Предисловие.

Из книги Берл Лазара "Еврейская Россия" (перевод с иврита)

«Моя встреча с выдающимся американским дипломатом с еврейскими корнями Генри Киссинджером носила очень странный характер. Этот человек магически умеющий располагать к себе, дипломат от рождения, приятный и обходительный был в свои преклонные года необычайно подвижным и не упускал казалось ни одной минуты, чтобы радоваться жизнью и впитывать новые знания.

По моему приезду в Америку, он дружески обнял меня и объявил, что намерен посетить одну из местных шахт, предложив мне сопроводить его в увлекательное подземное путешествие и попутно обсудить дела.
— Я готов, если только нам не придется там работать — шутливо согласился я.
Спускаясь в шахту с Генри мы обсуждали между делом множество насущных вопросов и лишь только будучи глубоко под землей, нашим главным интересом стала жизнь шахтеров и обустройство подземного мира добытчиков угля, на мое удивление при первых взглядах на рабочие дни шахтеров и привычный антураж подземелья, лицо Генри стало сумрачным и на любые мои восклицания он только и отвечал, что "угу" и "да", не прошло и десяти минут как Генри еще более недовольно поморщившись сообщил, что ему стало нехорошо и потребовал немедленно поднять его на поверхность.

Оказавшись на поверхности привычная улыбка и обходительность Генри опять заблистали на солнце, мне была любопытна его перемена, но спросить чем вызвано недовольство во время посещением шахты я не решался. Возле шахты был лес, и Киссинджер предложил мне отправиться в небольшую прогулку, где бы мы могли дыша благодатным воздухом соснового леса поговорить о делах.

Мы гуляли по лесу и легендарный дипломат поражал меня своим подходом к деловым вопросам, умея приплетать к сути дела юмор, различного рода философские притчи и жизненные истории. Но вот в глубине леса мы узрели как какое-то животное трепыхается, мы подобрались ближе и пред нами предстал молодой олень, чья нога была плотно затиснута в капкане.
— Ах бедняга! — сказал Генри с сочувствием в голосе — видимо попался в капкан браконьеров.
Я кивнул и предложил позвонить телохранителям, чтобы те взяли инструменты и высвободили несчастное животное. Я уже было достал телефон, но тут рука Генри быстро и неожиданно схватила меня за локоть, я поразился медвежье хватке старого дипломата.
— Не стоит, Берл, никогда не стоит вмешиваться в процессы природы — сказал Генри поглаживая другой рукой томящегося от боли оленя.
— Смотрите, паразиты уже вовсю пользуются беспомощностью раненного существа — с неслыханным воодушевлением в голосе воскликнул Генри.
Я посмотрел на грудь оленя и узрел огромное количеств черных маленьких пятнышек, вокруг них были кроваво-красные подтеки.
— Да — молвил я — это ужасные паразиты-кровопийцы выпивают последние соки из живого существа.
Но Генри мое восклицанием еще больше развеселило, он продолжал гладить животное интенсивнее, разглядывая паразитирующих существа на белом брюшке оленя, проговаривая про себя бесконечное количество раз "Бедняга", а потом не скрывая радости в голосе сказал:
— Вот вы говорите, что паразиты — это плохо, я же говорю, что нужно быть неслыханно умным и смелым, чтобы присосаться к какому-то живому существу и с неслыханной наглостью питаться его жизненными соками. Самое ужасное в жизни — это смирится с ролью безропотного топлива существующих правил, быть частью бездушного целого и отдавать свою жизнь на процветание немногочисленных представителей мирового бомонда. В круговороте такого существования, ты превращаешься в такого вот оленя, который попал в капкан, капкан императивов социума, остервенело вопящих каждый раз с пеной рта на протяжении всей твоей жизни "Ты должен!" Но паразит как и человек уникальных способностей не готов смириться со статусом винтика системы и говорит свое решительное "нет" такому образу жизни, паразит за уклад своей жизни подобен отвергнутому бездумной, поверхностной толпой гению, он отрицает придуманные и навязанные правила и живет по своим, какими бы аморальными и бесчестными они не были. Именно потому, эти кровопийцы которых вы сейчас с отвращением наблюдаете, есть высочайшая точка эволюции в природе. Они — сама суть власти над самим собой и окружающими.

