Предварительная хрестоматийная справка по социологической методологии К. Маркса

«Немецкая идеология» (1846 г.): «Таким образом, это понимание истории заключается в том, чтобы, исходя из материального производства непосредственной жизни, рассмотреть действительный процесс производства и понять связанную с данным способом производства и порожденную им форму общения – то есть гражданское общество на его различных ступенях – как основу всей истории; затем необходимо изобразить деятельность гражданского общества в сфере общественной жизни, а также объяснить из него все различные теоретические порождения и формы сознания, религию, философию, мораль и т.д. и т.д., и проследить процесс их возникновения на этой основе, благодаря чему, конечно, можно изобразить весь процесс в целом ( а потому также и взаимодействие между его различными сторонами). Это понимание истории, в отличие от идеалистического, не разыскивает в каждой эпохе какую-нибудь категорию, а остается все время на почве действительной истории, объясняет не практику из идей, а объясняет идейные образования из материальной практики и в силу этого приходит также к тому результату, что все формы и продукты сознания могут быть уничтожены не духовной критикой, не растворением их в «привидения», «призраки», «причуды» и т.д., а лишь практическим ниспровержением реальных общественных отношений, из которых произошел весь этот идеалистический вздор, - что не критика, а революция является движущей силой истории, а также религии, философии и всякой иной теории. Эта концепция показывает, что история не растворяется в «самосознании», как «дух от духа», а что каждая ее ступень застает в наличии определенный материальный результат, определенную сумму производительных сил, исторически создававшееся отношение людей к природе и друг другу, застает передаваемую каждому последующему поколению предшествующим ему поколением, массу производительных сил, капиталов и обстоятельств, которые, хотя, с одной стороны, и видоизменяются новым поколением, но, с другой стороны, предписывают ему его собственные условия жизни и придают ему определенное развитие, особый характер. Эта концепция показывает, таким образом, что обстоятельства в такой же мере творят людей, в какой люди творят обстоятельства. Та сумма производительных сил, капиталов и социальных норм общения, которую каждый индивид и каждое поколение застают как нечто данное, есть реальная основа того, что философы представляли себе в виде «субстанции» и в виде «сущности человека», что они обожествляли и с чем боролись, - реальная основа, действию и влиянию которой на развитие людей нисколько не препятствует то обстоятельство, что эти философы в качестве «самосознания» и «Единственных» восстают против нее. Условия жизни, которые различные поколения застают в наличии, решают также и то, будут ли периодически повторяющиеся на протяжении истории революционные потрясения достаточно сильны, или нет, для того, чтобы разрушить эти основы всего существующего; и если нет налицо этих материальных элементов всеобщего переворота, - а именно: с одной стороны, определенных производительных сил, а с другой, формирования революционной массы, восстающей не только против отдельных сторон прежнего общества, но и против самого прежнего «производства жизни», против «совокупной деятельности», на которой оно базировалось, - если этих материальных элементов нет налицо, то, как это доказывает история коммунизма, для практического развития не имеет никакого значения то обстоятельство, что уже сотни раз высказывалась идея этого переворота.

  Все прежнее понимание истории или совершенно игнорировало эту действительную основу истории, или же рассматривало ее лишь как побочный фактор, лишенный какой бы то ни было связи с историческим процессом. При таком подходе историю всегда должны были писать руководствуясь каким-то лежащем вне ее масштабом; действительное производство жизни представлялось чем-то доисторическим, а историческое – чем-то оторванным от обыденной жизни, чем-то стоящим вне мира и над миром. Этим самым исключается отношение людей к природе, чем создается противоположность между природой и историей. Эта концепция могла видеть в истории поэтому только громкие и пышные деяния и религиозную, вообще теоретическую, борьбу, и каждый раз при изображении той или другой исторической эпохи она вынуждена была разделять иллюзии этой эпохи.»

