любовь как онтология
"Позиция «мужчины» утверждает расколотое в Двоице — то между-двумя, где находится пустота разъединения. Позиция «женщины» утверждает, что Двоица длится в блуждании." - "блуждание" видимо ОЖИДАНИЕ, в переводе на иной язык, а утверждение "расколотого" - ФАНТАЗИЯ Бадью, видимо связанная с оргазмом мужским создающим "пустоту разъединения", и это бредовые идеи. "Но разве может быть иначе, если любовь, одна любовь производит истину из разъединения?" - это может быть "позицией" женского биопола, в силу неприятия мужского, "входящего", но причём тут любовь, в садо-мазо отношениях такое бывает, и где лидером может быть женский биопол, а мужской на вторых ролях. "Между онтологической и логической позициями есть лишь посредничество опровержения" - неверное заключение, "онтологическая" позиция для логической "несуществующая", так как логика не находится вне онтологии, тут неграмотность философская имеется уже. Если "позиции" понимаются вне всякой логики, тогда они необоснованные уже и для Бадью, "действие" не может быть нелогичным. "Сексуация, по определению Ж. Лакана, в отличие от биологической сексуальности, обозначает способ, каким субъект вписан в сексуальное различие" - различие биополов вне онтологии, а значит объяснения есть в иной уже парадигме, где биологические начинаются "различия", где конечно имеются свои позиции, и не в метафизическом уже плане."еще одно общее место, гласящее, что «женщина» не может не думать о любви, «женщина» — это бытие к любви." - женщины вне "любви" нет, а иначе и вне брака есть любовь, у девушки (юноши), и что бессмыслица уже, как и "стремление" к любви, которое зависит от двоих, а не от одного. И "двоица" - фикция, если "двое" как ОДНО, и где нет "субъекта", в различии права только имеющегося, а в любви "согласие" только.
Любовь является сценой, где осуществляется единая истина о сексуированных* позициях, проходящая через непримиримый конфликт знаний. Дело в том, что истина находится в точке не-знаемого. Знания являются достоверными и антиципирующими, но при этом разъединенными. Это разъединение формально представимо внутри инстанции Двоицы. Позиция «мужчины» утверждает расколотое в Двоице — то между-двумя, где находится пустота разъединения. Позиция «женщины» утверждает, что Двоица длится в блуждании. Я как-то предложил следующую формулу: знание мужчины направляет свои суждения на ничто Двоицы. Знание женщины — ни на что, кроме самой Двоицы. Можно также сказать, что сексуация знаний в любви разъединяет:
1) достоверное мужское высказывание: «Истинным будет то, что мы были двумя, но никоим образом не одним»;
2) не менее достоверное женское высказывание: «Истинным будет то, что мы были двумя, и иначе нас не было».
Женское высказывание направлено на само бытие. Таково ее предназначение — онтологическое — в любви. Мужское высказывание направлено на изменение числа, мучительное взламывание Единого гипотезой о Двоице. Оно сущностно логично.
Конфликт знаний в любви демонстрирует, что Единое какой-либо истины всегда предъявляется одновременно логически и онтологически. Это отсылает нас к Книге гамма «Метафизики» Аристотеля — и к прекрасному комментарию к этой книге, озаглавленному «Решение смысла», недавно появившемуся в издательстве «Врэн». Загадкой в этом тексте Аристотеля является переход между онтологической позицией науки о бытии- как-бытии и решающей позицией принципа тождества — чисто логического принципа. Этот переход переходим не более, чем переход от позиции мужчины к позиции женщины. Авторы комментария показывают, что Аристотель «вынужденно» впадает в опосредующий стиль — в опровержение софистов. Между онтологической и логической позициями есть лишь посредничество опровержения. Таким образом, каждая из позиций, вовлеченных в любовь, может войти в контакт с другой лишь как с некой софистикой, которую необходимо опровергнуть. Кому не знакома утомительная жестокость этих опровержений, в конце концов сводящихся к прискорбной фразе «ты меня не понимаешь»? Можно было бы сказать, что это раздраженная разновидность признания в любви. Кто действительно любит, тот плохо понимает...
ЖЕНСКАЯ ПОЗИЦИЯ И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО
Существование любви ретроактивно проявляет то, что в разъединении позиция женщины является единственным носителем связи между любовью и человечеством, — человечеством, понимаемым, как это делаю я, в качестве функции Н(х), которая образует узел, вовлекающий истинностные процедуры, то есть науку, политику, искусство и любовь.
