образ Вселенной, где вращение соседствует с неизменностью. Значение этого символа столь огромно, что его можно рассматривать как один из самых универсальных мировых иероглифов.

Другое измерение символа колеса — солярное. Индоевропейские народы традиционно почитали солнце как божественное светило. Колесо повторяет солнечный круг, выступает как его преимущественный символ. Само солнце движется — катится — по небу, что снова дает цепочку символических соответствий. При этом суточный круг солнца тоже есть колесо, вращение, цикл. Так, древнегерманское слово hweol означало одновременно колесо, солнце и небо. 

...Для ряда древних индоевропейских традиций характерна ритуальная и мифологическая роль «колеса» и обожествление его прежде всего как символа солнца, которому поклонялись. 

...Круг представляет вместе с тем обобщающую сакральную карту-календарь, на которой можно рассмотреть фундаментальную разметку времени (годового и суточного цикла) и пространства — с его четырьмя ориентациями. Таким образом, колесо мира может быть как «кругом земным», так и изображением «колеса времени».

Символ колеса мира представляет собой синтез индоевропейского сакрального мировоззрения. Мир состоит из двух половин — светлой (небесной, солнечной, дневной, летне-весенней) и темной (подземной, ночной, зимне-осенней). Это одновременно проявляется во времени и в пространстве: свет сменяет тьму, а тьма — свет, при этом движение в пространстве также повторяет — в танце, в путешествиях, в походах, в организации жреческих жестов, в играх и т. д, — круговращение времени. За подъемом следует спуск, за спуском — подъем. Эта же череда определяет циклы жизни и смерти. В центре круговращения находится неподвижный полюс, который считается самым священным. 

Соответственно, колесо можно рассматривать как синтетическое изложение целого учения, в котором дается представление о структуре мира, включая пространство, время, движение, вечность и неподвижность, повторение и возвращение. (с)

Человек, конь, бык

Огромную роль в истории индоевропейских народов играло коневодство и, шире, разведение крупного рогатого скота — лошадей и коров. Праиндоевропейцы Турана были кочевниками и пастухами, и главной чертой их быта было коневодство и выпас коровьих стад.

Свидетельства о приручении лошадей мы встречаем на тех же территориях Турана, где и представителей праиндоевропейских языков — в Южной Руси (Украина) и на территории современного Казахстана. Самые ранние следы доместикации коней датируются IV тысячелетием до Р.Х. Показательно, что доместикация лошадей и распространение коневодства идут параллельно развитию колесных повозок.

...Быки были одомашнены на несколько тысячелетий раньше, и их связь с праиндоевропейской общностью не столь очевидна. Однако доместикация лошадей позволила праиндоевропейцам существенно упростить выпас больших стад, что сделало кочевой образ жизни в степях Евразии и в других зонах, где можно было найти корм для скота, удобной формой жизнеобеспечения больших коллективов.

Праиндоевропейцы стали складываться в кочевые общины конных пастухов, занятых разведением крупного рогатого скота. При этом условия жизни и постоянное взаимодействие с крупными и подчас довольно агрессивными животными, а также вероятность столкновения с другими кочевыми племенами, выработали особый воинственно-героический тип, ориентированный на подчинение, власть и могущество. Не случайно метафора «пастыря», «пастуха» традиционно применялась к царям и правителям Древнего мира: цари пасли народы так же, как праиндоевропейские пастухи — огромные стада крупного рогатого скота.

Показательны три типа высших жертвоприношений в индийской ведической культуре — пурушамедха (puru$amedha), ашвамедха (aávamedhá) и гомедха (gomedha). Пурушамедха предполагает принесение в жертву человека, ашвамедха — коня, гомедха — быка. Хотя ценность этих трех видов различается, все три жертвоприношения считались наивысшими, что подчеркивает концептуальную связь между человеком, конем и быком в древнейшем праиндоевропейском обществе.

...С сакрализацией коней были связаны римский ритуал Equus October и жертвоприношение коней в честь интронизации королей Ольстера в Древней Ирландии. Кельтская богиня Эпона была названа так в честь лошади. Одним из древнейших богов, изображавшихся верхом на коне, был хеттский бог Рiгuа. 

...В «Хеттских Законах» социальный статус коня приравнивался к социальному статусу пленной рабыни (то есть несвободного человеческого существа). У индусов и кельтов был ритуал символического соития царицы с мертвым конем. См.: Иванов Вяч.Вс., Гамкрелидзе Т.В. "Индоевропейский язык и индоевропейцы".

Колесница 

Колесница сочетала в себе сакральный символ колеса и не менее сакральную лошадь. В ней была воплощена сама сущность изначального индоевропейского Dasein'a, основанного на воинственных, стремительных атаках, нападениях, молниеносных передвижениях и солнечной экспансии. Поэтому колесница играет столь важную роль и в символизме индоевропейских народов, и в религиозной практике — колесницы изображаются на священных статуях и барельефах с богами и духами, помещаются в могилы царей и т. д

...Колесница была символом двух высших каст — царственных жрецов и воинов. Цари (и жрецы) появлялись на колесницах перед народом, и это считалось одной из форм небесной эпифании. С боевыми колесницами были не менее тесно (если не более) связаны и воины. Так, иранский аналог индийских кшатриев назывался «стоящими на колеснице». Соответствующая каста была и у других народов, заимствовавших у индоевропейцев культурный стиль и военную технику.

...Колесница в индоевропейской религии приобретает сакральное значение — как средство передвижения богов, отсюда и ее связь с царскими ритуалами; индоевропейские цари (жрецы) замещали собой небесный уровень в человеческом обществе, выступая как своего рода «земные боги».

...Колесница была божественна сама по себе, и поэтому она была атрибутом курганных захоронений или сакральных изображений. Еще одним сакральным названием колесниц в индуизме является "вимана". Этот термин обозначает «измерение» и может относиться к светилу, царскому дворцу или колеснице богов. На таких «виманах» боги осуществляют свои перемещения по небу. Другой версией «священной колесницы» является vahana. .... Ведические боги передвигаются на «ваханах», которые представлены или как особые духи, потусторонние существа, или как средства передвижения, то есть своего рода «божественные колесницы».

Также священными были и все части колесницы — каждая была наделена своим символизмом и своим значением. Центральной, наиболее сакральной частью колесницы была ось. (с)

"Левому" - нет!

«Обращает на себя внимание, что при почти полном единообразии в индоевропейских диалектах для лексемы «правый», восстанавливаемой для общеиндоевропейского в праформе *t'ек[h]-s наличествует невозможность реконструкции общеиндоевропейской праформы в значении «левый». Семантема «левый» выражается общими лексическими формами лишь в отдельных диалектных объединениях (греческо-итало-славянский, индоирано-кельто?-славянский, тохаро-анатолийский). Причину этого нужно искать, очевидно, в символическом значении семантемы «левый» в индоевропейском, табуировании ее и частой замене соответствующих лексем в отдельных диалектах и диалектных объединениях. Табуирование лексемы «левый» объясняется символической связью противопоставления «правый» — «левый» с оппозицией «благоприятного» — «неблагоприятному», «праведного» — «неправедному», «хорошего» — «дурному»».
Иванов Вяч. Вс., Гамкрелидзе Т.В. Индоевропейский язык и индоевропейцы. Реконструкция и историко-типологический анализ языка и протокультуры. Т. II. С. 784.

Бог Неба - главный индоевропейский бог

Будучи кочевыми народами, первые индоевропейские общества (как подчеркивает Генон) ставили акцент на устной передаче традиции (принцип мантры). Элиаде пишет:

Индоевропейцы разработали своеобразную мифологию и теологию. Они практиковали жертвоприношения и создавали магикорелигиозную ценность слова и заклинания (*кап). Они пользовались понятиями и ритуалами, позволявшими освящать пространство и «космизировать» территории, на которых они обосновались (этот мифоритуальный сценарий засвидетельствован в Древней Индии, в Риме и у кельтов), а также помогавшими периодически обновлять мир (посредством ритуальной схватки двух групп жрецов — следы подобного обряда сохранились в Индии и Иране). 

Считалось, что боги участвуют в этих празднествах наряду с людьми, и в их честь сжигались жертвы. Индоевропейцы не сооружали святилищ: вполне возможно, обряды отправлялись на освященном огороженном месте под открытым небом. Еще одна характерная черта — это устная передача традиции, а с момента встречи с цивилизациями Ближнего Востока — полный запрет на употребление письменности. 

Несмотря на отсутствие письменных источников, Мирча Элиаде утверждает:

Представляется возможным восстановить некоторые структуры общей индоевропейской религии. Прежде всего у нас имеются суммарные, но достаточно ценные сведения, сохранившиеся в религиозной лексике. Уже при начале исследований был выявлен индоевропейский корень *deiwos — «небо», в терминах, обозначающих «бога» (латинское deus, санскритское deva, иранское div, литовское diewas, древнегерманское tivar), и в именах главных богов: Дьяус, Зевс, Юпитер*. Понятие бога связывается с небесной сакральностью, т. е. со светом и «трансцендентностью» (высотой), а в широком смысле — с идеей полновластности и творчества в его прямом выражении, т. е. с космогонией и отцовством. Небо (или Бог Неба) — прежде всего Отец: ср. индийский Дьяус-питар, греческий Зевс Патер, иллирийский Дайпатурес, латинский Юпитер, скифский Зевс Папай, фрако-фригийский Зевс Паппос.

Насчет греческого слова θεός существуют две версии: первая - θεός также происходит от deiwos, и вторая - θεός происходит от корня, обозначающего «душу», «дух мертвого»; ср.: литовский dwesiu, «дышать», старославянский дух, «дыхание», душа, «anima»· В этом случае можно предположить, что θεός, «бог», связан с идеей обожествления мертвых.

*Юпитер - Iū- — сокращённая форма от Dyēus, -piter — от индоевропейского ph₂tēr («отец»).

 Отсутствие Великой Матери

Женское начало в структуре базовой индоевропейской матрицы вообще не присутствует: оно не только не стоит в центре, но даже не выделено в отдельный сакральный гештальт. Включение женских божеств в индоевропейские пантеоны происходит на более поздних этапах — и чаще всего вследствие соприкосновения индоевропейских обществ с иными культурами и цивилизациями. 

...Фигура Матери-Земли позднее будет интегрирована в индоевропейскую религию, причем в особом «возделанном» виде. Важно, что процесс этого «включения» женского начала с параллельным его переосмыслением в патриархальном ключе интенсивнее всего будет проходить в аграрных обществах, когда сельское хозяйство и оседлые формы жизни станут устойчивой частью индоевропейских цивилизаций. В этом случае в индоевропейские общества будут включены земледельцы и вместе с ними материнские божества Земли. 