После этих слов мне как будто камень свалился на голову, я не мог не понять аллегорий Генри, не смог не узнать в раненом звере попавшем в капкан один из народов мира, а в безжалостных и ненасытных присосавшихся кровопийцах другой многострадальный народ. Палка которую я держал в руках и хотел уже было предложить Генри использовать в качестве рычага для освобождения животного, выпала из моих рук, и я нагнувшись к Генри и умирающему оленю начал так же как и великий дипломат поглаживать его по грудке при этом улыбаясь. Теперь я отчетливо осознавал, почему Генри испытывал такое отвращение к шахтерам и с таким восхищением смотрел на паразитов высасывающих последние соки из умирающего существа.»

Античность это прекрасно. «Темное» средневековье прекрасно. Возрождение – приторно и бульварно. Дальше больше. Современность – просто гниющий труп. Жиды= паразиты. Это понятно. Но в чем суть? Где окопался философический паразит, вызывающий гниение цивилизации и закат теперь уже не только Европы, но и большей части Африки, Азии и Америки? А окопался он в гуманизме. Когда «твари дрожащие» добились таки права считать каждую свою соплю золотой и бесценной, плебсу это понравилось. Теперь каждый прыщ мог считать себя неприкосновенным господином, «право имеющим».

Вывод? Расстрелять гуманизм из поганого ружья!

   Бог(и) сиди(я)т в театре и наслаждае(ю)тся игрой человеческих страстей. Это эстетика, когда здоровый и сильный из-за пустяка убивает себе подобного. Это Гомер, Шекспир, Дюма… И наоборот, мерзко, когда недочеловеки, из-за угла навалившись гурьбой, втаптывают сверхчеловека в грязь. Эта дешевка - история последней войны. Ницше гений: « Человеческое – это то, что должно преодолеть».

 А вот современник - Ю.В. Мамлеев, роман «Шатуны». Здесь герои тоже доходят в своих инстинктивных желаниях до метафизического конца:

 «Между тем Петенька уже не только соскребывал с себя прыщи и лишаи, а по-настоящему поедал самого себя. И с каждым днем все глубже и глубже, все действительней и действительней. Он и сам не понимал почему он так живет. Хотя причина, вероятно, была. Имя ее - его крайне недоверчивое отношение к внешнему миру, от которого Петя воздерживался принимать даже пищу.
      К миру Петенька относился с подозрением, как к чему-то бесконечно оскорбительному, хамскому, и скорее готов был дать разорвать себя на куски, чем принять от мира что-нибудь существенное. Последнее для него было равносильно религиозному или скорее экзистенциальному самоубийству. Даже когда дул нежный весенний ветерок, Петенька настораживался, если замечал его.
      Обычно же старался ничего не замечать, существуя в самом себе как в люльке; даже пищу он воспринимал лишь как нечто твердое и несъедобное из тьмы. Потому и поедал самого себя. Сначала это было для него просто необходимостью, но последнее время он стал находить в этом судорожное, смрадно-убедительное удовольствие. Тогда-то он и перешел от соскребывания к более непосредственному самопожиранию. Это придавало ему - в собственных глазах - большую реальность.
      Точно он углублялся в свою бездну-люльку.
      В связи с этим переходом - однажды ночью, когда выл ветер, который Петенька не отличал - у него появилось особенно яростное желание впиться в себя.
      Изогнувшись, он припал к ноге и надкусил; кровь долго, теплой струйкой лилась через помертвевшие губы, и ему казалось, что он уже совсем закрылся, что не стало даже обычной тьмы, окружающей его. "Вглубь, вглубь", - шептал он своим губам и льющейся крови.
      Эти акты точно совсем похоронили его. Пока на Сонновском дворе разыгрывались странные мистерии, Петенька припадал к самому себе, останавливаясь для этого, как припадочный во сне, где попало. Но никто как-то не замечал его состояния.
      Лишь иногда девочка Мила натыкались на него, скрюченного, но "видя" она ничего "не видела".
      И бледное лицо Петеньки совершенно извратилось. Он только дышал в свою кровь.
      Весь изрезанный он шатался из угла в угол, уже не присутствуя. Но ему хотелось углубиться дальше, во внутрь, и он туда добирался... Дело явно шло к смерти, которая ассоциировалась у него с последним глотком.
      Однажды утром, как раз через несколько дней после того как в гнезде появился Федор с Михеем, Петенька встал с твердым намерением съесть самого себя. Он не представлял явно, как он это будет делать. То ли начнет отрезать от себя части тела и с мертвым вожделением их пожирать. То ли начнет с главного и разом, припав к самой нужной артерии, впившись в нее, как бы проглотит себя, покончив с жизнью.
      Но он слишком слаб от предыдущего самопожирания, голова кружилась, руки дрожали.
      Сморщенно посмотрел из окна на высокие деревья и на миг увидел их, хотя в обычное время ничего не различал. Задвинул занавеску. И вдруг вместо того, чтобы ранить и есть себя, вгрызаясь в тело, упал и стал лизать, лизать себя, высовывая язык, как предсмертная ведьма, и облизывая самые, казалось, недоступные и интимно-безжизненные места.
      Глаза его вдруг побелели, стали как снег, и казалось, в нем уже ничего не осталось, кроме этого красного, большого языка, как бы слизывающего тело, и пустых, белых глаз, во что это тело растворялось.
      Иногда только у затылка ему слышалось исходящее из него самого невиданное пение, вернее пение невиданной "радости", только не обычной, земной или небесной радости, а абсолютно внечеловеческой и мертвенно-потусторонней.
      Лизнув плечо, Петенька испустил дух.»

