Систематизация и связи

Термины: 

политика

КТО ПРАВИТ МИРОМ

«Почему скоморохи и паяцы захватили власть над миром?» Над этим вопросом в дискуссионном клубе «Современность сквозь призму литературы» (куратор и ведущий Георгий Медведев) на филологическом факультете Санкт-Петербургского государственного университета размышлял известный философ и писатель Александр Секацкий, кандидат философских наук, доцент философского факультета Санкт-Петербургского государственного университета, лауреат премии Андрея Белого по литературе за 2008 год.

Выступление Александра Секацкого, как и всегда, вызвало острую дискуссию. Расшифровать этот «поток сознания» очень сложно. Поэтому советую прослушать аудиозапись по ссылке внизу.

Приведу наиболее интересные мысли участников дискуссии.

Под паяцами и скоморохами понимается авангард гламурной цивилизации – та, ещё не до конца идентифицированная сила, которая захватила и продолжает выступать на всяких подиумах, сценах, удерживая наше внимание и тем самым осуществляя свою власть. Гламурные новости занимают всё больше места в новостях и в жизни людей.

В эпоху средневековья паяцы, бродячие актёры и скоморохи представляли собой самую униженную часть общества, и были более поражены в правах, чем другие сословия.

Сегодня очередь на «фабрику звёзд» одна из самых интенсивных очередей в мире.

Проведённый лет пять назад опрос в Англии показал, что желающих стать «королевой Голливуда» значительно больше, чем желающих стать королевой Великобритании.

Когда-то власть безраздельно принадлежала специалистам по словам. Это были распорядители ритуала, специалисты вещего слова, которые будучи жрецами, шаманами, обладали гормонально подстрахованной властью над всеми членами социума. Потому что нарушить власть вещего слова невозможно было по определению. Ибо оно действовало нейрофизиологически и именно гормонально. Сейчас мы лишь наблюдаем остатки этого: когда краска бросилась в лицо (человек покраснел или чуть не умер от стыда).

Речь идёт о нескончаемой борьбе двух полярностей: воинским братством и специалистами по словам.

Первичный вызов бросили члены воинского братства. Они проявили невменяемость по отношению к вещему слову: они могли слушать обращённые к ним слова проклятия и при этом с ними ничего не случалось.

Освободиться от власти вещего слова и означает обрести форму безнаказанности речи.

Только с того момента, когда становится возможным безнаказанное редуцирование слова, становится возможна и поэзия (в отличие от мантры), становится возможен любой дискурс, за который мы не платим жизнью и смертью.

Это была величайшая форма освобождения. Это была первая элита – кшатрии, победившие брахманов.

Специалистам по словам оставалось приспосабливаться и воспевать подвиги господина, говоря не о себе, а используя своё освобождённое искусство для того, чтобы складывать пустые конфигурации символического – того, что уже не являлось вещим словом, но что грело душу господину.

Первоначально поэты были в скромной участи приглашённых на пир, чтобы воспевать подвиги их пригласившего господина.

Воспевание подвига увековечивает его и странным образом преумножает его присутствие в бытии.

Возникает эффект, когда дудочка факира заклинает змею.

Имело ли место «квота самоистребления элит»?

У Бенвенуто Челлини впервые встречается «Я – гений». До этого говорили лишь «мой гений», или как говорил Сократ – «мой даймон».

В средневековье текст был близок к оригиналу (к первоисточнику). Теперь оригинальным становится не тот, кто близок к оригиналу, а тот, кто продуцирует свой собственный текст.

Власть ресантимента основывалась уже не на вещем слове с его подкреплением гормональным воздействием на человеческое существо и на сущее, а на других критериях, остающихся всё ещё достаточно неясными и в чём-то даже мистическими.

Реванш специалистов по словам стал важнейшим историческим событием.

Логика реванша была связана с изменением знака (значения) на противоположный.

Реванш состоял в том, что вместо истории о господине, поэт рассказывает о себе, а очарование всё равно остаётся. Его углубление в собственный мир не привело к его казни, а зачарованность только усилилась.

С этого и начинается восхождение к власти пишущего сословия, которое победило братство по оружию.

Уже не закон легитимизирует силу, а наоборот, любое милитаристское устремление вынуждено искать санкции у специалистов по словам.

Именно братство по оружию освободило от власти вещего слова.

Сама демократия по своему происхождению это всегда военная демократия, это союз равных, кто готов на предельную ставку (смерть), и в силу этого способен на уважение друг к другу.

Демократия и существует в той мере, в какой она ещё сохраняет полноту или серьёзность ставки, в силу решимости возмездия.