Трехфункциональная идеология

Фундаментальный вклад в исследование индоевропейской структуры внес французский философ и историк Жорж Дюмезиль, выдвинувший теорию «трех функций». С точки зрения Дюмезиля, самой главной отличительной чертой практически всех индоевропейских (и только индоевропейских!) обществ является «трехчастная идеология» (l'idéologie tripartie).

Эта «трехчастная идеология» служит главной герменевтической моделью для дешифровки практически всего культурного наследия индоевропейских народов — от религии до хозяйства, от политики до этики, от ритуала до эпопеи. В одних обществах — например, в Индии — эта идеология положена в основу социально-политической организации каст (варн). Три высшие касты — брахманы (bràhmana), кшатрии (kçatriya) и вайшьи (vaisya) — представляют, соответственно, эти три функции.

Здесь они осмыслены следующим образом:
1) brâhman как знание и  наука о мистических связях всего существующего — видимого и невидимого;
2) kçatrâ— могущество, сила, власть, военное искусство;
3) vis — сельское хозяйство, организованное домашнее устройство.

Случай Индии показателен среди всех остальных индоевропейских культур тем, что здесь эта «трехчастная идеология» была применена к обществу самым прямым и непосредственным образом. Причем эта система варн сохранилась в целом вплоть до настоящего времени.

В древнеиранском обществе также существовали аналогичные касты:

1) атраваны (жрецы, священники);
2) ратаэштары,  (воинская аристократия); 
3) вастрьо-фшуянты (буквально, «пастухи-скотоводы», в дальнейшем вообще крестьянство) и хуити («умельцы», ремесленники).

Однако в отличие от Индии столь строгого кастового устройства в иранском обществе мы не наблюдаем. Тем не менее сама «трехчастная идеология» от этого не умаляет своего значения и продолж ает оставаться семантической осью религии и культуры.

Показательно, что время от времени она напоминает о себе и самым прямолинейным образом. Так, сыновья Заратуштры соотносятся с тремя функциями, закладывая (по меньшей мере нормативно) ту же трехчастную парадигму в реформированную Заратуштрой религию. Сыновья Заратуштры призваны служить архетипами этой идеологии:
1) Исад-вастра был верховным жрецом (первая функция),
2) Хвара-читра — царем и предводителем воинов (вторая функция),
3) Урватат-нара — земледельцем и скотоводом (третья функция).

Соответствующая трехфункциональность легко обнаруживается и у скифов. Так, Геродот  приводит скифский миф о первочеловеке Таргитае, сыне Зевса и женского божества реки Днепр (Борисфен) и его трех сыновьях с именами — Липоксай, Арпоксай и Колаксай. Во время их жизни с неба упали священные предметы: плуг, ярмо, секира и чаша. Эти предметы, доставшиеся младшему брату Колаксаю, соответствуют трем функциям:
1) чаша — жрецам;
2) секира — воинам;
3) плуг и ярмо — крестьянам (что указывает на наличие в скифском обществе аграрного сословия, скорее всего, являвшегося предками славян и балтов).

То же самое наблюдаем у нартов, у хеттов, у кельтов и др.

 Дюмезиль так обобщает три функции в их наиболее чистой форме.

Первая функция включает в себя:
• область сакрального и отношений либо людей с сакральным (культ, магия), либо людей между собой под взглядом и с гарантиями богов (право, администрация), а также
• суверенную власть, осуществляемую королем или его представителями в соответствии с волей богов и во славу богов,
• и наконец, более обобщенно, науку и интеллектуальную область, неотделимые от размышлений и взаимодействия с сакральными предметами.

Вторая функция обобщает область
• грубой физической силы
• и применения этой силы прежде всего в деле войн, военных походов и завоеваний, но не только.

Третья функция покрывает собой многочисленные зоны человеческой деятельности, и в частности:
• все виды размножения в человеческой, животной и растительной среде;
• богатство, здоровье, мир (со всеми радостями и преимуществами мирной жизни); • подчас сладострастие, красоту;
• в целом же идею «большого числа», примененную не только к вещам (изобилие), но и к людям, составляющим общественное тело (массы).

(с)

Митра-Варуна: секрет теологической диалектики индоевропейского Турана

Трехфункциональная идеология в полной мере отражена в индоевропейских теологических и мифологических системах. Выявлению этой структуры посвящены многочисленные труды самого Дюмезиля, который расшифровал в этой оптике религиозные представления, мифы и эпопеи индусов, иранцев, германцев, кельтов, римлян, греков, осетин и славян, заложив основу целого направления в религиоведении и структуралистской философии в целом. В настоящее время его основные выводы приняты гуманитарной наукой, а критике и уточнению подлежат лишь отдельные детали его реконструкций.

Важным открытием Дюмезиля является детальное изучение индо-иранской пары божеств Митры (Mitra) и Варуны (Vâruna), которую Веды (прежде всего, Ригведа и Атхарва-веда) и даже фрагменты текстов XIV века до Р.Х. ближневосточного государства Митанни, созданного индоарийской элитой с основным семитско-хурритским населением, в их договоре с хеттами, объединяют в один образ или одну сакральную формулу Митра-Варуна. Архаические (дозороастрийские) иранские источники употребляют аналогичную по смыслу пару Mi0ra-Ahura. По Дюмезилю, Митра-Варуна представляет собой одну из самых архаических формул индоевропейского божества, выражающего семантическую основу первой — жреческо-королевской — функции.

Дюмезиль описывает дуализм Митры-Варуны следующим образом:

Противопоставление Митры и Варуны никогда не было и не могло быть враждой или соперничеством, но лишь дополнительным распределением. Оба бога вместе с представляемыми ими понятиями и действиями равно необходимы для жизни человека и космоса. Будучи противопоставлены, они не распределяются один в поле «хорошего», а другой в поле «плохого», даже если на это и есть какие-то намеки.

(...) И в плане человека, и в плане космоса существенна прежде всего общая деятельность обоих богов; индивидуальные особенности каждого из них менее интересны, чем их связь. Вследствие этого гимны не только приписывают их нераздельной паре общую деятельность во всех ее аспектах: случается и так, что один из богов, появляющийся в одиночестве, выступает как представитель пары и присваивает себе качества или действия обоих, причем именно те, которые приписываются другому, когда надо выразить различие между ними.

Дюмезиль, опираясь на ведические тексты, выделяет то, что сближает Митру и Варуну и что их дифференцирует: 

Оба они связаны с rtâ и обеспечивают его соблюдение, но в этой контролирующей деятельности Митра предстает благосклонным, дружественным и доброжелательным, успокаивающим, тогда как Варуна имеет репутацию карающего, грозного, опасного. Это идет уже со времен Ригведы. В то время как она изобилует гимнами и строфами, где человек выражает свой страх перед Варуной, единственный гимн или, вернее, два небольших соединенных вместе гимна, обращенные к Митре (3, 59), выражают лишь доверие к богу, столь же милостивому, сколь и могущественному. 

Эта дуальность чрезвычайно важна для всей структуры индоевропейского мировоззрения, хотя она описывает прежде всего две стороны первой — жреческой или царской — функции. Согласно Дюмезилю, мифы и религиозные обряды древних индоевропейских обществ дают диалектическую картину Божества, которое являлось главенствующим. Мы видели, что это Божество было отеческим и небесным. Но в определенном ракурсе оно несет в себе две стороны, которые можно уподобить дневному Небу и ночному Небу. Соответственно, Варуна воплощает в себе начало небесной отеческой Ночи, а Митра — небесного отеческого Дня. Таким образом, в ядре самой жреческой функции помещается определенный дуализм, отраженный множеством символических цепей. (с)

Платон и индоевропейская идеология

Дюмезиль заметил, что учение Платона о трех рангах в его идеальном государстве строго соответствует основным принципам индоевропейской идеологии. Но если мы внимательнее присмотримся к философии Платона в целом, и в том числе к различным сторонам его метафизики, диалектики, онтологии и космологии, мы найдем очень большое число параллелей с классической парадигмой индоевропейской культуры, как в отношении основополагающей триады (замеченной Дюмезилем), так и в целом ряде других аспектов, где столь же наглядно дает о себе знать контрастный код индоевропейской структуры. Возможно, роль Платона как основоположника европейской философии, чье влияние остается непревзойденным в течение почти двух с половиной тысяч лет, и связана с тем, что он как никто другой сумел выразить индоевропейскую идеологию самым полным, основательным, развитым и убедительным образом. Платонизм и есть сущность индоевропейской философии. В этом случае роль Платона и его последователей в самых разных индоевропейских обществах и культурных контекстах становится понятной и оправданной: если он есть индоевропейский философ по преимуществу, а его философия отражает сам алгоритм индоевропейской картины мира, то его значение и его престиж становятся понятными и обоснованными.

Прежде всего метафизика Единого в «Пармениде» Платона вполне может быть истолкована как философское (диалектическое) описание пары Митра-Варуна.

Символ колесницы, являющийся главным признаком индоевропейских культур, становится у Платона главной метафорой души, и, кроме того, душа описывается им в трехчастной парадигме, в полном соответствии с трехфункциональной системой каст.

Скачущие на колеснице боги также вполне могут рассматриваться как классические индоевропейские образы. Трехчастная модель души и метафора скачки богов подробнее всего описаны в диалоге «Федр».

Структура космоса, также состоящего из трех родов в полном соответствии с трехфункциональной моделью, обстоятельно изложена в диалоге «Тимей».

И наконец, собственно, деление общества на три касты мы эксплицитно встречаем в диалоге «Государство». (с)

Колесница богов

Символизм колесницы развит Платоном в диалоге «Федр». Колесница служит Платону для того, чтобы дать описание структуры души человека. Но прежде чем перейти к описанию человека, Платон описывает грандиозную картину небесной скачки богов, которые в колесницах едут кругами по небесным орбитам, чтобы достичь высшей точки Неба, где боги спешиваются и созерцают бытие. В этом участвуют все боги, кроме богини домашнего очага Гестии, выступающей как чисто хтоническое начало (только это хтоническое матриархальное божество не было интегрировано в индоевропейский мир световых колесниц).

(...) Картина небесной скачки богов в колесницах может быть интерпретирована как динамическая метафора карты-календаря. Важно обратить внимание на то, к какой именно точке движутся небесные боги. 

Платон подчеркивает циклический характер небесной скачки. (Дугин приводит большие фрагменты из текстов Платона) Выражение «Διέξοδοι, άς θεών γένος εύδαιμόνων έπιστρέφεται πράττων έκαστος αύτώντό αύτοΰ» означает дословно, «пути (траектории), по которым блаженный род богов проходит, возвращаясь каждый к своему собственному». То есть вращение мира в сфере божественного есть движение вокруг собственной сущности. В этом и состоит путь богов (и светил): он всегда возвращает идущего (скачущего) к самому себе, к своей сущности. 