Скажут: еще одно общее место, гласящее, что «женщина» не может не думать о любви, «женщина» — это бытие к любви. Смело пересечем общее место. Установим аксиоматически, что позиция женщины такова, что в случае изъятия из любви она оказывается затронутой бесчеловечностью. Иначе говоря, функция Н(х) обладает значимостью, лишь поскольку существует родовая любовная процедура. Эта аксиома означает, что для данной позиции предписание человечества может иметь значение лишь тогда, когда удостоверено существование любви. Мимоходом заметим, что такое удостоверение не обязательно принимает форму любовного опыта. Можно быть «захваченным» существованием истинностной процедуры иным путем, нежели ее испытывание. Здесь опять- таки необходимо остерегаться любого психологизма: важно не сознание любви, но наличие для терма х доказательства ее существования. Есть терм х — ноуменальная виртуальность человеческого, каким бы ни был ее эмпирический пол, — активирующий функцию человечества лишь при условии такого доказательства, и мы утверждаем, что этот терм — женщина. Таким образом, «женщина» — это та (или тот), для кого изъятие из любви обесценивает Н(х) в его других разновидностях — в науке, политике и любви. A contrario, существование любви виртуально развертывает Н(х) во всех его типах, и в первую очередь в наиболее связанных или пересекающихся. Что, возможно, проясняет — если принять, что именно о «феминизированном» терме х речь идет в письме романисток, — почему женщины достигли совершенства в романе. Для позиции мужчины дело обстоит по-другому: каждый тип процедуры сам обеспечивает значимость функции Н(х), без учета других типов. Таким образом, я пытаюсь последовательно дать определение словам «мужчина» и «женщина» исходя из точки, в которой любовь надрезает связку четырех типов истинностных процедур. Иначе говоря, будучи соотнесенным с функцией человечества, половое различие может быть помыслено лишь в осуществлении любви как различающего критерия.
Но разве может быть иначе, если любовь, одна любовь производит истину из разъединения? Желание не может обосновать мысль о Двоице, поскольку оно захвачено засвидетельствованием бытия-Одним, которое предписывается объектом. Можно также сказать, что желание, какой бы ни была сексуация, является гомосексуальным, тогда как любовь, даже между геями, является принципиально гетеросексуальной. Проход любви через желание, о чьей проблематичной диалектике я говорил выше, может быть высказан так: заставить гетеросексуальное любви пройти через гомосексуальное желания. В конечном счете, оставив за скобками пол тех, кого любовная встреча назначает к истине, лишь внутри поля любви даны «женщина» и «мужчина». Но вернемся к человечеству. Если принять, что Н является виртуальной композицией четырех типов истин, можно утверждать, что для женской позиции любовь связывает все четыре типа и что лишь при условии любви человечество, Н, существует в качестве общей конфигурации. Тогда как для позиции мужчины каждый тип метафоризирует другие типы, и эта метафора равняется утверждению имманентного присутствия в каждом типе человечества Н.
*) Сексуация, по определению Ж. Лакана, в отличие от биологической сексуальности, обозначает способ, каким субъект вписан в сексуальное различие. — Примеч. ред.
1) достоверное мужское высказывание: «Истинным будет то, что мы были двумя, но никоим образом не одним»;
2) не менее достоверное женское высказывание: «Истинным будет то, что мы были двумя, и иначе нас не было».
Женское высказывание направлено на само бытие. Таково ее предназначение — онтологическое — в любви. Мужское высказывание направлено на изменение числа, мучительное взламывание Единого гипотезой о Двоице. Оно сущностно логично.
Конфликт знаний в любви демонстрирует, что Единое какой-либо истины всегда предъявляется одновременно логически и онтологически. Это отсылает нас к Книге гамма «Метафизики» Аристотеля — и к прекрасному комментарию к этой книге, озаглавленному «Решение смысла», недавно появившемуся в издательстве «Врэн». Загадкой в этом тексте Аристотеля является переход между онтологической позицией науки о бытии- как-бытии и решающей позицией принципа тождества — чисто логического принципа. Этот переход переходим не более, чем переход от позиции мужчины к позиции женщины. Авторы комментария показывают, что Аристотель «вынужденно» впадает в опосредующий стиль — в опровержение софистов. Между онтологической и логической позициями есть лишь посредничество опровержения. Таким образом, каждая из позиций, вовлеченных в любовь, может войти в контакт с другой лишь как с некой софистикой, которую необходимо опровергнуть. Кому не знакома утомительная жестокость этих опровержений, в конце концов сводящихся к прискорбной фразе «ты меня не понимаешь»? Можно было бы сказать, что это раздраженная разновидность признания в любви. Кто действительно любит, тот плохо понимает...