Внутри союза писателей никакой демократии быть не может. Никогда специалисты по словам не могут быть организованы имманентно демократически, потому что их суть состоит в борьбе влияний. Поэт не может признать рядом с собой равного. Поэт должен продиктовать свою поэзию миру!

Нет ничего страшнее непризнанного писателя у власти.

Пока существует борьба за признанность, и критерий вкуса работает, мы имеет дело с диктатурой символического.

Что происходит, когда эпидемия графомании переходит в форму пандемии, когда огромное количество самопрезентаций вступает не в конкурентную борьбу, а определяется «датчиком случайных чисел»? – Среди представителей риторического слова возникает демократизированная форма последовательности предъявлений, когда можно дождаться своей очереди. Это и есть идея шоу.

Если радио апеллирует к незримому, то телевидение к зримому образу.

Опасность многообразия видимости может нанести ущерб скрытому трансцендентному измерению.

Мания наглядности в христианстве привела к исчерпанию сокрытого бога в его бесконечно тиражируемых образах.

Шоу Иисуса постепенно полностью утратило вещую силу.

Ислам, иудаизм твёрдо хранил невидимость своего господа. Это привело, с одной стороны, к зачаточному состоянию изобразительного искусства, к гораздо меньшей эффективности культурного производства, но выигрышем была сохранность трансцендентного.

Сохранность трансцендентного позволит одержать окончательную победу.

Сейчас именно поступок, в отличие от эстетического предъявления, становится основополагающей формой дефицита. Власть зрелища, власть шоу, власть скоморохов основана на последней специфической мистификации. Они должны работать очень быстро, чтобы их внушение не развеялось.

Шоу со всё ускоряющимися движениями и представляет ту форму наваждения, которой в конце концов мир вынужденным образом подчинится.

Вместо силы вещего слова нужно лишь умело дождаться своей очереди, чтобы себя предъявить.

Быстрая сменяемость шоу удлиняет эту очередь желающих попасть на фабрику звёзд, высунуться в телевизор.

Удивительная непритязательность предъявлений, которая подхватывает на последнем излёте вещую силу слова, и составляет то дно кризиса, где мы оказались.

Телевидение дезавуирует посыл вещего слова.

Историческое движение с точки зрения экзистенциального упадка достигло дна, исчерпало силу трансцендентного в бесконечных изображениях и тиражированиях, одновременно исчерпав силу вещего слова в его тотальной инфляции, доступности каждому, где распределение слушающих и вещающих определяется случаем, удачей, датчиком случайных чисел.

Прежние сверхзадачи не воспроизводятся.

Пастернак был прав: простота всего нужнее людям, но сложное понятней им.

Одна из современных проблем культуры это отсутствие иерархии. Главный враг культуры есть демократия. Она уничтожает многоцветье мира.

Демократия устраняет иерархию культуры. И тем самым уничтожается вариативность. Вне вариативности жизнь не развивается.

Мультинациональный глобализирующий мир это как раз то, что уничтожает вариативность. Вне вариативности жизнь и культура существовать не могут.

Мы стоим на пути умирания культуры. А телевидение и радио главные враги культуры.

Иерархия возобновится, но уже на новом уровне, когда текстов будет много, и сорное текстовое производство достигнет уровня падающих желудей.

Культуры без цензуры быть не может.

«Золотой век» русской литературы существовал при цензуре.

Ницше называл цензуру высшим видом помощи – помощь трудностями, что заставляет некоторых умолкнуть, а некоторых наоборот.

Преодоление цензуры привело к тому, что трудности прекратились, нечего стало преодолевать, некого стало стыдиться.

Если бы запретить в поэзии употреблять слово «любовь», то поэзия от этого только бы выиграла. Обходя эти запреты, мы тем самым порождаем новые смыслы.

Парадокс свободного письма и полной вседозволенности в Сети привёл к ситуации, когда написать текст стало проще, чем почесать затылок. Полная свобода порождает безответственность. А безответственность не позволяет реализовать в себе начало аскезы.

Писатель тоже должен стоять на большом пальце правой ноги, он тоже должен бороться за то, чтобы он был единственным выслушанным.

При отсутствии прямой директивной цензуры, возникает ситуация спонтанного сорного текстопроизводства, где в значительной мере шанс на услышанность обеспечивается генератором случайных чисел или посторонними элементами, например, правильной художественной политикой.

Пробиваясь через самоцензуру, можешь достигнуть гораздо большего, чем через цензуру, которая шла сверху.