Если соотнести цикл путей богов с картой-календарем, то мы можем отождествить вершину (άκρος) с летним солнцестоянием. Именно это высшая точка года и соответственно — пространства. То, что переведено как «небесный хребет», по-гречески звучит «του ούρανοΰ νώτον» — дословно, «обратная (задняя) сторона неба». Следующая фраза, где упомянуто «наднебесное место» (τόπος ύπερουράνιος), подтверждает, что речь идет именно об особой области, где небо достигает своей верхней границы, за которой начинается сфера сверхкосмического. 

Именно там, на верхней границе неба, боги созерцают чисто трансцендентное, которое Платон называет δν όντως — «бытие бытия». Но в его метафизике это соответствует как раз апофатическому Единому. Боги питаются созерцанием Единого, тем, что есть «бытие бытия». И также этим сверхнебесным зрением или как минимум его отблесками питаются все умы — включая умы людей.

Но боги не останавливаются на высшей точке и возвращаются снова — «к себе домой», где вновь спешиваются. Это может быть указанием на зимнее солнцестояние, которое — как и летнее — означает своего рода остановку времени, после чего она меняет свой вектор. (с)

Три касты идеального государства

В «Государстве» Платон еще подробнее развивает эту тройственную модель души. Так, Платон говорит: 

Мы не без основания признаем двойственными и отличными друг от друга эти начала: одно из них, с помощью которого человек способен рассуждать, мы назовем разумным началом души, а второе, из-за которого человек влюбляется, испытывает голод и жажду и бывает охвачен другими вожделениями, мы назовем началом неразумным и вожделеющим, близким другом всякого рода удовлетворения и наслаждений.

Первое начало он называет логическим (λογιστικόν), а второе — вожделеющим или чувственным (έπιθυμητικόν). Это второе начало соответствует второму — черному — коню метафоры колесницы. И далее Платон задается вопросом относительно свойства «ярости» (θυμός).

Так пусть у нас будут разграничены эти два присущих душе вида. Что же касается ярости духа, отчего мы и бываем гневливы, то составляет ли это третий вид или вид этот однороден с одним из тех двух?

Через систему диалектических рассуждений он приходит к выводу, что третий вид отличен от второго (как белый конь отличен от черного) и по своей природе ближе к логосу. 

(...) так и в душе есть тоже третье начало — яростный дух? По природе своей оно служит защитником разумного начала, если не испорчено дурным воспитанием.

Так три части души соотносятся с 1) умом (λόγος), 2) яростью, жизненной силой (θυμός) и 3) вожделением (επιθυμία). Платон соотносит доминацию трех качеств души с тремя кастами идеального государства. Логос преобладает у царей-философов — у высшего сословия стражей (φύλαξ). Платон, рассуждая о высшем предназначении стражей, говорит одновременно тавтологично и загадочно о том, что оно состоит в том, чтобы «быть настороже», быть «настороженными». Это свойство он понимает метафизически: настороженность — не просто охрана города или каких-то объектов, это неусыпное внимание к бытию, к сущности вещей. Именно это внимание влечет богов к центру небес, к созерцанию Единого, «бытия бытия». Поэтому Хайдеггер говорит о высшем призвании человека — стать «стражем истины бытия» (Wächter der Wahrheit des Seyns). В этом суть ума, логоса. И именно это повышенное внимание к бытию определяет верховную касту философов и царей у Платона. Точно так же как в классической индоевропейской парадигме.

Другое свойство — ярость (θυμός) — доминирует у помощников стражей (έπίκουρος), которые в ином месте называются «солдатами» (στρατιώτης). Здесь мы имеем дело с кшатриями и их классическими добродетелями — мужеством, волей, силой, храбростью ит. д.

И наконец, вожделение (έπιθυμία) преобладает у третьей касты — земледельцев (γεωργός) или ремесленников.

Платон применяет эту трехчастную модель не только к кастам (рангам государства), но и к народам Средиземноморья. 

(...) Греки в такой таксономии соотносятся с логосом (эту идею развивал Аристотель, обосновывая «естественное право» греков править другими народами — ведь именно греки — народ философов, философский народ. Это — народ-возничий.

Народы Фракии и Скифии, то есть индоевропейцы Турана, воплощают в себе воинское начало — то есть ярость (θυμός).

А семиты и особенно талассократы финикийцы (равно как и причисленные к ним египтяне) соотносятся с третьей функцией, названной здесь «корыстолюбием», φιλοχρήματος, дословно «любовью к деньгам».

Относительно фракийцев и скифов следует обратить внимание на то, что они считались греками воплощением именно воинского героического начала, и точно так же считали иранцы. Туран, Скифия представляли собой территории, где была преимущественно развита вторая функция и соответствующее ей свойство души — ярость (θυμός). Но такое понимание индоевропейского Турана вторично по сравнению с парадигмой Турана как индоевропейской прародины. (с)

>>индоевропейской культуры на соседние цивилизации — сибирскую >>
Можно ли называть это цивилизацией? Все таки, цивилизация - это города. Скорее - мир-система.

Жесткая индоевропеизация Ойкумены

Распространение культуры курганов происходит с опорой на боевые колесницы, медное, а позднее железное оружие и прямое насилие. Так, индоевропейцы насаждают свою религию, свой язык и свою административную систему среди автохтонных народов Старой Европы. Это в полном смысле слова война цивилизаций.

Гимбутас подчеркивает:

Падение Древней Европы совпадает по времени с индоевропеизацией данной части света: это был сложный процесс трансформации, результатом которого явился культурный сдвиг, аналогичный тому, что произошел при завоевании американского континента. Судя по археологическим данным и сравнительным исследованиям индоевропейских языков и мифологии, речь идет о столкновении двух идеологий, двух общественных и экономических укладов, дополнительно усугубленном жестокими сломами. Прото- и древнеиндоевропейцы, которых я называю носителями «курганной» культуры, пришли — вернее, прискакали, поскольку это были всадники, — с Востока, из южно-русских степей. Их первое соприкосновение с пограничными территориями Древней Европы (Нижнеднепровским регионом и западной частью Черноморского побережья) произошло где-то в середине V тысячелетия до Р.Х. Так начался приток в Восточную и Центральную Европу новых народов и влияний, которому суждено было продлиться два тысячелетия.

Это столкновение культур вызвало коренную трансформацию Древней Европы: ее доисторическое и историческое существование стали похожи на слоистый торт, где перемешаны неиндоевропейские и индоевропейские элементы. Однако нельзя игнорировать тот факт, что на протяжении длительного времени лингвистическое и мифологическое влияние неиндоевропейского субстрата оставалось чрезвычайно сильным.  

Андроновская культура и индоиранцы Турана

Этот тип общества и, совершенно очевидно, культурно-лингвистическая группа, говорившая на индоиранском языке и исповедовавшая религию, лежащую в основе позднейшей иранской и ведической, были сопряжены с Андроновской культурой и имеют прямую связь с цивилизацией курганов. Народы этого типа населяли в III тысячелетии до Р.Х. (достоверно ранее II тысячелетия до Р.Х.) степные пространства от Северного Причерноморья до Урала и далее через Казахстан и Юго-Западную Сибирь вплоть до Енисея. Ряд промежуточных культур позволяет провести общую линию с ямной культурой, что делает вероятной гипотезу о индоевропейской идентичности ее создателей.

Андроновская культура имеет несколько полюсов и слоев. В частности, к ней относят Синташтскую культуру, локализуемую на Южном Урале на границе современной Оренбургской области, Башкирии и Казахстана. По разным датировкам, она относится к последним векам III тысячелетия или (самое позднее) к первым векам II тысячелетия.

Совокупность археологических памятников этой эпохи, принадлежащих к сходному стилю городищ, обнесенных круглыми, овальными или прямоугольными защитными стенами (с развитой дождевой канализацией, металлургическими мастерскими, упорядоченными центрическими городскими постройками), получила название «Страна городов».

К их числу относится хорошо сохранившееся поселение Аркаим. Именно в этой зоне — в области Кривого озера — были обнаружены остатки первой исторически известной и хорошо сохранившейся боевой колесницы, датируемые 2020-ми годами до Р.Х. Именно носители Синташтской культуры и были теми, кто способствовал распространению боевых колесниц на территории Турана, а позднее и за ее пределами.

Продолжительность существования таких индоевропейских городов в зоне Великой Степи была незначительной, представляя собой временные стоянки. Важно, что мы видим, тем не менее, именно города — то есть фиксированное местонахождение скотоводов, обнесенное заградительными стенами. Эта модель города-крепости, служащей для воинственных патриархальных кочевников стратегическим центром, прекрасно восстановленная в Аркаиме, резко отличалась от матриархальных городов-храмов, где проживание населения было намного более долгим, и где практически никогда не было стен и иных оборонительных сооружений. 

Носители Андроновской культуры принадлежали к индоиранской общности, которая позднее разделилась на иранцев (как оседлых, так и кочевых) и индусов, которые ушли из Великой Степи на территории Индостана, основав там грандиозную индийскую цивилизацию. На основе иранских и индийских традиций, мифов, культов, обрядов и священных текстов можно в общих чертах восстановить идентичность народов Андроновской культуры. Сравнение иранской Авесты с индийскими Ведами позволяет выделить общий пласт этой древней индоиранской религии.

Индоиранцы Турана поклонялись небесному Отцу, Богу Дневного Неба, а также Свету и Огню. Отсюда изобилие солярных символов, кругов, колес и спиралей в археологических слоях Андроновской культуры. Их боги носили имена дэвов и асуров (ахуров). Они вели кочевой образ жизни и считали лошадей и коров сакральными животными. Их возглавляли священные правители, считавшиеся детьми Неба. Высшей ценностью было мужество и героизм. Религиозные предания хранились и передавались особой кастой жрецов, которые были не только отправителями культа, но и учителями, передававшими духовную культуру от поколения к поколению. Древнейшими ритуалами были культы священного огня, очищения, жертв небесным богам, обряды царского посвящения. Посмертная судьба была двойственной: герои и благородные люди восходили в небесный мир богов, которым были родственны (devayana — путь богов), более приземленные типы оказывались в темных мирах или, достигнув сферы Луны, вновь возвращались в стихию циклического существования (pitryána — путь предков).

Кроме зороастрийской персо-мидийской и ведической индийской версий сакрального мировоззрения носителей Андроновской культуры мы видим следы еще неразделенного комплекса у других индоевропейских народов Турана — прежде всего у тех, кто остался в Великой Степи и после того, как часть иранцев осела в Персии, а индийцы — в Индостане. Это чрезвычайно важное обстоятельство: наследники Андроновской культуры представляют собой не две ветви — иранскую и индийскую, но три, поскольку кочевые иранские племена сохранили во многом те традиции и устои, которые существенно изменились у индийцев и иранцев после того, как те перешли к оседлости и смешались с местными неиндоевропейскими народами. 

