вертикальные стремления личности привходящие, и личность не связана с ними, так как вторичная бесполому Тела, которое находится и в садо-мазо "отношении". Новгородцев всё переворачивает как религиозный мыслитель, откуда похвала данная Ницше, и некое уничижение для Штирнера, хотя сравнение невозможно. Оба настолько разные, что удивляет тут легкомыслие Новгородцева, Ницше во многом мистик и культуролог, а Штирнер немного и публицист, а также философ. Когда Путин поведал "Вертикаль", то вещало за него бесполое Тела, а не личность. Никакого индивидуализма у Ницше нет, а скорее "отторжение" от всего мирского, и он даже не циник, за которого многие его принимают, а скорее "не от мира сего". Штирнер наоборот весь в мирском, что ослабляет его мысли, но не величие философа. 19 век прошёл под влиянием "романтизма", и все мыслители были в этом, кроме Штирнера, а Шеллинг, Гегель, Шопенгауэр, Маркс, Ницше, отрыжки романтизма. Влияние романтизма недооценено в философии, и в 20 веке Хайдеггер ещё романтик. Как и право стоящее на религиозныхоснованиях продолжает поддерживать этот трендидиотизма и в современных мыслителях. Если говорить о российских философах, то в чести у нас были одни романтики, за исключением Радищева, который увидел убожество жизни крестьян и предлагал конкретные вещи, мысля, что в основании всего не идеи важны. Только Толстой внимательно читая Радищева понял многие вещи для себя, и уже выпадает из ряда романтиков.
Зачем вообще создавать святыни, зачем ставить над собою что-либо высшее, бесконечное, хотя бы и в образе человечества? В свое время возражение этого рода было сделано Фейербаху Штирнером, и неудивительно, если в полемике с Штирнером знаменитый ревнитель культа человечества обнаружил полную растерянность: ответить ему было нечего. За абсолютным коллективизмом, как его прямое порождение и как самое решительное его опровержение, следует абсолютный индивидуализм. И действительно, если признать, что человеку религия не нужна, то не представляется ли более последовательным вместе со старыми святынями отвергнуть я самую потребность в них? Слишком ясной, слишком прозрачной оказывается в коллективизме подмена одних верований другими, и если кто вообще не хочет верить, отчего он будет снисходительнее к новой вере, чем к старой. Так абсолютный коллективизм с неизбежностью порождает абсолютный индивидуализм. Естественность этого перехода можно проследить не только логически, но также и исторически: несомненно, что индивидуализм Штирнера наибольшее обострение получил в полемике с коллективизмом Фейербаха, равно как позднее индивидуализм Ницше принял свои самые резкие очертания в полемике с ходячей моралью верующего демократизма. Для характеристики абсолютного индивидуализма будет правильнее остановиться на учении Ницше. Если надо взять такую доктрину, которая с особенной яркостью обнаруживает не только отрицательные, но и положительные стороны крайнего индивидуализма, то, конечно, следует обратиться к знаменитой морали сверхчеловека. Борьба за индивидуализм и за полную свободу личности может принимать весьма разнообразные формы, и здесь прежде всего вспоминаются многочисленные теории анархизма. Но не этим теориям принадлежит последнее слово в развитии индивидуалистического начала. Анархизм не есть принципиальное отрицание общества, это только отрицание власти и принуждения. У анархизма есть свой общественный идеал, свое представление о совершенном и свободном обществе, в котором и человек становится добрым и совершенным существом. В этом смысле и Штирнер, как один из теоретиков анархизма, не доходит до конца, у него есть демократическая тенденция, есть представление об идеальном «союзе эгоистов». Для того, чтобы дойти до абсолютного индивидуализма в его наиболее законченной форме, надо взять именно Ницше, надо взять систему сверхчеловеческого аристократизма., в котором самая идея общения отрицается: место ее занимает представление о самодовлеющем и всеблагом сверхчеловеке, которому ничего не нужно, потому что он все имеет в себе. Не только общественная проблема здесь отрицается, но отрицается и проблема религиозная, проблема связи человека с миром и Богом, и это второе отрицание усугубляет и подчеркивает то первое: личность тут ничего вне себя не ищет, поэтому нет для нее необходимости искать и совершенного общества. Но именно это сплошное отрицание всяких связей и норм, стоящих над личностью, тем яснее подчеркивает веру Ницше в личность. Все святыни отвергаются, но личность остается во всеоружии своих индивидуалистических стремлений. Его индивидуализм есть несомненно творческий и верующий, тогда как индивидуализм Штирнера прежде всего разрушительный и нигилистический. В этом смысле возможно говорить о положительной стороне ницшенианства, и в этом смысле учение Ницше является бесспорно самым интересным построением абсолютного индивидуализма. Личность, которая довлеет себе и не нуждается ни в чем внешнем, не нуждается также и в том, чтобы искать для себя выхода и спасения от угнетающей власти страданий, от неизвестности будущего, от ужаса смерти. Если религиозная потребность проистекает из чувства недостаточности личных сил перед необъятностью вселенной и неисповедимостью ее путей, то личность, уверенная в себе и в своей мощи, прежде всего должна отвергнуть мысль о своей недостаточности. И Ницше делает это. Не факты зла, страданий и смерти он отрицает, не роковую силу мирового хаоса: он отрицает мысль о том, чтобы личность должна была перед этим склоняться, он требует от нее силы преодолеть все это. В соответствии с этим он хочет переделать нравственную природу человека, преобразить человеческую душу, воспитать в ней искусство жить среди страданий и борьбы, привить ей то, что он называет трагическим настроением. Человек должен полюбить безбрежность океана, тоску и сладость неустанных исканий; он должен преодолеть в себе страх бесконечности и боязнь страданий, привыкнуть к фатуму, полюбить роковое и загадочное стечение событий, полюбить самое неустройство мира, отсутствие в нем смысла и порядка. То самое, что тревожит и тяготит людей, что заставляет больно сжиматься их сердце, что кажется им великим бременем и безысходным несчастьем, по мысли Ницше, должно только радовать настоящего человека. https://iphras.ru/elib/Novgorodtsev_Obshchestv_ideal...Новгородцев П.И. Об общественном идеале http://litena.ru/books/item/f00/s00/z0000074/st007.sh.. Д. С. Бабкин. Радищев в оценке Л. Н. Толстого
политический мыслитель всегда причастен толпе, а у Березовского этого нет, он не объясняет "равнодушия" толпы к событиям связанным с протестом, а это важно. Навальный и иные активные граждане ничего не предлагают кроме идеи "плохого режима" и его исчерпанности, но "основания" своей позиции никто не дал, как и идея "права" гражданина нигде не определялась ими конкретно, а значит это те же романтики, пустозвоны. Большевики действовали в опоре на толпу, и это дало им успех, а почему сейчас рассчитывают на пару тысяч. Путин чиновник, а значит никто в гражданском смысле, и об этом ничего не говорится, хотя с этого надо и начинать, а иначе как его убрать, или отстранить от чинимых злодеяний, если закон в его руках, или его холуёв. Последовательность важна в праве, и правильная агитация, когда все средства в руках у граждан имеются, а смуту наводить любой идиот может, поэтому всё говорит за беспомощность этих демагогов и болтунов. Чиновник как функция закона ничего не решает, и за ним стоит молчаливая толпа, ждущая своего часа, и Путин лебезит перед толпой, зная главного при либерал-фашизме, а "навальные" - это недоразумение. "Гражданин" при либерал-фашизме только название и перспектива, а так он обыватель, и значит тоже склонен вмутной воде рыбку ловить, и ему разумеется не до политических дел, кроме ориентировки если на случай.