Начав с безвинного поедания прыщиков, философски одаренный мальчик закончил самоедством, достойным святых каннибалов.  Вы скажете, что мамлеевские персонажи отвратительны, а я скажу, что это последняя попытка возродить ацтекские ритуалы НОРМАЛЬНОЙ жизни. Нужно убить больное – больное тело, больную душу, больную совесть… Отчего они болеют? От кьеркегоровского страха и трепета. Кому это свойственно? Только черни. Чернь на то и чернь, что страх ее основное чувство. Это мир проказы, гонореи и сифилиса, трех неизлечимых болезней по Ганеману.

Вот я тут на сайте почитала разных «философов». Если подойти к этому опять же с позиции эстетики, то большая часть писанины – тщательно пережеванный мусор.

Нечитабельное ГМО. А все почему? А потому, что графоманы, а не писатели. Вы скажете,  что философ и не обязан. Ну, так и мы, читатели, не обязаны! Гераклит – поэт. Платон – прозаик.

Ницше – поэт. Шопенгауэр – писатель, а Достоевский философ… И это не просто счастливые совпадения, это закон!

Мысль всегда кратка. Это вам не наукообразная слизь. Тем паче в наше время, когда понаписанной туалетной бумаги уже значительно больше, чем грязных задниц.

Теперь о главном, кому и как расстрелять гуманизм.

Гуманизм это историческая прививка, нарушившая естественный иммунитет. Сегодня ее результат - перманентная аллергия на книжную пыль. Ее не вылечишь хирургическим терроризмом, потому что он не затрагивает религию сопле и прыщелюбия. Болваны болтают о всеобщем духовном братстве, не понимая космических законов каст. И чем больше они дуреют, тем больше болтают. Они не читали, не видели, не знают. Болваны на то и болваны, что ни разу не покидали тела и не смотрели на него, прищурясь, со стороны. Поэтому и смерть им будет болванья. Бывший СССР – братская могила народов. « А на кладбище все спокойненько». Шариковы изучают перепиську Энгельса и Каутского, швондеры модерируют «философские» и финансовые потоки. Других представителей сапиенса здесь давно уже нет, они вымерли как мамонты в февральские морозы. Говорить можно только с цитатами...

Другое дело, полукровки, четвертушки.  У этих в генах талмудическая закалка. Т.е. еще есть мозг и именно потому, что они четвертушки,  иногда даже и здоровый ливер…

Пора трубить Мошиаха. Хватит лжемессий! Каждый должен осознать одно, мошиах – это прямое, а не горбатое зеркало. Это Нарцисс, Будда, Христос и Магомет. Это Отто Вайнингер, еврей, написавший «Пол и Характер» и в силу железной логики пустивший в 23 года себе пулю в висок. Это любой, кто целует смерть и не ищет отговорок. Нам не важна его мировая глупость, нам важна его кристальная честность перед собой!

Никто не спорит, что паразиты доползут до финала. Но дело в том, что Земля слишком крошечный шарик. Когда обсосут последнего дурака (гоя), придется как Петеньке грызть свои собственные прыщики. А к тому времени уже фибромы и саркомы. Ведь раком болеют исключительно евреи ( ну и объевреинные). И вот тогда в элитной еврейской среде родится настоящий мессия. Он объявит каждого, отключившего свой главный головной чип и сошедшего прямым в могилу святым. Смерть= Жизнь снова восторжествует над существованием…

Паразиты могут только управлять, но не могут править, это преференция высшей касты - касты царей и героев.