(...) Потомками кочевой иранской ветви являются современные осетины, наследники алан, сарматов, скифов и, в конце концов, той самой индоиранской общности, которая составляла основу Андроновской культуры. (с)

Балто-славяне в структуре Турана

Мария Гимбутас в своих исследованиях уделяет большое внимание балтам и славянам. Балты представляют собой особый интерес, так как их язык оказывается по многим параметрам чрезвычайно близким санскриту. В целом же и балтийские, и славянские языки, относящиеся к группе сатем (то есть языкам индоевропейских народов Азии — прежде всего индоиранская группа), имеют ряд черт, сближающих их с архаическими индоевропейскими языками (в частности, с тохарским и фракийским), в которых четкого разделения изоглоссы не произошло. Гимбутас пишет:

Благодаря широкому распространению по Европейскому континенту и смешению с местными европейскими культурами курганная культура в Европе распалась на ряд отдельных групп. Мощные объединения поздних славян, балтов, немецких народов появились в первые столетия II тыс. до Р.Х. Зарождение многих индоевропейских групп в Европе происходило более или менее одновременно. Правда, мы можем скорее назвать, чем подтвердить, странное сходство между литовским и санскритом в связи с поздними миграциями, поэтому склонны считать, что более 4000 лет тому назад предки балтов и древнеиндийских народов жили в евразийских степях. Балты сохранили архаические формы быта, они вели уединенную жизнь в лесах, поскольку отклонились от основных маршрутов многих последующих миграций. 

Следовательно, балты, как и славяне, представляли собой культуры, у истоков которых стояли кочевники, носители курганной патриархальной культуры, и вместе с тем оседлые народы Старой Европы, практиковавшие земледелие и исповедовавшие культ Великой Матери.

Таким образом происходил симбиоз между двумя экзистенциальными горизонтами — оседлым (матриархальным) и кочевым (патриархальным). При этом индоевропейское патриархальное начало доминировало, предопределив язык и общую ориентацию цивилизации. Эти процессы были в целом одинаковы для балтов и славян, с той лишь разницей, что балты заселяли более северные зоны. 

Индоевропейцы за пределами Турана 

Хетты, касситы, гутии и правящая элита Митанни представляют собой самые древние индоевропейские народы, покинувшие территорию Турана, индоевропейской прародины.

Хатты: предыстория хеттского царства 

Первые хетты пришли не на пустое место, но в пространство с древним населением, занимавшимся сельским хозяйством, имевшим высокий уровень обработки керамики и с развитой системой религиозных представлений, где доминировали женские божества.

Хатты  жили в Анатолии прежде хеттов, но достоверные сведения о них встречаются с середины III тысячелетия до Р.Х. Около 2300 года до Р.Х. месопотамские хроники упоминают хатгского царя Нурдагала, а также царей Памбу и Пиюшти.

Главным городом хаттов был Аринна, где почиталась богиня Солнца Вурусема, а также ее гипохтоническая черная пара — Лелвани, госпожа подземного мира. В Аринне также почитались другие женские божества — дочери Вурусема Меццулла и Хулла, а также внучка Вурусема — Цинтухи.

Бог Грозы выступал как консорт женского божества Сахассара, Хувассана или Тасими (в некоторых случаях называемого «богиня (города) Аринна»). Культ бога Грозы был главным культом города Нерик.

(...) Мужское божество с головой оленя считалось консортом Великой Матери или Богини Полей, что было типичным аграрным культом, характерным для матриархальной цивилизации.

Одним из аграрных богов, являвшимся прототипом анатолийского Аттиса и ближневосточного Адониса, был «исчезающий и воз« вращающийся бог плодородия» Телипинус. Хатты почитали многих других богов и богинь (в частности, бога войны Вурункати).

Сами хатты не были автохтонами Анатолии, но в любом случае их общества сложились до прихода индоевропейцев хеттов, и его структура была отличной от патриархальных воинственных кочевников. Скорее всего, хатты представляли собой смешанный народ, культура которого продолжала линию еще более древних матриархальных обществ, существовавших в Анатолии до шумеров и семитов. Эти матриархальные общества уходят корнями в эпохи культуры Чатал-Гююка (VII тысячелетие до Р.Х.), а также к более поздним Халафской и Убейдской культурам, распространенным как в Анатолии, так и в Месопотамии.

Родственным хаттам народом были каски, которых иногда отождествляют с предками адыгских этносов Кавказа. Но если хатты были ассимилированы хеттами, то каски сохранились как самостоятельный народ и сохранили политическую независимость — государство Каска. Воинственные племена касков теснили индоевропейцев-палайцев на севере. Они упоминались вплоть до 1200 годов до Р.Х., а позднее исчезли из хроник. (с)

Наступление Великой Матери

Религиозные взгляды хеттов изучены фрагментарно. Однако все исследователи отмечают синкретизм хеттского пантеона и полное отсутствие, по крайней мере, при поверхностном изучении, какой бы то ни было систематизации или иерархизации основных божеств. В этом религия хеттов отличается и от известных нам индоевропейских религий, и от религиозных систем Шумера, Аккада, Египта или западно-семитских народов.

Складывается впечатление, что индоевропейцы, оказавшиеся в горизонте древних обществ Анатолии, утратили ясность религиозной философии, наличествовавшей в период праиндоевропейского этапа истории и восприняли местные культы, не проводя системной патриархальной цензуры. Этим хеттская цивилизация качественно отличается от большинства других индоевропейских обществ. Впрочем, пример ионийцев, фригийцев, а позднее и галлов, других индоевропейских народов, оказавшихся в Малой Азии независимо от хеттов, позволяет обнаружить одно очень важное обстоятельство: все они под влиянием матриархального круга культов и мифов Великой Матери довольно быстро утрачивают остроту небесно-патриархального сакрального комплекса, уступая хтоническим и титаническим силам, эпицентром которого являются территории, где Великая Богиня царствовала начиная с древнейших эпох. Мы видели, что развитые центры устойчивого матриархата существовали в таких городах, как Чатал-Гююк, Гёбекли-Тепе или Невалы-Чори1 уже с XI тысячелетия до Р.Х.

Те индоевропейские племена, которые приходили в Анатолию и в Месопотамию с востока, чаще всего оказывались намного более устойчивыми к матриархальным влияниям. Так, мидийцы и персы эпохи Ахеменидов нисколько не утратили своей солярной ориентации, как ранее гутии и касситы (если мы согласимся признать их индоевропейцами), равно как и боги пантеона Митанни сохраняют четкую трехфункциональную структуру. Исключение составляют армяне: несмотря на то, что пришли в Анатолию с запада, они также жестко придерживаются патриархальной вертикали,  но надо учесть, что они расселились ближе к востоку. 

...Религия хеттов (в широком смысле, включая палайцев и лувийцев), а также постхеттских индоевропейских народов (ликийцев, лидийцев, карийцев и т. д.) была глубоко насыщена матриархальными мотивами.

В высшей степени показательно, что центральное для всех индоевропейских культур солярное божество у хеттов имеет хаттское происхождение. Оно носит имя Вурунсему, хотя, возможно, изначально оно было не небесной, а хтонической или даже гипохтонической богиней. Хатты называли ее «Богиня Матери-Земли». Отсюда ее ночной дубль Лелвани, богиня подземного мира. Историки религии толкуют Лелвани как «ночное солнце» — в духе египетской религии или культов Диониса, но нельзя исключить, что речь идет о совершенно иной парадигме: Великая Мать в ее хаттской версии была просветлена индоевропейцами-хеттами и отождествлена с солярным божеством. Следы этого мы видим в том, что иногда хетты обращались к Вурунсему в мужском роде, стараясь восстановить патриархальную структуру туранской вертикали и гештальт небесного Отца. 

... Персонаж хеттского мифа, бог Телепинус (или Телепину), сын Тархунта, второй бог Грозы, выступает в полном смысле как прообраз Аттиса в мифе о Кибеле или Адониса в мифе об Астарте: он исчезает и появляется вновь, причем в его новом обретении и пробуждении важную роль играет богиня Ханнаханна, Мать Богов, чье имя означает «бабушка». Ханнаханна (богиня хурритского происхождения) и другая участница мифа о Телепинусе, богиня-целительница Камрусепа (Катги§ера), связана с пчелами, что еще более подчеркивает матриархальный символизм.

Камрусепа фигурирует в хетгском мифе о мире, который был скован дымом. Чтобы освободить («развязать») мир, боги и призывают богиню пчел Камрусепу, которая является носительницей власти связывать и развязывать (атрибут Великой Матери). Камрусепа сопряжена также с чесанием овечьей шерсти, что относит ее закономерно к символизму пряжи, классическому занятию подземных богинь плоти. Сюжет сковывания и развязывания мира явно связан с аграрным символизмом сезонов. В истории о Телепинусе Камрусепа своей связывающей и разрешающей магией, а также особыми жертвенными ритуалами превращает буйного Телепинуса в покорного исполнителя сезонных ритмов (бога урожая). Камрусепа укрощает Телепинуса, оскопляя его титанический порыв и растворяя его разрушительную волю убаюкивающей стихией хтонической женственности.

...Этот матриархальный слой хеттской религии чрезвычайно важен, так как мы видим, что и в постхеттских культурах — у лидийцев, ликийцев, карийцев и т. д. — культ Великой Матери, Кибелы становится доминантным, подчиняя своей логике индоевропейские структуры, лежащие в основании традиций и пантеонов этих народов.

Поразительно, что практически то же самое происходит с патриархальными эллинами, основавшими колонии в Малой Азии — культы Великой Матери легко трансформируют их патриархальный строй изнутри. В высшей степени показательна история про Геракла и лидийскую (!) царицу Омфалу, которая нарядила патриархального героя в женское платье и заставила прясть, то есть заниматься женским делом.

Культ Великой Матери трансформирует индоевропейскую идентичность и у фригийцев, совершенно отдельной ветви индоевропейцев, прибывших в Анатолию в конце II тысячелетия до Р.Х. Фригийцы имели курганные захоронения и вели воинственный образ жизни, но при этом и в их религии матриархальные тенденции постепенно возобладали. Миф об Аттисе и Кибеле получил особое распространение именно у фригийцев, и от них стал распространяться в Средиземноморье — вплоть до Рима. (с) 

Поколения богов

Анатолия и Месопотамия являются тем регионом, где особое развитие получила тема смены поколений богов, не характерная для индоевропейской традиции в целом, но чрезвычайно популярная в Греции и в некоторых культурах Средиземноморья. Так как эта тема отсутствует у большинства индоевропейских культур, мы можем считать ее также изначально связанной с анатолийским матриархатом и лишь позднее интегрированной в хеттскую религиозную структуру.

