Философский досуг:

еще один аргумент против дуализма

Представьте, что вы решили отдохнуть от философии и пройти какую-нибудь модную компьютерную игру. Может быть, вам не нравится во время отдыха так же упорно смотреть на экран ноутбука, как и при работе, и поэтому вы зовете друзей принять участие в настольной ролевой игре. Так или иначе, но у вас появляется свой персонаж, герой, подчиненный вашей воле. Его свобода начинается там, где вы, его закон, недоглядели, ? прямо по Гоббсу. Например, вы не успели нажать клавишу «направо» вовремя, и ваш герой продолжил движение. Или вы не оговорили какой-то элемент в его поведении, и Мастер Игры додумал его за вас, ? конечно, не в вашу пользу.

Теперь представьте, что графика и боевое управление не удались, или Мастер попался скучный, неспособный обдуманно вести партию по сюжету. Чтобы как-то развлечься, вы привычно начинаете анализировать высказывания вашего персонажа. К чему отсылают термины, составляющие произносимые им предложения? Предположим, ваш герой говорит: «я вижу дракона». Но что это значит? Конечно, мы не можем думать, это есть некоторые физические значения терминов «я», «видеть», «дракон», так как «я» героя не существует в отрыве от вас, никакого процесса зрения в привычном понимании (с помощью глаз и соответствующих зон мозга), а уже драконы точно в реальности не встречаются. Является ли тогда это предложение бессмысленным? Кажется, что нет. Оно когерентно в рамках своей языковой игры, служит реакцией на некоторый стимул (слова Мастера «перед вами - дракон») и само является стимулом для реакций других игроков. Каковы же референты этих терминов? Ясно, что эти референты – условия поведения вас и вашего персонажа, а не какие-то вещи. В чем отличие предложение - описаний и предложений - стимулов к действую? В том, что первый могут пройти процедуру верификации (что само по себе, конечно, действие), а вторые ? нет, мы можем лишь зафиксировать наличие или отсутствие ожидаемой реакции («пойди открой окно» требует открыть окно, это действие является значением высказывания, а «вы видите дракона» требует от вас определенных действий мышкой, словами или игральными кубиками, представляя в таком случае перформатив в сжатой форме).

Научное знание, однако, состоит из предложений обоих типов. Перформативами полны инструкции к экспериментам, а описаниями – отчеты об этих экспериментах («возможен синтез углеводородов из формальдегида»). Имея в запасе только перформативы, мы не можем создавать науку, так как именно в описаниях и содержится знание, коль сколько они могут быть верифицированы и оценены по шкале «истина-ложь».

Итак, игра нам в конец наскучила, и мы возвращаемся к столу, за работу. Какой урок мы можем извлечь из нашего опыта для философии сознания, той области, в которой сейчас происходят наши философские исследования? Я думаю, что наш мыслимый эксперимент может быть так переведен на профессиональный язык.

Если мы допустим существование некоторой субстанции, отличной от тела, им управляющей и выносящей решение о том, что это тело делает (двигается в пространстве, познает, взаимодействует с другими точно так же управляемыми телами), то эта субстанция не может производить верификацию предложений описания. В его мире не существует вещей, к которым отсылают термины, входящие в предложение.

Для дуализма (любого вида) это означает невозможность построения хоть сколько-то достоверного научного знания.