«Ясность – это вежливость философии».( Люк де Вовенарг)

Я никак не пойму, почему, «истинные» рассуждения о мире, должны иметь вид невразумительных, малопонятных обычному слушателю, текстов? Я молчу о философах древности, вплоть до мыслителей нового времени. У них был другой язык, сообразно тем вещам, которые окружали их тогда. Понять его, находясь в сегодняшней ситуации, действительно непросто. В частности, в Средние века, философом в Европе считался только тот, кто был способен изъясняться на латинском языке. Пусть он был хоть «сто пядей во лбу», но если его учение не переведено на латиницу, с ним никто из «ученых» просто не садился за один стол.

Создается впечатление, что с тех пор, в мире «научной» философии мало что изменилось. Латинские и греческие слова остались, только вплетаются они в ткань современного разговорного языка. И получается вообще что-то маловразумительное. А нам они объясняют, что, дескать, за простыми словами не видно глубокого содержания, а если термин отсылает нас к латинским или греческим корням, то за ним, следовательно, скрывается богатая история, а значит, он уже становится не просто словом, но – достоянием человечества, употреблять которое «всуе» нельзя. И только «жрецам истины» - ученым философам, позволено использовать его в качестве инструмента в своих исследованиях мироздания.

И пусть обыкновенным людям их «исследования» малопонятны. Им и не надо ничего понимать. На университетских курсах философии им все растолкуют (естественно за деньги) простыми словами. Но, говорят доктора философии, мы поставлены следить за состоянием фундамента, на котором держится все научное мировоззрение. И не лезьте в нашу работу. Иначе фундамент рухнет. А на каком языке мы общаемся между собой, пусть вас это не волнует.

Не знаю, кого как, а меня это волнует. Очень волнует. И у меня есть много оснований полагать, что эти господа, под предлогом поисков истины, просто отрабатывают свой хлеб. Сдается мне, что они пудрят нам мозги. Делают простое сложным, а сложное – еще сложней. «Часто ораторы, недостающую глубину мысли, компенсируют ее длиной.» (Ш. Монтескье)

Немецкий философ Хайдеггер заметил однажды: «Чтобы понимать Гейдерлинна (это немецкий поэт – романтик 19 века) нужно знать немецкий язык. А чтобы понимать философию, нужно знать философский язык». Я ему отвечу так. А какой язык нужно знать, чтобы понимать, как жить в этом мире? Какой язык нужно знать, чтобы понимать, к чему стремиться? Что ставить «во главу угла», а чему не придавать большого значения? На каком языке надо объяснять - где истина, а где – ложь? В чем есть смысл, а в чем его нет?

Знаете, не просто, разбираться в хитросплетениях математических теорий. Или в теоретической физике. Там сотни, тысячи мельчайших «деталей», назначение которых нужно понимать, чтобы отчетливо представлять себе полную картину. Так же и в технике. Чтобы качественно заниматься ремонтом автомобиля, надо досконально знать работу всех его систем. Да, и мир в целом – это безумно сложная система. Сложнее его ничего нет. Но ведь мы не говорим, что, для того, чтобы рассуждать о его фундаментальных законах и механизмах, им управляющих, надо быть профессиональным математиком и физиком и химиком и биологом….. одновременно.

Некоторые исследователи, в частности, американский историк культуры Крейн Бринтон , предлагают разделять все знание на два вида: кумулятивное и некумулятивное. Кумулятивное знание лучше всего иллюстрируется тем, что мы обычно называем естествознанием, или просто наукой. С веками оно постоянно накапливается. А слово накопление происходит от лат. cumulatio ( отсюда прилагательное кумулятивное). Ученые открывают все новые и новые грани природы. Все новые и новые сведения записываются в научные каталоги. Их количество, со временем, только множится. А это как раз и означает, что знание о природе постоянно усложняется. И значит, также усложняется и язык, на котором это знание преподносится людям.

Но существует и другой вид знания. Знание некумулятивное. То, что обычно мы называем знанием гуманитарным. Сюда можно отнести поиски смысла человеческой жизни. Рассуждения об Истине, Боге, Красоте, Справедливости и т.д. Видно, что, с течением веков, люди по-разному смотрели на все эти феномены. Некоторые выделяли из них что-то основное, чему, по их мнению, подчинялось все остальное. Другие – искали схему наилучшего взаимодействия между ними. Но тут не происходило накопления «научных фактов». Человеческие ценности, со временем, не умножаются. Сегодня их столько же, сколько было и тысячелетие назад. Просто, происходит «жонглирование» одними и теми же, «вечными» вопросами и ответами. Меняются местами слова в предложениях. Акценты во фразах. То, что вчера казалось несомненным, сегодня подвергается сомнению. А то, что раньше было мелким и незначительным, вдруг оказывается в центре всеобщего внимания. Так вот, в этом смысле, если бы Платона, к примеру, можно было бы чудесным образом перенести в наше время, он наверняка, в разговорах об основах бытия с современными мыслителями, чувствовал бы себя в своей стихии (если конечно, для такой беседы, нашелся бы переводчик).