(...)Сама идея смены поколений богов является следом именно хтонического, матриархального взгляда на реальность — взгляда снизу. Для патриархата надо всем доминирует вечность, неизменная и всегда тождественная сама себе. Это — мир парадигм Платона, апофатико-катафатическое начало Митра-Варуна праиндоевропейцев, полярное колесо вечности. Из изначального образца исходят лучи эпифаний, конституируя космос, и возвращаются назад. Здесь нет динамики смен эпох и поколений. Все поколения отражают единый метафизический божественный и антропологический образец.

В этой ситуации смена поколений, причем когда в них часто присутствует кастрация как необратимая утрата мужской мощи, является предельной патологией. Это потеря световой вертикальной оси мира, надругательство над священным миропорядком. 

Фригийцы

Фригийцы появляются в Анатолии в конце II тысячелетия до Р.Х., либо способствуя падению царства хеттов, либо обосновавшись на их землях после того, как хетты терпят сокрушительное поражение от «народов моря». Фригийцы размещаются в западной и центральной части Анатолии. В каком-то смысле, не будучи продолжателями хеттской культуры напрямую и принадлежа к другой, кентумной, ветви индоевропейских народов, пришедших в Анатолию с Балкан или с территории Западного Причерноморья, фригийцы оказались наследниками хеттов, по меньшей мере, территориально, а также восприняли полнее других влияния культов Великой Матери.

(...) Гомер упоминает среди знаменитых фригийцев «царя Мигдона и божественного Отрея». Гекуба, супруга троянского царя Приама, была фригийского рода, а жених их дочери Кассандры Кореб был фригийским принцем, сыном царя Мигдона.

Древние периоды истории фригийцев трудно восстановить. Но с VIII века до Р.Х. греческие источники довольно подробно описывают их царство со столицей Гордиумом на реке Сангариус, основанной древним царем Гордием. Царство фригийцев на юго-западе граничило с Ассирией, а на востоке — с Урарту. Другим знаменитым царем Фригии был царь Мидас, правивший Фригией предположительно с 720 по 695 год. Его имя было тождественно имени легендарного царя Фригии, основавшего город Ангиру (современную столицу Турции Анкару). 

Фригийское царство закончило свое существование под ударами киммерийцев, еще одного индоевропейского племени, вторгшегося в Анатолию из Причерноморья, то есть также с территории Турана.

Фригийский язык относился к языкам группы кентум и был близок отчасти к греческому и отчасти к иллирийскому. Древнефригийский язык был записан особым письмом, близким к финикийскому, в поздние периоды использовался греческий алфавит.

Лидия: династии и мифы

Государство Лидия образуется после распада хеттской империи на той территории, где до хеттов была расположена Арцава (Арцава существовала как самостоятельное государство или как федерация отдельных политических образований с середины II тыс. по XII век до Р.Х.). Сами лидийцы называли себя мэонийцами, поэтому другим названием их страны было Мэония (Маита).

Первым царем Лидии греческие источники называют Манеса, по имени которого названа Меония. Его сыном и основателем династии лидийских царей Атидов был Атис, который, однако, представляет собой другого персонажа, нежели герой историй и мифов про Аттиса и Кибелу в позднейшем цикле Великой Матери, но созвучие имен все же в высшей степени показательно. Сыном Атиса считается Лидос, по имени которого и названа страна — Лидия. Ему наследует царь Тмол (он же бог горы и реки с таким именем). Иногда между Лидосом и Тмолом упоминается царь Марсисас, что снова отсылает нас к фригийскому кругу (образу сатира Марсия). Тмол выступает на поединке между Паном и Аполлоном и присуждает первенство Аполлону. Снова явное сопряжение с фригийским циклом.

С эпохи Тмола начинается прямая связь с важнейшими линиями древнегреческой истории. Так, вдова царя Тмола Омфала описывается как та царица, у которой Геракл выполнял роль служанки, пере­одевшись в женское платье. Это уже прямое обращение к матриархату, который помещается, таким образом, в самый центр истории Лидии. Здесь версии мифа расходятся, так как, по одной версии, следующим царем Лидии называется Тантал, который, в свою очередь, называется царем Фригии (а значит, Фригия отождествляется с Лидией и означает Западную Анатолию в целом), и, следовательно, от него мы приходим к Пелопу. По второй версии, Агрон, потомок Геракла от Омфалы (через Нина, Бела, Алкея), живший в XIII веке до Р.Х., становится основателем династии Гераклидов, которая правит Лидией 505 лет и насчитывает 22 царя, из которых известны имена только четыре последних.

Его убивает Гигес, Гггуп<; (716 — 644 до Р.Х.), который берет в жены царицу и основывает новую династию — Мермнадов, более детально изученную. Эта династия также начинается с резкого вторжения женского начала, когда супруга царя Кандаула Ниса, которую ее муж показал обнаженной царедворцу Гигесу, чтобы похвалиться ее совершенством, заставляет Гигеса либо убить царя в отместку за унижение, либо умереть самому. Гигес выбирает первое и берет Нису в жены.

Лидийское царство под началом Гигеса укрепляется и распространяет свою власть на значительные территории Малой Азии. Гигес присоединяет к Лидии часть Фригии и Карий, Троаду и Мисию, открыв путь к Причерноморью. Он затевает военные кампании против Милета и Смирны, которые не увенчались успехом, но подчиняет ему другие греческие колонии Колофон и Магнезию. (с)

Лидия: некоторые факты

* Первый правитель династии Мермнадов Ардис (678 — 624 гг. до Р.Х) стал первым в истории чеканить монеты.  Они изготавливались из электрума — сплава золота и серебра. 

* В период правления третьего из Мермнадов - царя Алиатта II должно было состояться решающее сражение между лидийцами и мидянами с вавилонянами. Однако перед началом битвы произошло солнечное затмение. Это было принято обеими сторонами за волю богов, и они заключили между собой перемирие. Правители решили скрепить союз династическим браком дочери Алиатта II Ариенис с сыном Киаксара Астиагом. Дочь Киаксара, в свою очередь, была отдана за нововавилонского царя Навуходоносора И. Тем самым между мидянами, вавилонянами и лидийцами был заключен тройственный союз.

* При последнем царе Крезе (595 —546 до Р.Х.), сыне Алиатт II и брата Ариенис, царицы Мидии, под контролем Лидии оказывается почти вся Анатолия — кроме южных областей (Киликия) и мидийских владений на востоке. Хотя одни историки утверждают, что впервые монету начали чеканить еще при Ардисе, предке Креза, указывается, что это стало всеобщей практикой именно при Крезе, когда тот установил стандартный процент наличия чистого золота в каждой монете, что и явилось причиной его баснословного богатства. Крёз оставил след в истории как символ богатства и как фигура, связанная с переходом от бартерной экономики к денежной.

После поражения от персов Крез был сожжен на костре вместе с царицей. Однако греческие мифы описывали его конец в ином ракурсе. Поскольку при жизни царь Крез делал дорогие подарки Дельфийскому оракулу (в частности, он подарил святилищу огромную статую льва из чистого золота), то Аполлон послал на костер дождь и унес Креза в землю гипербореев. Согласно еще одной версии, Кир II пощадил Креза в последний момент из-за его мудрых предсмертных замечаний и сделал его своим советником. 

* На Крезе Лидийское царство завершает свою историю и становится провинцией (сатрапией) державы Ахеменидов. 

Ликийцы (фрагменты)

Ликия - юго-запад Турции, вдоль побережья.

Упоминания о Ликии - с XV в. до н.э. 

* Геродот: «Обычаи их частью критские, частью карийские. Есть, впрочем, у них один особенный обычай, какого не найдешь больше нигде: они называют себя по матери, а не по отцу. Если кто-нибудь спросит ликийца о его происхождении, тот назовет имя своей матери и перечислит ее предков по материнской линии. И если женщина-гражданка сойдется с рабом, то дети ее признаются свободнорожденными. Напротив, если гражданин — будь он даже самый влиятельный среди них — возьмет в жены чужестранку или наложницу, то дети не имеют прав гражданства».

* Николай Дамасский (I в. до н.э.): «Ликийцы женщин почитают больше, чем мужчин. Они получают имя по матери и наследство оставляют дочерям, а не сыновьям»

* В ликийской религии Великая Мать носит имя Лада, Ласа, Лара, Лала и отождествляется с эллинской Латоной, матерью Аполлона. Однако от индоевропейского круга, к которому принадлежит мать Аполлона Латона, мы здесь чрезвычайно далеки. Ликийская Лада/Лала — это чисто хтоническая богиня, связанная с яйцом и чудовищами-гарпиями.

* Баховен, анализ ликийских верований: 
Мать существует прежде сына. Женское начало главенствует — мужская форма силы проявляется лишь во вторую очередь. Женщина есть данность, мужчина — становится. Вначале существует земля — первичное материнское вещество. Затем из ее чрева рождается все видимое творение, и лишь в нем возникает разделение на два пола; лишь здесь на свет появляется мужская форма. Таким образом, женщина и мужчина возникают не одновременно и занимают разное место в иерархии мироустройства. Женщина предшествует — мужчина следует за ней; женщина существует изначально — мужчина находится к ней в сыновних отношениях; женщина есть данное — мужчина возникает лишь из нее. Он принадлежит к видимому, но вечно изменчивому творению, обретая бытие лишь в смертном обличье. Лишь женщина изначально дана как неизменная сущность, мужчина же есть нечто ставшее и потому всегда обреченное на гибель.

Таким образом, в сфере телесной жизни мужской принцип стоит на втором месте, будучи подчинен женскому. В этом прообраз и обоснование гинекократии. Здесь же коренится и свойственное первобытной истории представление о связи бессмертной матери со смертным отцом. Мать вечно пребывает той же, тогда как на мужской стороне сменяют друг друга бесчисленные множества поколений. С новыми и новыми мужчинами неизменно сочетается одна и та же праматерь. 

Здесь узнаваем Платонов миф о Пении и Плутосе. В нем земная материя как таковая предстает бедной, скудной и несамодостаточной, нуждающейся в оплодотворении мужчиной. Ощущая это свое бессилие, Пения неустанно ищет все новых мужчин, страстно вожделеет все новых и новых соитий, пытается, подобно Мирре, соблазнить собственного отца или, подобно Федре, — Ипполита, своего пасынка. Ибо лишь в непрестанном рождении она может даровать бытию своего отпрыска — видимого мира — непреложность и вечность. Так собственный сын становится ее супругом, оплодотворителем матери, и тем самым делается отцом. Если в критском мифе Плутос предстает сыном Деметры, то в Платоновом — он является супругом Пении и отцом всего видимого мира. И действительно, он есть и то и другое. Сын становится оплодотворителем своей матери, рожденный превращается в родителя, но при этом ему неизменно предстает одна и та же женщина: то в качестве матери, то в качестве супруги. 