«К критике политической экономии» (1857 г.): «Мои исследования привели меня к тому результату, что правовые отношения, также точно как и формы государства, не могут быть поняты ни из самих себя, ни из так называемого общего развития человеческого духа, что, наоборот, они коренятся в материальных жизненных отношениях, совокупность которых Гегель, по примеру английских и французских писателей 18 века, называет «гражданским обществом», и что анатомию гражданского общества следует искать в политической экономии. Общий результат, к которому я пришел и который послужил затем руководящей нитью в моих дальнейших исследованиях, может быть кратко сформулирован следующим образом. В общественном производстве своей жизни люди вступают в определенные, необходимые, от их воли не зависящие отношения – производственные отношения, которые соответствуют определенной ступени развития их материальных производительных сил. Совокупность этих производственных отношений составляет экономическую структуру общества, реальный базис, на котором возвышается юридическая и политическая надстройка и которому соответствуют определенные формы общественного сознания. Способ производства материальной жизни обусловливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще. Не сознание людей определяет их бытие, а, наоборот, их общественное бытие определяет их сознание. На известной ступени своего развития материальные производительные силы общества приходят в противоречие с существующими производственными отношениями, или – что является только юридическим выражением последних с отношениями собственности, внутри которых они до сих пор развивались. Из форм развития производительных сил эти отношения превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха социальной революции. С изменением экономической основы более или менее быстро происходит переворот во всей громадной надстройке. При рассмотрении таких переворотов необходимо всегда отличать материальный, с естественнонаучной точностью констатируемый переворот в экономических условиях производства от юридических, политических, религиозных, художественных или философских, короче – от идеологических форм, в которых люди осознают этот конфликт и борются за его разрешение. Как об отдельном человеке нельзя судить на основании того, что сам он о себе думает, точно также нельзя судить о подобной эпохе переворота по ее сознанию. Наоборот, это сознание надо объяснить из противоречий материальной жизни, из существующего конфликта между общественными производительными силами и производственными отношениями. Ни одна общественная формация не погибает раньше, чем разовьются все производительные силы, для которых она дает достаточно простора, и новые более высокие производственные отношения никогда не появляются раньше, чем созреют материальные условия их существования в недрах самого старого общества. Поэтому человечество ставит себе только такие задачи, которые оно может разрешить, так как при ближайшем рассмотрении всегда оказывается, что сама задача возникает лишь тогда, когда материальные условия ее решения уже имеются налицо, или, по крайней мере, находятся в процессе становления. В общих чертах, азиатский, античный, феодальный и современный, буржуазный, способы производства можно обозначить как прогрессивные эпохи экономической общественной формации. Буржуазные производственные отношения являются последней антагонистической формой общественного процесса производства, антагонистической не только в смысле индивидуального антагонизма, а в смысле антагонизма, вырастающих из общественных условий жизни индивидуумов; но развивающиеся в недрах буржуазного общества производительные силы создают вместе с тем материальные условия для разрешения этого антагонизма. Поэтому буржуазной общественной формацией завершается предыстория человеческого общества.»

Заглавная тема

Ввиду явного кризиса современной капиталистической мир-системы заметное повышение интереса к творческому наследию К. Маркса ( 1818 – 1883) вполне предсказуемо, при том что известный провал практической реализации марксизма в СССР и ряде других стран вызывает естественную потребность в его переосмыслении.