Свобода это безнаказанный порядок слов. Если его нет, то ничего другого быть не может.

Это высшая форма порабощения, когда властвует мантра над поэзией.

Настоящий поэт не может не стремиться к тому, чтобы власть мантры была восстановлена. Иначе он никакой не поэт!

– «Датчик случайных чисел» это приём или нечто принципиально важное?

– Генерирование чистого случая недоступно человеческому сознанию. Человек не может назвать более пяти-шести случайных чисел, не обнаружив внутреннюю закономерность их выбора.

Первоначально власть духовная и верховная были соединены в одном лице вождя.

Эпоха, когда вещее слово перестало действовать на воинов, возможно, вызвана тем, что миф не справлялся со своей функцией высшего управления обществом. Когда ритм жизни был невысок и людей было численно мало, мудрость, заложенная в мифе, позволяла справляться со всеми трудностями и житейскими ситуациями, которые возникали у людей.

Когда же людей стало слишком много, и ритм стал убыстряться, миф перестал справляться со своей управленческой миссией, начался процесс обесценивания слова, и из-под власти жрецов-магов стали выходить первые претенденты на власть – воины.

Власть жрецов оставалась всегда, и сейчас остаётся, но только спряталась за спиной банковского капитала. По-настоящему, ведь не пресса нами правит и не телевидение, а те, кто заказывает музыку.

Скоморохи и паяцы лишь инструмент для осуществления власти.

Сейчас в России имеют доступ в интернет 20 процентов городского населения, а в целом по стране 7 процентов. Уровень интернетизации отражает уровень классов не производящих.

Когда будет стопроцентная компьютеризация, это будет конец цивилизации, потому что жрать будет нечего, если колхозники оторвутся от хозяйства и станут в интернете что-то смотреть.

В какой-то момент может возникнуть ситуация, когда люди перестанут обращать внимание на парламентские политические игры, и всё внимание посвятят гламурным скоморохам.

Власть это способ экспансии субъектов, не обязательно через политическое измерение, а через преумножение присутствия в душах и умах. Это и есть властители дум.

Не надо бояться потерпеть поражение. Онтологический статус философской рефлексии включает в себя и античное бесстрашие.

Не случилось ли так, что помимо братства воинов и специалистов по словам, появилось содружество торговцев, которое скупило и использует силу братства воинов и силу специалистов по словам в своих интересах?

Прочно лишь то, что основано на предельности ставки (когда ставка – жизнь или смерть).

«Тот, кто богат, тот пригож лицом и хорошо поёт», – гласит китайская пословица.

Телевидение это абсолютное зло, с которым нужно бороться!

Мы доживаем последнее десятилетие телевидения. Телевидение на последней вспышке своего могущества.

Телевидение не исчерпывает средства медиакратии.

Скорость передачи сообщений возрастает, но одновременно падает их содержательность.

Инфляция слова идёт по всем направлениям.

Всё подвергается инфляции. Это объективный процесс.

Непосредственным инструментом «сборки другого» является уже не только слово, но и изображение.

Образы не надо разъяснять!

– Почему воины выпали из-под власти священного слова жрецов?

– Иммунитет к вещему слову врождён в человечестве. Если бы не было выборочного иммунитета к вещему слову, как и к болезням и эпидемиям, человечество бы вымерло. Такую задачу выполняют изменённые состояния сознания. Тяга к самоосквернению это форма неучастия в утопиях (духовных наваждениях). Если вы считаете меня инструментом, то я всегда могу испортить этот инструмент – то есть самого себя. Это простейшая форма социального и экзистенциального протеста, которую отнять невозможно!

В немецкой и российской ментальности власть вещего слова очень велика. В англо-саксонской ментальности власть вещего слова минимальна. И это некие полярности.

Богоборческие мифы существуют ровно столько же, сколько и мифы, воспевающие богов.

Происходит подмена вещего слова его имитацией.

Общество теряет защитные реакции, такие, например, как здоровый консерватизм.

Власть вещего слова уходит в связи с засорением множеством текстов.

Сила вещего слова обязательно восстановится, оно уже восстанавливается!

– Как нужно действовать, восстанавливая силу слова?

- По Канту: жить, как если бы твоя собственная воля была законом большой вселенной.

Пусть даже это и не так, но от того, что мы в упор не видим каких-то вещей, мы их отчасти хотя бы дезавуируем и стираем. Никаких других способов нет.

Сегодня молчание обесценено гораздо больше, чем слово.

Прожилки молчания это арматура бытия, это знаки препинания, это те пробелы, которые структурируют оставшееся. Если исчезают пробелы, возникает сплошной серый шум.