ЖЕНСКАЯ ПОЗИЦИЯ И ЧЕЛОВЕЧЕСТВО
Существование любви ретроактивно проявляет то, что в разъединении позиция женщины является единственным носителем связи между любовью и человечеством, — человечеством, понимаемым, как это делаю я, в качестве функции Н(х), которая образует узел, вовлекающий истинностные процедуры, то есть науку, политику, искусство и любовь.
Скажут: еще одно общее место, гласящее, что «женщина» не может не думать о любви, «женщина» — это бытие к любви. Смело пересечем общее место. Установим аксиоматически, что позиция женщины такова, что в случае изъятия из любви она оказывается затронутой бесчеловечностью. Иначе говоря, функция Н(х) обладает значимостью, лишь поскольку существует родовая любовная процедура. Эта аксиома означает, что для данной позиции предписание человечества может иметь значение лишь тогда, когда удостоверено существование любви. Мимоходом заметим, что такое удостоверение не обязательно принимает форму любовного опыта. Можно быть «захваченным» существованием истинностной процедуры иным путем, нежели ее испытывание. Здесь опять- таки необходимо остерегаться любого психологизма: важно не сознание любви, но наличие для терма х доказательства ее существования. Есть терм х — ноуменальная виртуальность человеческого, каким бы ни был ее эмпирический пол, — активирующий функцию человечества лишь при условии такого доказательства, и мы утверждаем, что этот терм — женщина. Таким образом, «женщина» — это та (или тот), для кого изъятие из любви обесценивает Н(х) в его других разновидностях — в науке, политике и любви. A contrario, существование любви виртуально развертывает Н(х) во всех его типах, и в первую очередь в наиболее связанных или пересекающихся. Что, возможно, проясняет — если принять, что именно о «феминизированном» терме х речь идет в письме романисток, — почему женщины достигли совершенства в романе. Для позиции мужчины дело обстоит по-другому: каждый тип процедуры сам обеспечивает значимость функции Н(х), без учета других типов. Таким образом, я пытаюсь последовательно дать определение словам «мужчина» и «женщина» исходя из точки, в которой любовь надрезает связку четырех типов истинностных процедур. Иначе говоря, будучи соотнесенным с функцией человечества, половое различие может быть помыслено лишь в осуществлении любви как различающего критерия.
Но разве может быть иначе, если любовь, одна любовь производит истину из разъединения? Желание не может обосновать мысль о Двоице, поскольку оно захвачено засвидетельствованием бытия-Одним, которое предписывается объектом. Можно также сказать, что желание, какой бы ни была сексуация, является гомосексуальным, тогда как любовь, даже между геями, является принципиально гетеросексуальной. Проход любви через желание, о чьей проблематичной диалектике я говорил выше, может быть высказан так: заставить гетеросексуальное любви пройти через гомосексуальное желания. В конечном счете, оставив за скобками пол тех, кого любовная встреча назначает к истине, лишь внутри поля любви даны «женщина» и «мужчина». Но вернемся к человечеству. Если принять, что Н является виртуальной композицией четырех типов истин, можно утверждать, что для женской позиции любовь связывает все четыре типа и что лишь при условии любви человечество, Н, существует в качестве общей конфигурации. Тогда как для позиции мужчины каждый тип метафоризирует другие типы, и эта метафора равняется утверждению имманентного присутствия в каждом типе человечества Н.
*) Сексуация, по определению Ж. Лакана, в отличие от биологической сексуальности, обозначает способ, каким субъект вписан в сексуальное различие. — Примеч. ред.
- Дмитрий Косой
- Для комментирования войдите или зарегистрируйтесь
Философский штурм | Совместное философское творчество © 2006-2014
Сайт представляет собой площадку для функционирования философского интернет-сообщества, участники которого заинтересованы не только в индивидуальном, но и в коллективном философском творчестве.