Маркса ранних творческих лет довольно трудно отнести к людям, хорошо знавшим историю философии. Провозглашенное автором «Немецкой идеологии» материалистическое понимание истории было давно известно, получив достойное отражение в диалогах титульного идеалиста Платона, который спроектировал свое государство на принципах политэкономии, исходно применяя базовые понятия материальных потребностей, природных способностей, технической оснащенности и разделения труда. «Государство, - сказал я, - возникает, как я полагаю, когда каждый из нас не может удовлетворить сам себя, но во многом еще нуждается.  <…> Таким образом, каждый человек привлекает то одного, то другого для удовлетворения той или иной потребности. Испытывая нужду во многом, многие люди собираются воедино, чтобы обитать сообща и оказывать друг другу помощь: такое совместное поселение и получает у нас название государства (поли (греч.) – много, полис – множество (суммативное единство как в математике), –  прим. авт.), <…> Так давай же, - сказал я – займемся мысленно построением (несуммативного, органически единого – прим. авт.) государства с самого начала. Как видно, его создают наши потребности. <…> А первая и самая большая потребность – это добыча пищи для существования и жизни. <…> Вторая потребность – жилье, третья – одежда и так далее. <…> Я еще раньше обратил внимание на твои слова, что люди рождаются не слишком похожими друг на друга, их природа бывает различна, так что они имеют различные способности к тому или иному делу. <…> Поэтому можно сделать все в большем количестве, лучше и легче, если выполнять одну какую-нибудь работу соответственно своим природным задаткам, и притом вовремя, не отвлекаясь на другие работы. <…> для обеспечения того, о чем мы говорили, потребуется больше чем четыре члена государства. Ведь земледелец, вероятно, если нужна хорошая соха, не сам будет изготовлять ее для себя, или мотыгу и прочие земледельческие орудия. В свою очередь и домостроитель – ему тоже требуется многое. Подобным же образом и ткач, и сапожник.» (Платон. Государство. 369b -370d).  Античному аристократу также был известен разрушающий общественное единство и вполне марксистский классовый антагонизм: «в них (реальных государствах – прим. авт.) заключены два враждебных между собой государства: одно – бедняков, другое – богачей» (там же, 422е – 423а). С учетом данной фактологии история с марксизмом напоминает один советский анекдот: «Во дворе у тети Вали нашли метеорит. Впоследствии он оказался цветочным горшком, но было уже поздно: двое молодых специалистов защитили диссертации». Несущее признаки абстрактного гуманизма наследие К. Маркса все-таки стоит иметь в виду, однако за первыми началами всей социальной проблематики лучше обратиться к Платону, чье учение глубже, шире и конкретнее, хотя его литературный канон может увести от такого понимания.

Базовая мотивация социологии Платона – предотвращение и предупреждение конфликтов в обществе. С этой целью великий философ обращается за первыми началами и причинами человеческого общежития, которые находит в коренной неспособности человеческих индивидов к самостоятельному удовлетворению своих естественных потребностей в наличной окружающей среде. Поскольку более эффективная деятельность необходимо связана с разделением труда, при том что природные дарования людей фактически различны, настоятельно целесообразен такой общественный порядок, при котором всякий вид деятельности физических лиц максимально соответствует их природным задаткам и склонностям. На этой логически твердой основе построено все учение мыслителя о лучшем общественном устройстве, которое он развивает предметно и систематически.

Вышедшая из-под пера мирового классика основательная апология сословного строя часто встречала справедливые возражения гуманистического запала о бездушной политической технологии по превращению широких слоев общества в живой инвентарь высоких инстанций, претворяющих царским искусством свое «плетение великолепнейшей и пышнейшей из тканей» (Платон). Однако критика такого рода за всю ее бытность ни разу не сопровождалась желательной и реалистичной альтернативой вплоть до наших дней, ознаменованных оригинально-мессианской реинкарнацией в духе и плоти идеи родовых поместий ведического периода, как минимум, региональной истории, основательно вычищенный или просто ушедший из памяти поколений. Хроническое бесплодие известного гуманизма обычно характеризуется обходительным эпитетом «абстрактный». Менее вежливый эпитет – «полезный идиот» собирательно придается и личному составу из лагеря Платона, чему находятся достаточные основания.

Слабость платоновского рационализма в религиозном плане выявляется в связи с произвольно принятым или подсознательно признаваемым допущением, что мир – то место, где по мнению и образному выражению «плачущего» философа Гераклита божий «век играет в кости». Если по единому замыслу и космическому логосу человек – не субъект, но земная разновидность  вселенских объектов, то и обществу как воплощению божественного мира идей надлежит отвечать и уподобляться высшему закону и предначертанию. Такой безосновательный фатализм – характерный пример слепой веры, но не разума преподобных с регулярно подтверждаемой верой в себя.