Вернуться к молчанию нельзя тем же путём, которым мы от него ушли. Можно надеяться лишь на то, что из бросового искусства могут произрасти какие-нибудь «райские яблочки».

МОЁ МНЕНИЕ ПО ДАННОМУ ВОПРОСУ СЛЕДУЮЩЕЕ:

В связи с чем слово потеряло свою силу?

На мой взгляд, не столько потому, что изображение вытеснило слово, а более потому что слово потеряло силу имени, перестало быть смысловым кодом.

В чём сила слова?

Первоначально слово это имя, это код. Второй этап творения начался с присвоения имён сотворённому. Назвать имя объекта всё равно что приобрести власть над этим объектом.

Слово утратило мистический смысл первоначального имени, потеряло значение творящего кода.

Слово стало формальной оболочкой, лишённой символического смысла.

То слово обладает силой, которое может изменять мир.

Слово утратило изначальную силу, потому что отслоилось от присущего ему смысла.

Все великие учителя в индуизме, буддизме преимущественно молчали, или отвечали односложно на вопросы учеников. Их суть, суть их учения состояла в уподоблении, в настрое трансцендентному. Они не говорили много. Они понимали, что всякое слово это вибрация, созвучие, определённая сила. Словом можно убить, словом можно вылечить.

Поэтому их слово, когда оно произносилось, имело магическую силу вещевого слова, которая первоначально была у жрецов. Это были не слова, это были гимны, это был контакт. А сейчас, вследствие излишества слов, слово девальвировало, утратило свою силу.

Мне кажется, что молчание – золото в том смысле, когда сказано в нужное время, в нужном месте и именно ТО самое!

Мне представляется, что подлинная власть всегда в тени. Она может использовать паяцев для шоу, скоморохов в качестве депутатов, она может использовать в том числе и специалистов по словам.

Специалисты по словам (спичрайтеры) уже пишут тексты руководителям государства.

Специалисты по словам своего рода жрецы, шаманы. Они создают такой порядок слов, против которого, как против проклятия, устоять невозможно. Это своего рода кодировка. Они создают такой поток слов, такое заклятие, против которого массовое сознание фактически бессильно. Они есть, но они всегда в тени. Мы их никогда не видим, а только слышим.

Сила слова невидимого управляющего сохраняется, и мы все подвластны этой силе, хотим того или нет. Мы никуда от него не можем освободиться, и всё равно управляемы словом, хотя можем этого не осознавать. Мы будем повторять слово-«заклинание», даже если этого не хотим. Тайные психологические механизмы внушения сохранились и активно используются. Против них мы бессильны.

Свобода заключается не в выборе кнопки телеканала на пульте, а в отсутствии телевизора!

Кто же действительно правит миром?

Банкиры? Масоны? Медиамагнаты? Политики?

Миром правит Её величество Ложь!

Правдоискательство есть наитягчайшее из преступлений, поскольку разрушает основы империи Лжи, которая построена на развалинах Истины. Поэтому всякий посягающий на основу общественного устройства — Ее величество Ложь, — будет подвергнут смертной казни, дабы укрепить эту ложь неподкупной искренностью, как самым что ни на есть гениальным проявлением неправды. Искателей истины лишь используют для упрочения империи Лжи, которую наивные правдолюбцы пытаются разрушить своей неподдельной откровенностью.

В то время как правдолюбцы приходят и уходят, царство лжи растет и укрепляется благодаря их глупой честности. Разве можно относиться как к умному к тому, кто всегда говорит одну лишь правду? “Наверно, у него что-то не в порядке”, — подумает всякий, столкнувшись с таким человеком. Лгать это настоящее искусство! Говорить же правду может даже ребенок. Нет, очевидно, мир без лжи не был бы миром, в котором мы имеем счастье жить, радуясь и протестуя». (из моего романа «Чужой странный непонятный необыкновенный чужак» на сайте Новая Русская Литература http://www.newruslit.nm.ru

Желающие полностью прослушать дискуссию, могут скачать аудиофайл в формате dvf (два часа) по ссылке для скачивания: http://files.mail.ru/NOXFBL

Плагин от Sony http://www.nch.com.au/scribe/sony.html

Или, быть может, прав Данте: миром правит ЛЮБОВЬ, ЧТО ДВИЖЕТ СОЛНЦЕ И СВЕТИЛА?

ТАК КТО ЖЕ ПРАВИТ МИРОМ?

© Николай Кофырин – Новая Русская Литература – http://www.nikolaykofyrin.narod.ru