Земля в солярном Логосе

Земля в солярной версии — женское начало, полностью укрощенное, покорное и покоренное Солнцем. Это — оседлая аграрная цивилизация, где кони и быки служат для мирного труда и откуда господствующие Солнце и Луна черпают все, что им потребуется. Это — цивилизация Деметры, женское начало, отсеченное от своего гипохтонического измерения. Земля — поле третьей функции, крестьян, тружеников и ремесленников, а также ополчения, которое становится армией, подчиненной второй функции во время ведения боевых действий — защиты или нападения. Ополчение растет из Земли, тогда как воины приходят с Луны, а цари и жрецы — с Солнца. Аграрные мистерии связаны с Деметрой, но Великая Мать Деметра здесь выступает на стороне мужских туранских богов, и поэтому ее паредром, консортом является Дионис. Культ индоевропейского земледелия — процесс превращения спонтанно рождающей Матери в планомерное взращивание зерна. Это — культ зерна, а не Земли, того, что сеют, взращивают и жнут, а не того, где, в чем или в ком это происходит. Это — отцовское право на урожай и детей. Отец — господин солярного семени, и все, что из этого семени произрастает, — хлеб, плоды или дети, — принадлежит ему, поскольку он и есть Солнце.

Земля в логосе Кибелы -

- это вечное наличие свободной от какого бы то ни было эйдоса материи, это спонтанная среда хаоти­ческого зарождения всего без разбору. Это буйное дикое цветение одновременно сочных плодов и ядовитых сорняков. Это неразделимое могущество красоты, смешанной с уродством, тьмы со светом. Это пространство ноктюрна, где все произвольно сливается со всем, чтобы столь же произвольно отделиться, выпасть, отколоться и снова слиться, превращаясь в нечто иное. Это ночь в диком лесу, полная тайной агрессивной жизни, хищных атак, необъяснимого ужаса, неукротимой мощи, парализующего обаяния. Это подземный мир, живородящая могила, бездна-утроба, разряженная плотность болота, где тлеет новая жизнь и все спаривается со всем. Это альфа и омега, начало и конец всего. Это самозамкнутое яйцо, саморожденное и саморождающее, всегда обращенное к самому себе, в какую сторону оно ни растягивалось бы.

Это логово преисподних чудовищ, гибких змеев, палящих драконов, ледяных схваток, предельно густой и наполненной пустоты.

Но это самое изначальное и естественное состояние женского начала. Это общество всеобщего смешения, отсутствие каких бы то ни было запретов. Каждый может сойтись с каждым, отсутствует представление стыда, отношения между полами ничем не отличаются от аналогичных отношений среди животных. Нет семьи, существует не только общность жен, но и общность мужей. Это социальное состояние полного промискуитета, который мы не фиксируем исторически ни у одного из народов и ни в одной из культур, но который ритуально воспроизводится в некоторых религиозных обрядах, связанных с оргиями, отменой всех границ или социальных ограничений — включая запреты на инцест и человеческие жертвоприношения.

По Бахофену, здесь имеет место переплетение раскрепощенной женственности и предельное выражение мужской грубости, что порождает социальные спазмы. Но больше это соответствует естественному состоянию автономного женского начала, воплощающего в себе именно хаотическую материальность, телесность и ноктюрническое слияние всего со всем. Женское начало склеивает разорванность экзистенциального опыта, возвращает фрагменты в лоно нерасчленимого всеединства. Психолог Нойманн соотносит это со стадией Уробороса, змея, кусающего свой хвост. Этому же соответствует символ яйца или яйца, обвитого змеем.

В социальном преломлении Бахофен соотносит эту фазу с гетеризмом. Гетеризм — это беспорядочное спаривание женщин с мужчинами без какой бы то ни было правовой, этической или социальной модели.

По Бахофену, символом гетерических практик являются женские волосы*, которые означают буйную беспорядочную растительность болота. Само болото и его стихия отражаются в гештальте Болотной Богини, такой Бахофен считает ликийскую Латону, хтонический эквивалент эллинской Латоны, матери Аполлона.

В некоторых случаях сочетание в имени богини земли и влаги (например, славянская Мать Сыра Земля) может быть растолковано именно как указание на стихию болота — то есть на такую землю, которая не может быть упорядочена, размечена, на которой невозможно возвести здание и которую невозможно вспахать.

Мужской фигурой гетеризма является зверомужчина. Его характерным гештальтом выступает сатир, Приап и другие хтонические божества и духи, чаще всего с териоморфными чертами. Это также «подземные боги». Они отличаются эротической активностью и способностью к неконтролируемому хаотическому оплодотворению. (с)

* Во всех солярных патриархальных культах женщина не должна показываться на людях простоволосой, голова обязательно должна быть покрыта платком.  

Тохары (юэчжи)

Одним народов, ранее других вышедших за границы Турана, были гутии, упомянутые в хрониках шумеро-аккадского государства. Многие историки и лингвисты видят в них индоевропейцев, и более конкретно, предков тохаров.

Сами же тохары, были ли они родственными гутиям (равно как и касситам) или нет, имеют очень древнюю историю и связаны с территориями, которые располагаются к югу от Евразийской Степи. Следы древнейшей цивилизации тохаров были обнаружены на территории Восточного Туркестана (современный Синьцзянский автономный округ Китая) в районе пустыни Такламакан и Таримской впадины (к югу от бассейна реки Тарим). Тохарам соответствует Афанасьевская культура бронзового века, сложившаяся в III тысячелетии до Р.Х. и имевшая ряд общих черт с более поздней Андроновской культурой, локализуемой к западу, в Средней Азии, которую уверенно отождествляют с древнейшей индоиранской группой. Носители Афанасьевской культуры практиковали и скотоводство, и земледелие. Ядро тохарской культуры было связано с горизонтом Синьцзяна.

К культуре древних тохаров (или народа, являвшегося их далекими предками) относятся мумифицированные захоронения, таримские мумии, которые представляют собой хорошо сохранившиеся в уникальных условиях пустыни останки представителей классического индоевропейского фенотипа. Древнейший погребальный комплекс Синьцзяна — могильник Гумутоу — находится в восточной части Таримского бассейна. Его приблизительный возраст 2000— 1550 годы до Р.Х. Наиболее поздние захоронения относятся к II веку по Р.Х. Таким образом, тохары (включая прототохаров) населяли Синьцзян в течение двух тысячелетий. Но и позднее, когда мумификация больше не практиковалась, потомки того же народа обитали в этой области вплоть до конца I тысячелетия по Р.Х.

Вместе с тем в VI—VIII веках в той же зоне Турфана, Кучи и Лоуланя были обнаружены многочисленные рукописи письма брахми на индоевропейском языке, который был идентифицирован как тохарский. Поскольку язык был чрезвычайно архаичный, то его носители могли быть лишь представителями древнейшего индоевропейского народа, сложившегося в самостоятельную ветвь на раннем периоде разделения индоевропейских групп между собой еще в условиях существования на индоевропейской Туранской прародине или сразу после выхода за ее пределы. 

В тохарских текстах было выделено два диалекта (или даже два языка) — тохарский А (восточный) и тохарский В (западный). На них были записаны буддийские тексты, а также ряд манихейских гимнов и несторианских молитв. Позднее было достоверно установлено, что носители тохарского А языка сами себя называли «арсы», а тохарского В языка — кучаны, кушаны.

Тохары, как и остальные древние индоевропейцы, принадлежали к курганной культуре — в курганных могильниках захоронены и таримские мумии. Тохарами были основаны крупные города Восточного Туркестана — Кашгар, Турфан и Хотан. Тохары, судя по текстовым памятникам, с I века по Р.Х. активно восприняли буддизм, став одним из главных центров его распространения в Китае. Другие группы тохаров были манихейцами и христианами-несторианами. Позднее эти же религии были восприняты и тюрками, либо завоевавшими Синьцзян, либо смешавшимися с тохарами, которые оказали (по одной из гипотез) ключевое влияние на их этногенез. В любом случае Таримский бассейн играл в Восточной Евразии роль важнейшего религиозно-философского и культурного центра, где пересекались религии Индии (прежде всего буддизм — Махаяна в Хотане, на западе Синьцзяна и Хинаяна (сарвастивада) на востоке в Крораине, Кучи и Турфане), Ближнего Востока (христианская Восточная церковь — несторианство) и Ирана (манихейство).

Еще одним элементом тохарской проблемы стало устойчивое упоминание китайских хроник народа юэчжи или «да юэчжи» — «великие юэчжи», который населял территории Восточного Туркестана с глубокой древности, являясь северо-западным соседом китайцев в течение тысячелетий. И хотя позднее Синьцзян был населен тюрками, юэчжи и их огромная страна оставили в китайской истории неизгладимый след, а также целый ряд индоевропейских слов и культурных традиций.(с)

Цирк это чрезвычайно архаическая вещь. В древнем Риме храмы, посвященные мужским божествам, были квадратные, а женским круглые. Цирк - это круг. Круглый храм не подлежал инаугурации, так как ритуальное освящение авгурами священного пространства требовало фиксации четырех ориентаций. И только в квадратных помещениях можно было проводить публичные собрания. 

Цирк сохранил связь с древними таинствами Великой Матери. Ее устойчивым эпитетом было Госпожа зверей (Деспойна). Она появлялась в свите львов и тигров. Они прыгали через огненное кольцо. Непременным атрибутом процессии Кибелы были акробаты (их трюки нацелены на то, чтобы не прикасаться к священной матери Земле), кастрированные жрецы (галлы), трансгендеры (бородатые женщины, накрашенные мужчины), скабрезные шуты в ярких одеждах , люди-животные, карлики, уродцы и обезьяны. У Лукиана красочно это описано, и у многих античных авторов. 

Айк: солнечный гигант

Армяне с древних эпох четко осознают свою идентичность и свое отличие от окружающих их народов. Они одни из первых приняли христианство и в этом историко-религиозном контексте определили свою генеалогию. Великий средневековый армянский историк, один из создателей полноценного армянского историала Мовсес Хоренаци (ок. 410 —490-е годы н.э.) называет предком армян Айка (или Хайка, Наук), основоположника легендарной династии Айказуни (Айкиды или Хайкиды), чье имя представляет собой эпоним армян как народа, самоназвание которого hay. Армянский историал, связанный с Айком, представляет собой фундаментальный основополагающий миф (il mito fondatore) армян как народа.