В свете политэкономии можно заметить и то, что мысль Платона не движется в сторону вопроса, почему человек столь маломощен в удовлетворение своих естественных потребностей, при том что «птичка божия не знает ни забот и ни труда»? Когнитивная матрица урбоэтатистского,  в корне буржуазного (франц. bourgeoisie, от позднелат. burgus – укрепленный город) мышления Платона также не позволяет философу задаться вопросом, если город-государство нормативно вынуждается к претворению по причине известной и довольно парадоксальной слабости человеческих индивидов, то с чего бы конечной целью утверждаемого института не может стать избавление каждого из сограждан от всем им общего и первопричинного недостатка с достижением или восстановлением в античности определенной микрокосмической полноты и слаженности человеческой природы?  Это, должно быть, хороший вопрос от настоящего философа ко всей философской когорте. Вместе с тем, авторитет знаменитого лица  мог бы направить общественную мысль к развитию и упрочению семейных автаркий с либерально и демократически целесообразным балансом текущих и ожидаемых потребностей и возможностей, к хозяйственной смекалке по всемерному улучшению частной самодеятельности и самоорганизации, к основательному, научному поиску более производительных сил природы, общества и мышления под общим духовно-патриотическим, дружинно-отзывчивым и созидательно-воспитательным девизом: «Ни одного отстающего рядом!». Легко предположить, что в обществе с такой культурой бытия и сознания принципиально деструктивное деление на классы богатых и бедных просто невозможно.

Исторический шанс подобного развития был упущен и на заре российского самодержавия, когда политическое поражение потерпела группа «заволжских старцев»-нестяжателей, предпочитавших путь спасения собственным трудом в благодатном и благотворном единстве духа и плоти, проявляя божественный образ служения братьям и сестрам не мертвою буквой в сущности языческих ритуалов, но живым примером личной созидательной деятельности, духовный приоритет которой способен придать общественному развитию дополнительный импульс в форме дальнейшего улучшения традиционных практик самопознания и самосовершенствования, издревле включающих и наследственный план, более гуманный и действенный, нежели платоновская евгеника. Причисление Иосифа Волоцкого к лику святых в чине преподобного с недавним приданием этому историческому лицу статуса «небесного покровителя» фактического стяжательства вернее направляет к пониманию того, кому и чему сознательно или бессознательно служит урбоэтатистская иерархия РПЦ на самом деле, попутно припоминая такие доктринальные концепты, как «Небесный Град», «Третий Рим» и «помазанник божий».  

Что же касается не только Платона с Марксом, то многие дети цивилизации все еще ошибаются в том, что идейный максимум счастливых людей в счастливом обществе может быть достигнут в рамках технократического урбоэтатизма с его многомерным и устойчивым отчуждением, неизбежно разъедающим социальную ткань в разных и порою неожиданных местах. Широкая историческая практика показала и то, что никакие институциональные, «надстроечные» латки или подпорки, включающие известную систему сдержек и противовесов, не в состоянии удержать общество от упорной тенденции к разложению, поскольку действуют в области следствий вместо основных причин. Среди последних прочно утвердилось хваленое разделение труда, неминуемо порождающее все разнообразие субкультур со своими ценностными шкалами и специфическими приоритетами. Определенно замыкаясь в близких по душевному складу, духовному развитию, общественной роли и социальному статусу субкультурных образованиях, люди одного общества постепенно перестают понимать и уважать «чужаков», возникающих в процессе социальной дифференциации. Это регулярно приводит ко множеству конфликтов, которые в условиях нынешней государственности лишь подлежат затратному урегулированию, но вовсе не окончательному разрешению, возникая и повторяясь вновь и вновь на протяжении многих веков. В этой связи получается, что урбоэтатистская квазикультура как закрытых (традиционных), так и открытых (современных) обществ – молох человеческих судеб, чему беспристрастный свидетель – вся мировая быль.

Единый образ жизни в условиях просвещенного субъект-объектного взаимодействия с живой природой – единственный надежный гарант свободы, равенства и братства.