Рассказ о таком, некумулятивном знании, не предполагает какой-то особенной, естественнонаучной сложности. Ведь здесь не надо придумывать новые слова для обозначения вновь открываемых явлений природы. Тут просто надо показать новые логические связи между давно существующими феноменами. А это можно сделать на простом языке общечеловеческого общения. Надо создать новый миф, взамен устаревшего. Вместо мифа о черепахе, стоящей на спине кита, плавающего в безбрежном океане, нужно объяснить причины стабильности бытия, например, единством и борьбой противоположностей. Или – законом сохранения материи. Вместо мифа о боге, принять миф о неотвратимости законов природы. Вот и все.

И сегодня все больше и больше гуманитариев, в том числе и философов, с высокопарного наукообразного умствования, переходят на обычную человеческую речь. Но дело тут осложняется одним, очень важным обстоятельством. В своих разговорах между собой мы же все хотим достичь истины. А для этого мы должны одинаково представлять себе то, о чем говорим. В философии это называется - «на берегу договориться о терминах».

Возьмем такой пример. Вот, несколько философов собрались, чтобы поговорить о свободе. Но, один из них понимает свободу, как свободу выбора одной из нескольких, существующих возможностей. Другой утверждает, что свобода – это неопределенность чего-то в пространстве или времени. Третий считает что свободой может называться только одно - освобождение от каких бы то ни было пут и «парение» в абсолютной пустоте окружающего пространства. Для того, чтобы вести дальше разговор, им надо, каждому из имеющихся у них определений свободы подобрать собственное имя. Некий термин, по произнесении которого, они бы уже точно знали, о чем идет речь. То есть, каждый из них, как бы ставит себя на место других, чтобы более объективно судить об общей картине. А результатом является то, что вместо одного слова – свобода, появляются три разных термина ( в нашем случае – свобода воли, индетерминизм и экзистенция). Вот так, вроде все они хотят добиться большей ясности, а на деле происходит лишь усложнение «внутреннего» языка их общения между собой.

Возникает философский парадокс. Язык усложняют именно для того, чтобы его упростить. Некая группа людей собирается для сотрудничества в поисках «истины». А последняя возможна будет, только если каждый член этой группы передаст в общую копилку свою часть знаний. Но знания одного не похожи на знания другого. Знаний становится много, а значит, становится много и терминов для их обозначения. Для людей внутри группы все эти термины понятны, поскольку «переведены» на язык их собственных знаний. Они изначально договорились об их однозначном толковании. Но для внешних, по отношению к этой группе, слушателей, язык, на котором общаются члены группы между собой, кажется очень сложным, поскольку он содержит множество терминов, сути которых им никто не растолковывал.

Простота – хуже воровства, говорят приверженцы «научной» философии. И все больше и больше погрязают в трясине специальных терминов, как им кажется, проясняющих общую картину мироздания. В другую сторону идут религиозные мистики. Максимально упрощая свою речь, они, в конце концов, скатываются к тому же. Их никто не может понять, потому что за простыми обыденными словами они прячут подчас абсолютно непонятное содержание. Не стоит уподобляться ни тем, ни другим.

Чтобы убедить всех в собственной версии толкования мира, надо рассмотреть предмет исследования со всех мыслимых позиций. На всех мыслимых «языках». А их много. Тогда, сколько надо написать томов текста, чтобы стать убедительными для всех? Жалко то, что никто не станет читать эти тома. Всем надо объяснить все коротко и просто.

Поэтому, уже давно канула в небытие эпоха больших философских трудов. Нет. Писать их еще конечно не прекратили. Всегда найдутся люди, главным мерилом ценности исследования которых, является его обстоятельность. Да и полно просто чудаков, всю жизнь посвятивших написанию одного главного, и вследствие этого, объемного труда. Но мир неуклонно движется в сторону массовой культуры. И с этим ничего не поделаешь. А массовая культура, кроме всего прочего, предполагает существенное ограничение умственной нагрузки на читателя. Она конечно нужна. Но строго дозированными порциями в строго определенные моменты повествования. Ну, представьте себе издателя, которому принесут текст неизвестного сочинителя, по глубине, обстоятельности и объему сравнимый, например с «Критикой чистого разума» И.Канта. Пусть это будет самый наигениальнейший труд, но выпускать его в свет – значит, напрасно тратить деньги издательства. И тут не поможет никакая реклама, поскольку взяв книгу в руки перед тем как ее купить, неподготовленный, массовый читатель, из любопытства прочитав хотя бы одну страницу наугад, сразу положит ее обратно на полку. Этот язык будет для него глубоко чужд, особенно в таких объемах. А издавать ее для небольшой касты философов тоже невыгодно, поскольку они, как правило, небогаты и не станут тратить большие деньги на тексты неизвестного философа, когда достаточно еще имеется небольших книжек малого формата известных и раскрученных авторитетов, которые они еще не прочли. Особенно богат такими текстами Интернет. Конечно, стоят еще многотомные «монстры» на полках книжных магазинов. Но в основном это книги больших мыслителей прежних времен и многочисленные учебники и хрестоматии, необходимые сегодняшним студентам.

Но философия все же не исчезла из мира культуры. И не исчезнет никогда. Всегда человек будет стремиться объяснить в принципе необъяснимую, окружающую его реальность. Просто, глубокие философские мысли сегодня вплетаются в ткань простых по форме(но не по содержанию) произведений искусства - литературных текстов, спектаклей, фильмов, перфомансов, дизайн-проектов и т.д. Философы сегодня – это писатели, художники, журналисты, блоггеры. И они, порой, лучше понимают строение сущего (суть происходящего), чем пресловутые «доктора философии».