Согласно Мовсесу Хоренаци, Айк является одним из потомков библейского Тогармы, сына Тираса, сына Гомера, сына Иафета. Но вместе с тем в одной из версий сам Айк описывается как титан, гигант, принявший вместе с другими братьями-гигантами участие в строительстве Вавилонской башни. После того, как Бог наслал на землю дождь, что привело к срыву богоборческого начинания гигантов, один из титанов — Бэл (шумеро-аккадский эквивалент угаритского Ва'ала) захватил в Междуречье власть и объявил себя «богом», заставив остальных титанов повиноваться ему. Все согласились признать власть Бэла, кроме Айка, поднявшего против него восстание.

Считается, что летом 2492 года до Р.Х. Айк во главе 300* священных семей покинул Междуречье и пришел на берег озера Ван, считающегося священным в армянской сакральной традиции. Там он заложил Армянское государство, располагавшееся между тремя озерами — Ван, Урмия и Севан. Осью армянской державы была священная гора Арарат (на армянском «Масис»), к которой, по библейскому преданию, пристал Ноев ковчег после потопа. Как древние евреи выводили свое происхождение от потомков Ноя, оставшихся в Междуречье (конкретно от Евера), так и армяне-христиане повторяли тот же сценарий. Но в их случае возврат на землю обетованную был ориентирован не в сторону Ханаана, а в сторону того места, которое положило начало всему послепотопному циклу человечества — к горе Ноя, Арарат. Поэтому государство, основанное Айком между трех озер, для самих армян является прямым аналогом Палестины для религиозных иудеев — это «земля обетованная».

Следующий эпизод сакрального историала повествует о нападении на священное государство Айка (Армению) царя Вавилонии, который в армянском мифе представлен как титан Бэл, против которого Айк и восстал. Вначале Бэл посылает к Айку своего сына, принуждая Айка признать власть Бэла, но тот отказывается. Далее следует эпизод титаномахии, который разворачивается в «долине Айка» (Айоц-Дзор). Эта битва носит в армянском название «Дьюцазнамарт», то есть собственно «битва великанов», «сражение титанов».

Армянские историки XIX века (в частности, поэт Гевонд Алишан1) попытались даже точно вычислить дату этой решающей титаномахии, которая является вторым по значимости актом сакрального основания араратского священного царства — 11 августа 2492 года до Р.Х. С тех пор 11 августа является важнейшим священным праздником армян — началом армянского нового года (Навасарда).

Айк в ходе кровопролитной битвы титанов «трехкрылой» стрелой убивает Бэла. Труп убитого титана Бэла был поднят на вершину горы и там ритуально сожжен, после чего пепел превратился в воду. Армия и верблюды воинства Бэла окаменели.

Айк передает власть над страной, названной отныне Мец Айк, держава Айка, сыну Араманьяку, потом по имени его потомка Арама окружающие народы стали называть «армянами» тех, кто сам себя считает потомками Айка, народом hay. Впоследствии Айк был обожествлен. По Нарекаци, он отождествлялся с Халдом, верховным божеством государства Урарту. Его святилище находилось в священном городе Мусасир1.

Показательно, что в урартской религии только бог Халд имел собственно урартское происхождение, тогда как два других божества верховной триады пантеона бог Грозы и Войны Тешиба и бог Солнца Шивини были общими для религии хурритов и хеттов и имели более древние хаттские корни. В дохристианскую эпоху армяне поклонялись Айку-Халди как верховному божеству и позднее под иранским влиянием отождествили его с богом Мгером (армянское прочтение бога Митры). Цепочка Айк-Халди-Мгер (Митра) показывает, что речь идет о небесном солярном патриархальном герое, который выступает архетипом армянской идентичности и осью армянского Dasein'а. (с)

* Число 300 встречается в мифологии весьма часто: 300 спартанцев, 300 золотых поясов, 300 воинов у викингов...

Армянский гностицизм

В VII — IX веках среди армянского населения складываются синкретические учения гностического характера, в которых возрождается сочетание иудео-христианской эсхатологии с иранистским дуализмом. В этом можно опознать и продолжение раннехристианских гностических учений, распространенных в Анатолии в первые века христианства, и влияние манихейства, и особые крайние формы несторианства, а также древних иудео-христианских сект — таких, как сабеи. Наиболее известными становятся течения павликиан и тондракитов.

Павликиане 

Основателем секты павликиан был армянин Константин (принявший имя Сильван в честь ученика апостола Павла, которого павликиане почитали особым образом) из деревни Мананалис не далеко от города Самосаты, живший, скорее всего, во второй половине VII века. Константин-Сильван был казнен византийцами, опознавшими в его учении ересь. Но секта сохранилась, и Юстиниан II предпринял против павликиан целую карательную экспедицию.

В период скоротечной смены императоров, когда арабские завоевания отторгали от Византии одну область за другой, павликиане усилились и стали значительной силой при иконоборце Льве III Исавре, который даже пытался использовать их в борьбе с почитателями икон.

Во второй половине IX века они окрепли настолько, что создали свое государство на берегу Евфрата в Западной Армении со столицей в крепости Тефрика. Они стали настолько независимы и от Византии, и от Арабского халифата, что им удалось даже взять город Эфес. 

Окончательно искоренить ересь с огромным трудом удалось лишь в 878 году, когда был взят последний оплот павликиан — крепость Тефрика. Остатки павликиан поле этого были переселены во Фракию, где им разрешалось жить свободно в обмен на обещание сдерживать наступление степняков на Византию. Там их следы сохранялись отчетливо до X века, но латинские крестоносцы встречали павликиан в Византии еще и в XII веке.

Согласно учению павликиан, все материальные вещи созданы «злым демиургом», который в момент их создания переворачивает все пропорции, делая добро — злом, верх — низом и т. д. Поэтому, с точки зрения павликиан, необходимо вырваться за пределы тварного мира — к «благому Богу», и церковь должна служить только этому. Павликиане отрицали таинства именно в силу их материального характера

Согласно их учению, человеческая душа есть искра Божия, не подвластная материальному творцу Вселенной. И ее задача — вернуться к небесному Отцу. Павликиане исповедовали докетическую* христологию, учили, что Христос был небесным существом, пришедшим в мир, чтобы спасти заточенные в материю души, что Он не принимал на себя плоть и материальное тело, но лишь видимость его, так как материя есть чистое зло.

В этом можно распознать крайние — еретические — выводы из миафизитской христологии и особую дуалистическую версию неоплатонизма, что характерно для всех типов гностических течений.

Тондракиты

Позднее павликиан в Восточной Армении в районе горы Тондрак (недалеко от озера Ван) появилось в чем-то аналогичное течение тондракитов. Основателем течения был Смбат Зарехаванци. Как и павликиане, тондракиты отвергали сам институт церкви и священство, считали поклонение кресту «язычеством» и т. д. К этому движению примкнули бежавшие от гонений на западе Анатолии павликиане. Тондракиты распространились по всей Восточной Армении, где такого преследования, как в Византии, им не грозило, и отдельные представители этой секты сохранились в Армении вплоть до XIX века. (с)

* Докетизм — христологическое учение, которое отрицало человеческую природу Иисуса Христа, утверждая, что Его тело и страдания были лишь иллюзией. Согласно докетизму, Христос был исключительно божественным существом, а Его человеческая форма была кажущейся, не реальной. Это учение отвергало идею воплощения (инкарнации) Бога в человеческом теле, считая, что божественная природа Христа не могла испытывать страданий или смерти.

Положения докетизма в чистом виде перешли в Коран. 

Сура Ан-Ниса (4:157), пер. Э.Кулиева:
"И за то, что они сказали: «Мы убили Мессию, Ису, сына Марйам, посланника Аллаха!» А они не убили его и не распяли, но это только показалось им. И те, которые спорят об этом, находятся в сомнении об этом. У них нет об этом никакого знания, а только следуют предположениям. Они действительно не убили его".

Давид Сасунский: армянский эпос

В период VIII —XII веков в Армении складываются эпические произведения, передающиеся устно, известные как эпос «Давида Сасунского» (на армянском «Сасна Црер» — дословно «Яростные жители Сасуна»). Он описывает борьбу армян против арабов, хотя наполнен множеством сюжетов, образов, символов и преданий из древнейшего мифологического и религиозного наследия армян. В эпосе речь идет о борьбе армян с багдадским халифом и о династии армянского царства Сасун, расположенного к юго-западу от озера Ван. 

У истоков эпоса— история про армянского царя Гагика (живущего в «Голубой Крепости», Берд-Капотин) и его дочь красавицу принцессу Цовинар. Само имя Цовинар относится к имени древнеармянской богини молнии и грозы, часто представляющейся в образе огненной женщины. Вместе с тем она даже этимологически связана с морем, откуда ее имя «Нар (имя собственное) из моря (цови)». На связь огня с водой в индоевропейских мифах и ритуалах неоднократно указывал Ж. Дюмезиль.

Принцесса Цовинар, призванная стать женой багдадского халифа, зачинает двух близнецов Санасара и Багдасара (или Бальтасара) от двух струй волшебного потока. В этом можно увидеть отголосок (а может быть и общий исток) зороастрийского предания о зачатии Саошьянта непорочной девицей от тайного семени Заратуштры во время купания в священном озере Завета (в авестийских текстах речь идет об озере Фраздан, что соответствует озеру Севан на Армянском нагорье и озере Кансава). Близнечный характер мифа позволяет соотнести его с древнейшими индоевропейскими мотивами, и в частности, с третьей кастой и фигурами Ашвинов. В своих путешествиях Санасар, один из волшебных близнецов, спускается на дно озера и находит там волшебного коня Джалали. Ашвины же в индийском мифе напрямую — включая само имя — связаны с лошадьми и также предстают близнецами. То, что Санасар находит упавший с неба молнию-меч, может быть следом скифских влияний.

Санасар и Багдасар закладывают город Сасун. Затем они посещают страну каджей, то есть потусторонних духов, представляемых подчас в образе змеев или невидимых порывов ветра. Принцесса каджей правит в Медном городе, куда отправляются близнецы. Царь духов-каджей назначает близнецам испытания, в ходе чего они отправляются в Зеленый город, где сражаются с духом рыбы-змеи (вишапа) и освобождают сестру принцессы каджей, предназначенную в жертву чудовищу. Затем близнецы возвращаются в Сасун, где женятся на двух сестрах. Вся эта линия отражает индоевропейские змееборческие мотивы, где андрократические герои побеждают хтонических существ. Однако значительное присутствие в мифе женских духов, связанных также с водной или медной стихией, показывает, что речь идет о контактах патриархальной индоевропейской культуры со структурами матриархальной цивилизации. Медь в мифах чаще всего связана с женским началом.

Санасар становится родоначальником сасунских царей. От него рождается Мгер-старший, в образе которого легко распознать Митру. Мгер в поисках невесты побеждает Белого Дэва (чисто иранский сюжет), который держит в плену дочь царя Теводороса Армаган. От брака Мгера-старшего с Армаган рождается Давид Сасунский — главный персонаж эпоса.

Подвиги Давида Сасунского составляют значительную часть эпоса. Часть из них напоминает библейские сюжеты, связанные с царем Давидом. Кроме того, возможно, что в этой фигуре можно увидеть отголоски Давида Багратуни, сына исторического сасунского князя Баграта. Давид Сасунский сражается с царем Мсыра (Египта), который предстает отвратительным вождем арабов, названных, однако, в эпосе «огнепоклонниками». Давид Сасунский бьется насмерть с огромными отрядами царя Мсыра, которых становится все больше и больше. Наконец он побеждает царя в поединке. Противостояние Армении с Мсыром (Египтом) отражает эпизод в истории Великой Армении, которая в определенный момент контролировала Сирию и Палестину.

Давид Сасунский гибнет во время купания от стрелы своей дочери, зачатой им от коварной правительницы Хлата (ранее царем Хлата выступал Белый Дэв) Чмшкик Султан. Его жена Хандут бросается с крыши, узнав о смерти мужа. Возможно, это отголосок индоевропейской традиции умерщвления жены вместе с погибшим супругом.

Последним представителем царей Сасуна становится сын Давида Мгер-младший. Так образ Митры разделяется надвое — на фигуру Мгера-старшего и Мгера-младшего. Совершив, в свою очередь, множество подвигов, в частности, победив людоедку из Алеппо, что также напоминает о владычестве армян над Сирией, Мгер-младший вместе с волшебным конем Джалали входит в скалу, которая открывается, чтобы принять его, и закрывается за ним. Сюжет рождения Митры из камня является классическим моментом всего культа Митры.

Эпос важен тем, что продолжает фиксацию армянской структуры в образах, сочетающих древнейшие дохристианские мифы (как древнеармянского, так и иранского и, возможно, скифского происхождения) , исторические эпизоды Армянской Империи, более поздние периоды борьбы армян с арабами (к которым миф примешивает и противостояние зороастрийцам) и фрагменты христианского учения. (с)

ХХ век: идеология армянского национализма

Воин и политик Гарегин Нжде (1886—1955) и философ Айк Асатрян (1900—1956) сформулировали особую армянскую идеологию, которая была более развитой и метафизически выверенной, нежели довольно общие взгляды армянских народников-дашнаков. Поэтому Нжде и Асатрян отделились от дашнаков и образовали особое мировоззренческое движение, получившее название идеологии цехакронутюн или цехакронизма. 

Идеология цехакронизма основана на объединении двух концептов — рода (цех) и веры (крон). Армянское слово «цех» (равно как и его синонимы «азг» или «тохм») означает «род». Но «род» в широком смысле, в том, как мы понимаем «народ». Для Нжде и Асатряна «цех» — это глубинная идентичность, прежде всего духовная и интеллектуальная, а затем языковая, историческая, географическая и кровная. «Цех» — это глубинное многомерное понятие, которое можно соотнести с тем, что мы понимаем под «экзистенциальным горизонтом» или структурой. В другом ракурсе можно расшифровать это как армянский Dasein. 

Вера, по Нжде и Асатряну, является формой отношения к идентичности, то есть ее принятием, служением ей и ее экзальтации. Сторонники цехакронутюн делили всех армян на три типа:
• цехамард или цехакрон (человек рода или верящий в род);
• жоховурд (колеблющийся, неопределившийся);
• таканк (космополит, человек безразличный к идентичности).

Понятие цехамарда означает, что индивидуальное в армянине подчинено народному историко-культурному началу. Центр субъективности здесь смещен в сторону того, что является коллективной личностью, она-то и называется «род», «цех». Причем определение рода не имеет прямого биологического или этнического значения. Род включает в себя дух, мысль, слово, интеллектуальное и религиозное наследие. 

Только тот армянин, который является цехамардом (человеком цеха), экзистирует аутентично. Его внутреннее «я» совпадает с коллективной личностью армянства как историко-культурного явления. В нем армянское начало, армянская структура полностью раскрывается и организует активно армянский историал, армянскую судьбу. 

Жоховурд включает в себя большинство армян, которые одновременно и ощущают в себе причастность к «роду» («цех») и вместе с тем слишком поглощены бытовыми проблемами, «структурами повседневности», чтобы экзистировать аутентично, то есть быть полноценным цехамардом (живым архетипом армянина). Однако жоховурд всегда может сделать выбор: быть или не быть армянином в полном смысле слова. Отсюда его колебания: в определенные моменты истории жоховурды мобилизуются, пробужденные армянским огнем, воплощенным в героях (цехамардах). В других ситуациях они поступают как должны поступать армяне лишь спорадически и в определенных критических ситуациях, а в обычном состоянии ведут жизнь пассивных обывателей.

Пределом неаутентичного существования является в этой концепции таканк, представляющий собой тип совершенного законченного обывателя-индивидуалиста, ставящего свои личные интересы превыше всего и полностью игнорирующего, отвергающего и попирающего все собственно армянское в себе и в других. Полнее всего таканк опознает себя в либеральной идеологии европейского Модерна, которая вообще отрицает любые формы коллективной онтологии и рассматривает в качестве норматива «гражданское общество», состоящее исключительно из индивидуумов.

Для сторонников этой идеологии цехакронутюн образцом является цехамард (цехакрон), антиподом — таканк, а поле борьбы между этими антропологическими полюсами армянства составляет большинство, представляющее собой жоховурдов. (с)

P.S. Идеология цехакронутюн, чьей целью был реванш армян на исторической сцене,  была популярна во времена её создания, однако "умерла вместе с Нжде". Сейчас её положения имеют хождение среди радикалов армянской диаспоры (ок. 20%) и чаще упоминаются азербайджанскими политологами для обвинения армян в фашизме. 

Индоевропейская структура и ее производные 

Для понимания индоевропейской идентичности в ее корнях и для исследования позднейших фаз индоевропейской цивилизации необходимо учитывать следующие фундаментальные моменты, с которыми мы уже сталкивались ранее.

1. Прародиной индоевропейцев является евразийская Степь.
2. Индоевропейцы в своим истоке являются кочевым скотоводческим обществом.
3. Индоевропейцы связаны с коневодством и колесницами (как боевыми колесницами, так и телегами). Они относятся к культуре курганного типа (по классификации М. Гимбутас).
4. Общество изначальных индоевропейцев было патриархальным и подчеркнуто воинственным.
5. Основной социальной парадигмой индоевропейского общества является трехфункциональная модель: 1) жрецы-цари, 2) воины, 3) простолюдины-скотоводы.
6. Религия индоевропейцев основана на почитании богов Дня и Неба.
7. Индоевропейцы являются ярчайшими представителями режима диурна (который определяет структуру их имажинэра, их бессознательного) и Логоса Аполлона.
8. Индоевропейцы говорят на языках индоевропейской группы. 

Этот набор отличительных признаков характеризует именно изначальную структуру индоевропейского общества, составляет его основу. Вся совокупность этих свойств определяет индоевропейское начало как таковое. Если мы вычтем хотя бы один или несколько элементов из этого набора, мы получим уже определенную производную от индоевропейской идентичности, где будет нечто индоевропейское и нечто неиндоевропейское. При этом утрата определенных свойств по-разному влияет на саму индоевропейскую идентичность — в некоторых случаях ее структура сохраняется, а в других искажается до неузнаваемости.

Те общества, в которых все эти свойства наличествуют, можно считать носителями индоевропейской ортодоксии, чистыми индоевропейцами — к какому бы временному периоду они ни принадлежали. При этом речь идет не о расовой или генеалогической принадлежности, но о морфологии культуры.

Можно взять индоевропейские общества, строго соответствующие всем 8 параметрам за изначальную — архетипическую — модель.

Первая производная

Исторически и морфологически за этой чистой формой следует первая производная индоевропейского общества. Она представляет собой первую степень смешения с оседлыми народами, практикующими земледелие. В этой первой производной, реконструируемой теоретически и наблюдаемой на конкретных примерах, происходит сочетание кочевого строя с оседлым. Это происходит, когда индоевропейские кочевники Турана устанавливают устойчивый и относительно долговременный контроль над оседлыми народами, обитающими на периферии Великой Степи — в бассейнах рек, в приморских территориях, в предгорьях евразийской горной цепи и в лесостепной полосе, обрамляющей евразийское кочевое пространство с севера. В такой ситуации мы будем иметь двойственную структуру: ядро общества — его элита, аристократия — остается кочевым и продолжает вести традиционный образ жизни в Степи, а подчиненные оседлые народы включаются в социальный контекст на особых основаниях — как поставщики продуктов, дани, женщин и в определенных случаях ополчения, состоящего из (непрофессиональных) пеших воинов. Здесь начинается сложный и часто растягивающийся на столетия процесс интеграции оседлых групп в индоевропейский контекст, причем эта интеграция затрагивает только третью функцию, которая изначально включала в себя только скотоводов, не принадлежащих к двум высшим сословиям. Третья функция, таким образом, здесь делится на две половины — простолюдинов-кочевников и простолюдинов-крестьян с преимуществом кочевников.

В первой производной индоевропейского общества происходит индоевропеизация оседлых народов, освоение ими языка, культуры, религии и мировоззрения индоевропейцев. М. Гимбутас описывает этот процесс как появление смешанных форм между культурами курганов (индоевропейских) и Старой Европы (доиндоевропейских). В Европе и Анатолии этот процесс более или менее прослеживается, но мы можем предположить, что нечто вполне аналоточное происходило и в других — азиатских — зонах. Евразийская Степь тянется от Паннонской равнины (в современной Венгрии) на западе до Маньчжурии и пустыни Гоби на востоке. Примыкающие к ней территории, пригодные для земледелия, никак не могут быть напрямую отнесены к культурам Старой Европы. И тем не менее, и здесь мы должны предположить определенную морфологическую близость: аграрные крестьянские общества, где бы они ни находились и какими бы народами ни создавались, типологически и ноологически близки друг к другу — вес женского начала, хтонических мифов и особых сезонных религиозных культов и обрядов в них намного выше, чем в культурах патриархальных евразийских кочевников. Поэтому первая производная индоевропейской модели может быть рассмотрена на всем пространстве примыкающих к Великой Степи с севера и юга территорий, населенных земледельческими народами.

Древнеиранские, скифские и другие туранские государства и племенные союзы дают нам пример таких обществ, где в основе было кочевое ядро, а на периферии подчиненные ему оседлые общества Восточной Европы, Северного Кавказа, Причерноморских степей, Средней Азии и Мавераннахра и собственно Ирана. (с)